Впрочем, как и все.
Вместе с Шабаром, она пыталась просчитать — реально ли предложение, подкинутое Имрэном, существует ли возможность вывести корабль Аюми из системы Ками-Еиль-Ергу, не привлекая внимания. Ведь возможность, что здесь, где-то, совсем близко, поджидает враг, была более чем просто предположением.
С каждым днем она все острее понимала, что иной возможности уйти нет, как и то, что лучше остаться здесь, в сказочном замке навечно, чем показать местоположение флота врагу. А, глядя на пламенеющие кудри Имрэна, на его личико лиса, она понимала, что он не лгал, говоря об извечной враждебности Эрмэ, о ее ненависти ко всему свободному от ее власти, от ее диктата. О том, что флот, несомненно, прекратит существование, стоит Империи лишь найти его.
— Они сотрут в пыль эти корабли, — проговорил он убежденно, — скорее всего, просто сотрут в пыль, если смогут, или отправят в преисподнюю. Может, они и были б рады получить в свои руки технологии Аюми. Но кто знает наверняка? Империя верно, неотступно уничтожала всех, кто видел этот флот. Там, в мире Лиги не осталось никого...
— Ордо, — возразила Гресси тихо, — Ордо видел этот флот. Правда, Рэна — не Лига.
— Рэна — не Лига, — подтвердил Имрэн, — за те полгода, что прошли с вашего старта, Рэна стала всего лишь вотчиной Иллнуанари. Ее базой и колонией. Правда, это еще не объявлено официально.
Гресси, застыв, посмотрела в глаза Имрэна.
— Полгода? — спросила пораженно.
— Полгода, — ответил он.
Покачав головой, Гресс прикрыла глаза. Она не могла поверить, что так, незаметно, пролетела бездна времени. Имрэн появился лишь с неделю назад, не многим более недели прошло до его появления.
— Ты не путаешь? — спросила она Имрэна.
— Нет, — ответил юноша. — с момента вашего исчезновения прошло почти полгода. За эти полгода многое произошло. Оллами, пользуясь некогда оказанными Лиге услугами, попросила убежища, предоставив корабли и пилотов в полное распоряжение Софро. Господин Гайдуни Элхас — наш друг и союзник.
— Бред, — прошептала она.
— Реальность, — заметил Имрэн.
— Безумная реальность, — поправил Кантхэ, давно стоявший у порога. — Никогда не мог бы предположить, что Лига станет водить дружбу с контрабандистами.
— У Лиги и у Раст-Танхам — общий враг, — заметил Стратег, — и только Иллнуанари выбрала союзником Эрмэ.
— А остальные?
— Остальные колеблются, не в силах забыть старую вражду, но, наверное, и они придут, просить у Лиги союза. Другого пути нет, для всех, кто хочет выжить. Хотя, кто знает, выживет ли сама Лига.
Имрэн протяжно вздохнул, обернувшись от окна, посмотрел на Кантхэ. В янтаре глаз, чувствовалась грусть, усталое отчаяние. Тонкое личико лиса было умным и грустным.
Пройдя по комнате из угла в угол, Имрэн, на мгновенье остановился, и вновь тихо, не спеша, прошел от окна к стене и снова к окну. Гресси проводила его взглядом, чувствуя как, от неожиданности вести, подгибаются колени.
— Контрабандисты бегут с Раст-Танхам как крысы, — добавил Имри, — с тех пор как кто-то пустил слух, что Эрмэ обрушит свой первый удар на гнездо контрабандистов, планета стала почти безлюдна.
Гресс вспомнила многолюдные, яркие улицы, кипучую, бурную жизнь контрабандистской столицы. Белоснежные дома контрабандистской знати, широкую набережную многоводной реки, по которой сновали ярко расцвеченные катера, первую встречу с Гаем. Казалось, с тех пор прошла тысяча лет.
Она поджала губы и отвернулась к окну, чувствуя, что собственная юность и полноводье сил не радуют так, как в первые дни. Тяжко, не в мочь, было сидеть, сложа руки, любуясь на местные закаты и рассветы, наслаждаясь вкусом плодов и ароматом воздуха. Этот мир, прекрасный, по-своему дивный, стал темницей, из которой хотелось вырваться на волю.
— Дали Небесные! — услышала Гресс голос Рокшара, юный, задрожавший. — Почему? Раст-Танхам сотни лет платила дань Эрмэ.
— Эрмэ пронюхала, что Лига готовится к войне. Что весь наличный состав Стратегической разведки, снявшись с насиженных мест, перебазировался на Раст-Танхам. И она мстит.
— Но когда они ударят, планета будет пуста, — заметил Шабар.
— И, тем не менее, — ответил Имрэн, — пусть, даже все уйдут, Империя нанесет удар, стирая в пыль прошлое, что навек отпечаталось в камне улочек, в дорогах рек, во всем том, что дорого каждому, кто не оторвался от своих корней. Это излюбленный прием властителей всех времен и народов — оторвать от корней, заменить ложью правду, там, где не выгодна правда. Легко направлять не имеющих цели, легко лгать не имеющим памяти.
Гресси промолчала, сложив руки на груди. Шабар, подойдя к окну, заметил:
— Надоел этот бесконечный дождь...
Имрэн кивнул, помолчал, Рокшар подошел к Гресси, в серых глазах застыло напряжение. И хоть он не раз, рассказывая про Эрмэ, предрекал, что война — неизбежна, новость задела и его. Видимо, он, как и все, не ожидал, что неизбежность — неминуема. Кусая губы, он смотрел на Гресс, словно намереваясь что-то сказать. Гресс вздохнула, машинально поправила выбившуюся, упавшую на лицо прядь.
— Надоел этот мир, — проговорил Имрэн, поправив Шабара, через несколько минут полного молчания, — вы это хотели сказать?
— Это, — буркнул Шабар, — обидно прозябать на задворках событий, когда и твоя помощь не будет лишней. У меня за плечами сорок лет полетов. Сорок лет полетов в сложных условиях, согласитесь, Имри, это немало. Я хотел бы быть в Лиге, на Софро сейчас, а не прозябать в коридорах артефакта Странников, — в его голосе прозвучал отголосок недовольства и желчь горечи, — Да, — добавил он, — этот мир гостеприимен и уютен, но мне он надоел. Нельзя сидеть, сложа руки, есть ситуации, когда бездействие убивает вернее, чем нож.
— Но вы бездействовали, — проговорил Имри, — бездействовали, когда Ордо поднял этот клятый бунт. Вы, наверное, единственные, кто мог бы его остановить, но никто этого не сделал.
— Никто не знал, — отозвался пилот.
— Нет, — проговорила Гресс, — знали. Не знали, так чувствовали.... И я и Архат. Ордо здорово изменился. Последние дни перед этим бунтом был задумчив, иногда — безумно весел. И мало похож на того Ордо, которого я знала. Надо было спросить, и не спросить, а вытрясти из него эту правду.
Она взглянула в лицо Имрэна, в янтарные глаза. Имрэн пожал плечами и отвернулся.
— Он думал, что идет на самоубийство, — проговорил, не глядя ни на кого, — думал, что этот бунт положит конец самоуправству Хэлана и Локиты. Но... откуда ему было знать, что бунт задумала Локита?
Шабар тихонечко крякнул.
— А, вам-то, откуда это известно?
— Юфнаресс, — отозвался Имри, — ее доверенное лицо, он рассказал все, что знал, когда понял, что иначе никогда не избавится от положения и статуса эрмийского раба. Никогда не обретет свободы. Там, на Эрмэ свободы нет.
— Это правда, — подтвердил Рокше, вмешавшись в разговор, — там, на Эрмэ есть только власть и рабство. Только самоуправство и подчинение. А свобода — призрак. На Раст-Танхам можно быть свободным. Но не на Эрмэ. В наречиях Империи не существует самого понятия: «свобода», там его заменяет «власть».
— Откуда тебе известно? — пробурчав, спросил Шабар.
— Я был на Эрмэ, — ответил юноша, — и я знаю, что такое — быть рабом. Только никогда не думал, что Юфнаресс — раб. Он больше похож на Властителя.
— Стал похож, — отозвался Имрэн, — когда надышался воздухом Лиги.
Гресси посмотрела в лицо Рокшара, в серые глаза, на дне которых затаилась грусть, глаза, что были похожи на светлые льдинки. И вдруг, отчетливо и рельефно проступило, сквозь толщу лет, воспоминание, то которое не далось ей в руки когда-то, лишь поманив.
Трое мальчишек кувыркались в траве, носились друг за другом, как радостные, юные щенята. Двое из них были похожи друг на друга, как капли воды — черноволосые, зеленоглазые. Третий был рыж. Рыж, весел, непоседлив. Именно он начинал все игры, устраивал драки, он был непоседлив и быстр, словно у его сандалий выросли крылья.
А еще он был сероглаз, глаза, словно льдинки, смотрели, тая в глубине веселье и хитринку. У мальчишки, несмотря на юный возраст, были тонкие, точеные черты.
Вздрогнув, женщина перевела взгляд на Имрэна, и ей почудилось, будто тот ей подмигнул.
Выйдя из комнаты, чувствуя, что волнение подступает к горлу, Гресс прислонилась к стене и, услышав шаги, прозвучавшие за спиной, оглянулась.
— Имрэн? — спросила тихо, наугад.
— Да, — ответил юноша, — я.
— Что вы хотите?
— Поговорить. Один на один. Пойдемте в сад.
— Там дождь.
— Не бойтесь, он теплый.
Юноша взял ее под руку и повел, осторожно спускаясь по ступеням. Выйдя в сад, они пошли по дорожке, залитой водой, ступая прямо по лужам. Имрэн не ошибся, дождь был теплым, хоть и лил стеной.
Чувствуя, как намокает одежда, прилипая к коже, Гресси поежилась, и набросила край шелка на голову, что б вода не лила в глаза.
— Да, — проговорил Имрэн, срывая с дерева, плод, — я читаю мысли. И ваши, разумеется, тоже.
— Даже так, — проговорила женщина задумчиво.
— Даже так, — отозвался Имрэн, — прошу простить, но от меня это не зависит, это происходит непроизвольно. И всегда.
— И о чем же мы будем говорить? — проговорила женщина с иронией, — раз вам открыты мои мысли?
— Ну, мои-то, вам не прочесть. А мне есть что сказать.
— И что же? — она вздохнула и отерла воду, стекавшую по лицу.
— Ну, хотя бы то, что выход есть. Если и нельзя уйти из системы тройной, то, собственно, из этого мира, с этого корабля можно уйти.
— Куда? Как? Пешком по звездам?
— Здесь должен быть выход, — упрямо повторил Имрэн, — пришли же сюда как-то этот контрабандист и его друзья. И он не мог исчезнуть или закрыться. Так просто не бывает. Даже если нельзя, не привлекая внимания, уйти из системы Ками-Еиль-Ергу, то можно уйти тем путем.
— На Рэну?
— Наверное, — ответил Имри. — раз они оттуда пришли.
— Я в это не верю.
— А в то, о чем подумали, вы верите?
— Во что?
— Иридэ, — тихо отозвался Имрэн, — в то, что это именно он?
— Глупость, — тихо обронила женщина, откидывая с волос намокший шелк, отирая воду с лица.
— Нет. — возразил парнишка, — Это — истина. Но я знаю. Знаю, от Юфнаресса. А вот вы догадались. Вы почувствовали. И боитесь признаться себе.
— И что с того?
— Да ничего... — ответил Имрэн, — ничего.
Он несколько секунд помолчал, посмотрел ввысь, где молнии смешивались с яркими, летящими ниже облаков, яркими искрами золотых, огненных, не меркнущих шаров, полных сияющего света, соперничающих яркостью со сполохами молний. Женщина повернулась, готовясь уйти.
— Подождите, — попросил он, — я не все сказал. Я не сказал главного. Я, не могу уйти отсюда, как вы, я заперт здесь, в этом мире, что существует посреди неведомой Вселенной. Иной Вселенной, Гресс. Здесь иначе течет время, поверьте, каждый день, что мы проводим тут, там, в нашем мире, в том, где Лига, где Империя, где существуют Рэна и Ирдал, там, за каждый местный день, утекает месяц.
— Как? — произнесла женщина, удивленно.
— Аюми, — проговорил он, — хоть и похожи на людей, на самом деле — иные. Я еще помню их. Наверно, потому, что сам — Аюми, пусть наполовину. Но это не имеет значения. Имеет значения то, что хоть они и посетили значительную часть Вселенной, в той Вселенной им места не нашлось. Хоть мир и огромен.
— Почему?
— Вы еще спрашиваете? — удивился Имри, — вы же видели....
— Аюми?
Он кивнул. А она вспомнила высокую фигуру, что, приближаясь к замку, выходя из степи, так неожиданно встретилась ей на пути. Вспомнила ощущение огня, пронизывающего тело, ощущение собственной никчемности, незначительности, ничтожества. Имрэн кивнул.
— Да, — проговорили его губы. — наша раса была такой. Ни на одной планете людей мы не могли обойтись без маски. Не могли пройти рядом, так, что б нам не стали поклоняться или проклинать. Но и это не все. Мы не желали людям зла. Наши женщины были лекарками, целительницами, они лечили и учили, отдавая знания, что доставались нам легко. Легче, чем ты думаешь. Но мужчины, — этот дар, как проклятье, — не каждый способен вынести присутствие Аюми рядом. И не умереть. Мы — оружие, — прошептал он, — оружие, созданное мечтой об абсолютной власти. Оружие, что некогда выковала Эрмэ. Мечта и боль, любовь и смерть — вот что способны были Аюми принести в мир. Накал чувств, шквал безумия, захлестывающий разум. Ты можешь это понять?
Гресс слабо кивнула.
— Но ты же — Аюми, — возразила так же слабо, — почему ты не таков...?
— Я — ребенок, вечное дитя, — улыбнулся Имри. — как ни скажет отец. Я боюсь этого дара, и предпочел бы никогда не взрослеть. Никогда. Потому, что, я не рожден для одиночества, а только оно и будет, стоит мне повзрослеть, и принять этот дар. — он вздохнул, стерев улыбку с лица, пожал кончиками пальцев ее руку. Пожатие было слабым и теплым.
Гресс посмотрела в черты лица, прикрытые темнотой, покрытые тонкой пленкой воды, стекавшей с его волос, текущей по щекам и подбородку. Глядя на него, чуть, снизу вверх отмечала совершенную гармонию черт, взгляда, жестов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Вместе с Шабаром, она пыталась просчитать — реально ли предложение, подкинутое Имрэном, существует ли возможность вывести корабль Аюми из системы Ками-Еиль-Ергу, не привлекая внимания. Ведь возможность, что здесь, где-то, совсем близко, поджидает враг, была более чем просто предположением.
С каждым днем она все острее понимала, что иной возможности уйти нет, как и то, что лучше остаться здесь, в сказочном замке навечно, чем показать местоположение флота врагу. А, глядя на пламенеющие кудри Имрэна, на его личико лиса, она понимала, что он не лгал, говоря об извечной враждебности Эрмэ, о ее ненависти ко всему свободному от ее власти, от ее диктата. О том, что флот, несомненно, прекратит существование, стоит Империи лишь найти его.
— Они сотрут в пыль эти корабли, — проговорил он убежденно, — скорее всего, просто сотрут в пыль, если смогут, или отправят в преисподнюю. Может, они и были б рады получить в свои руки технологии Аюми. Но кто знает наверняка? Империя верно, неотступно уничтожала всех, кто видел этот флот. Там, в мире Лиги не осталось никого...
— Ордо, — возразила Гресси тихо, — Ордо видел этот флот. Правда, Рэна — не Лига.
— Рэна — не Лига, — подтвердил Имрэн, — за те полгода, что прошли с вашего старта, Рэна стала всего лишь вотчиной Иллнуанари. Ее базой и колонией. Правда, это еще не объявлено официально.
Гресси, застыв, посмотрела в глаза Имрэна.
— Полгода? — спросила пораженно.
— Полгода, — ответил он.
Покачав головой, Гресс прикрыла глаза. Она не могла поверить, что так, незаметно, пролетела бездна времени. Имрэн появился лишь с неделю назад, не многим более недели прошло до его появления.
— Ты не путаешь? — спросила она Имрэна.
— Нет, — ответил юноша. — с момента вашего исчезновения прошло почти полгода. За эти полгода многое произошло. Оллами, пользуясь некогда оказанными Лиге услугами, попросила убежища, предоставив корабли и пилотов в полное распоряжение Софро. Господин Гайдуни Элхас — наш друг и союзник.
— Бред, — прошептала она.
— Реальность, — заметил Имрэн.
— Безумная реальность, — поправил Кантхэ, давно стоявший у порога. — Никогда не мог бы предположить, что Лига станет водить дружбу с контрабандистами.
— У Лиги и у Раст-Танхам — общий враг, — заметил Стратег, — и только Иллнуанари выбрала союзником Эрмэ.
— А остальные?
— Остальные колеблются, не в силах забыть старую вражду, но, наверное, и они придут, просить у Лиги союза. Другого пути нет, для всех, кто хочет выжить. Хотя, кто знает, выживет ли сама Лига.
Имрэн протяжно вздохнул, обернувшись от окна, посмотрел на Кантхэ. В янтаре глаз, чувствовалась грусть, усталое отчаяние. Тонкое личико лиса было умным и грустным.
Пройдя по комнате из угла в угол, Имрэн, на мгновенье остановился, и вновь тихо, не спеша, прошел от окна к стене и снова к окну. Гресси проводила его взглядом, чувствуя как, от неожиданности вести, подгибаются колени.
— Контрабандисты бегут с Раст-Танхам как крысы, — добавил Имри, — с тех пор как кто-то пустил слух, что Эрмэ обрушит свой первый удар на гнездо контрабандистов, планета стала почти безлюдна.
Гресс вспомнила многолюдные, яркие улицы, кипучую, бурную жизнь контрабандистской столицы. Белоснежные дома контрабандистской знати, широкую набережную многоводной реки, по которой сновали ярко расцвеченные катера, первую встречу с Гаем. Казалось, с тех пор прошла тысяча лет.
Она поджала губы и отвернулась к окну, чувствуя, что собственная юность и полноводье сил не радуют так, как в первые дни. Тяжко, не в мочь, было сидеть, сложа руки, любуясь на местные закаты и рассветы, наслаждаясь вкусом плодов и ароматом воздуха. Этот мир, прекрасный, по-своему дивный, стал темницей, из которой хотелось вырваться на волю.
— Дали Небесные! — услышала Гресс голос Рокшара, юный, задрожавший. — Почему? Раст-Танхам сотни лет платила дань Эрмэ.
— Эрмэ пронюхала, что Лига готовится к войне. Что весь наличный состав Стратегической разведки, снявшись с насиженных мест, перебазировался на Раст-Танхам. И она мстит.
— Но когда они ударят, планета будет пуста, — заметил Шабар.
— И, тем не менее, — ответил Имрэн, — пусть, даже все уйдут, Империя нанесет удар, стирая в пыль прошлое, что навек отпечаталось в камне улочек, в дорогах рек, во всем том, что дорого каждому, кто не оторвался от своих корней. Это излюбленный прием властителей всех времен и народов — оторвать от корней, заменить ложью правду, там, где не выгодна правда. Легко направлять не имеющих цели, легко лгать не имеющим памяти.
Гресси промолчала, сложив руки на груди. Шабар, подойдя к окну, заметил:
— Надоел этот бесконечный дождь...
Имрэн кивнул, помолчал, Рокшар подошел к Гресси, в серых глазах застыло напряжение. И хоть он не раз, рассказывая про Эрмэ, предрекал, что война — неизбежна, новость задела и его. Видимо, он, как и все, не ожидал, что неизбежность — неминуема. Кусая губы, он смотрел на Гресс, словно намереваясь что-то сказать. Гресс вздохнула, машинально поправила выбившуюся, упавшую на лицо прядь.
— Надоел этот мир, — проговорил Имрэн, поправив Шабара, через несколько минут полного молчания, — вы это хотели сказать?
— Это, — буркнул Шабар, — обидно прозябать на задворках событий, когда и твоя помощь не будет лишней. У меня за плечами сорок лет полетов. Сорок лет полетов в сложных условиях, согласитесь, Имри, это немало. Я хотел бы быть в Лиге, на Софро сейчас, а не прозябать в коридорах артефакта Странников, — в его голосе прозвучал отголосок недовольства и желчь горечи, — Да, — добавил он, — этот мир гостеприимен и уютен, но мне он надоел. Нельзя сидеть, сложа руки, есть ситуации, когда бездействие убивает вернее, чем нож.
— Но вы бездействовали, — проговорил Имри, — бездействовали, когда Ордо поднял этот клятый бунт. Вы, наверное, единственные, кто мог бы его остановить, но никто этого не сделал.
— Никто не знал, — отозвался пилот.
— Нет, — проговорила Гресс, — знали. Не знали, так чувствовали.... И я и Архат. Ордо здорово изменился. Последние дни перед этим бунтом был задумчив, иногда — безумно весел. И мало похож на того Ордо, которого я знала. Надо было спросить, и не спросить, а вытрясти из него эту правду.
Она взглянула в лицо Имрэна, в янтарные глаза. Имрэн пожал плечами и отвернулся.
— Он думал, что идет на самоубийство, — проговорил, не глядя ни на кого, — думал, что этот бунт положит конец самоуправству Хэлана и Локиты. Но... откуда ему было знать, что бунт задумала Локита?
Шабар тихонечко крякнул.
— А, вам-то, откуда это известно?
— Юфнаресс, — отозвался Имри, — ее доверенное лицо, он рассказал все, что знал, когда понял, что иначе никогда не избавится от положения и статуса эрмийского раба. Никогда не обретет свободы. Там, на Эрмэ свободы нет.
— Это правда, — подтвердил Рокше, вмешавшись в разговор, — там, на Эрмэ есть только власть и рабство. Только самоуправство и подчинение. А свобода — призрак. На Раст-Танхам можно быть свободным. Но не на Эрмэ. В наречиях Империи не существует самого понятия: «свобода», там его заменяет «власть».
— Откуда тебе известно? — пробурчав, спросил Шабар.
— Я был на Эрмэ, — ответил юноша, — и я знаю, что такое — быть рабом. Только никогда не думал, что Юфнаресс — раб. Он больше похож на Властителя.
— Стал похож, — отозвался Имрэн, — когда надышался воздухом Лиги.
Гресси посмотрела в лицо Рокшара, в серые глаза, на дне которых затаилась грусть, глаза, что были похожи на светлые льдинки. И вдруг, отчетливо и рельефно проступило, сквозь толщу лет, воспоминание, то которое не далось ей в руки когда-то, лишь поманив.
Трое мальчишек кувыркались в траве, носились друг за другом, как радостные, юные щенята. Двое из них были похожи друг на друга, как капли воды — черноволосые, зеленоглазые. Третий был рыж. Рыж, весел, непоседлив. Именно он начинал все игры, устраивал драки, он был непоседлив и быстр, словно у его сандалий выросли крылья.
А еще он был сероглаз, глаза, словно льдинки, смотрели, тая в глубине веселье и хитринку. У мальчишки, несмотря на юный возраст, были тонкие, точеные черты.
Вздрогнув, женщина перевела взгляд на Имрэна, и ей почудилось, будто тот ей подмигнул.
Выйдя из комнаты, чувствуя, что волнение подступает к горлу, Гресс прислонилась к стене и, услышав шаги, прозвучавшие за спиной, оглянулась.
— Имрэн? — спросила тихо, наугад.
— Да, — ответил юноша, — я.
— Что вы хотите?
— Поговорить. Один на один. Пойдемте в сад.
— Там дождь.
— Не бойтесь, он теплый.
Юноша взял ее под руку и повел, осторожно спускаясь по ступеням. Выйдя в сад, они пошли по дорожке, залитой водой, ступая прямо по лужам. Имрэн не ошибся, дождь был теплым, хоть и лил стеной.
Чувствуя, как намокает одежда, прилипая к коже, Гресси поежилась, и набросила край шелка на голову, что б вода не лила в глаза.
— Да, — проговорил Имрэн, срывая с дерева, плод, — я читаю мысли. И ваши, разумеется, тоже.
— Даже так, — проговорила женщина задумчиво.
— Даже так, — отозвался Имрэн, — прошу простить, но от меня это не зависит, это происходит непроизвольно. И всегда.
— И о чем же мы будем говорить? — проговорила женщина с иронией, — раз вам открыты мои мысли?
— Ну, мои-то, вам не прочесть. А мне есть что сказать.
— И что же? — она вздохнула и отерла воду, стекавшую по лицу.
— Ну, хотя бы то, что выход есть. Если и нельзя уйти из системы тройной, то, собственно, из этого мира, с этого корабля можно уйти.
— Куда? Как? Пешком по звездам?
— Здесь должен быть выход, — упрямо повторил Имрэн, — пришли же сюда как-то этот контрабандист и его друзья. И он не мог исчезнуть или закрыться. Так просто не бывает. Даже если нельзя, не привлекая внимания, уйти из системы Ками-Еиль-Ергу, то можно уйти тем путем.
— На Рэну?
— Наверное, — ответил Имри. — раз они оттуда пришли.
— Я в это не верю.
— А в то, о чем подумали, вы верите?
— Во что?
— Иридэ, — тихо отозвался Имрэн, — в то, что это именно он?
— Глупость, — тихо обронила женщина, откидывая с волос намокший шелк, отирая воду с лица.
— Нет. — возразил парнишка, — Это — истина. Но я знаю. Знаю, от Юфнаресса. А вот вы догадались. Вы почувствовали. И боитесь признаться себе.
— И что с того?
— Да ничего... — ответил Имрэн, — ничего.
Он несколько секунд помолчал, посмотрел ввысь, где молнии смешивались с яркими, летящими ниже облаков, яркими искрами золотых, огненных, не меркнущих шаров, полных сияющего света, соперничающих яркостью со сполохами молний. Женщина повернулась, готовясь уйти.
— Подождите, — попросил он, — я не все сказал. Я не сказал главного. Я, не могу уйти отсюда, как вы, я заперт здесь, в этом мире, что существует посреди неведомой Вселенной. Иной Вселенной, Гресс. Здесь иначе течет время, поверьте, каждый день, что мы проводим тут, там, в нашем мире, в том, где Лига, где Империя, где существуют Рэна и Ирдал, там, за каждый местный день, утекает месяц.
— Как? — произнесла женщина, удивленно.
— Аюми, — проговорил он, — хоть и похожи на людей, на самом деле — иные. Я еще помню их. Наверно, потому, что сам — Аюми, пусть наполовину. Но это не имеет значения. Имеет значения то, что хоть они и посетили значительную часть Вселенной, в той Вселенной им места не нашлось. Хоть мир и огромен.
— Почему?
— Вы еще спрашиваете? — удивился Имри, — вы же видели....
— Аюми?
Он кивнул. А она вспомнила высокую фигуру, что, приближаясь к замку, выходя из степи, так неожиданно встретилась ей на пути. Вспомнила ощущение огня, пронизывающего тело, ощущение собственной никчемности, незначительности, ничтожества. Имрэн кивнул.
— Да, — проговорили его губы. — наша раса была такой. Ни на одной планете людей мы не могли обойтись без маски. Не могли пройти рядом, так, что б нам не стали поклоняться или проклинать. Но и это не все. Мы не желали людям зла. Наши женщины были лекарками, целительницами, они лечили и учили, отдавая знания, что доставались нам легко. Легче, чем ты думаешь. Но мужчины, — этот дар, как проклятье, — не каждый способен вынести присутствие Аюми рядом. И не умереть. Мы — оружие, — прошептал он, — оружие, созданное мечтой об абсолютной власти. Оружие, что некогда выковала Эрмэ. Мечта и боль, любовь и смерть — вот что способны были Аюми принести в мир. Накал чувств, шквал безумия, захлестывающий разум. Ты можешь это понять?
Гресс слабо кивнула.
— Но ты же — Аюми, — возразила так же слабо, — почему ты не таков...?
— Я — ребенок, вечное дитя, — улыбнулся Имри. — как ни скажет отец. Я боюсь этого дара, и предпочел бы никогда не взрослеть. Никогда. Потому, что, я не рожден для одиночества, а только оно и будет, стоит мне повзрослеть, и принять этот дар. — он вздохнул, стерев улыбку с лица, пожал кончиками пальцев ее руку. Пожатие было слабым и теплым.
Гресс посмотрела в черты лица, прикрытые темнотой, покрытые тонкой пленкой воды, стекавшей с его волос, текущей по щекам и подбородку. Глядя на него, чуть, снизу вверх отмечала совершенную гармонию черт, взгляда, жестов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95