Великие воины Облачных Земель со своими серебряными метательными ножами, бледной сталью, круто выгнутыми луками и чубами на головах не удостаивали кланы своим вниманием. Стараясь говорить небрежно, Райф спросил:
— А каковы признаки человека, занимающегося древним знанием?
— Говорят, что такие часто чувствуют вкус и запах металла. И после ворожбы их охватывает слабость. Зрение мутнеет, желудок сводит судорогами, сильно болит голова. Степень недомогания зависит от количества истраченной силы. Я видел раз, как один кувыркнулся с коня прямо в грязь, и прошла неделя, прежде чем он поднялся на ноги. Он попытался сделать то, что превышало его силы и его мастерство, и это чуть его не убило.
У Райфа горели щеки. Он тоже чуть не упал с коня, когда попал в сердце бладдийскому копейщику.
— Было время, когда мастера древнего знания ценились высоко. Тогда известка, скрепляющая кладку Горных Городов, была еще бела, как снег, а в кланах правили короли, а не вожди. Есть люди, которые скажут тебе, что строители Вениса обязаны древнему знанию не меньше, чем своим мастеркам и зубилам. А кое-кто добавит, что у лордов-основателей текла в жилах немалая толика Древней Крови.
— Древней Крови?
Глаза Ангуса сменили цвет.
— Это просто так говорится. Древняя Кровь, древнее знание — это одно и то же.
Ответ был уклончив, и Райф догадался, что сейчас Ангус уведет разговор в сторону. Так оно и вышло.
— Кланники в те времена тоже занимались такими вещами. Так, по мелочам: знахарство, прорицания и тому подобное. Только во времена Хогги Дхуна кланы решительно отмежевались от всякого колдовства.
— Ни один кланник, достойный своего амулета, не станет делать того, что противно естеству.
— Да неужто? — Ангус поскреб щетину на подбородке. — А как, по-твоему, кланник получает свой амулет? Случайно? По воле судьбы? Или ведун тянет соломинки из шапки?
— Он сновидит.
— Вот то-то, сновидит. В этом, ясное дело, ничего противного естеству нет. — Ангус красноречиво покрутил головой. — А взять, к примеру, сам священный камень. Я так понимаю, что каждый человек таскает с собой его порошок, так что известка у вас всегда под рукой. Едешь, скажем, где-нибудь и видишь разрушенную стенку. Берешь несколько чашек воды, немного золы из костра, пригоршню порошка священного камня — глядишь, и починил.
Райф сердито посмотрел на дядю.
— Мы носим священный камень с собой, потому что это Сердце Клана. Мы всегда так делали.
Ангус, к его удивлению, мирно кивнул.
— Да, парень, ты прав. Мне не следовало тебя дразнить. Такой уж я есть — иногда меня так и разбирает. Будь Дара здесь, она бы выкинула меня на снег. — Ангус встал и сунул куропаточьи кости в печку.
Райф смотрел, как пляшет пламя под дымовым отверстием. Щеки и пальцы, тронутые морозом, покалывало, и усталость охватила его, как прибывающая вода. Даже раздражение против Ангуса не желало проявляться.
— А в наши дни кто-нибудь занимается древним знанием?
Ангус подкладывал дрова в печь, но Райф уловил в нем какаю-то перемену.
— Есть кое-кто, только их мало.
— И в кланах тоже?
— Возможно. Но и в кланах, и за их пределами на это смотрят косо. В городах теперь царит Единый Бог, а он ревнив. Всякая сила, не принадлежащая ему, притесняется и подлежит забвению. Хогги Дхун пришел к этому еще тысячу лет назад, когда изгнал из клана всех чародеев. У Единого Бога длинные руки. Он живет в горных городах, но будь уверен — его власть простирается и на кланы.
— Но мы поклоняемся Каменным Богам.
— Верно. Благодарите за это последнего из клановых королей.
Райф запустил руку в волосы, не понимая, куда Ангус клонит.
— Почему ты все время упоминаешь Хогги Дхуна? Он ненавидел города и их ревнивого бога. Он перебил десять тысяч горожан в битве у Каменных Пирамид. Он сделал Горькие холмы своей стеной и поклялся, что ни один человек, не входящий в клан, не поставит за ними своего дома. Он спас кланы и никогда не имел дела с Единым Богом.
Ангус загружал печку на ночь, выбирая самые толстые поленья.
— Тут ты прав. Хогги в самом деле спас кланы. Он знал, какая угроза таится в городах. Он знал, что при малейшей возможности они перейдут через Горькие холмы и разобьют священные камни кланов в прах. Он знал, что они думают о кланах с их девятью богами. Хогги Дхун был не дурак. Одной рукой он сражался с городами, а другую протянул им навстречу.
— Хогги Дхун не протягивал им руку.
— Вот как? Значит, это простое совпадение, что он объявил старую науку вне закона в то же самое время, когда это сделали в городах? Простые совпадения — древнее знание, а не поступок умного человека, который, видя, что мир меняется, решил измениться вместе с ним?
— Я не понимаю.
— Все очень просто. Отречься от Каменных Богов Хогги Дхун не был готов. Он знал, каким жестоким варваром считают его в городах, и знал, что войны за веру в Мягких Землях на Юге могут легко перекинуться и на Север. Поэтому вместо того, чтобы обособиться со своими богами и навлечь на себя гнев городов, он предпочел бежать вместе со стаей. Всех приверженцев древнего знания изгнали или затравили собаками. Для Хогги это были пустяки. Каменные Боги всегда были суровы и не скорбели об умерших. Одним этим ловким ходом Хогги Дхун обратил Горные Города из врагов в сторонников. Он и потом сражался с ними — ты знаешь об этом лучше меня, — но сражения всегда велись за землю, а не за веру. Общая вера — великая сила, но ничто не вяжет так крепко, как общая ненависть.
Райф уставился на Ангуса, не зная, что и думать. Хогги Дхун был последним из великих клановых королей, и никто в клане не излагал его историю таким умаляющим его образом.
— Если Горные Города так стоят за свою веру, почему они тогда не пошли на суллов? Сулльские боги древнее клановых.
Ангус закрыл печную дверцу, и стало темно.
— Потому что у суллов им нужно было отнять только землю, а не богов.
Райф закрыл глаза, ожидая, что Ангус скажет еще что-нибудь, но тот умолк и стал устраиваться на ночлег у противоположной стены. Райф чуть было не заговорил сам, чтобы нарушить молчание, — ему почему-то не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Через некоторое время дыхание Ангуса стало ровным, и Райф решил, что дядя спит. Скоро ли уснет он сам? Скоро ли к нему явятся страшные сны?
19
ВИСЕЛИЦА
Аш задержала дыхание, сморщилась изо всех сил и принялась кромсать свои волосы. Смотреть, как они падают на снег, она не могла. Дура, говорила она себе. Тщеславная, малодушная дура. Это всего лишь волосы — они отрастут. Но все-таки она так и не смогла себя заставить обрезать их так коротко, как собиралась. Руки отказывали ей, нож норовил взять пониже, и у нее не хватало духу с этим бороться.
Поначалу она намеревалась остричься, как мальчик, но это было решено при свете дня, когда решения легче принимаются и выполняются. Теперь, в полночь, на этой очищенной от снега железной скамейке на улице Пяти Изменников в Нищенском Городе, среди мрака, нависших крыш и куч черной грязи, ей вообще ничего не хотелось делать. И она очень любила свои волосы, хотя они и не завивались и не так блестели, как у Каты.
Тщеславная, малодушная дура, опять обругала себя Аш, перепиливая ножом последние пряди. Ну вот. Готово. Она провела рукой по неровно отхваченным, доходящим теперь до плеч волосам, привыкая к новому ощущению и новому весу. Голова ее стала необычайно легкой, словно Аш выпила за ужином слишком много красного вина. Бледные серебристые пряди, длинные, как змеи, клубились на снегу у ее ног. Отпихнув их носком сапога, Аш постаралась себе внушить, что это просто куча старой соломы.
Услышав близко шаги и чей-то смех, она нагнулась и собрала волосы в матерчатый мешочек у пояса. За них можно выручить хорошие деньги на улице Стриженой Овечки, но Аш не была уверена, стоит ли продавать их. Она слышала, о чем говорят в городе. Все как один высматривали высокую тонкую девушку с длинными светлыми волосами и плоской грудью. Аш посмотрела на свою грудь. Эта подробность ее словесного портрета мало-помалу отходила в прошлое. Просто удивительно, как быстро может расти какая-то часть тела, если ей этого хочется. Даже если это тело не кормят ничем, кроме овса и гусиного жира.
Аш затаилась, пока шаги и смех не смолкли вдали. Грубый шерстяной плащ кололся, и обитающая в нем живность копошилась лениво, как свойственно живности подобного рода в холодные ночи начала зимы. Хорошо хоть эти твари не кусаются — надо быть благодарной и за это.
Свою прежнюю одежду Аш продала в ту же ночь, как вырвалась из крепости, пока еще весть о ее побеге не разнеслась по городу и никто не начал искать девушку, подходящую под описание воспитанницы Пентеро Исса. Ее платье, хоть и простое, было отличного качества, и в городе не найти было обуви лучше ее сапожек из телячьей кожи. Старая перекупщица охотно дала Аш взамен теплый плащ с капюшоном, толстые шерстяные чулки и варежки, платье неприметного бурого цвета и крепкую пару «шлюхиных сапог». По словам женщины, их прозвали так из-за толстых подошв, на которых девушка весь день может разгуливать по улицам, не чувствуя холода.
Аш иногда замечала, что мужчины поглядывают на ее ноги. Носки сапожек были подбиты яркими медными подковками, заметными даже с другой стороны улицы. Прошедшим днем Аш замазала их углем и навозом, надеясь, что это избавит ее от вопрошающих взглядов мужчин и ехидных замечаний уличных девок.
Свой кожаный пояс с серебряной пряжкой она продала той же перекупщице за три серебряные монеты. На эти деньги Аш каждое утро покупала себе овсяную лепешку и колбасную шкурку, начиненную гусиными шкварками. Так она кормилась пять дней, и у нее осталась только одна монетка.
Ночевала она вместе с нищими и шлюхами. Это было легко: стоило только проследить, куда люди деваются с наступлением ночи, — даже самые бедные горожане укрывались в свои знакомые норы. Нор этих было множество. Клинообразные углубления под мостовыми, замерзшие сточные канавы, разрушенные сторожевые башни, покрытые сверху лосиными шкурами, заброшенные ямы для жарки мяса, бездействующие нужники, сухие колодцы, лазейки в кучах снега вдоль южной городской стены и в самом городе, ведущие в какие-то каменные склепы и катакомбы, — куда только не заползал нищий люд.
Хуже всего была первая ночь, когда Аш вышла от перекупщицы с деньгами в кулаке, не зная, куда идти дальше. Опасаясь темных, заброшенных мест, она держалась шумных, забитых народом улиц. За ночь она обошла весь город. Пройдя через большой каменный двор, известный как площадь Печати, где Гарат Лоре провозгласил себя королем, прежде чем быть зарезанным наемниками своего брата, она спустилась по Островерхой дороге на темные слякотные улицы Нищенского Города. Стены, кровли и мостовые там были черны от угольной копоти из тысячи труб. Даже снег чернел еще на лету, пропитываясь сажей.
Нищенский Город казался Аш чем-то вроде ада, хотя Ката всегда говорила о нем с нежной гордостью. По ее словам, там можно было купить целый вареный окорок или погреть руки о кружку с пивом, такую горячую, что она растопит снег, если поставить ее наземь, и встретить на его улицах темнокожих женщин в парчовых капюшонах или увешанных ножами тонкогубых наемных убийц. Но Аш, как ни смотрела, видела только грязь, копоть и открытые язвы на лицах людей. На ветчину и пиво у нее не было денег, и попадались ей только шлюхи, дерущиеся со своими сводниками, мальчишки, расчищающие слякоть лопатами, угольщики у дымных костров да изможденные пьяные старики.
Никто здесь никому не доверял. Аш быстро научилась держать руки при себе и не пялить глаза. Не полагалось смотреть слишком долго на продавцов горячей еды или пива, а также надолго задерживаться около них.
А все же в Нищенском Городе легко было затеряться. Там никто не рвался найти воспитанницу правителя. Исс, правда, обещал выплатить вороний вес в золоте за сведения, которые приведут к ее поимке, но жителям Нищенского Города просто не верилось, что знатная дама из Крепости Масок способна найти сюда дорогу.
Аш слышала разговоры об этом. Женщины заявляли, что выбелят себе волосы щелоком, перевяжут туго-натуго груди и пойдут требовать награду; мужчины вполголоса толковали о Рубаках, повальных обысках, поджогах и о том, как Марафис Глазастый ослепил одного потрошильщика. Тот утверждал, будто видел, как Асария Марка вошла в Храм Костей и попросила убежища у его молчаливых жрецов, но эти сведения оказались ложными.
Аш вздрогнула. Иногда ей казалось, что Марафис это сделал только ради того, чтобы эта новость дошла до нее и вселила в нее страх.
Решив, что не станет бояться, она направилась на юг через мясной рынок. Увидев впереди бледные высокие очертания Рога и Кости, она не отвела глаз. Это были единственные строения Крепости Масок, видимые на таком расстоянии.
Аш знала, что Рог скроется из виду, стоит ей только пройти несколько улиц на север, но она еще не нашла во всем городе ни одного угла, закоулка или щели, откуда не была бы видна Кость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107