Черт ли их, мужиков, поймет!
Она бесстыдно сидит перед Санькой в одних трусиках и чулках с
подвязками, жадно пьет. Сверкающие капли катятся ей на грудь. Санечка
провожает взглядом каждую каплю, оставляющую на смугловатой коже влажную
дорожку.
- Что, нравлюсь? - издевательски спрашивает Звезда.
И глаза Санечки вспыхивают ненавистью. Но он кивает головой
утвердительно. Вот еще...
Я не могу удержаться и делаю шаг вперед, непроизвольно сжимая кулаки.
Но под ногами оказывается тазик. И из него, наполненного обрывками платья
Темной Звезды, кровью и всякой дрянью, вдруг взвивается треугольная голова
змеи. Гадина смотрит прямо на меня холодными желтыми зрачками, стреляет
языком и угрожающе шипит. И я вижу, что таз кишит змеями. Головы гадюк
тянутся ко мне, разевают бледные пасти, яд цвета гноя течет по кривым
клинкам смертоносных зубов...
Холодная рука падает мне на шею, ногти впиваются в кожу, и
разъяренная. Ирка втаскивает меня обратно в мансарду.
- Ты что, мать, ошалела?!
- С-спокойно... чего ты орешь...
- Ну ты идиотка... - Ирка насильно вливает в меня валерьянку.
Жидкость попадает не в то горло, я страшно кашляю и обливаюсь слезами.
Ирка колотит меня по спине, я отбиваюсь, и мы валимся на кушетку, умываясь
слезами уже от хохота.
- Однако... - отдышавшись, говорит Ирка. - Дела тут у тебя веселые...
- А ты думала. Это тебе не твой жених из Коктебеля. У нас тут
с-стр-расти.
- Да ладно, - отмахивается моя незадачливая гала, и я понимаю, что
проблемы больше не существует. Не будет Ирка варить манную кашку лауреату.
Уснули мы на рассвете и продрыхли почти до вечера. Разбудил нас
Кешка, непривычно тихий и благонравный. Он вежливо шаркнул ножкой и
поклонился Ирке, послушно сварил двум заспавшимся дамам кофе и скромненько
сел в уголку. Что-то слишком много скромности и послушания...
- Кешка, ты не заболел?
- Нет... благодарю.
- А что с тобой такое? Чего такой отмороженный - август вроде еще не
кончился? Перекупался? Мороженого объелся?
- Нет...
Вот тут я и насторожилась. Села поближе, разглядела лукавых бесенят в
глазах мальчишки и категорически потребовала объяснений.
Кешка возвел очи горе - явно для того, чтобы раньше времени не
расплескать затаенное веселье - и вредным голосом сказал:
- Я у Стаса был...
- И что же? С каких это пор визит к Стасу служит поводом для
ехидства?
- Стас новый роман пишет...
- Слушай, ты, юный садист! Кончай испытывать мое терпение!
- А я что? Я ничего. Просто Стас пишет новый роман.
Ну, вредничать я тоже умею. Не хочет говорить - не надо. Вот назло не
буду спрашивать, ведь сам взорвется от своих новостей. Я презрительно
пожала плечами и выплыла на кухню, где в течение пяти минут и устроила
себе прочтение трехсот страниц нового шедеврального произведения Стаса.
Прийти в себя я не могла долго. Всего, чего угодно, я могла ожидать
от Стаса, но такое!.. С-сукин кот, да как он мог!
Это оказалось произведение, написанное на конкурс, объявленный МВД.
Так называемый "милицейский роман" про доблестных сержантов, бравых
лейтенантов и мудрых полковников. Ну что тут скажешь?
Решил, что так проще. Легче напечататься. Деньжат заработать. Святое
дело. А то и премию от МВД. Милицейский летописец... Ну, я тебе покажу.
Когда я вернулась в комнату, Кешка только глянул на меня и все понял.
Он разинул рот и застыл. Ирка осторожно потянулась за валерьянкой. Э нет,
подруга, не это мне сейчас нужно.
- Кешка, выйди, мне надо переодеться.
Парня ветром сдуло, причем вылетел он не в кухню, как я
подразумевала, а на лестницу.
Я рывком распахнула шкаф и сняла с плечиков новенькую форму.
Лейтенантскую - мы люди скромные. Ирка ахнула и повалилась на кушетку,
зажимая рот, задавливая дикий хохот. А я, оправляя скрипучие ремни,
поглядела в окно. Уже стемнело. Отлично. Темнота - друг оперативника.
Распахнулась дверь, и на пороге появился Кешка. Феноменальный молодой
человек ничуть не удивился, увидев меня в форме. Он только серьезно кивнул
головой и протянул мне... новехонькую метлу. Ах ты... как говорят в
Одессе, "с этого молодого человека таки будет толк".
Я взяла метлу. Инструмент явно не предназначался для прозаического
подметания двора. Древко покрыто черным лаком, а сама метла связана из
веток омелы. Вполне ведьминский инструментарий. Ну, спасибо, Кешка, за
подарочек. Ох, как он мне пригодится!
Я встала на подоконник и распахнула окно.
- Ждите тут, я скоро.
Метла слушалась прекрасна. Я сразу набрала высоту, чтобы не привлечь
внимания прохожих. По-моему, меня никто не видел. Нырнув в темную
маленькую тучку, я благополучно добралась до нового микрорайона на
выселках, где жил Стас. Скользнула вниз, зависла у десятого этажа и
медленно двинулась вдоль окон.
Ну, конечно. Сидит, пишет. Писатель...
Я резко постучала в стекло. Стас поднял голову, но посмотрел в
сторону входной двери. Прислушался, пожал плечами. И снова склонился над
листом бумаги.
Тогда я сильно толкнула раму. И в первом сполохе начинающейся грозы,
в трепете рванувшихся тюлевых занавесей, в блеске и славе перед
потрясенным Стасом предстала лейтенант милиции с метлой наперевес...
В ту ночь похмельная Темная Звезда холодно сказала Санечке:
- Ну, хватит. Надоели эти стишки, цветы, два притопа, три прихлопа.
Поговорим, как серьезные люди: Пять тысяч на стол - и я твоя на сутки. А
как ты думал, фраер?!
В ту ночь Сабаневский сказал Темной Звезде, заехав за ней к Санечке:
- А пошла ты...
В ту ночь Женщина Рыжее Лето сказала:
- Я больше так не могу...
В ту ночь Дар написал завещание.
В ту ночь утонул Матвей.
...Я разуваюсь на шоссе и босиком спускаюсь к морю. Теплая щебенка
пыльным обвалом катится из-под ног. Идти по береговой гальке неприятно и
колко. Я перепрыгиваю по ноздреватым глыбам ракушечника, добираясь к
маленькой уютной бухточке, прикрытой от пляжа выветренным останцом. На
побережье пустынно, лишь вдалеке меряет саженками лунную дорожку одинокий
пловец. Судя по ритму движения, наладился он аж до Ялты, и мне помешать не
должен.
Я наклоняюсь к темной воде и зову тихонько:
- Сестра!.. Сестра-а!
Глубоко во мраке загорается зеленая фосфорическая звезда, дрожит,
колеблется, растекается в светящуюся ленту, поднимаясь к поверхности.
Стремительное тело свободно пронзает толщу воды, и вот тяжело плеснул
мощный хвост, поднялись над недвижной гладью моря две блистающих
прекрасных руки... Летят с пальцев брызги жидкого холодного огня - дело к
осени, море горит...
Нереида подплывает совсем близко, скользя розовым животом по
укатанной прибоем гальке. Она ложится грудью на берег, подпирает руками
голову, а тело ее, веретеном сужающееся к хвосту, чуть колышется в легком
накате волны.
- Звала меня? - спрашивает она, внимательно глядя мне в глаза.
- Звала, сестра...
- Нужно что иди просто, соскучилась?
- Зачем Матвея взяла, сестра?
Нереида молчит, поигрывая тяжелым хвостом, перебирая крупный жемчуг
на точеной шее.
- Отдай, сестра...
- Взяла зачем? А нельзя, сестра, плыть в открытое море при шторме. А
нельзя, сестра, пить красный портвейн, а после в воду лезть...
- Да, господи... так ли уж велика вина? Отдай, сестра, отпусти... Ну
зачем он тебе? Песни петь в "подводном царстве? Так гитара в воде не
строит... Как подумаю, что лежит он там на песочке, волосы водорослями
опутаны, в мертвые глаза рыбы заглядывают... а ты сидишь около, кудри его
черепаховым гребнем чешешь, сказки сирен ему нашептываешь...
Нереида совсем по-девичьи фыркает.
- Ну вы там, в Лицее, совсем сбрендили. Романтики перекушали. Я
понимаю - литература, Шиллер, Пушкин, Жуковский... Но химию-то ты в школе
учила? Какой песочек, какие водоросли? Ты что, не знаешь? Кости в морской
воде растворяются! И скоро растечется твой Матвей в мировом океане, и в
каждой капле будет он... Не могу отдать тебе его, присматривать надо было
лучше, сестра.
Сзади захрустела галька, и чей-то молодой веселый голос спросил
игриво:
- Купаемся? Как вода, девочки? Не боитесь - водяной утащит? Эх, был
бы я Нептуном, обязательно таких красавиц похитил...
Он немного пьян, случайный ночной ловелас, но не настолько, чтобы не
видеть, как презрительно смеряла его взглядом нереида, как развернулась от
берега и, взбивая хвостом пену, канула в черную глубину.
Он секунду смотрит ей вслед, распахнув рот, а потом шарахается, как
заяц, и убегает прочь с тоненьким пронзительным верещанием.
Присматривать лучше надо было... Ах, как ты права, моя зеленоокая
сестра! Я повинна в этой смерти. Держать надо моцартов, спасать надо
моцартов!
Спасать... Вот я сейчас все брошу и начну вязать Дару носки, кипятить
молочко с инжиром для Стаса - он вчера подкашливал, доставать дрова на
зиму Санечке, чтоб ему хорошо творилось на его веранде. А что делать?
Придется доставать. И уголь тоже...
Женить бы их, стервецов! Да кто за них пойдет, неприкаянных моих
горемык. Написать, что ли, служебную записку в ректорат Лицея? Так, мол,
итак: требуется моцартам персональная опека. Даешь специальный факультет -
ковать кадры под девизом: "Каждому мастеру - персональную маргариту!" Во
цирк начнется. Да и, честно говоря, маргарит жалко.

Комсомольскому богу лет двадцать семь, у него синие глаза и ехидная
улыбка. Он грызет карандаш и недоверчиво меня разглядывает. А я, скромно
натянув юбку на колени и опустив глаза, читаю ему вполне академическую
лекцию о современной поэзии, авангарде, андерграунде, метафоризме, подводя
его к пониманию того очевидного факта, что все эти экзотические фрукты
произрастают не только в столицах.
Наконец инструктор обкома ЛКСМ бросает карандаш и говорит:
- А ну ее, эту тягомотину. Пошли мороженое есть.
Ни фига себе.
Съев с явным удовольствием двойную порцию фруктового, инструктор
заявил:
- К делу. Семинар этот мы потянем. Союз писателей тоже какие-то
деньжата даст. Да и сами можем заработать. Запросто. Смотри: семинар
работает три дня. Потом делаем пять, скажем, бригад, и пусть себе
выступают! Часовой концертик - на телевизорном заводе, на сельхозмаше, в
совхозе... Так сказать, встречи молодых поэтов с трудящейся
общественностью. Поняла?
- Еще как... А по результатам семинара сборник выпустим!
- Хм... а вот это ты сама договаривайся. У них там в издательстве
нравы странные, я в эту Парфию не суюсь.
- Но обком поддержит?
- А что я могу? Ну напишу я тебе бумажку, напишу. Так, мол, и так,
областной семинар и тэ дэ... Но!
Инструктор поднял длинный изящный палец:
- Все тексты мне на стол через неделю. Программу семинара - тоже. А
ты как думала?! Список приглашенных. Сценарий выступления каждой бригады.
Кандидатуры руководителей. И... хорошо бы кого-нибудь из Москвы. Сможешь?
- И это все через неделю?
- Что?! Да я за неделю... - комсомольский бог задохнулся так
выразительно, что я поняла: господь непозволительно долго возился,
создавая наш мир.
Как ни странно, за неделю я все успела. Даже вырвать твердое обещание
одного весьма известного московского критика. Правда, это было как раз не
самое трудное - кто откажется съездить за казенный счет в сентябре в наши
виноградные Палестины. Ну, конечно, пришлось просить помощи у Лицея. Там
слегка встревожились - не резво ли начинаю? Выслушали мои доводы и
поинтересовались, завтракала ли я сегодня. А действительно...
Впрочем, мне скоро вообще пришлось отменить всякие завтраки, обеды и
ужины. Вы никогда не пытались организовать литературный семинар на юге в
конце бархатного сезона? Ну, то есть заказать жилье - я не говорю
гостиницу, это нереально! - питание, автобусы, зал для дискуссий,
культурную программу, обратные билеты участникам?
Словом, встречая на вокзале первую компанию юных дарований, я слегка
пошатывалась - и вовсе не от волнения. Прошлую ночь спать не пришлось,
надо было срочно исправлять сценарий концерта на сельхозмаше. Завтрак мне
отменил этот бешеный инструктор, примчавшись за сценарием в семь утра и
вместе с машинописными экземплярами прихватив меня. В обкоме добрая
секретарша угостила меня ирисками. Обеденное время было посвящено скандалу
с директором мотеля, который почему-то соглашался разместить только
тридцать четыре человека, а мне дозарезу нужно было поселить тридцать
пять! А к ужину есть мне попросту расхотелось.
Как всегда, в мотеле произошла какая-то накладка, и к ночи у меня в
мансарде обретались пять поэтов, два драматурга, эссеист и критикесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12