Может, одна лишь эта деревня на всю планету. Они
послали туда за помощью, если только я правильно их понял.
Помощь пришла примерно через час. Толпа человек в двадцать аборигенов,
возглавляемая сгорбленным стариком, опиравшимся на палку - даже удивительно
было, как он умудрился так быстро пройти столь большое расстояние. Старик
сел напротив землян и долго и сосредоточенно их разглядывал. Остальные
молча толпились за его спиной. Наконец, он заговорил, обращаясь, судя по
всему, не к людям, а к своим соплеменникам, но не поворачивая головы и не
сводя глаз с землян. Когда он закончил, Аррано озадаченно произнес:
- Если я правильно понял, он сказал, что не видит в нас особенного
вреда. Он говорил еще о какой-то больной памаке и о злых демонах, которые
наслали на нее болезнь, но мы, по его мнению, на этих демонов не похожи,
поскольку не можем летать. И потому нас можно взять с собой в деревню.
Только он почему-то хочет, чтобы мы оставили здесь карабин.
Аррано задал старику какой-то вопрос, и тот закивал головой, показал
длинным пальцем на карабин и сделал жест, как будто отбрасывал его прочь.
Он что-то снова произнес, и на этот раз Аррано понял, что он хотел сказать,
и перевел:
- Он говорит, что наш карабин разгневает памаку.
- Что будем делать?
- Придется подчиниться.
Аррано встал, протянул руку, с трудом взял у Санхо карабин и попытался
его отбросить. Но сил было слишком мало, и карабин упал совсем рядом, под
ноги старику. Тот наклонился, взял его за ствол, раскрутил над головой и
отбросил далеко в болото. Затем повернулся к ним и что-то сказал.
- Он говорит, что надо идти,- перевел Аррано. Санхо начал было
подниматься, но оказалось, что аборигены имели в виду совсем не это. Из
толпы, что стояла за спиной старика, появилось четверо с парой носилок, и
через несколько минут люди уже двигались во главе процессии, лежа на
носилках и с высоты оглядывая окрестности. Солнце опускалось к горизонту,
становилось прохладнее, носилки мерно покачивались в такт широким шагам
длинноногих аборигенов, и всего через несколько минут измученные люди
уснули, ни о чем больше не думая и не беспокоясь.
* * *
Санхо проснулся от того, что кто-то шумно задышал совсем рядом. Потом
послышалось переступание тяжелых ног, и все затихло. Но ощущение, что
совсем недалеко стоит кто-то огромный, не проходило. Санхо открыл глаза и
сразу все вспомнил.
Было совершенно темно. Он лежал в гамаке, подвешенном у стены хижины. А
в соседнем гамаке, он это помнил, должен был лежать Аррано. Было уже темно,
когда их принесли в деревню. В центре хижины, в очаге горел огонь, и он
успел все хорошо рассмотреть. Хижина была круглой, метров в десять в
диметре, стены ее были сделаны из травяных циновок, а крыша - из вязаных
пучков тростника, укрепленных на длинных шестах. Снаружи дул легкий
ветерок, и где-то совсем рядом слышался плеск волн невидимого в темноте
озера.
Их сняли с носилок и усадили в центре хижины, у очага, и вскоре много
народа - наверное, не меньше сотни аборигенов самого разного возраста -
набилось в хижину и сидело, глазея на невиданных чужеземцев. Они вовсю
разговаривали, обсуждая необычное происшествие, но, когда в хижину вошел
тот самый старик, что говорил с Аррано, все разом замолчали и повернулись в
его сторону. Он заговорил и говорил довольно долго, и под звуки его голоса
Санхо снова задремал и проснулся только тогда, когда ко рту его поднесли
деревянный сосуд с какой-то белой жидкостью. Он сделал сперва один
осторожный глоток, затем второй, а потом не раздумывая больше выпил
жидкость до дна. Она была похожа на молоко, только несколько гуще и с
небольшой кислинкой, и, выпив ее, он вдруг почувствовал необычайное
облегчение, задышал свободнее и спокойнее и, ощутив прилив сил, даже
попытался встать. Но сделать это ему не позволили. Двое аборигенов
осторожно приподняли его и уложили в гамак, подвешенный к держащим стены
толстым столбам. Он вспомнил еще, что очень удивился, откуда они взяли
бревна в этой безлесной местности, но это было последнее, что он помнил.
Потом он уснул.
Санхо прислушался к своим ощущениям. Дышалось легко и свободно, так,
будто он находился на Земле или же в своей капсуле, так, будто в воздухе
содержались необходимые двадцать три процента кислорода. Светофильтр шлема
был поднят, он это чувствовал, и потому сразу отбросил мысль о нечаянно
открытом кране кислородного баллона. Да и не дал бы тот кислород такого
облегчения, его хватило бы от силы часа на два нормального дыхания. Нет,
какое-то благотворное изменение произошло в самом его организме, Санхо всем
телом чувствовал возвращающиеся силы, и ему было радостно ощущать их
возвращение.
Кто-то снова завозился снаружи, зафыркал, шумно протяжно вздохнул. Уже
начинало светать, и дверной проем светлым пятном выделялся на фоне
окружающей тьмы. Санхо увидел, как на мгновение в нем показалась долговязая
фигура аборигена. Было тихо, только слышалось дыхание животного совсем
рядом да плеск волн. Санхо сел, свесив ноги, достал ими до земляного пола
хижины и встал. Силы вернулись, он снова чувствовал себя совершенно
здоровым и уверенным в себе. Медленно, стараясь ни на что не наткнуться в
темноте, он двинулся к выходу. На пороге он остановился.
Озеро было всего лишь в десятке шагов от входа. На берегу лежало около
десятка перевернутых лодок, справа, полускрытые в тумане, виднелись заросли
тростника. Он огляделся по сторонам. Было темно, и он различал лишь силуэты
хижин, вытянувшиеся вдоль берега. Над одной из них вился дымок, но света от
костра он не заметил. Все дышало миром и спокойствием. Он вдыхал чистый
утренний воздух и радовался, просто радовался жизни. И в этот момент из-за
угла хижины показалась голова гвабля...
Пятясь, не в силах оторвать взгляда от ужасающего силуэта, он двинулся
назад в спасительную темноту хижины. Карабин! Вот ведь проклятье - у них
даже нет теперь карабина! Идиотские суеверия, не надо было слушаться этих
дикарей!
Гвабль замер на месте, шумно дышал, не сводя глаз с человека, что-то
пережевывал. Он был всего лишь в нескольких метрах - огромный страшный
зверь, одного удара когтистой лапы которого хватало, чтобы в лепешку
размять скафандр особой защиты. Санхо сделал еще пару шагов назад и,
наткнувшись на один из боковых столбов у входа в хижину, без сил прижался к
нему. Бесполезно. Все бесполезно. Если гвабль решит напасть, не спасет
никакая хижина. Если он просто пройдется по деревне, здесь вообще не
останется хижин. И не останется аборигенов. Несчастные, что смогут они ему
противопоставить? Луки? Копья?
Санхо даже застонал от отчаяния. Перед его мысленным взором вновь
возникла ужасающая картина разгромленного лагеря Кланга. Здесь будет еще
хуже, подумал он. Здесь будет хуже, потому что Кланг хотя бы мог
сопротивляться - им теперь сопротивляться было уже бесполезно. Тридцать лет
назад именно он, Санхо, первым из людей выстрелил в гвабля - и вот теперь
пришла расплата. Если бы она настигла лишь его одного...
Он сделал еще шаг в темноту и столкнулся со спешащим к выходу
аборигеном. Санхо едва успел схватить его за руку. Тот что-то удивленно
спросил, и Санхо, протянув руку в сторону чудовища, сдавленно прошептал:
- Там гвабль.
Абориген посмотрел на чудовище и очень тихо, почти нежно прошептал в
ответ:
- Памака.
Он освободил руку и шагнул вперед. И Санхо, не веря тому, что видели его
глаза, как завороженный смотрел, как абориген бесстрашно подошел к
чудовищу, встал совсем рядом с его ужасающей головой и, протянув руку,
ласково потрепал его по холке. И гвабль, самое жестокое, самое ужасное,
самое беспощадное чудовище из всех, встреченных Санхо за долгие годы
скитаний по космосу, довольно заурчал в ответ.
* * *
- Твой летающий дом стоит за этим холмом,- сказал Упу, старший из
проводников, сопровождавших их до корабля.
Санхо кивнул. Он знал, что проводники дальше не пойдут. Они боялись
вести своих памак к блестящей башне, возвышающейся над плато. Они вообще не
одобряли желания людей добраться до корабля, они от всей души предлагали им
остаться жить в своей деревне на берегу озера.
Аррано, ходивший в разведку вместе с Упу, подошел к костру, уселся у
огня.
- Все в порядке,- сказал он,- До корабля километров пять, место
достаточно ровное, дойдем спокойно. Только холм этот придется обходить с
другой стороны, здесь овраг слишком глубокий,- он взял ветку, пошевелил ею
дрова в костре, немного помолчал, затем задумчиво сказал,- Даже странно
как-то. Вроде, и уходить не хочется. Привык.
- Да, не хочется уходить,- кивнул головой Санхо.
- Может, так было и с ними когда-то?
- Может быть. Только они наверняка пришли сюда без оружия. И не стреляли
раньше, чем могли подумать.
Через несколько минут все собрались у костра. Четверо проводников и двое
людей. Талбо принес кувшин только что надоенного молока памаки, которое в
свое время поставило землян на ноги, разлил его по деревянным чашкам, и они
не спеша начали пить. Потом немного посидели молча, глядя в огонь. Приятно
грело солнце, легкий ветерок дул в лицо, и не хотелось вставать и идти к
той металлической громадине, дышащей смертью и подозрением ко всему чужому,
что стояла за холмом. Но идти было нужно. Хотя бы для того, чтобы
рассказать людям о памаках.
На пригорке они остановились, помахали руками на прощание и двинулись
дальше. Проводники провожили их взглядами, стоя у костра. А рядом мирно
паслись три памаки, которые пронесли их на своих спинах всю дорогу от
деревни, и всю эту долгую дорогу кормили их своим молоком. Три ласковых
добродушных зверя. Они совсем не казались страшными теперь, несмотря на всю
свою ужасающую внешность - ручные домашние животные, которые делали жизнь
на этой планете, внешне такой неуютной, приятной для всех, кто приходил к
ним с добром. Но эволюция - а, быть может, и чья-то разумная воля -
наделила их в глубокой древности невероятной способностью к самозащите, и
они всегда оказывались сильнее охотника, какое бы оружие он ни применял.
И потому принцип, по которому работали все автоматические системы
защиты, принцип, которому следовали люди, исследуя Галактику, принцип,
гласящий "все неизвестное опасно", оборачивался в случае с памаками против
тех, кто им руководствовался. Этот принцип превращал памаку в грозного
хищника, способного запросто уничтожить любого, кто с ней сталкивался.
Через два часа они достигли корабля, вошли без помех в шлюзовую камеру,
переоделись и поднялись в рубку. Все здесь было как обычно, такое привычное
и такое позабытое. Горели огни под потолком рубки, заливая ее мягким
рассеянным светом. Горели сигнальные табло на пульте. Тревожно светилось
красным светом табло системы защиты в центре пульта.
Система защиты, как всегда, ждала нападения...

1 2 3