— Но мы сами еще не выкарабкались...
Где-то впереди хлопнула дверь. Сетис снова выругался, свернул направо, в проход, ведущий к комнатам художников, и побежал. В самом конце коридора он нашарил лестницу. Ступеньки были покрыты какой-то маслянистой слизью, капавшей с потолка.
Алексос у него за спиной спросил:
— Куда мы идем?
— Там, внизу, есть комната, где сжигают старые пергаменты. Большая печь. Может, если заползти туда...
Вокруг стояла непроглядная тьма, предательские ступеньки скользили под ногами. Сверху послышалось не довольное рычание Орфета.
— А вдруг они подожгут печь прямо с нами внутри? Заодно избавятся от лишних хлопот...
Сетис ничего не ответил. Он уже стоял на холодном каменном полу. Темнота вокруг пахла застоявшимся дымом и пеплом.
Тихонько залопотала обезьянка.
— Утихомирь ее! — зашипел Сетис, но Алексос остановился и тронул его за плечо.
— Она предупреждает нас, — прошептал он. — Здесь кто-то есть!
В подземелье было сыро и холодно. Высоко над их головами переплеталась паутина глиняных труб. Где-то капала вода.
Подождав секунду, Сетис спросил:
— Кто здесь?
Голос его эхом прокатился по стенам, развеялся шепотом сквозняков в дальних закоулках.
В наступившей тишине он услышал, как Орфет подошел ближе и достал тихо звякнувший кинжал.
— Оставь его, где он есть, хозяин, — послышался спокойный голос — Этот нож и так принес немало бед.
Алексос охнул и отступил на шаг. Казалось, испуганный мальчик готов кинуться бежать. Орфет схватил его за руку.
— Кто ты такой?
Но Сетис уже понял, кто это.
* * *
Она лежала на кровати и утирала слезы.
— Где ты был? Где ты теперь? Разве ты не знаешь, что у нас произошло, что пытался совершить Орфет? А если ты этого не хотел, то почему не остановил его?
«Бог не в ответе за своих подданных».
Ответ прозвучал так отчетливо, что она едва не вскрикнула. Гайя, стоявшая у окна, обернулась. Мирани поспешно закрыла глаза и притворилась спящей.
— С ними ничего не случилось? Они сумели уйти?
«Где-то в темноте. Где-то под землей. Кругом солдаты».
— Сетис с тобой?
«Мирани, мне страшно. Здесь у меня есть тень. Но у Богов ведь не бывает тени, правда?»
Дверь открылась, вошла Ретия. Она коротко кивнула, и Гайя вышла, подметая пол туникой. В дверях девушки обменялись несколькими фразами. Мирани понимала, что они смотрят на нее. Не открывая глаз, она проговорила вполголоса:
— Ты должен помочь нам! Мы многое сделали для тебя, потому что ты нас попросил, а теперь все пошло не так, как надо. Ты должен нам помочь!
Она поймала себя на том, что говорит с Богом ласково, как с ребенком. Как будто он просто Алексос, а ни какой не Бог. Может, так оно и есть? Она уже ничего не понимала...
Ответа не было. Она лежала и ждала, но Бог молчал. Ретия вошла в комнату, села на подоконник, глядя вниз, на бескрайнее синее море.
Мирани облизала пересохшие губы.
Ее рука выскользнула из-под тонкой простыни, поднялась к столу, нащупала изящный фруктовый ножик.
Пальцы осторожно сомкнулись на рукоятке.
Она узнаёт свою судьбу
Креон медленно поднялся, расправляя конечности как бледный уродливый паук. Он был на голову выше их всех и поэтому смотрел сверху вниз, устреми на Алексоса взгляд странных бесцветных глаз.
— Это ты, брат? — пробормотал он. — В самом деле ты?.
Обезьянка сидела у Алексоса на плечах и крохотными ручонками дергала его за волосы.
— Я Архон, — просто сказал он.
— И не только...
Алексос испуганно взглянул на него.
— Разве я тебя знаю?
Креон криво улыбнулся. Но тут тихий шорох заставил его поднять глаза: этажом выше кто-то со стуком распахнул дверь.
— Нам нужна помощь, — быстро сказал Сетис.
Наступило молчание. Стоило альбиносу крикнуть позвать солдат... Но он только кивнул.
— Сюда. Скорее, — шепнул он.
Они пробежали через сводчатый зал, вздымая невидимые облачка пепла, кашляя, когда пыль попадала в горло. В дальнем конце зала высилась громадная печь, нелепое сооружение из кирпича, разрушенное и никому ненужное. По выщербленным плитам на ее стенках Креон ловко вскарабкался на самый верх; дальше путь преграждала глухая стена, но он коснулся невидимого выступа, и вбок скользнула потайная дверь. Приглядевшись, Сетис понял, что это деревянная створка, искусно расписанная под кирпич.
— Входите.
Один за другим они забрались внутрь. Впереди шел Сетис, сразу за ним — Алексос. В кромешной темноте обезьянка то и дело попадалась им под ноги. Как только вошел Орфет, Креон притворил дверь, потом протиснулся вперед и сказал:
— Это мое царство, писец. Поклянись, что никому не расскажешь о том, что увидишь здесь. Все поклянитесь!
— Клянусь, — нетерпеливо отмахнулся Сетис, прислушиваясь к доносящимся сверху шорохам.
— Толстяк.
Орфет вздохнул. Сетис понял, что музыкант слишком устал для споров.
— Да. Да! Клянусь Оракулом!
— Я тоже, — сказал Алексос, но Креон покачал головой:
— Боги не клянутся, мой маленький брат. Запомни это!
Он быстро зашагал вперед, и остальные двинулись следом, осторожно ощупывая руками осыпающиеся кирпичные стены. Сетис попытался сообразить, где они находятся. Судя по всему, они направлялись на восток и сейчас как раз проходили под залами, где трудятся писцы, а может быть, и под громадными казармами, где обитают рабы. В одном он был уверен абсолютно твердо: они находились очень глубоко, по меньшей мере на два уровня ниже обитаемых этажей.
Наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом их шагов. Коридор то и дело разветвлялся; во мраке Сетис не раз замечал боковые проходы и спрашивал себя, не ведут ли они к самим гробницам. Потом дорога круто пошла вверх. Креон шагал уверенно, ощупью отыскивал знакомые повороты и ни разу не споткнулся, вовремя пригибая голову в тех местах, где потолок опускался слишком низко. Разве нужно зрение тому, кто живет в темноте, подумал Сетис, и на миг на душе у него стало почти легко, но тут на него обрушились воспоминания о Мирани, потом — о Шакале, и под конец острой болью сердце пронзила мысль об отце. Он представил себе, как тот выглядывает из дверей, смотрит на узкую улочку, спрашивает себя, почему сын никак не возвращается.
Он решительно отбросил эту мысль. Сейчас важнее всего — Мирани. Все прочее после!
Креон свернул направо, потом нырнул в сводчатый проем, такой низкий, что пришлось ползти. Орфет, естественно, застрял, его с трудом вытащили. Должно быть, дренажная штольня... Потом проход снова расширился, Сетис поднялся на ноги и почувствовал на руках что-то влажное. Неужели вода?
Миновав еще два поворота и спустившись на сорок ступенек вниз, Креон остановился и обернулся к своим спутникам.
— Пришли...
Он поднял с пола небольшую лампу, поджег фитиль. Бледный голубоватый язычок пламени выхватил из мрака его мертвенно-бледное лицо. За спиной у Креона виднелась дверь.
Дверь была огромная, ее верхняя створка терялась в темноте. На красноватой медной панели еще сохранилась облупившаяся краска древних картин: в тусклом свете лампы Сетис различил лица полузабытых богов, пейзажи, сюжеты легенд, позабытых всеми, кроме поэтов, сцены сражений и любви из давным-давно утраченных мифов.
Он протянул было руку, но альбинос мягко отстранил его и снял с шеи небольшой ключ. Криво усмехнувшись, он вставил его в замочную скважину и без малейших усилий повернул.
Потом, поднатужившись, распахнул тяжелую дверь.
— Мое царство, — сказал он.
* * *
Мирани уснула. И проспала всю ночь. Поэтому утром она чувствовала себя намного лучше. Ей по-прежнему не разрешали выходить из комнаты, даже чтобы принять ванну, и все Девятеро по очереди дежурили у ее постели Когда наступил вечер, она выпила из хрустальной чаши холодной воды с едва уловимым привкусом лимона.
На подоконнике, поджав ноги, сидела Ретия. Она хмурилась, темные волосы растрепались, обрамляя лицо спутанными прядями. Далеко над морем ослепительной синевой сияло жаркое, пустынное небо.
Почувствовав взгляд Мирани, Ретия обернулась.
— Ты, наверно, с ума сошла, — пробормотала она.
Мирани допила воду. Поставила чашу, снова наполнила ее, нарочито медленно, стараясь придумать хоть какой-нибудь план. Выбраться из Дома. Сейчас это важнее всего.
— Почему? — спросила она.
Ретия резко обернулась.
— Подумать только — вступить в заговор с целью убить генерала!
— Это сделала не я.
— И что это за чепуха про Гермию?! — Ретия презрительно рассмеялась. — Согласна, она не величайшая из Гласительниц, каких знал Остров, и ее суждения иногда безнадежно глупы, но как ты могла подумать, что сумеешь занять ее место! — Она впилась взглядом в Мирани. — Но, с другой стороны, никогда бы не подумала, что у тебя хватит духу на такое...
Мирани пожала плечами, ощущая в складках туники холодную твердость ножа.
— Как я понимаю, ты рассчитываешь занять место Носительницы... когда меня не станет.
Ретия смотрела на море.
— Конечно, займу, — высокомерно заявила она. Потом оглянулась: — Хотя не понимаю, о каком расчете тут можно говорить.
— Врешь! — Мирани встала и подошла к окну. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты с самого начала шпионила для Гермии. Именно ты зашла сюда и нашла обрывки записки, которую мне передал Архон, и отнесла их к ней. Ты рассказала ей, что Орфет и Алексос прячутся в Храме! Если она велит тебе спрыгнуть с обрыва, ты и это сделаешь.
Изумленный взгляд Ретии стал ледяным. Она встала и влепила Мирани увесистую пощечину. Девушка отшатнулась, прижав ладонь к вспыхнувшей щеке.
— Для начала хватит, — презрительно бросила Ретия. — Запомни: ни для кого я не шпионю, и меньше всего — для Гермии. Я не обшариваю полы в поисках обрывков чужих писем и не опускаюсь до того, чтобы сплетничать, даже о тебе. Поэтому будь добра объяснить, с чего тебе пришла в голову такая чушь!
Мирани глубоко вздохнула. От удивления она потеряла дар речи. И больше всего ее пугало то, что горячее презрение Ретии было искренним. Совершенно искренним.
Она в замешательстве опустилась на кровать.
— Кто же это был, если не ты?! О Храме мало кто знал. Сетис...
— Тот самый писец, с которым ты ушла?
— Да. И, конечно, Крисса. Мне пришлось рассказать ей, потому что... — Она запнулась. — А она выложила все тебе, и...
Ретия расхохоталась.
— А тебе не приходило в голову, что я ни за что на свете не стану слушать эту пустозвонку?
— Значит, ты не...
— Просто не стану время терять.
Девушки долго смотрели друг на друга. Наконец Мирани еле слышно прошептала:
— Не может быть... Крисса! Она бы и не сообразила... ума не хватило бы... Просто смешливая глупышка.
— Выходит, не такая уж и глупышка. — Ретия села рядом с Мирани. — Надо же — сказала тебе, будто я тебя выдала! Ну и мерзавка!
От потрясения Мирани не находила слов. Крисса была ее подругой, единственной подругой на Острове! Неужели все это время она вела двойную игру?! Но Крисса сказала, что рассказала обо всем Ретии, а Ретия это отрицает, и с упавшим сердцем Мирани вдруг поняла, что если кто-то из них двоих и достоин доверия, то только эта высокая, гордая девушка, которую она всегда побаивалась. А это значит...
— Ты уверена... — начала она, но Ретия не дала ей договорить:
— Она всегда была на короткой ноге с Гермией.
— Правда?!
— Еще до твоего появления. Кое-кто из нас все-таки замечает, что творится прямо у них перед носом.
Мирани была оглушена известием.
— Значит, ты знала об Аргелине и Гермии? Если ты так умна, то должна была видеть, что они замышляют...
Ретия пожала плечами.
— Может быть. — Она рассеянно смотрела на свои ладони, то сжимая их в кулаки, то снова разжимая. Потом подняла глаза. — Мирани, твои слова о заговоре против Оракула...
— Это чистая правда!
— И о том, что с тобой разговаривает Бог. Я не верю.
— И это тоже правда. — Мирани хотелось вскочить закричать, но она глубоко вздохнула и заговорила как можно спокойнее: — Мальчик, которого мы нашли и есть настоящий Архон. Воплощение Бога на земле. Готовится великое святотатство, и если меня уберут с дороги, то остановить их будет некому. Разве что за это возьмешься ты.
— Я!? — Ретия холодно рассмеялась. — Даже не думай. Я стану Носительницей.
Безнадежно. Хотя какая-то крошечная нотка в этом презрительном смехе прозвучала фальшиво. Мирани привстала и с жаром воскликнула:
— Ретия, отведи меня к Оракулу!
— Ни за что!
— Отведи меня к Оракулу. И я докажу, что мои слова — правда.
Но Ретия не успела ни ответить, ни даже взглянуть на Мирани. Распахнулась дверь, и в комнату вошла Гермия.
Обе девушки торопливо вскочили.
Она была в маске, в полном облачении Гласительницы. За ней следовали остальные жрицы из Девятерых, и на каждой была подобающая званию маска.
— Ретия, возьми. — Гермия протянула ей маску Виночерпицы. Ретия заколебалась, но всего лишь на миг.
Потом надела маску и встала на свое место в полукруг. Жрицы стояли вокруг Мирани, улыбаясь золочеными лицами, и лицо Криссы было таким же золотым и улыбалось вместе со всеми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Где-то впереди хлопнула дверь. Сетис снова выругался, свернул направо, в проход, ведущий к комнатам художников, и побежал. В самом конце коридора он нашарил лестницу. Ступеньки были покрыты какой-то маслянистой слизью, капавшей с потолка.
Алексос у него за спиной спросил:
— Куда мы идем?
— Там, внизу, есть комната, где сжигают старые пергаменты. Большая печь. Может, если заползти туда...
Вокруг стояла непроглядная тьма, предательские ступеньки скользили под ногами. Сверху послышалось не довольное рычание Орфета.
— А вдруг они подожгут печь прямо с нами внутри? Заодно избавятся от лишних хлопот...
Сетис ничего не ответил. Он уже стоял на холодном каменном полу. Темнота вокруг пахла застоявшимся дымом и пеплом.
Тихонько залопотала обезьянка.
— Утихомирь ее! — зашипел Сетис, но Алексос остановился и тронул его за плечо.
— Она предупреждает нас, — прошептал он. — Здесь кто-то есть!
В подземелье было сыро и холодно. Высоко над их головами переплеталась паутина глиняных труб. Где-то капала вода.
Подождав секунду, Сетис спросил:
— Кто здесь?
Голос его эхом прокатился по стенам, развеялся шепотом сквозняков в дальних закоулках.
В наступившей тишине он услышал, как Орфет подошел ближе и достал тихо звякнувший кинжал.
— Оставь его, где он есть, хозяин, — послышался спокойный голос — Этот нож и так принес немало бед.
Алексос охнул и отступил на шаг. Казалось, испуганный мальчик готов кинуться бежать. Орфет схватил его за руку.
— Кто ты такой?
Но Сетис уже понял, кто это.
* * *
Она лежала на кровати и утирала слезы.
— Где ты был? Где ты теперь? Разве ты не знаешь, что у нас произошло, что пытался совершить Орфет? А если ты этого не хотел, то почему не остановил его?
«Бог не в ответе за своих подданных».
Ответ прозвучал так отчетливо, что она едва не вскрикнула. Гайя, стоявшая у окна, обернулась. Мирани поспешно закрыла глаза и притворилась спящей.
— С ними ничего не случилось? Они сумели уйти?
«Где-то в темноте. Где-то под землей. Кругом солдаты».
— Сетис с тобой?
«Мирани, мне страшно. Здесь у меня есть тень. Но у Богов ведь не бывает тени, правда?»
Дверь открылась, вошла Ретия. Она коротко кивнула, и Гайя вышла, подметая пол туникой. В дверях девушки обменялись несколькими фразами. Мирани понимала, что они смотрят на нее. Не открывая глаз, она проговорила вполголоса:
— Ты должен помочь нам! Мы многое сделали для тебя, потому что ты нас попросил, а теперь все пошло не так, как надо. Ты должен нам помочь!
Она поймала себя на том, что говорит с Богом ласково, как с ребенком. Как будто он просто Алексос, а ни какой не Бог. Может, так оно и есть? Она уже ничего не понимала...
Ответа не было. Она лежала и ждала, но Бог молчал. Ретия вошла в комнату, села на подоконник, глядя вниз, на бескрайнее синее море.
Мирани облизала пересохшие губы.
Ее рука выскользнула из-под тонкой простыни, поднялась к столу, нащупала изящный фруктовый ножик.
Пальцы осторожно сомкнулись на рукоятке.
Она узнаёт свою судьбу
Креон медленно поднялся, расправляя конечности как бледный уродливый паук. Он был на голову выше их всех и поэтому смотрел сверху вниз, устреми на Алексоса взгляд странных бесцветных глаз.
— Это ты, брат? — пробормотал он. — В самом деле ты?.
Обезьянка сидела у Алексоса на плечах и крохотными ручонками дергала его за волосы.
— Я Архон, — просто сказал он.
— И не только...
Алексос испуганно взглянул на него.
— Разве я тебя знаю?
Креон криво улыбнулся. Но тут тихий шорох заставил его поднять глаза: этажом выше кто-то со стуком распахнул дверь.
— Нам нужна помощь, — быстро сказал Сетис.
Наступило молчание. Стоило альбиносу крикнуть позвать солдат... Но он только кивнул.
— Сюда. Скорее, — шепнул он.
Они пробежали через сводчатый зал, вздымая невидимые облачка пепла, кашляя, когда пыль попадала в горло. В дальнем конце зала высилась громадная печь, нелепое сооружение из кирпича, разрушенное и никому ненужное. По выщербленным плитам на ее стенках Креон ловко вскарабкался на самый верх; дальше путь преграждала глухая стена, но он коснулся невидимого выступа, и вбок скользнула потайная дверь. Приглядевшись, Сетис понял, что это деревянная створка, искусно расписанная под кирпич.
— Входите.
Один за другим они забрались внутрь. Впереди шел Сетис, сразу за ним — Алексос. В кромешной темноте обезьянка то и дело попадалась им под ноги. Как только вошел Орфет, Креон притворил дверь, потом протиснулся вперед и сказал:
— Это мое царство, писец. Поклянись, что никому не расскажешь о том, что увидишь здесь. Все поклянитесь!
— Клянусь, — нетерпеливо отмахнулся Сетис, прислушиваясь к доносящимся сверху шорохам.
— Толстяк.
Орфет вздохнул. Сетис понял, что музыкант слишком устал для споров.
— Да. Да! Клянусь Оракулом!
— Я тоже, — сказал Алексос, но Креон покачал головой:
— Боги не клянутся, мой маленький брат. Запомни это!
Он быстро зашагал вперед, и остальные двинулись следом, осторожно ощупывая руками осыпающиеся кирпичные стены. Сетис попытался сообразить, где они находятся. Судя по всему, они направлялись на восток и сейчас как раз проходили под залами, где трудятся писцы, а может быть, и под громадными казармами, где обитают рабы. В одном он был уверен абсолютно твердо: они находились очень глубоко, по меньшей мере на два уровня ниже обитаемых этажей.
Наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом их шагов. Коридор то и дело разветвлялся; во мраке Сетис не раз замечал боковые проходы и спрашивал себя, не ведут ли они к самим гробницам. Потом дорога круто пошла вверх. Креон шагал уверенно, ощупью отыскивал знакомые повороты и ни разу не споткнулся, вовремя пригибая голову в тех местах, где потолок опускался слишком низко. Разве нужно зрение тому, кто живет в темноте, подумал Сетис, и на миг на душе у него стало почти легко, но тут на него обрушились воспоминания о Мирани, потом — о Шакале, и под конец острой болью сердце пронзила мысль об отце. Он представил себе, как тот выглядывает из дверей, смотрит на узкую улочку, спрашивает себя, почему сын никак не возвращается.
Он решительно отбросил эту мысль. Сейчас важнее всего — Мирани. Все прочее после!
Креон свернул направо, потом нырнул в сводчатый проем, такой низкий, что пришлось ползти. Орфет, естественно, застрял, его с трудом вытащили. Должно быть, дренажная штольня... Потом проход снова расширился, Сетис поднялся на ноги и почувствовал на руках что-то влажное. Неужели вода?
Миновав еще два поворота и спустившись на сорок ступенек вниз, Креон остановился и обернулся к своим спутникам.
— Пришли...
Он поднял с пола небольшую лампу, поджег фитиль. Бледный голубоватый язычок пламени выхватил из мрака его мертвенно-бледное лицо. За спиной у Креона виднелась дверь.
Дверь была огромная, ее верхняя створка терялась в темноте. На красноватой медной панели еще сохранилась облупившаяся краска древних картин: в тусклом свете лампы Сетис различил лица полузабытых богов, пейзажи, сюжеты легенд, позабытых всеми, кроме поэтов, сцены сражений и любви из давным-давно утраченных мифов.
Он протянул было руку, но альбинос мягко отстранил его и снял с шеи небольшой ключ. Криво усмехнувшись, он вставил его в замочную скважину и без малейших усилий повернул.
Потом, поднатужившись, распахнул тяжелую дверь.
— Мое царство, — сказал он.
* * *
Мирани уснула. И проспала всю ночь. Поэтому утром она чувствовала себя намного лучше. Ей по-прежнему не разрешали выходить из комнаты, даже чтобы принять ванну, и все Девятеро по очереди дежурили у ее постели Когда наступил вечер, она выпила из хрустальной чаши холодной воды с едва уловимым привкусом лимона.
На подоконнике, поджав ноги, сидела Ретия. Она хмурилась, темные волосы растрепались, обрамляя лицо спутанными прядями. Далеко над морем ослепительной синевой сияло жаркое, пустынное небо.
Почувствовав взгляд Мирани, Ретия обернулась.
— Ты, наверно, с ума сошла, — пробормотала она.
Мирани допила воду. Поставила чашу, снова наполнила ее, нарочито медленно, стараясь придумать хоть какой-нибудь план. Выбраться из Дома. Сейчас это важнее всего.
— Почему? — спросила она.
Ретия резко обернулась.
— Подумать только — вступить в заговор с целью убить генерала!
— Это сделала не я.
— И что это за чепуха про Гермию?! — Ретия презрительно рассмеялась. — Согласна, она не величайшая из Гласительниц, каких знал Остров, и ее суждения иногда безнадежно глупы, но как ты могла подумать, что сумеешь занять ее место! — Она впилась взглядом в Мирани. — Но, с другой стороны, никогда бы не подумала, что у тебя хватит духу на такое...
Мирани пожала плечами, ощущая в складках туники холодную твердость ножа.
— Как я понимаю, ты рассчитываешь занять место Носительницы... когда меня не станет.
Ретия смотрела на море.
— Конечно, займу, — высокомерно заявила она. Потом оглянулась: — Хотя не понимаю, о каком расчете тут можно говорить.
— Врешь! — Мирани встала и подошла к окну. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты с самого начала шпионила для Гермии. Именно ты зашла сюда и нашла обрывки записки, которую мне передал Архон, и отнесла их к ней. Ты рассказала ей, что Орфет и Алексос прячутся в Храме! Если она велит тебе спрыгнуть с обрыва, ты и это сделаешь.
Изумленный взгляд Ретии стал ледяным. Она встала и влепила Мирани увесистую пощечину. Девушка отшатнулась, прижав ладонь к вспыхнувшей щеке.
— Для начала хватит, — презрительно бросила Ретия. — Запомни: ни для кого я не шпионю, и меньше всего — для Гермии. Я не обшариваю полы в поисках обрывков чужих писем и не опускаюсь до того, чтобы сплетничать, даже о тебе. Поэтому будь добра объяснить, с чего тебе пришла в голову такая чушь!
Мирани глубоко вздохнула. От удивления она потеряла дар речи. И больше всего ее пугало то, что горячее презрение Ретии было искренним. Совершенно искренним.
Она в замешательстве опустилась на кровать.
— Кто же это был, если не ты?! О Храме мало кто знал. Сетис...
— Тот самый писец, с которым ты ушла?
— Да. И, конечно, Крисса. Мне пришлось рассказать ей, потому что... — Она запнулась. — А она выложила все тебе, и...
Ретия расхохоталась.
— А тебе не приходило в голову, что я ни за что на свете не стану слушать эту пустозвонку?
— Значит, ты не...
— Просто не стану время терять.
Девушки долго смотрели друг на друга. Наконец Мирани еле слышно прошептала:
— Не может быть... Крисса! Она бы и не сообразила... ума не хватило бы... Просто смешливая глупышка.
— Выходит, не такая уж и глупышка. — Ретия села рядом с Мирани. — Надо же — сказала тебе, будто я тебя выдала! Ну и мерзавка!
От потрясения Мирани не находила слов. Крисса была ее подругой, единственной подругой на Острове! Неужели все это время она вела двойную игру?! Но Крисса сказала, что рассказала обо всем Ретии, а Ретия это отрицает, и с упавшим сердцем Мирани вдруг поняла, что если кто-то из них двоих и достоин доверия, то только эта высокая, гордая девушка, которую она всегда побаивалась. А это значит...
— Ты уверена... — начала она, но Ретия не дала ей договорить:
— Она всегда была на короткой ноге с Гермией.
— Правда?!
— Еще до твоего появления. Кое-кто из нас все-таки замечает, что творится прямо у них перед носом.
Мирани была оглушена известием.
— Значит, ты знала об Аргелине и Гермии? Если ты так умна, то должна была видеть, что они замышляют...
Ретия пожала плечами.
— Может быть. — Она рассеянно смотрела на свои ладони, то сжимая их в кулаки, то снова разжимая. Потом подняла глаза. — Мирани, твои слова о заговоре против Оракула...
— Это чистая правда!
— И о том, что с тобой разговаривает Бог. Я не верю.
— И это тоже правда. — Мирани хотелось вскочить закричать, но она глубоко вздохнула и заговорила как можно спокойнее: — Мальчик, которого мы нашли и есть настоящий Архон. Воплощение Бога на земле. Готовится великое святотатство, и если меня уберут с дороги, то остановить их будет некому. Разве что за это возьмешься ты.
— Я!? — Ретия холодно рассмеялась. — Даже не думай. Я стану Носительницей.
Безнадежно. Хотя какая-то крошечная нотка в этом презрительном смехе прозвучала фальшиво. Мирани привстала и с жаром воскликнула:
— Ретия, отведи меня к Оракулу!
— Ни за что!
— Отведи меня к Оракулу. И я докажу, что мои слова — правда.
Но Ретия не успела ни ответить, ни даже взглянуть на Мирани. Распахнулась дверь, и в комнату вошла Гермия.
Обе девушки торопливо вскочили.
Она была в маске, в полном облачении Гласительницы. За ней следовали остальные жрицы из Девятерых, и на каждой была подобающая званию маска.
— Ретия, возьми. — Гермия протянула ей маску Виночерпицы. Ретия заколебалась, но всего лишь на миг.
Потом надела маску и встала на свое место в полукруг. Жрицы стояли вокруг Мирани, улыбаясь золочеными лицами, и лицо Криссы было таким же золотым и улыбалось вместе со всеми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32