с Абу Мансур
Мухаммед ибн Дустом - человеком, который, как говорили, обладал
познаниями "во всех науках".
"Он задал мне такой вопрос: "Что ты скажешь, есть ли какая-нибудь
материя за пределами небесного свода и звезд?"
"Материей, - ответил я, - условились называть только то, что
находится под этим небесным сводом, все остальное же нет..."
"А как ты скажешь, - спросил он, - есть ли за пределами этих
сводов что-нибудь нематериальное?"
"Неизбежно, - ответил я, - ибо, поскольку наблюдаемый мир
ограничен, пределом его условились считать свод сводов. Пределом же
называют то, что отделяет одно от другого. Следовательно, приходится
сделать вывод, что нечто, находящееся за пределом небесного свода,
должно как-то отличаться от того, что находится в его пределах".
"Так, - продолжал он, - если разум заставляет признать, что
существует это нечто нематериальное, то есть ли у него, в свою
очередь, предел? Если есть, то до каких пор оно простирается? Если же
нет, то каким образом безграничное может быть преходящим?"
О таких вещах мы толковали некоторое время между собой.
"Все это чрезвычайно смущает меня", - молвил он.
Я заметил: "Кого это не смущало?.."[Насир-и Хусрау. Сафар-намэ.
Книга путешествия. М.-Л., 1933]
Характерно также то, что герои поэмы "Искандер-намэ" всемирно
известного поэта и мыслителя Низами (ок. 1141 - ок. 1209), обсуждая
вопрос о происхождении мира, ищут на него ответ в соображениях ученых
и мыслителей стран Востока и Запада, а не в религиозных книгах.
Абу Али ибн Сина (Авиценна) считал, что в мире царит естественная
закономерность, не нуждающаяся в участии "божественного провидения".
Мир, по Ибн Сине, материален, вечен и существует в силу непреложной
необходимости. Исследуя вопросы происхождения гор и окаменелостей, Ибн
Сина, приняв во внимание то, что было высказано по этому поводу рядом
ученых древности, в своем энциклопедическом труде "Книга исцеления"
("Китаб аш-шифа") приходит к выводу, что горы произошли естественным
путем.
Начиная со среднеазиатского астронома и географа Ахмеда Фергани
(IX в.), передовые ученые стран распространения ислама все с большей
определенностью говорили о сферичности или шаровидности Земли и ее
месте среди других небесных тел. Так, арабский математик и астроном
аль-Баттани (852-929) писал: "Земля кругла, ее центр (марказуха) среди
небесной сферы, а воздух окружает ее со всех сторон, сравнительно с
орбитой знаков зодиака, она вроде точки по своей малости"[Цит. по:
Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. М.-Л., 1957, т. 4, с. 101.].
Эти выводы завоевывались в борьбе против схоластики, одной из
опор которой являлся Коран. Именно поэтому гениальный ученый хорезмиец
Абу Рейхан Бируни (973 - ок. 1050), указывая, что "шарообразная форма
для Земли есть естественная необходимость"[Бируни Абу Рейхан.
Избранные произведения. Ташкент, 1963. т. 2, с. 249.], критиковал тех,
кто отвергал этот научный взгляд. "Если бы Земля не была круглой... -
цитировал он труд индийского ученого, - день и ночь не были бы
различными летом и зимой, и положения (небесных. - Л.К.) светил и
линии их вращения не были бы такими, какими их находят"[Там же, с.
247.].
Рассказывая о преданиях древних индийцев, по которым "прежде всех
вещей была вода", начавшая "пениться, и из нее появилось что-то
белое", из чего "создатель сотворил яйцо Брахмы" (причем, по одной
версии, когда "яйцо раскололось", то "одна из двух его половин стала
небом, а другая - землей", из обломков их образовались дожди), Бируни
критиковал Коран. Имея в виду 9-й аят 11-й суры Корана, где сказано об
Аллахе: "И он тот, который создал небеса и землю в шесть дней, и был
его трон на воде...", ученый писал: "А теория индийцев о существовании
воды раньше всего сотворенного основана на том, что именно благодаря
воде сцепляются все мельчайшие частицы, растет все растущее и держится
жизнь во всяком одушевленном существе. Следовательно, она есть орудие
и инструмент творца, когда он хочет творить [что-либо] из материи. И
подобное этому сказано в откровении (в Коране. - Л.К.) в словах
Аллаха..." "И был его трон на воде". Все равно, относить ли это,
исходя из прямого значения, к определенному телу, которое Аллах назвал
таким именем и повелел почитать, относить ли его к истолкованию
[скрытого значения] через "царство" или что-либо подобное, смысл
[получается] один: в то время, помимо Аллаха, не было ничего, кроме
воды и его трона. Если бы наша книга не ограничивалась учениями одной
религиозной общины, мы привели бы [примеры] из учений религиозных
общин, существовавших в древности в Вавилоне и вокруг него, которые
походят на рассказы об этом яйце, но еще более нелепы"[Бируни Абу
Рейхан. Избранные произведения, т. 2, с. 215.].
Бируни был глубоко прав, сравнивая взгляды разных народов, находя
между ними общие черты и высказывая свое к ним отношение. Да, уже к
его времени такие представления о Вселенной и Земле не выдерживали
испытания временем.
Наивно было бы, однако, полагать, что столь несхожие взгляды на
мир могли мирно уживаться. Этого не было как на Востоке, так и на
Западе. Не случайно в средние века возникло учение о двойственности
истины, согласно которому истинное в философии может быть ложным в
теологии и наоборот. Конечно, этот тезис не был выражен в столь
категоричной форме. Однако важно уже то, что допускалась возможность
сосуществования по тому или другому вопросу двух "истин". К этой мысли
ученые и философы подходили исподволь, и едва ли не главное, что их
приблизило к ней, - это разногласия, которые они обнаруживали, трудясь
над той или иной проблемой науки, уже в самом подходе и толковании ее
в сочинениях науки и религии и, применительно к исламу, в Коране.
Еще основоположник арабской философии Абу Йусуф Йакуб аль-Кинди,
живший в IX веке, не случайно противопоставлял "истины", выдававшиеся
богословием за высшее знание, тому, что получено в результате
кропотливого анализа, научного познания. В "Трактате о количестве книг
Аристотеля и о том, что необходимо для усвоения философии" аль-Кинди
отделяет науку от того, что называется "божественным знанием", но "не
требует ни исканий, ни трудов, ни человеческой сообразительности, ни
времени"[Цит. по: Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и
Среднего Востока IX-XIV вв. М., 1961, с. 46.].
Одновременно мыслители того времени искали легальную возможность
спокойного исследовательского труда, желали избавиться от подозрений и
преследований со стороны духовных ретроградов и поддерживавшей их
феодальной администрации.
В условиях господства духовного сыска ученые ищут "легальные"
формы ухода от преследований за вольнодумство, от упреков в том, что
они, например Абу Рейхан Бируни, считают возможным не ссылаться в
своих трудах на аяты Корана как непререкаемый авторитет, научный
довод. Богословы не могли не видеть, что великий хорезмиец хотя и не
был атеистом, но стремился отделить науку от религии. В своей "Индии",
исследуя взгляды индийцев на созвездие Большой Медведицы и то
значение, какое придается ему при составлении долговременного
календаря, он отмечал, что допускаемые при этом разнобой и ошибки
"проистекают из недостаточного применения математики... и смешения
научных вопросов с религиозными преданиями"[Бируни Абу Рейхан.
Избранные произведения, т. 2, с. 343.].
В XII веке арабский философ Ибн Рушд (Аверроэс) пишет особое
"Рассуждение, выносящее решение относительно связи между религией и
философией" - своего рода исповедь наболевшего сердца, охваченного
желанием обеспечить себе и другим ученым условия для объективного
исследования духовной жизни. Он предлагает даже своего рода
"компромисс": "Всякий раз, когда выводы доказательства приходят в
противоречие с буквальным смыслом вероучения (считать, что. - Л.К.),
этот буквальный смысл допускает аллегорическое толкование..."[Первый
русский перевод с арабского языка этого "Рассуждения..." приложен к
книге переводчика: Сагадеев А.В. Ибн-Рушд (Аверроэс). М., 1973, с.
169-199.] Однако и такое предложение философа не изменило отношения
духовных цензоров к его выдающимся трудам. Вскоре после написания
"Рассуждения..." кордовский халиф Абу Йусуф Йакуб повелел по настоянию
духовенства выслать Ибн Рушда из Кордовы, а его произведения предать
сожжению.
Преследование Ибн Рушда не являлось чем-то исключительным при
власти халифов. Его старший современник выдающийся арабский философ,
врач и естествоиспытатель Ибн Баджа в 1138 году был отравлен в тюрьме
в Фесе (Марокко) как вольнодумец, "еретик", учивший о вечности
Вселенной, "не нуждающейся ни в чем постороннем", то есть и во
вмешательстве всевышнего. Преследования и казни ученых, конечно,
вредили прогрессу, но не могли остановить поступательного движения
знания, науки.
Если богословы выдавали Коран за произведение, кроме которого, за
исключением преданий о пророке, лучше ничего не читать, то ученые
понимали, что такое истолкование священных книг - помеха развитию
науки. Для дальнейшего подъема экономической и культурной жизни
Халифата как на Востоке, так и на Западе - от Машрика до Магриба -
было необходимо развитие естественных наук, философии, медицины,
техники, городского строительства, мореплавания и т. п. Знаменитый
арабский мыслитель, историк и социолог Ибн Хальдун (1332-1406), желая
помочь прогрессу стран распространения ислама, писал, что "ограничение
обучения одним Кораном приводит к недостаточному владению языком
вообще, так как овладение языком Корана недостаточно для владения
языком наук и книг, написанных в настоящее время". Он отмечал, что
лица, занимающиеся кораническими науками, оказываются наименее
подготовленными к решению вопросов государственного управления.
"Причина этого в том, что они привыкают к умозрительному мышлению,
погружены в свои науки и оторваны от действительного мира и чувственно
воспринимаемых вещей. Все их законы и правила не перестают быть
книжными и существуют только в уме, но не соответствуют жизни". Совеем
иное положение, продолжал Ибн Хальдун, в действительном знании,
"науках, кои самой своей сущностью требуют соответствия тому, что
происходит во внешнем мире. Ученые же богословы оторваны от мира и
заняты рассуждениями и умозрительными построениями, не зная ничего,
кроме этого"[Цит. по: Избранные произведения мыслителей стран Ближнего
и Среднего Востока IX-XIV вв., с. 626, 627.].
Значительно позднее, в XIX веке, азербайджанский просветитель,
основоположник национальной реалистической прозы и драматургии, знаток
арабского языка Мирза Фатали Ахундов (1812-1878) пришел к выводу, что
ответы Корана на вопрос о сотворении мира Аллахом не облегчают, а
осложняют и затрудняют научное понимание проблемы происхождения
Вселенной, всего сущего.
В крупном философском сочинении, написанном в эпистолярной форме,
"Три письма индийского принца Кемал-уд-Довле к персидскому принцу
Джелал-уд-Довле и ответ на них сего последнего" Ахундов придерживается
материалистического взгляда, согласно которому Вселенная вечна и
никогда не нуждалась в каком-либо творце. Вселенной, бытию, по словам
Ахундова, ничто "не предшествовало... оно было, есть и будет, то есть
небытие ему не предшествовало и небытие ему не последует... Если ты
скажешь, что Вселенная... непременно должна произойти и проявиться
вследствие воли какого-нибудь другого существа, в таком случае я
возражу тебе: это другое существо на основании этого же твоего
аргумента в своем проявлении должно зависеть от третьего существа, и
это же третье существо от четвертого и так далее до бесконечных
непрерываемых цепей существ, и никогда не остановится"[Ахундов М.Ф.
Избранные философские произведения. М., 1962, с. 90.].
Вселенная - "она же сама есть и творец и творимое"[Там же, с.
91.]. "Из небытия невозможно производить бытие"[Там же, с. 99.], -
добавил Ахундов в другом месте, анализируя Коран.
Крупные ученые Востока и в далекое средневековье не
останавливались перед выяснением существа трудных вопросов. Так, в
Коране сказано, что горы поставлены Аллахом, дабы Земля с людьми "не
колебалась" (16:15). Абу Али ибн Сина (Авиценна) родился в селении
Афшана, близ Бухары, с детства он бывал среди гор, и его наблюдения,
опыт, научное мировоззрение помогли ему в первой половине XI века
высказать об их происхождении мысли, которые подтверждены последующими
изысканиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Мухаммед ибн Дустом - человеком, который, как говорили, обладал
познаниями "во всех науках".
"Он задал мне такой вопрос: "Что ты скажешь, есть ли какая-нибудь
материя за пределами небесного свода и звезд?"
"Материей, - ответил я, - условились называть только то, что
находится под этим небесным сводом, все остальное же нет..."
"А как ты скажешь, - спросил он, - есть ли за пределами этих
сводов что-нибудь нематериальное?"
"Неизбежно, - ответил я, - ибо, поскольку наблюдаемый мир
ограничен, пределом его условились считать свод сводов. Пределом же
называют то, что отделяет одно от другого. Следовательно, приходится
сделать вывод, что нечто, находящееся за пределом небесного свода,
должно как-то отличаться от того, что находится в его пределах".
"Так, - продолжал он, - если разум заставляет признать, что
существует это нечто нематериальное, то есть ли у него, в свою
очередь, предел? Если есть, то до каких пор оно простирается? Если же
нет, то каким образом безграничное может быть преходящим?"
О таких вещах мы толковали некоторое время между собой.
"Все это чрезвычайно смущает меня", - молвил он.
Я заметил: "Кого это не смущало?.."[Насир-и Хусрау. Сафар-намэ.
Книга путешествия. М.-Л., 1933]
Характерно также то, что герои поэмы "Искандер-намэ" всемирно
известного поэта и мыслителя Низами (ок. 1141 - ок. 1209), обсуждая
вопрос о происхождении мира, ищут на него ответ в соображениях ученых
и мыслителей стран Востока и Запада, а не в религиозных книгах.
Абу Али ибн Сина (Авиценна) считал, что в мире царит естественная
закономерность, не нуждающаяся в участии "божественного провидения".
Мир, по Ибн Сине, материален, вечен и существует в силу непреложной
необходимости. Исследуя вопросы происхождения гор и окаменелостей, Ибн
Сина, приняв во внимание то, что было высказано по этому поводу рядом
ученых древности, в своем энциклопедическом труде "Книга исцеления"
("Китаб аш-шифа") приходит к выводу, что горы произошли естественным
путем.
Начиная со среднеазиатского астронома и географа Ахмеда Фергани
(IX в.), передовые ученые стран распространения ислама все с большей
определенностью говорили о сферичности или шаровидности Земли и ее
месте среди других небесных тел. Так, арабский математик и астроном
аль-Баттани (852-929) писал: "Земля кругла, ее центр (марказуха) среди
небесной сферы, а воздух окружает ее со всех сторон, сравнительно с
орбитой знаков зодиака, она вроде точки по своей малости"[Цит. по:
Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. М.-Л., 1957, т. 4, с. 101.].
Эти выводы завоевывались в борьбе против схоластики, одной из
опор которой являлся Коран. Именно поэтому гениальный ученый хорезмиец
Абу Рейхан Бируни (973 - ок. 1050), указывая, что "шарообразная форма
для Земли есть естественная необходимость"[Бируни Абу Рейхан.
Избранные произведения. Ташкент, 1963. т. 2, с. 249.], критиковал тех,
кто отвергал этот научный взгляд. "Если бы Земля не была круглой... -
цитировал он труд индийского ученого, - день и ночь не были бы
различными летом и зимой, и положения (небесных. - Л.К.) светил и
линии их вращения не были бы такими, какими их находят"[Там же, с.
247.].
Рассказывая о преданиях древних индийцев, по которым "прежде всех
вещей была вода", начавшая "пениться, и из нее появилось что-то
белое", из чего "создатель сотворил яйцо Брахмы" (причем, по одной
версии, когда "яйцо раскололось", то "одна из двух его половин стала
небом, а другая - землей", из обломков их образовались дожди), Бируни
критиковал Коран. Имея в виду 9-й аят 11-й суры Корана, где сказано об
Аллахе: "И он тот, который создал небеса и землю в шесть дней, и был
его трон на воде...", ученый писал: "А теория индийцев о существовании
воды раньше всего сотворенного основана на том, что именно благодаря
воде сцепляются все мельчайшие частицы, растет все растущее и держится
жизнь во всяком одушевленном существе. Следовательно, она есть орудие
и инструмент творца, когда он хочет творить [что-либо] из материи. И
подобное этому сказано в откровении (в Коране. - Л.К.) в словах
Аллаха..." "И был его трон на воде". Все равно, относить ли это,
исходя из прямого значения, к определенному телу, которое Аллах назвал
таким именем и повелел почитать, относить ли его к истолкованию
[скрытого значения] через "царство" или что-либо подобное, смысл
[получается] один: в то время, помимо Аллаха, не было ничего, кроме
воды и его трона. Если бы наша книга не ограничивалась учениями одной
религиозной общины, мы привели бы [примеры] из учений религиозных
общин, существовавших в древности в Вавилоне и вокруг него, которые
походят на рассказы об этом яйце, но еще более нелепы"[Бируни Абу
Рейхан. Избранные произведения, т. 2, с. 215.].
Бируни был глубоко прав, сравнивая взгляды разных народов, находя
между ними общие черты и высказывая свое к ним отношение. Да, уже к
его времени такие представления о Вселенной и Земле не выдерживали
испытания временем.
Наивно было бы, однако, полагать, что столь несхожие взгляды на
мир могли мирно уживаться. Этого не было как на Востоке, так и на
Западе. Не случайно в средние века возникло учение о двойственности
истины, согласно которому истинное в философии может быть ложным в
теологии и наоборот. Конечно, этот тезис не был выражен в столь
категоричной форме. Однако важно уже то, что допускалась возможность
сосуществования по тому или другому вопросу двух "истин". К этой мысли
ученые и философы подходили исподволь, и едва ли не главное, что их
приблизило к ней, - это разногласия, которые они обнаруживали, трудясь
над той или иной проблемой науки, уже в самом подходе и толковании ее
в сочинениях науки и религии и, применительно к исламу, в Коране.
Еще основоположник арабской философии Абу Йусуф Йакуб аль-Кинди,
живший в IX веке, не случайно противопоставлял "истины", выдававшиеся
богословием за высшее знание, тому, что получено в результате
кропотливого анализа, научного познания. В "Трактате о количестве книг
Аристотеля и о том, что необходимо для усвоения философии" аль-Кинди
отделяет науку от того, что называется "божественным знанием", но "не
требует ни исканий, ни трудов, ни человеческой сообразительности, ни
времени"[Цит. по: Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и
Среднего Востока IX-XIV вв. М., 1961, с. 46.].
Одновременно мыслители того времени искали легальную возможность
спокойного исследовательского труда, желали избавиться от подозрений и
преследований со стороны духовных ретроградов и поддерживавшей их
феодальной администрации.
В условиях господства духовного сыска ученые ищут "легальные"
формы ухода от преследований за вольнодумство, от упреков в том, что
они, например Абу Рейхан Бируни, считают возможным не ссылаться в
своих трудах на аяты Корана как непререкаемый авторитет, научный
довод. Богословы не могли не видеть, что великий хорезмиец хотя и не
был атеистом, но стремился отделить науку от религии. В своей "Индии",
исследуя взгляды индийцев на созвездие Большой Медведицы и то
значение, какое придается ему при составлении долговременного
календаря, он отмечал, что допускаемые при этом разнобой и ошибки
"проистекают из недостаточного применения математики... и смешения
научных вопросов с религиозными преданиями"[Бируни Абу Рейхан.
Избранные произведения, т. 2, с. 343.].
В XII веке арабский философ Ибн Рушд (Аверроэс) пишет особое
"Рассуждение, выносящее решение относительно связи между религией и
философией" - своего рода исповедь наболевшего сердца, охваченного
желанием обеспечить себе и другим ученым условия для объективного
исследования духовной жизни. Он предлагает даже своего рода
"компромисс": "Всякий раз, когда выводы доказательства приходят в
противоречие с буквальным смыслом вероучения (считать, что. - Л.К.),
этот буквальный смысл допускает аллегорическое толкование..."[Первый
русский перевод с арабского языка этого "Рассуждения..." приложен к
книге переводчика: Сагадеев А.В. Ибн-Рушд (Аверроэс). М., 1973, с.
169-199.] Однако и такое предложение философа не изменило отношения
духовных цензоров к его выдающимся трудам. Вскоре после написания
"Рассуждения..." кордовский халиф Абу Йусуф Йакуб повелел по настоянию
духовенства выслать Ибн Рушда из Кордовы, а его произведения предать
сожжению.
Преследование Ибн Рушда не являлось чем-то исключительным при
власти халифов. Его старший современник выдающийся арабский философ,
врач и естествоиспытатель Ибн Баджа в 1138 году был отравлен в тюрьме
в Фесе (Марокко) как вольнодумец, "еретик", учивший о вечности
Вселенной, "не нуждающейся ни в чем постороннем", то есть и во
вмешательстве всевышнего. Преследования и казни ученых, конечно,
вредили прогрессу, но не могли остановить поступательного движения
знания, науки.
Если богословы выдавали Коран за произведение, кроме которого, за
исключением преданий о пророке, лучше ничего не читать, то ученые
понимали, что такое истолкование священных книг - помеха развитию
науки. Для дальнейшего подъема экономической и культурной жизни
Халифата как на Востоке, так и на Западе - от Машрика до Магриба -
было необходимо развитие естественных наук, философии, медицины,
техники, городского строительства, мореплавания и т. п. Знаменитый
арабский мыслитель, историк и социолог Ибн Хальдун (1332-1406), желая
помочь прогрессу стран распространения ислама, писал, что "ограничение
обучения одним Кораном приводит к недостаточному владению языком
вообще, так как овладение языком Корана недостаточно для владения
языком наук и книг, написанных в настоящее время". Он отмечал, что
лица, занимающиеся кораническими науками, оказываются наименее
подготовленными к решению вопросов государственного управления.
"Причина этого в том, что они привыкают к умозрительному мышлению,
погружены в свои науки и оторваны от действительного мира и чувственно
воспринимаемых вещей. Все их законы и правила не перестают быть
книжными и существуют только в уме, но не соответствуют жизни". Совеем
иное положение, продолжал Ибн Хальдун, в действительном знании,
"науках, кои самой своей сущностью требуют соответствия тому, что
происходит во внешнем мире. Ученые же богословы оторваны от мира и
заняты рассуждениями и умозрительными построениями, не зная ничего,
кроме этого"[Цит. по: Избранные произведения мыслителей стран Ближнего
и Среднего Востока IX-XIV вв., с. 626, 627.].
Значительно позднее, в XIX веке, азербайджанский просветитель,
основоположник национальной реалистической прозы и драматургии, знаток
арабского языка Мирза Фатали Ахундов (1812-1878) пришел к выводу, что
ответы Корана на вопрос о сотворении мира Аллахом не облегчают, а
осложняют и затрудняют научное понимание проблемы происхождения
Вселенной, всего сущего.
В крупном философском сочинении, написанном в эпистолярной форме,
"Три письма индийского принца Кемал-уд-Довле к персидскому принцу
Джелал-уд-Довле и ответ на них сего последнего" Ахундов придерживается
материалистического взгляда, согласно которому Вселенная вечна и
никогда не нуждалась в каком-либо творце. Вселенной, бытию, по словам
Ахундова, ничто "не предшествовало... оно было, есть и будет, то есть
небытие ему не предшествовало и небытие ему не последует... Если ты
скажешь, что Вселенная... непременно должна произойти и проявиться
вследствие воли какого-нибудь другого существа, в таком случае я
возражу тебе: это другое существо на основании этого же твоего
аргумента в своем проявлении должно зависеть от третьего существа, и
это же третье существо от четвертого и так далее до бесконечных
непрерываемых цепей существ, и никогда не остановится"[Ахундов М.Ф.
Избранные философские произведения. М., 1962, с. 90.].
Вселенная - "она же сама есть и творец и творимое"[Там же, с.
91.]. "Из небытия невозможно производить бытие"[Там же, с. 99.], -
добавил Ахундов в другом месте, анализируя Коран.
Крупные ученые Востока и в далекое средневековье не
останавливались перед выяснением существа трудных вопросов. Так, в
Коране сказано, что горы поставлены Аллахом, дабы Земля с людьми "не
колебалась" (16:15). Абу Али ибн Сина (Авиценна) родился в селении
Афшана, близ Бухары, с детства он бывал среди гор, и его наблюдения,
опыт, научное мировоззрение помогли ему в первой половине XI века
высказать об их происхождении мысли, которые подтверждены последующими
изысканиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46