Все началось более ста лет назад, когда в Австралии, в городе Брисбенне, в семье гражданина Израиля Иосифа Кандерса и французской подданной Вероники Обориной родился мальчик, которого назвали Мартином.
Странная это была пара — его родители. Все их имущество умещалось в двух сумках, сбережения — в одном кошельке. У них никогда не было своего дома, не было и страны, которую они могли бы назвать своей, и тем не менее, судя по письмам их знакомых, которые нам чудом удалось достать, они были вполне довольны своей жизнью и, может быть, даже счастливы.
Иосиф, в возрасте 18 лет покинувший Германию, чтобы помочь своему народу на исторической родине, недолго задержался там. Ему было тесно в маленьком и, несмотря на враждебное окружение, благополучном Израиле. Он всегда ощущал себя гражданином мира. Он пустился странствовать — и где только не перебывал за свою недолгую жизнь! На одном из грандиозных рок-фестивалей в Штатах он встретился с Вероникой. С тех пор они не разлучались, хотя их союз никогда не был ни зарегистрирован, ни освящен согласно обряду какой-либо религии.
Они были очень разные: импульсивный, общительный Иосиф и молчаливая, замкнутая дочь русских эмигрантов второй волны. Их объединяла неудовлетворенность той жизнью, которую вело большинство, и вера в то, что можно жить иначе. Они принадлежали к поколению «детей цветов», поколению бунтарей. Большинство их сверстников, положенное число раз проскандировав «make love, not war», полежав на пути армейских грузовиков и отдав должное свободной любви, затем благополучно сворачивали в тихую гавань размеренной жизни; для Иосифа и Вероники бунт и вечный поиск не были позой. Они без труда зарабатывали себе на жизнь, на свои бесконечные странствия — Вероника неплохо рисовала, Иосиф создавал новые компьютерные игры, с бесконечным разнообразием разрабатывая тему встречи Героя с Неведомым.
Они выбрали не слишком удачное место и время для рождения своего единственного ребенка — в тот год слой озона над Южным полушарием, и до того истончившийся, разорвался, и поток безжалостного ультрафиолета устремился на Землю. По этой или по иной причине (Вероника с проклятиями вспоминала «порошок мечты», которому отдала дань в юности) мальчик родился слабым, болезненным, с деформированными ручками, с неприятного вида родимыми пятнами на теле. Врачи и знакомые сочувственно качали головами: бедные родители, вряд ли этот ребенок принесет им много радости. Тем не менее Кандерсы не унывали. Они продолжили свои странствия. Они переехали в Непал, оттуда — с годовалым Мартином на руках! — умудрились проникнуть в тщательно охраняемый китайскими властями Тибет. Они искали мудрости или смысла жизни, или чего-то в этом роде — не знаю. Посещение святой страны завершилось тюрьмой и высылкой — и это был еще благополучный исход. Видимо, Востока с них было достаточно, и они отправились в Новый Свет. В 1979 году они поселяются в Мексике. Спустя год, когда Мартину еще не исполнилось восемь лет, Иосиф Кандерс был захвачен «революционной армии Юкатана» как агент американского империализма, в качестве такого агента судим и расстрелян. Его отрезанная голова была выслана в Мерилу как доказательство серьезности намерений революционеров, а тело так и не нашли. Похоронив то, что осталось от мужа, Вероника с сыном вернулась в Европу. Она смогла дать Мартину хорошее образование — он окончил медицинское отделение университета в Бордо, стал практиковать, обнаружил способности исследователя. Однако спустя три года он внезапно оставил практику и лабораторию и отправился в страну, где погиб его отец.
Дальнейшие годы его жизни известны хуже. Мы знаем, что он почти десять лет провел на Юкатане, изучая «древнюю медицину майя» — предмет, о котором так охотно пишут журналы с яркими обложками и так неохотно говорят ученые. Потом он отправился на Восток, в Индию, и почти столько же лет провел в Бенаресе, в тамошней школе йоги. Он, как и его отец, пытается попасть в Тибет: в документах китайского посольства в Дели сохранилось его заявление с просьбой о выдаче визы; однако мы не знаем, была ли она выдана и воспользовался ли ею Кандерс.
Одно можно сказать с уверенностью: он действительно многому научился за годы своего пребывания на Западе и Востоке. Один лишь факт: как я уже упоминал, Кандерс родился с деформированными руками — практически он был инвалидом. Таким он оставался и в годы учебы в Бордо. Между тем никто из помнивших его по Харлему и Кисслингену не упоминает о каких-либо его физических недостатках — в Европу он вернулся совершенно здоровым человеком. Он исправил то, что, с точки зрения медицины, исправлению не поддается.
Дальнейшие годы его жизни, связанные с центром «Праджапати», нам хорошо известны. Однако прежние представления о центре и его деятельности следует полностью пересмотреть.
С самого начала, когда я только познакомился с материалами, посвященными центру, меня заинтересовала одна деталь. Почему все-таки Кандерс не брал плату с некоторых пациентов, проходивших углубленный курс? Я стал сличать списки и выяснил, что посетители «Праджапати», впоследствии ставшие его сотрудниками, за обучение, как правило, не платили. Мало того, в деле сохранились заявления лишь четверых из них о желании пройти такой курс. Надо думать, остальным Кандерс предложил пройти его сам. Сам предложил, понимаете? То есть он знал о них нечто такое, чего они сами не знали. Он их выделил из потока посетителей. Когда же был сделан этот выбор — или лучше сказать, отбор? Вероятно, на тех самых собеседованиях, которые проводились со всеми поступающими. В таком случае мы должны заключить, что целью этих собеседований была не столько диагностика состояния организма посетителя, сколько выявление его скрытых возможностей.
И еще один вопрос. Почему они оставались там так долго? Я имею в виду сотрудников. Даже в самых эзотерических школах такого типа обучение длится от силы четыре года. Люди, проходившие курс возвышения у Кандерса и ставшие его сотрудниками, не покинули центр до самой смерти его руководителя. Они пробыли там по 15 — 20 лет, а первые трое — Герц, Вергерус и Макферлайн — свыше тридцати! Странно, правда? Это скорее напоминает не сотрудничество, а нечто иное…
— Вы хотите сказать — послушничество?
— Вот именно! При этом — вот еще одна любопытная деталь — далеко не все из числа «сотрудников» помогали Кандерсу вести прием посетителей и проводить лечение. В документах упоминаются лишь несколько человек: тот же Вергерус, еще Пратт, Каталани, Нован и наш знакомый Глечке — вот и все. Что же в это время делали остальные? Видимо, продолжали свое «самоуглубление и самосовершенствование». В чем же они совершенствовались?
Повторюсь: все эти вопросы возникли у меня еще при первом знакомстве с документами. После рассказа Янины, после того, как она нашла среди учеников Кандерса своего ночного собеседника, все встало на свои места.
Центр «Праджапати» не был ни лечебницей, ни школой восточной мудрости. Избавление от недугов служило лишь приманкой. По сути организация, созданная Кандерсом, была фильтрационным пунктом, местом отбора. Посетители служили материалом. Кандерс искал людей с необычными способностями — таких, как он сам. Найденные оставались в центре и действительно достигали «самосовершенствования и самоуглубления», — но не в том смысле, который обычно вкладывают в эти слова. Основатель центра развивал в них то, в чем сам был силен, — экстрасенсорные и парапсихологические способности. Развивал до необычайных, кажущихся нам фантастическими пределов. Они становились его учениками и последователями. Вот почему он не брал с них плату и вот почему они оставались там до его смерти. Так постепенно росла секта избранных.
Оказав помощь попавшим в беду детям, Кандерс выдал себя. Он вынес урок из этой истории и впредь уже не раскрывал своей тайны. К этому времени секта достигла оптимальной численности, надобность в поиске новых адептов отпала, и в Кисслингене община замкнулась. Гусеница стала куколкой. Там, за толстыми стенами аббатства, велась нелегкая работа по накоплению могущества.
Шли годы. Ученики постепенно становились подмастерьями, а позже и мастерами. Возможно, некоторые даже превзошли учителя. Он больше ничего не мог им дать. И тогда Мартин Кандерс умер. Оболочка была разорвана, и 16 бабочек растворились в ночных сумерках. Они скрылись, затаились, но это не означает, что они сидели без дела. Каждый занялся своим.
Один задался целью превратить всех людей в служителей муз и начал вовсю лепить новых Моцартов и Рембрандтов. В том, что при этом применялось сверхчувственное воздействие, я теперь нисколько не сомневаюсь.
Другой поселился в тайге, и вот уже все зверье слушает его рассказы и учится обходить флажки. Но если бы только флажки! Янина предприняла некоторые исследования. Она решила проследить, не изменилось ли поведение животных в Сибири и в Восточной Азии в целом. Оказалось, изменилось, да еще как!
Известно, что с момента возникновения авиации ее бичом являются птицы, особенно в районах аэропортов. Сотни аварий, человеческие жертвы, все новые средства борьбы с этим злом, от сирен до ручных соколов — и все, можно сказать, впустую, столкновения птиц с самолетами продолжались. И вот теперь оказывается, что во всей Восточной Азии такой проблемы больше не существует. За последние пять лет не зафиксировано ни одного столкновения. Птицы, обычно живущие вблизи аэропортов, покинули эти районы.
Мало того, изменились вековые пути перелетов. Цапли больше не летят из Южного Китая в Приамурье через Монголию, где власти до сих пор сквозь пальцы смотрели на их массовый отстрел. Теперь они летят восточнее, над морем, и отдыхают на недавно сооруженном японцами искусственном острове севернее Оки. Местные газеты с восторгом пишут о внезапном появлении прекрасных птиц, у обитателей океанополиса уже появился новый обычай «встречи цапель». Никто не знает, чем это вызвано. А я, я знаю! Это Лютов, его старания. Его же влиянием объясняется резкий рост популяции волков в Забайкалье. Охотники жалуются — зверь уходит от облав. Правда, при этом количество нападений на скот не только не растет, а становится меньше. Все удивляются, почему так.
Да, нападений пока нет. И эмиграция птиц из районов аэропортов — благо. Но ведь он вторгается в биоценоз, в необычайно сложные цепи, где один вид служит либо пищей, либо ограничителем для другого! Что будет, когда популяция достигнет естественного предела и ей не будет хватать пищи? Не травой же они будут питаться! И каким будет следующее вторжение в природу ее заклятого друга?
Третий ученик продолжил дело учителя: он производил отбор. Однако он отбросил лечебный камуфляж. Его сердцу милее гигантские облавы, сопровождаемые гибелью ненужного материала, человеческих отбросов. Он ищет жемчужины — тех, кто не поддается его чарам, не страшится галлюцинаций, а значит, сам способен их вызывать. Этот третий превзошел учителя — он может воздействовать на электромагнитные волны, создавая звуковые и видеоартефакты.
Что делают остальные, мы не знаем. Трудно даже представить все последствия, к которым может привести их деятельность. По сути, человечество столкнулось с небывалым вызовом. На наших глазах рядом с ним возникло новое мини-человечество «избранных». Каковы бы ни были их намерения, мы не можем оставить ситуацию в нынешнем виде. Сейчас мы ее не контролируем. Мы должны взять ее под контроль — пока только это. «Дело Глечке» следует переквалифицировать в «дело Кандерса» или «дело избранных». К его расследованию необходимо привлечь дополнительные силы.
Некоторое время Риман молчал, потом заметил:
— Полагаю, пока мы имеем недостаточно данных, чтобы строить столь широкие обобщения. Мне кажется, что вы, Александр, все же драматизируете ситуацию и демонизируете противника. Слушая вас, я вспомнил легенду о герое, которому царь поручил вспахать и засеять поле. Он не знал, что семена, которые ему вручили, — это зубы дракона. Вместо колосьев из земли поднялись воины, которые набросились на героя. Не помню, чем кончилось дело…
— Кажется, он спасся, бросив в гущу врагов то ли слиток золота, то ли камень. Они стали драться между собой и все погибли.
— Да, методика известная. Так что, переименовывать дело мы пока не будем. Основной целью расследования остается поиск и задержание Томаса Глечке, подозреваемого в массовых убийствах. Коварные замыслы других учеников Кандерса — лишь ваши предположения. Но я согласен с тем, что нам следовало бы их найти и выяснить, чем они занимаются. Кстати, как вы собираетесь это сделать? Признаться, я несколько растерялся.
— Как искать? Ну, как обычно ищут. По оперативным данным…
— Но ведь их уже искали. Несколько лет искали — и никого не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37