Он всегда будет спрашивать, и это сделает его мудрым. В этот миг Чейн перестал жалеть о том, что сын не похож на отца. Он последовал бы за любым, кто. оказался бы у власти, но знал, что лишь Рохан поведет его по правильному пути.
Глава 29
На этот раз Сьонед отправилась в Феруче не одна.
Сроки Янте приближались, и Тобин с Маэтой в тиши составляли планы, которые довели до сведения Оствеля только тогда, когда его вмешательство уже ничего не могло изменить. Если он надеялся на другой исход, то теперь эта надежда рухнула. Рохан и Чейн увязли на юге, а воины Тиглата хотя и освободились и могли бы начать штурм Феруче, Сьонед приказала Вальвису оставаться в городе. Если она собиралась выдать сына Янте за своего, все нужно было проделать в строжайшей тайне.
То, что Янте должна умереть, подразумевалось само собой. Однажды ночью в начале зимы Тобин и Маэта предложили Сьонед план проникновения в крепость. Она согласилась. Имя Янте не упоминалось.
В ясные осенние дни Янте часто прогуливалась по крепостной стене, словно зная, что Сьонед наблюдает за ней. С ней обычно были сыновья, и Сьонед с горечью думала о несправедливости Богини, наградившей эту тварь таким здоровьем. С продвижением беременности Янте зависть Сьонед перешла все границы. Но теперь бремя дочери Ролстры стало слишком тяжелым для долгих прогулок. Она тревожно спала в широкой кровати со шторами, на которых были вышиты драконы, и сын Рохана беспокойно ворочался в ее чреве. Когда Сьонед заметила огромный изумруд, сверкавший на пальце Янте, ее зависть превратилась в ненависть. Янте присвоила не принадлежавшую ей вещь, и стремление Сьонед вернуть свое добро стало таким навязчивым, что это угрожало нарушить ее с трудом сохраняемое равновесие.
Через несколько дней после того, как был окончательно утвержден план проникновения в Феруче, Сьонед погрузилась в странное молчание. Тобин поняла, что это значит: когда приближалось время рожать, она сама становилась отчужденной; все ее мысли и чувства словно устремлялись внутрь. Чрево Сьонед было пустым, но она переживала беременность так же, как Янте.
Однажды ночью в начале зимы, в новолуние, когда облака затянули северный горизонт, шум, которого давно ожидала Сьонед, всполошил слуг замка Феруче. Помедлив на лунном свете и убедившись, что это не было ложной тревогой, Сьонед странно улыбнулась — завистливо и в то же время удовлетворенно: тело Янте корчилось в родовых муках. Потом Сьонед вернулась в Стронгхолд и послала за Тобин и Оствелем.
— Янте поторопилась на сорок дней, — сказала принцесса, когда они, заспанные и плохо соображающие, пришли в ее покои. — Я знала, что так и случится. Пора в путь.
Вскоре после этого трое всадников на лучших лошадях Чейна во весь опор мчались на север. Светлые фигуры на светлых лошадях, они молча скакали сквозь ночь, а над их головами ослепительно сверкали три луны. Одна Сьонед не испытывала и тени страха. Тобин, которую Сьонед все лето и осень обучала технике фарадимов, судорожно вспоминала, чему ее учили, но не могла унять сотрясавшую тело дрожь. Оствель сжимал и разжимал пальцы на рукояти меча, не в состоянии протестовать, но и не желая оставаться позади. Ни один из них не осмеливался заговорить с женщиной, скакавшей в середине. Сьонед всем телом подалась вперед: в ее зеленых глазах светилось страшное возбуждение.
Принцесса первой въехала в холмы, где этим летом грелись, дрались и спаривались драконы. Тем же путем она ехала и прежде, но на сей раз была абсолютно уверена в успехе: весной она тут заблудилась. Мрачный кошмар того одинокого путешествия смешался с ужасом пребывания в Феруче и возвращения в Стронгхолд. Но в этой поездке было что-то романтическое: казалось, все вокруг залил сверкающий Огонь; яркие, контрастные цвета пели в мозгу так, что у нее кружилась голова.
Они остановились в десяти мерах от Феруче, как раз перед первыми часовыми, чтобы немного передохнуть после целого дня быстрой езды. Расседлав и спрятав лошадей, они прошли пешком последний участок пути; казалось, вокруг них сгустилась тьма. Между скалистыми утесами показался замок, купавшийся в последних лучах закатного зимнего солнца; башни его венчало золотое зарево, стекавшее вниз по стенам, словно мед. Сьонед немного помедлила, любуясь этой красотой и припоминая, как Рохан сказал, что однажды этот замок будет принадлежать ей. И будет, поклялась себе Сьонед. Сегодня.
Изнутри доносились звуки пьяной пирушки-люди праздновали благополучное разрешение от бремени владелицы замка. Сьонед прислушалась; время от времени тонкая усмешка мелькала на ее губах. Она понимала, что стоявшие позади Тобин и Оствель напряженно ждут, но еще раз припоминала все наставления Маэты, слыша ее голос так ясно, словно женщина-воин стояла рядом:
— Нет замка в Пустыне, которого я не знала бы изнутри и снаружи, а особенно как пробраться снаружи внутрь. В Стронгхолде гораздо больше секретов, чем этот проход в гроте, о котором ты знаешь, но о них мы поговорим в другой раз. Теперь речь о Феруче.
Сьонед прикрыла глаза, еще раз представляя себе потайной ход, высеченные в скале коридоры, повороты и изгибы, которые она помнила, но так и не успела ими воспользоваться. В конце хода был верхний коридор, ведущий в комнату Янте. Ее охватила дрожь, но не от страха. Она ничего не боялась.
— Сьонед…
Шепот Тобин заставил принцессу обернуться, и она медленно кивнула.
— Да… Пришло время закончить дело.
Она привела их в тень, вне видимости стражников, где так глупо попалась весной. Теперь можно было не волноваться: вся стража перепилась, празднуя рождение четвертого сына Янте, и камни снаружи крепости молчали. Она повернулась к самой короткой стене, к месту, где та соединялась со скалой. Трещина в камне. Мгновение, когда у Оствеля участилось дыхание от страха, что механизм слишком стар и слишком долго пробыл без употребления, чтобы сработать. Грубо отесанная плита беззвучно скользнула внутрь. Сьонед вошла первой, сосредоточилась, подняла палец и зажгла Огонь, чтобы осмотреться. Пока следом за ней в узкий проход протискивались Тобин и Оствель, она изучала заполнявшие коридор приспособления. К ним не притрагивались Богиня знает сколько лет, но система ловушек и распределения веса была рассчитана так, что до сих пор работала безотказно.
Тусклый свет освещал их путь по узкому, в ширину плеч, проходу, в стены которого были вбиты давно пустые кольца для факелов. Пол приподнимался, круто поворачивал, а временами и вовсе исчезал: кое-где планки сгнили под действием просачивавшейся в половодье влаги. Только эта вода и позволяла Феруче существовать. Но здесь не было ни крыс, ни пауков, ни признаков какой-нибудь другой жизни.
Наконец появилась еще одна тяжелая каменная дверь, и они осторожно вышли в место — увы! — слишком хорошо знакомое Сьонед. Ее держали здесь в каменном мешке, без доступа света. Мурашки побежали по спине Сьонед при воспоминании о кошмаре бесцветности, и она попросила Огонь, горевший вокруг кончика ее указательного пальца, гореть чуть поярче.
— Кто здесь?
Тобин затаила дыхание и переглянулась с Оствелем. Свистнула сталь — Оствель выхватил из ножен меч. Казалось, Сьонед этого даже не заметила. Когда из-за угла появился часовой, она шагнула вперед.
Страж задохнулся, ослепленный вспышкой Огня «Гонца Солнца».
— Ты!
— Да, — пробормотала она. — Я тоже тебя помню. — Сьонед наставила на него длинный палец без кольца, и новая вспышка огня вонзилась в грудь солдата. Он прижался к стене, выпучив глаза и открыв рот в беззвучном крике.
— Сьонед… — Оствель положил руку ей на плечо; принцесса стряхнула ее и улыбнулась. В ее глазах горела такая ненависть, что у Оствеля пересохло во рту. Он шагнул вперед и вонзил меч в горло часового. Мертвец сполз по стене и остался лежать с широко открытыми от ужаса глазами.
Сьонед бешено повернулась к Оствелю. Он вытер клинок и выдержал ее взгляд, не отводя глаз.
— Никто не должен знать, что мы были здесь. Никто, иначе ничего не выйдет. Тот, кто увидит нас, должен умереть. Но я не позволю убивать тебе, фарадиму.
Выражение ее глаз испугало Тобин. Этой весной она видела его во взгляде Чейна. Это темное мерцание означало одно — смерть. Она схватила Сьонед за руку и потащила за собой.
— Оствель прав, нам нужно спешить.
Огненно-рыжая голова кивнула. Сьонед молча выдернула руку из руки Тобин, позволила Огню сверкнуть и поспешила к лестнице. Тобин бросила еще один встревоженный взгляд на Оствеля, который не стал убирать меч в ножны.
Мнение о Феруче как о неприступном замке сделало стражей беспечными. Тех, кто не принимал участия в пирушке, было легко обойти: Тобин создавала легкие дуновения ветра, которые отвлекали внимание шорохом гобеленов или хлопаньем окон. Сьонед не обращала на это никакого внимания, уверенная, что тех стражей, которых не отвлечет Тобин, заставит навсегда замолчать Оствель. Но на пути к комнатам Янте меч не отведал новой крови.
Сьонед задержалась у высокого окна, осматривая двор. Отблески горевшего внизу большого костра отразились на ее лице. Тобин судорожно сжала плечо Оствеля, когда Сьонед подняла руки.
— Сьонед, нет!
В окнах вспыхнул странный свет-золотой и пурпурный Огонь «Гонцов Солнца». Тобин в ужасе уставилась на дом впереди: его деревянная крыша горела. Искры рассыпались по всему двору, языки пламени жадно лизали постройки. Обычный пожар не распространился бы так быстро, но Огонь фарадима все набирал и набирал силу. Начались крики, поднялась паника. Сьонед слегка улыбнулась.
— Будь ты проклята! — закричал Оствель. — Сейчас загорится галерея! Сьонед, ты дура!
— Здесь должен был быть пожар, — тихо сказала она, отвернулась от зрелища в панике метавшихся по двору пьяных солдат и слуг и уверенно повела своих спутников в покои Янте.
Дочь Ролстры лежала в кровати с драконьими гобеленами, слишком слабая после родов, и рыдала, взывая о помощи. В углу еще тихо покачивалась колыбелька, но сидевшая возле нее женщина ушла, и не без основания, потому что языки пламени уже были видны в окнах седьмого яруса башни. Внутренние лестницы были охвачены огнем, горел деревянный балкон, располагавшийся тремя ярусами ниже. В комнату стал просачиваться дым, и ребенок заплакал.
Мольбы о помощи сменились воплями ярости. Сьонед, не обращая на Янте никакого внимания, подошла к колыбельке, где лежало дитя с волосами цвета солнца.
— Богиня милостивая, — выдохнула она, боясь дотронуться до младенца. Затем Сьонед робко и застенчиво провела пальцем по его щеке. — Тс-с… — прошептала она. — Я уже здесь, малыш.
Янте приподнялась и взвизгнула:
— Убирайся от моего сына!
— Моего сына, — мягко поправила Сьонед. Она подняла мальчика, прижала его к себе и прикоснулась губами к золотым волосам, покрывавшим головку. Он перестал плакать и уютно прильнул к ее груди. — Моего сына, отныне и во веки веков.
— Ты не посмеешь! — Янте попыталась встать, застонала и упала на подушки.
— Руки прочь от него! Ты не по смеешь украсть его у меня!
— — Это ты украла ребенка из тела моего мужа. — Сьонед обернулась к принцессе и крепче прижала к себе малыша, закутывая его в одеяльце. — Я возвращаю лишь то, что принадлежит ему и мне.
— Я сожгу тебя в твоем собственном Огне! Стража! — закричала она сорванным голосом. — Стража!
— — Успокойся, — рассеянно бросила Сьонед, поглаживая пальцем щечку ребенка. Тобин подошла к ней, глядя на малыша так, словно не могла поверить в его существование.
— Ох, Сьонед, — прошептала женщина, — какой он прекрасный…
— И мой, — Сьонед держала его так, чтобы мог увидеть Оствель.
— Дай его мне, — сказал он.
— Ты, сука! — взвыла Янте. — Я убью тебя своими собственными руками…
Сьонед отпрянула, когда Оствель попытался взять у нее ребенка.
— Нет! Он мой!
— Ты думала, что я отдам его ей? — бросил Оствель, беря ребенка на руки. Он ловко и быстро сорвал с ребенка бархатное золотисто-фиолетовое одеяльце и швырнул его на ковер. — Не сыну Рохана носить цвета Ролстры!
Дым стал гуще. Страх придал Янте сил выбраться из кровати. Ее пальцы впились в шторы, на лице застыла маска ярости. Придерживаясь за столб, она крикнула:
— Вы все умрете за это!
Сьонед подошла к принцессе и оторвала от штор ее пальцы.
— У тебя есть еще кое-что, принадлежащее мне. — Янте попыталась ударить ее, но Сьонед была быстрее и сильнее. Она поймала запястье Янте и вывернула его. Янте застонала и рухнула на кровать, проклиная соперницу, которая сняла с ее пальца изумруд и вернула перстень на его законное место.
Янте рванулась из последних сил и гневно прищурилась.
— Ты смеешь забрать у меня сына? Ну ты, шлюха! Да я зарежу его на глазах у тебя и Рохана!
— Вот она, материнская любовь, — хладнокровно заметил Оствель.
Янте, шатаясь, поднялась на ноги.
— Рохан рассказал тебе, как это было? — крикнула она Сьонед. — Он рассказал тебе, как занимался со мной любовью в этой постели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88