«Покойся, милый прах, до радостного утра». Настоятель увидел, обалдел и разом меня за богохульство вышиб на все четыре стороны. Аза что? Может, с бедной псиной всего-то раз в жизни по-человечески обошлись.
— Вспомнил! — закричал вдруг Никита. — Вспомнил!
— Чего вспомнил? — наливая водку в его рюмку, осведомился батюшка.
— Вспомнил, где тебя видел! — ответил Никита. — В пельменной! Там же, где были этот, Абрам, и этот, с колбасного завода!
— Ага, — закивал батюшка. — Пельменную помню. И раба божьего с колбасного завода помню и его друга-иудея тоже помню. А тебя не помню.
— Да ты вспомни! — убеждал его Никита. — Я с ними за столиком сидел. А потом упал под стол, как раз после того, как ты портвейн ящиками стал выставлять. Ну?
Священник уставился на Никиту осовелыми глазами, пожал плечами и проговорил:
— Не, не помню. Да ты выпей. Не волнуйся так. Выпей.
— Черт, — проговорил Никита, машинально выпивая рюмку водки. — Ты, батюшка, напряги память. Вспомни меня. Мы ведь в одном кабаке бухали. Вспомни, для меня это очень важно. Как я выглядел? Что я говорил? Как меня звали?
— Да чего ты привязался ко мне? — рассердился наконец батюшка. — Я и свое имя-то сейчас не сразу вспомню, а ты мне про события несколько… несколькодневной давности. Изыди, сын мой. Отвали.
— А, черт, — с досадой хрипнул Никита и выпил еще рюмку.
Минуту он напряженно размышлял, ощущая в себе неодолимую тягу поделиться с кем-нибудь сомнениями относительно загадочного своего прошлого, а потом наконец решился.
— Слушай, батюшка, — сказал он. — У меня вопрос к тебе.
— Говори, сын мой заблудший, — ответил священник и икнул.
— Ты, тебя как зовут?
— Отец Пафнутий, — сказал батюшка и снова икнул, — а в миру — Вася.
— Такие дела, Вася, — продолжал Никита. — Я, понимаешь, немного болен. У меня это самое, ретроградная амнезия. То есть я утром не помню, что было вечером.
— Тоже мне проблемы, — фыркнул священник Вася. — Я тоже утром не всегда помню, что было вечером.
— Да нет, — отмахнулся Никита. — Я вообще ничего не помню, понимаешь? Совсем ничего. Вот бухал я в пельменной, потом очнулся в милиции, вышел на улицу и понял, что не знаю, кто я такой, чем я занимался и как меня зовут. Из прошлой жизни своей ничего не помню.
— Да-а, — протянул батюшка, — тяжелый случай. Что, вообще ничего?
— Ну, кое-что припоминаю, — сказал Никита. — Например, как меня зовут. Да и то — неуверенно. А насчет своей профессии… Мне почему-то кажется, что я — бандит.
Батюшка оглядел Никиту с головы до ног, молча наполнил рюмки, выпил свою, дождался, пока выпьет Никита, и проговорил:
— Честно говоря, сын мой, на бандита ты похож. А что до того, на самом ли деле ты бандит или кто-то еще, это легко проверить.
— Как? — вскричал Никита.
— Вот послушай. Года три назад я вот тоже проснулся в трезвяке, голенький, и с ужасом вдруг понял, что ни хрена ничего не помню. А менты еще перепутали и вместо моей рясы отдали мне какую-то мирскую дрянь — джинсы, рубашку. Посмотрелся в зеркало — на волосья свои и бороду — думал, это поможет вспомнить. Нет. Вышел из трезвяка, иду по городу, весь в раздумьях. А куда иду, не знаю. Нет, если б менты не перепутали и мне рясу отдали, тогда, конечно, я бы сразу вспомнил, что я священник, пастырь душ заблудших, а так зашел в пивнушку похмелиться, познакомился с какими-то хиппи и уехал с ними в Тибет. Убедили они меня, что я — из ихней компании. Правда, не доехал немного до басурманской страны. В Омске зашел по пьяни в какую-то церквушку, посмотрел по сторонам — мама моя попадья! И как дубиной мне по голове — я ж священник! Благодать божья на меня снизошла, и я все вспомнил. Откололся от компании и вернулся домой. Вот так.
— И что же ты мне предлагаешь? — жадно спросил Никита.
— Если ты, сын мой, и вправду бандит, так пойди на какое-нибудь бандитское дело. Посмотришь. Как почувствуешь себя на своем месте — значит не ошибся ты. А как все наперекосяк пойдет, значит, ты кто-то другой. Рабочий или учитель. Хотя, извини, на учителя ты не похож. Никита задумался.
— А на бандита я, значит, похож, — медленно выговорил он. Священник Вася выпил еще две рюмки и внезапно засуетился.
— Слушай! — заговорил он, низко наклоняясь к Никите и обдавая того жарким перегаром. — Давай с тобой следственный эксперимент проведем, сын мой. Тут через дорогу есть банк, вроде бы он еще открытый. Пошли туда!
— Зачем?
— Как зачем, дурак?! — вскрикнул батюшка, но, оглянувшись по сторонам, тут же понизил голос. — Грабить будешь! Если все получится, тогда решены твои проблемы. Ты — бандит.
— А если нет?
— Сошлешься на состояние аффекта. И на это… невменяемость.
— Откуда ты все знаешь? — поинтересовался Никита. — Состояние аффекта, невменяемость.
— Оттуда, — вздохнул батюшка. — Четыре года на зоне под Энгельсом мотал. По хулиганке. Как освободился, было мне знамение, — священник Вася широко перекрестился, — стал праведную жизнь вести, потом сан принял. Ну так идем в банк?
— Не знаю, — вздохнул Никита. — Боязно. По-моему, я еще не готов.
Усмехнувшись, батюшка налил ему рюмку водки. Никита выпил.
— А теперь готов? Никита пожал плечами.
Батюшка плеснул остаток водки в пустую пивную кружку, получилось немного менее половины, и подвинул кружку Никите.
— Давай.
Никита выпил, сморщился.
— Теперь готов?
— Готов, — просипел Никита.
— Тогда пошли, — распорядился батюшка. — Я за тобой со стороны наблюдать буду. Со стороны всегда лучше видно.
* * *
Справедливо рассудив, что за пять минут до закрытия банка ничего такого случиться не может, охранник Волопасов Михаил пошел в бар через дорогу пропустить кружечку-другую пивка. В дверях бара он столкнулся с каким-то типом в ярко-красном спортивном костюме, вслед за которым семенил растрепанный и удивительно пьяный длинноволосый человек в церковной рясе.
«Священник», — рассудил Михаил, вообще отличавшийся крайней логичностью мышления.
— Слушай, — проговорил вдруг священник, обращаясь, судя по всему, к типу в красном. — А оружие у тебя есть?
— Нет, — ответил тип.
— На дело без оружия нельзя идти, — сказал священник. — Подожди меня, я сейчас.
Тип в красном пожал плечами и остался у входа в бар, а священник ринулся обратно, снова едва не сбив с ног Михаила.
— Странная парочка, — пробормотал Михаил и, войдя в помещение бара, устремился не к стойке, а к неприметной Двери с большой буквой «М», потому что с присущей ему логичностью предположил, что перед употреблением пива нужно освободить для оного напитка место в желудке.
Проникнув за дверь, Михаил сначала обстоятельно помыл руки, потом повернулся к писсуару, мимолетно ощутив легкое дуновение сквозняка, какое бывает, когда кто-нибудь осторожно приоткрывает дверь. Туалет был рассчитан на одного человека, поэтому Михаил, подосадовав на себя за то, что забыл запереть дверь, развернулся на сто восемьдесят градусов с целью намекнуть вошедшему о несвоевременности появления.
Вошедший, а это был тот самый священник, с которым Михаил столкнулся при входе в бар, закрыл за собою дверь запер ее и, в упор поглядев на Михаила, сказал:
— Руки вверх!
Волопасов Михаил, действуя по первому велению души, подчинился приказанию, но не мог не отметить в уме, что слова священника противоречат здравому смыслу, так как подобное приказание воспринимается серьезно, если тот, кто приказывает, имеет при себе какое-либо оружие, а у священника никакого оружия не было. Зато у Михаила был пистолет.
«И тем не менее я поднял руки, будто это у него пистолет, а не у меня, — логически рассуждал Волопасов. — Значит, я поступил неправильно. Но ведь и священник поступил неправильно, говоря „руки вверх“, тогда как предпосылок к этому вроде бы не было».
Пока Михаил путался в дебрях логических рассуждений, батюшка Вася, не теряя времени даром, схватил прислоненную к стене палку с намотанной на ней тряпкой, явно исполнявшей обязанности туалетного ершика и называемой в просторечии «говномешалкой», и этой палкой, размахнувшись, засветил Михаилу в лоб.
«Я ведь выполнил его приказание поднять руки вверх, а он меня ударил, несмотря на это. Где логика?» — подумал Волопасов Михаил и потерял сознание.
Священник бросил палку на пол, склонился над бесчувственным телом Михаила, достал у него из кобуры пистолет, спрятал оружие под рясу и оттуда же, из-под рясы, достал листок бумаги и карандаш. На бумаге батюшка написал «Туалет не работает» и, выйдя в помещение бара, присобачил ее на дверную ручку. А потом побежал к ожидавшему его Никите.
— Вот, — сказал батюшка, подавая Никите пистолет. — раздобыл. Пошли, что ли?
— Пошли, Вася, — сказал Никита. И они пошли.
— Ограбление — это просто, — рассказывал батюшка Никите, когда они переходили улицу, приближаясь к банку. — Заходишь, достаешь ствол, суешь в лицо кассиру и говоришь — деньги на бочку! Самое главное — произнести эти слова как можно более угрожающе. И сделать страшное лицо. Вот такое. — Священник оскалился и запыхтел. — Потом забираешь деньги и уходишь. Понял?
— Понял, — кивнул Никита. — Ничего сложного.
Без всяких препятствий они проникли на территорию банка. Зал по причине позднего времени был пуст, по той же причине все окошечки были закрыты, кроме одного, где дремала девочка Света, только месяц назад окончившая среднюю школу и теперь находящаяся на должности кассира, на испытательном сроке.
Помня о наставлениях батюшки, Никита, слегка пошатываясь, подошел к окошку, грохнул пистолетом о стойку кассу и рявкнул:
— Деньги на бочку!!!
— Лицо! — суфлировал стоящий на шухере батюшка. — Делай страшное лицо.
— Ага! — махнул рукой Никита. — Сейчас.
Он старательно нахмурился, выставил вперед нижнюю челюсть, по плечи влез в окошко и зарычал, обдав Свету Ужасающим перегаром. Девочка Света, за всю свою жизнь только раз попробовавшая шампанское на выпускном школьном вечере, лишилась чувств сразу после того, как алкогольные миазмы коснулись органов ее обоняния.
Увидев, как кассир упала со стула, Никита растерянно почесал в затылке рукояткой пистолета.
— Переборщил! — сокрушенно охнул батюшка. — Давай теперь сам себе деньги доставай.
— А где они могут быть? — повернулся к нему Никита,
— В кассе, — уверенно ответил батюшка. — Или в сейфе, Ты залезь в окошко и осмотрись. Давай я пистолет подержу.
Никита полез в окошко, но на полпути застрял.
— Дальше не получается, — прохрипел он. — Ну ничего, я так осмотрюсь. Касса открытая. Бабки.
— Бери их! — подсказал священник.
— Ага, собрал. Еще сейф есть. Я до него дотянуться могу. Только он закрытый. Вася, слышишь?
— Попробуй целиком сейф вытащить, — подсказал батюшка. — Потом раскурочим.
— Не могу, — попробовав, сказал Никита, — он, кажется, к полу привинчен.
— Ладно, — разрешил батюшка, — вылезай. На почин хватит.
— Помогай! — хрипнул Никита, суча в воздухе всеми данными ему конечностями.
Батюшка ухватил Никиту за ноги и потащил на себя. Только с третьего раза его попытки увенчались успехом, и оба приятеля повалились на пол зала один на другого.
— Готово! — сказал батюшка, бодро вскакивая на ноги и помогая подняться Никите. — Теперь пошли обратно в бар, обмоем дело.
— Ага.
* * *
— Знаешь, что я тебе скажу, — проговорил батюшка, когда они с Никитой уже сидели на своих местах за стойкой бара перед только что приобретенной бутылкой водки, — ты и есть бандит. Самый настоящий. Как у нас гладко все получилось.
— А ты сам-то не бандит? — спросил вдруг Никита.
— Я-то? Я — святой отец, — с некоторым сомнением проговорил священник.
— Тебя же от церкви отлучили?
Батюшка неохотно задумался, потом махнул рукой и, воскликнув:
— Совсем забыл! — сорвался с места и побежал в туалет.
Растолкав толпу страждущих, он снял с ручки двери листок с надписью «Туалет не работает», вошел внутрь, сунул пистолет обратно в кобуру все еще находящемуся без сознания Михаилу, отвернувшись к писсуару, деловито помочился и вышел наружу.
Сунувшись в карман за сигаретами, Никита на мгновение отвел взгляд от священника, а когда вновь поднял голову — батюшки рядом уже не было. И только еще начатая бутылка водки исчезла.
Усмехнувшись, Никита закурил. Он успел сделать только две затяжки, как вдруг на плечо ему опустилась чья-то тяжелая рука.
— Какого? — выкрикнул Никита, хотел было обернуться, но замер, боясь пошевелиться, когда почувствовал, что в бок его уперлось лезвие тонкого и явно очень острого ножа.
— Не брыкайся, — просипели ему в ухо. — Целый будешь. А теперь медленно поднялся со стула и пошел к выходу. Только о-очень осторожно. Выкинешь штуку какую-нибудь, я тебе селезенку наружу выпущу. Понял?
— Понял, — выдавил из себя Никита.
Глава 8
Трудно я живу,
Судьба жестока ко мне,
Но я еще жив,
Только слез не удержал,
Их пролила моя грусть.
Монах Дойн
Ну вот, — проговорил Андреев, заглушив мотор. — Мы и приехали. А хороший у тебя дом, старинный, с колоннами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Вспомнил! — закричал вдруг Никита. — Вспомнил!
— Чего вспомнил? — наливая водку в его рюмку, осведомился батюшка.
— Вспомнил, где тебя видел! — ответил Никита. — В пельменной! Там же, где были этот, Абрам, и этот, с колбасного завода!
— Ага, — закивал батюшка. — Пельменную помню. И раба божьего с колбасного завода помню и его друга-иудея тоже помню. А тебя не помню.
— Да ты вспомни! — убеждал его Никита. — Я с ними за столиком сидел. А потом упал под стол, как раз после того, как ты портвейн ящиками стал выставлять. Ну?
Священник уставился на Никиту осовелыми глазами, пожал плечами и проговорил:
— Не, не помню. Да ты выпей. Не волнуйся так. Выпей.
— Черт, — проговорил Никита, машинально выпивая рюмку водки. — Ты, батюшка, напряги память. Вспомни меня. Мы ведь в одном кабаке бухали. Вспомни, для меня это очень важно. Как я выглядел? Что я говорил? Как меня звали?
— Да чего ты привязался ко мне? — рассердился наконец батюшка. — Я и свое имя-то сейчас не сразу вспомню, а ты мне про события несколько… несколькодневной давности. Изыди, сын мой. Отвали.
— А, черт, — с досадой хрипнул Никита и выпил еще рюмку.
Минуту он напряженно размышлял, ощущая в себе неодолимую тягу поделиться с кем-нибудь сомнениями относительно загадочного своего прошлого, а потом наконец решился.
— Слушай, батюшка, — сказал он. — У меня вопрос к тебе.
— Говори, сын мой заблудший, — ответил священник и икнул.
— Ты, тебя как зовут?
— Отец Пафнутий, — сказал батюшка и снова икнул, — а в миру — Вася.
— Такие дела, Вася, — продолжал Никита. — Я, понимаешь, немного болен. У меня это самое, ретроградная амнезия. То есть я утром не помню, что было вечером.
— Тоже мне проблемы, — фыркнул священник Вася. — Я тоже утром не всегда помню, что было вечером.
— Да нет, — отмахнулся Никита. — Я вообще ничего не помню, понимаешь? Совсем ничего. Вот бухал я в пельменной, потом очнулся в милиции, вышел на улицу и понял, что не знаю, кто я такой, чем я занимался и как меня зовут. Из прошлой жизни своей ничего не помню.
— Да-а, — протянул батюшка, — тяжелый случай. Что, вообще ничего?
— Ну, кое-что припоминаю, — сказал Никита. — Например, как меня зовут. Да и то — неуверенно. А насчет своей профессии… Мне почему-то кажется, что я — бандит.
Батюшка оглядел Никиту с головы до ног, молча наполнил рюмки, выпил свою, дождался, пока выпьет Никита, и проговорил:
— Честно говоря, сын мой, на бандита ты похож. А что до того, на самом ли деле ты бандит или кто-то еще, это легко проверить.
— Как? — вскричал Никита.
— Вот послушай. Года три назад я вот тоже проснулся в трезвяке, голенький, и с ужасом вдруг понял, что ни хрена ничего не помню. А менты еще перепутали и вместо моей рясы отдали мне какую-то мирскую дрянь — джинсы, рубашку. Посмотрелся в зеркало — на волосья свои и бороду — думал, это поможет вспомнить. Нет. Вышел из трезвяка, иду по городу, весь в раздумьях. А куда иду, не знаю. Нет, если б менты не перепутали и мне рясу отдали, тогда, конечно, я бы сразу вспомнил, что я священник, пастырь душ заблудших, а так зашел в пивнушку похмелиться, познакомился с какими-то хиппи и уехал с ними в Тибет. Убедили они меня, что я — из ихней компании. Правда, не доехал немного до басурманской страны. В Омске зашел по пьяни в какую-то церквушку, посмотрел по сторонам — мама моя попадья! И как дубиной мне по голове — я ж священник! Благодать божья на меня снизошла, и я все вспомнил. Откололся от компании и вернулся домой. Вот так.
— И что же ты мне предлагаешь? — жадно спросил Никита.
— Если ты, сын мой, и вправду бандит, так пойди на какое-нибудь бандитское дело. Посмотришь. Как почувствуешь себя на своем месте — значит не ошибся ты. А как все наперекосяк пойдет, значит, ты кто-то другой. Рабочий или учитель. Хотя, извини, на учителя ты не похож. Никита задумался.
— А на бандита я, значит, похож, — медленно выговорил он. Священник Вася выпил еще две рюмки и внезапно засуетился.
— Слушай! — заговорил он, низко наклоняясь к Никите и обдавая того жарким перегаром. — Давай с тобой следственный эксперимент проведем, сын мой. Тут через дорогу есть банк, вроде бы он еще открытый. Пошли туда!
— Зачем?
— Как зачем, дурак?! — вскрикнул батюшка, но, оглянувшись по сторонам, тут же понизил голос. — Грабить будешь! Если все получится, тогда решены твои проблемы. Ты — бандит.
— А если нет?
— Сошлешься на состояние аффекта. И на это… невменяемость.
— Откуда ты все знаешь? — поинтересовался Никита. — Состояние аффекта, невменяемость.
— Оттуда, — вздохнул батюшка. — Четыре года на зоне под Энгельсом мотал. По хулиганке. Как освободился, было мне знамение, — священник Вася широко перекрестился, — стал праведную жизнь вести, потом сан принял. Ну так идем в банк?
— Не знаю, — вздохнул Никита. — Боязно. По-моему, я еще не готов.
Усмехнувшись, батюшка налил ему рюмку водки. Никита выпил.
— А теперь готов? Никита пожал плечами.
Батюшка плеснул остаток водки в пустую пивную кружку, получилось немного менее половины, и подвинул кружку Никите.
— Давай.
Никита выпил, сморщился.
— Теперь готов?
— Готов, — просипел Никита.
— Тогда пошли, — распорядился батюшка. — Я за тобой со стороны наблюдать буду. Со стороны всегда лучше видно.
* * *
Справедливо рассудив, что за пять минут до закрытия банка ничего такого случиться не может, охранник Волопасов Михаил пошел в бар через дорогу пропустить кружечку-другую пивка. В дверях бара он столкнулся с каким-то типом в ярко-красном спортивном костюме, вслед за которым семенил растрепанный и удивительно пьяный длинноволосый человек в церковной рясе.
«Священник», — рассудил Михаил, вообще отличавшийся крайней логичностью мышления.
— Слушай, — проговорил вдруг священник, обращаясь, судя по всему, к типу в красном. — А оружие у тебя есть?
— Нет, — ответил тип.
— На дело без оружия нельзя идти, — сказал священник. — Подожди меня, я сейчас.
Тип в красном пожал плечами и остался у входа в бар, а священник ринулся обратно, снова едва не сбив с ног Михаила.
— Странная парочка, — пробормотал Михаил и, войдя в помещение бара, устремился не к стойке, а к неприметной Двери с большой буквой «М», потому что с присущей ему логичностью предположил, что перед употреблением пива нужно освободить для оного напитка место в желудке.
Проникнув за дверь, Михаил сначала обстоятельно помыл руки, потом повернулся к писсуару, мимолетно ощутив легкое дуновение сквозняка, какое бывает, когда кто-нибудь осторожно приоткрывает дверь. Туалет был рассчитан на одного человека, поэтому Михаил, подосадовав на себя за то, что забыл запереть дверь, развернулся на сто восемьдесят градусов с целью намекнуть вошедшему о несвоевременности появления.
Вошедший, а это был тот самый священник, с которым Михаил столкнулся при входе в бар, закрыл за собою дверь запер ее и, в упор поглядев на Михаила, сказал:
— Руки вверх!
Волопасов Михаил, действуя по первому велению души, подчинился приказанию, но не мог не отметить в уме, что слова священника противоречат здравому смыслу, так как подобное приказание воспринимается серьезно, если тот, кто приказывает, имеет при себе какое-либо оружие, а у священника никакого оружия не было. Зато у Михаила был пистолет.
«И тем не менее я поднял руки, будто это у него пистолет, а не у меня, — логически рассуждал Волопасов. — Значит, я поступил неправильно. Но ведь и священник поступил неправильно, говоря „руки вверх“, тогда как предпосылок к этому вроде бы не было».
Пока Михаил путался в дебрях логических рассуждений, батюшка Вася, не теряя времени даром, схватил прислоненную к стене палку с намотанной на ней тряпкой, явно исполнявшей обязанности туалетного ершика и называемой в просторечии «говномешалкой», и этой палкой, размахнувшись, засветил Михаилу в лоб.
«Я ведь выполнил его приказание поднять руки вверх, а он меня ударил, несмотря на это. Где логика?» — подумал Волопасов Михаил и потерял сознание.
Священник бросил палку на пол, склонился над бесчувственным телом Михаила, достал у него из кобуры пистолет, спрятал оружие под рясу и оттуда же, из-под рясы, достал листок бумаги и карандаш. На бумаге батюшка написал «Туалет не работает» и, выйдя в помещение бара, присобачил ее на дверную ручку. А потом побежал к ожидавшему его Никите.
— Вот, — сказал батюшка, подавая Никите пистолет. — раздобыл. Пошли, что ли?
— Пошли, Вася, — сказал Никита. И они пошли.
— Ограбление — это просто, — рассказывал батюшка Никите, когда они переходили улицу, приближаясь к банку. — Заходишь, достаешь ствол, суешь в лицо кассиру и говоришь — деньги на бочку! Самое главное — произнести эти слова как можно более угрожающе. И сделать страшное лицо. Вот такое. — Священник оскалился и запыхтел. — Потом забираешь деньги и уходишь. Понял?
— Понял, — кивнул Никита. — Ничего сложного.
Без всяких препятствий они проникли на территорию банка. Зал по причине позднего времени был пуст, по той же причине все окошечки были закрыты, кроме одного, где дремала девочка Света, только месяц назад окончившая среднюю школу и теперь находящаяся на должности кассира, на испытательном сроке.
Помня о наставлениях батюшки, Никита, слегка пошатываясь, подошел к окошку, грохнул пистолетом о стойку кассу и рявкнул:
— Деньги на бочку!!!
— Лицо! — суфлировал стоящий на шухере батюшка. — Делай страшное лицо.
— Ага! — махнул рукой Никита. — Сейчас.
Он старательно нахмурился, выставил вперед нижнюю челюсть, по плечи влез в окошко и зарычал, обдав Свету Ужасающим перегаром. Девочка Света, за всю свою жизнь только раз попробовавшая шампанское на выпускном школьном вечере, лишилась чувств сразу после того, как алкогольные миазмы коснулись органов ее обоняния.
Увидев, как кассир упала со стула, Никита растерянно почесал в затылке рукояткой пистолета.
— Переборщил! — сокрушенно охнул батюшка. — Давай теперь сам себе деньги доставай.
— А где они могут быть? — повернулся к нему Никита,
— В кассе, — уверенно ответил батюшка. — Или в сейфе, Ты залезь в окошко и осмотрись. Давай я пистолет подержу.
Никита полез в окошко, но на полпути застрял.
— Дальше не получается, — прохрипел он. — Ну ничего, я так осмотрюсь. Касса открытая. Бабки.
— Бери их! — подсказал священник.
— Ага, собрал. Еще сейф есть. Я до него дотянуться могу. Только он закрытый. Вася, слышишь?
— Попробуй целиком сейф вытащить, — подсказал батюшка. — Потом раскурочим.
— Не могу, — попробовав, сказал Никита, — он, кажется, к полу привинчен.
— Ладно, — разрешил батюшка, — вылезай. На почин хватит.
— Помогай! — хрипнул Никита, суча в воздухе всеми данными ему конечностями.
Батюшка ухватил Никиту за ноги и потащил на себя. Только с третьего раза его попытки увенчались успехом, и оба приятеля повалились на пол зала один на другого.
— Готово! — сказал батюшка, бодро вскакивая на ноги и помогая подняться Никите. — Теперь пошли обратно в бар, обмоем дело.
— Ага.
* * *
— Знаешь, что я тебе скажу, — проговорил батюшка, когда они с Никитой уже сидели на своих местах за стойкой бара перед только что приобретенной бутылкой водки, — ты и есть бандит. Самый настоящий. Как у нас гладко все получилось.
— А ты сам-то не бандит? — спросил вдруг Никита.
— Я-то? Я — святой отец, — с некоторым сомнением проговорил священник.
— Тебя же от церкви отлучили?
Батюшка неохотно задумался, потом махнул рукой и, воскликнув:
— Совсем забыл! — сорвался с места и побежал в туалет.
Растолкав толпу страждущих, он снял с ручки двери листок с надписью «Туалет не работает», вошел внутрь, сунул пистолет обратно в кобуру все еще находящемуся без сознания Михаилу, отвернувшись к писсуару, деловито помочился и вышел наружу.
Сунувшись в карман за сигаретами, Никита на мгновение отвел взгляд от священника, а когда вновь поднял голову — батюшки рядом уже не было. И только еще начатая бутылка водки исчезла.
Усмехнувшись, Никита закурил. Он успел сделать только две затяжки, как вдруг на плечо ему опустилась чья-то тяжелая рука.
— Какого? — выкрикнул Никита, хотел было обернуться, но замер, боясь пошевелиться, когда почувствовал, что в бок его уперлось лезвие тонкого и явно очень острого ножа.
— Не брыкайся, — просипели ему в ухо. — Целый будешь. А теперь медленно поднялся со стула и пошел к выходу. Только о-очень осторожно. Выкинешь штуку какую-нибудь, я тебе селезенку наружу выпущу. Понял?
— Понял, — выдавил из себя Никита.
Глава 8
Трудно я живу,
Судьба жестока ко мне,
Но я еще жив,
Только слез не удержал,
Их пролила моя грусть.
Монах Дойн
Ну вот, — проговорил Андреев, заглушив мотор. — Мы и приехали. А хороший у тебя дом, старинный, с колоннами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48