У него осталось три
тюбика концентратов, крекеры и сыр - довольно плохой.
- Держи, - он протянул сыр Олсону. Олсон взял его, ничего не сказав.
- Мушкетер, - сказал Макфрис с той же кривой улыбкой.
К половине шестого стало темнеть. В воздухе закружились первые
светляки. В низинах клубился молочно-белый туман. Кто-то впереди спросил,
что будет, если туман заволокет дорогу.
Ответил голос Барковича:
- А ты как думаешь, балда?
"Четыре выбыли, - думал Гэррети. - Восемь с половиной часов в пути, и
выбыли только четверо. Но всех я все равно не переживу. Хотя почему бы и
нет? Ведь кто-то..."
Разговор замолк, и воцарилась тяжелая тишина. Их окружала темнота, в
которой таинственно плавали островки тумана. Гэррети вдруг до смерти
захотелось прижаться к матери, или к Джен, или к любой другой женщине, и он
удивился, зачем он здесь и что он здесь делает. Впрочем, он был не один -
рядом блуждали в темноте еще девяносто пять таких же болванов.
В горле у него опять застрял слизистый шар, мешая глотать. Впереди
кто-то тихо всхлипывал, потом все опять затихло.
До Карибу оставалось десять миль. Эта мысль немного успокаивала. Он
жив, и незачем думать о том, чего пока еще нет.
Без четверти шесть донесся слух об одном из предыдущих лидеров по
имени Трэвин. Теперь он медленно, но верно отставал, и кто-то сказал, что у
него диаррея. Гэррети не мог в это поверить, но, увидев Трэвина своими
глазами, понял, что это правда. Бедный парень все время подтягивал штаны и
каждый раз получал предупреждения. Гэррети удивился, почему он вообще не
снимет штаны. Лучше идти с голым задом, чем валяться мертвым.
Трэвин согнулся, как Стеббинс с его сэндвичем, и каждый раз, когда он
вздрагивал, становилось ясно, что у него снова схватило желудок. Гэррети
сам почувствовал тошноту. В этом не было никакой тайны, никакого ужаса -
просто парень, которого прохватывал понос. Ужасными были только
последствия.
Солдаты внимательно следили за Трэвином. Они ждали. Наконец бедняга
присел, не смог встать, и они пристрелили его со спущенными штанами. Он
перекатился на спину, устремив оскалившееся лицо к небу. Кого-то стошнило,
и ему влепили предупреждение.
- Вот и следующий, - сказал Гаркнесс.
- Заткнись! - прошептал Гэррети. - Просто заткнись.
Все молчали. Гаркнесс с пристыженным видом снова стал протирать очки.
Того, кого тошнило, не застрелили.
Они миновали компанию веселящихся тинэйджеров, попивающих коку. Юнцы
узнали Гэррети и наградили его овацией. У одной из девушек были потрясающие
груди, и ее приятель жадно смотрел, как они трясутся, когда она прыгала.
Гэррети решил, что из него вырастет настоящий маньяк.
- Глянь, какие у них сиськи! - сказал Пирсон. - Ух ты!
Гэррети подумал о том, девушка ли она.
Потом они прошли мимо большого круглого пруда, затянутого туманом.
Среди тумана виднелись таинственные заросли водных растений, в которых
хрипло квакала лягушка. Гэррети подумал, что этот пруд - одна из самых
красивых вещей, какие он когда-либо видел.
- Какой большой штат, - заметил Баркович откуда-то спереди.
- Как он меня достал, - ни к кому не обращаясь, сказал Макфрис. - Так
хочется его пережить!
Олсон шептал молитву. Гэррети с тревогой посмотрел на него.
- Сколько у него предупреждений? - спросил Пирсон.
- Ни одного.
- Но вид у него не очень-то добрый.
- Как у нас у всех, - сказал Макфрис. Опять тишина. Гэррети впервые
принял, что у него заболели ноги. Не только бедра и колени, но и ступни -
наступая на них, он чувствовал боль. Он застегнул куртку и поднял воротник.
- Эй, глядите! - крикнул Макфрис.
Они все посмотрели налево. Так раскинулось маленькое сельское
кладбище, обнесенное каменной оградой. Ангел со сломанным крылом смотрел на
них пустыми глазами.
- Наше первое кладбище, - весело сказал Макфрис. - На твоей стороне,
Рэй. Ты теряешь все накопления. Помнишь эту игру?
- Слишком много болтаешь, - неожиданно сказал Олсон.
- А что такого, старина? Дивное место, последний приют, как сказал
поэт. Уютная гробница...
- Заткнись!
- Тебе что, не по вкусу мысль о смерти, Олсон? - осведомился Макфрис.
- Как сказал другой поэт, пугает не смерть, а то, что придется так долго
лежать под землей. Ты этого боишься, Чарли? Ничего, не дрейфь! Придет и
наш...
- Оставь его в покое, - сказал Бейкер.
- С чего это? Он тут храбрился и уверял, что всех нас с говном съест.
Так что, если он теперь ляжет и помрет, я не собираюсь его от этого
удерживать.
- Если он не помрет, помрешь ты, - сказал Гэррети.
- Да, я помню, - Макфрис опять улыбался, но на этот раз совсем
невесело, сейчас Гэррети почти боялся его. - Это он забыл.
- Я больше не буду так делать, - хрипло сказал Олсон.
- Остряк, - Макфрис повернулся к нему. - Так ты себя называл? Что ж ты
теперь не остришь? Можешь лечь и сдохнуть здесь, это сойдет за шутку!
- Оставь его, - сказал Гэррети.
- Слушай, Рэй...
- Нет, это ты послушай. Хватит с нас одного Барковича. Незачем ему
подражать.
- Ладно. Будь по-твоему.
Олсон молчал. Он только поднимал и опускал ноги. Полная темнота
наступила в половине седьмого. Карибу, теперь уже в шести милях, слабо
мерцал на горизонте. Людей у дороги было мало - все ушли домой ужинать.
Туман призрачными лентами развевался по холмам. Над головой замерцали
звезды. Гэррети всегда хорошо разбирался в созвездиях. Он показал Пирсону
Кассиопею, но тот только хмыкнул.
Он подумал о Джен и испытал укол вины, вспомнив о девушке, которую
поцеловал утром. Он уже не помнил, как выглядела та девушка, но помнил свое
возбуждение. Если прикосновение к ее заду так его возбудило, то что было
бы, просунь он ей руку между ног? Он почувствовал спазм внизу живота и
поморщился.
Джен было шестнадцать. Волосы у нее спускались почти до талии. Грудь у
нее была не такая большая, как у той девушки. Ее грудь он хорошо изучил;
это занятие сводило его с ума. Он хотел заняться с ней любовью, и она
хотела, но он не знал, как ей об этом сказать. Были парни, которые могли
добиться _этого_ от девушек, но ему никогда не хватало воли. Он подумал о
том, сколько среди них девственников. Гриббл, который назвал Майора убий
цей, - девственник ли он? Наверное, да.
Они вошли в город Карибу. Там собралась большая толпа, приехала машина
с журналистами. Прожекторы осветили дорогу ярким белым светом, сделав из
нее теплую солнечную лагуну в море тьмы.
Толстый журналист в тройке бегал вдоль дороги, подсовывая микрофон под
нос участникам. За ним двое запыхавшихся техников перетаскивали шнур от
микрофона.
- Как вы себя чувствуете?
- Отлично. Да, отлично.
- Устали?
- Да, конечно. Но пока чувствую себя отлично.
- Что вы думаете о ваших шансах?
- Ну... не знаю. У меня еще достаточно сил.
Он спросил быкообразного детину по фамилии Скрамм, что он думает о
Длинном пути. Скрамм, ухмыляясь, сказал, что это самая большая херня, какую
он когда-нибудь видел. Репортер торопливо кивнул техникам, и один из них
тут же метнулся куда-то назад.
Толпа бесновалась, взволнованная присутствием телевидения не меньше,
чем самой встречей. Там и сям размахивали портретами Майора на
свежевытесанных кольях, с которых еще капала смола. Когда мимо проезжали
камеры, люди прыгали еще активней, чтобы их увидели тетя Бетти и дядя Фред.
Они прошли магазинчик, владелец которого выставил на дорогу автомат с
прохладительными напитками, украсив его транспарантом: "_Участникам_
_Длинного_ _пути_ - _от_ _Эва_!" Рядом стояла полицейская машина, и
блюстители порядка терпеливо объясняли Эву - как, без сомнения, делали это
каждый год, - что населению запрещено оказывать какую-либо помощь
участникам.
- Он тебя спрашивал? - спросил кто-то Гэррети. Это, конечно же, был
Баркович. Гэррети почувствовал, что его усталость растет.
- Кто и что?
- Репортер, балда. Спрашивал, как ты себя чувствуешь?
- Нет, - он молился, чтобы Баркович куда-нибудь исчез вместе с болью в
ногах, становящейся нестерпимой.
- А меня спросили, - похвастался Баркович. - Знаешь, что я им сказал?
- Нет.
- Сказал, что чувствую себя превосходно, - агрессивно сказал он. - Что
могу идти хоть целый год. И знаешь, что еще?
- Заткнись, а? - устало попросил Пирсон.
- А тебя кто спрашивает, уродина? - окрысился Баркович.
- Уйди, - сказал и Макфрис. - У меня от тебя башка болит.
Оскорбленный Баркович чуть отошел и пристал к Колли Паркеру:
- Хочешь знать, что я им...
- Пошел вон, пока я не оторвал тебе нос и не заставил съесть, -
рявкнул тот. Баркович ретировался.
- На стенку хочется лезть от этого типа, - пожаловался Пирсон.
- Он бы порадовался, услышав это, - сказал Макфрис. - Он сказал
репортеру, что станцует на могилах нас всех. Это и дает ему силы идти.
- В следующий раз, когда он подойдет, я ему врежу, - слабым голосом
сказал Олсон.
- Ага, - сказал Макфрис. - Пункт 8 запрещает вступать в ссоры с
товарищами по состязанию.
- Плевал я на пункт 8, - отозвался Олсон с кривой улыбкой.
- О, я вижу, ты понемногу оживаешь, - сказал Макфрис.
К семи они снова пошли быстрее: так можно было немного согреться. Мимо
проплыл магазин на перекрестке. Покупатели изнутри махали им и что-то
беззвучно кричали, похожие на рыб в аквариуме.
- Мы выйдем где-нибудь на шоссе? - спросил Бейкер.
- В Олдтауне, - ответил Гэррети. - 120 миль отсюда.
Гаркнесс тихо присвистнул.
Скоро Карибу кончился. Они прошли уже сорок четыре мили.

Глава 4
"Абсолютным шоу было бы такое, где
проигравшего участника убивают".
(Чак Беррис)

Карибу все были разочарованы.
Он оказался точь-в-точь похожим на Лаймстоун.
Людей было побольше, но в остальном то же самое - деловой центр,
бензоколонка, "Макдональдс" и парк с памятником героям войны. Школьный
оркестр неподражаемо плохо исполнил национальный гимн, попурри из маршей
Соузы и под конец, совсем уж фальшиво, "Янки-дудл".
Снова появилась та женщина, которую они видели на дороге. Она все еще
искала своего Перси. На этот раз ей удалось в суматохе прорваться через
полицейских, и она стала бегать вдоль дороги, высматривая Перси. Солдаты
насторожились, и было уже похоже, что мамаше Перси сейчас выпишут
внеочередной пропуск. Потом полицейские схватили ее и стали запихивать в
машину. Маленький мальчик с хотдогом в руке задумчиво наблюдал это зрелище.
Больше в Карибу ничего примечательного не случилось.
- А что после Олдтауна, Рэй? - спросил Макфрис.
- Я не дорожная карта, - ответил Гэррети сердито. - По-моему, Бангор.
Потом Огаста. Потом Киттери и граница штата, в 330 милях отсюда. Доволен?
Кто-то ахнул:
- Три сотни миль?
- И еще тридцать, - мрачно добавил Гаркнесс. - Невозможно представить.
- Это все невозможно представить, - сказал Макфрис. - Интересно, где
сейчас Майор?
- Укатил в Огасту, - предположил Олсон. - Греть жопу.
Все улыбнулись, а Гэррети подумал, что Майор для них прошел эволюцию
от Бога до Маммоны за какие-нибудь десять часов.
Их осталось девяносто пять. Но это еще не самое худшее. Хуже всего -
представить, когда это случится с Макфрисом. Или с Бейкером. Или с
писателем Гарнессом. Он попытался отогнать эти мысли.
За Карибу дорога стала пустынной. На перекрестках одиноко горели
фонари, в свете которых проходящие участники отбрасывали причудливые черные
тени. Где-то далеко пропыхтел поезд. Взошедшая луна пронизала туман нежным
опаловым мерцанием.
Гэррети отхлебнул воды.
- Предупреждение! Предупреждение 12-му! Это ваше последнее
предупреждение, 12-й!
Двенадцатым был парень в яркой ковбойке по фамилии Фентер. Похоже,
одна нога плохо его слушалась. Когда через десять минут его застрелили,
Гэррети едва обратил на это внимание. Он слишком устал. Когда он обходил
труп Фентера, в руке у того что-то блеснуло. Медальон Святого Христофора.
- Если я отсюда выберусь, - сказал Макфрис, - знаешь, что я сделаю?
- Что?
- Буду трахаться, пока член не посинеет. Никогда мне так не хотелось,
как сейчас, без четверти восемь первого мая.
- Ну ты даешь!
- Точно! Знаешь, Рэй, меня бы даже ты устроил, не будь ты такой
небритый.
Гэррети засмеялся.
- Чувствую себя принцем, - Макфрис потер свой шрам. - Мне бы теперь
Спящую Красавицу. Уж я бы так поцеловал ее, что сумел бы разбудить. А потом
мы с ней поехали бы на поиски приключений. Во всяком случае, до ближайшей
гостиницы.
- Пошли, - еле слышно поправил Олсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27