– Мы остановились, мы остановились… – бормотал Селезнев. – На чем же мы остановились?..
Игорь Саввович тоже притих. Что все это значило? Расспросы о гараже, неожиданное появление полковника, явно встревоженного ходом дела и пытающегося открыто смутить Селезнева? Неужели Митрий Микитич не верит, что на Игоря Саввовича напали? Отчего надо напяливать мундир, когда полковник сам утверждал, что Селезнев – человек порядочный и дотошный? Что происходит, а?
– Мы остановились на том, что я умею водить машину, – сказал Игорь Саввович. – Поэтому вы не верите, что я не пользуюсь «Жигулями»?
– Да, да, да!
Старая и плохая автоматическая ручка не хотела писать. Селезнев озверело встряхивал ее, стискивал зубы, затылок ощетинился вихорьком, ноздри трепетали, и Игорь Саввович глядел на него презрительно, так как вспомнил, что все – адвокат, жена, полковник – считали Селезнева крепким орешком, а на деле только одно появление петушащегося Сиротина выбило следователя из колеи. Эх, Селезнев! Ты ли это десять минут назад улыбался одними губами – глаза пронизывающие, ледяные, – разыгрывал независимость, безбоязненность, неподкупно прищуривался и задирал подбородок, а после цокота подкованных сапог и трескучего «р» сидел как опущенный в воду?.. Хладнокровней, хладнокровней, гражданин старший лейтенант! Вам за выдержку, мужество, беспристрастность и неподкупность деньги платят, бесплатное обмундирование выдают, хромовые сапоги…
– Допрос сегодня окончен, – не поднимая глаз от. протокола, сказал Селезнев. – Свободны до десяти ноль-ноль завтрашнего дня.
Лицо Селезнева нельзя было назвать красным от стыда – оно было пунцовым, темно-пунцовым…
* * *
Шоферу дяде Васе, который возил на служебной машине Игоря Саввовича, было далеко за шестьдесят, он внешне был точно такой, какими бывают шоферы-профессионалы с большим стажем: слегка полный от вечного сидения за баранкой, широкий, как говорят, кряжистый; лицо загорелое, рукава рубашки засучены по локоть. Вдобавок к этому дядя Вася имел лохматые брови, умные глаза, сосредоточенный нахмуренный лоб человека, научившегося молчать сутками… Сейчас дядя Вася сердился.
– Машина, говорю, ждет! – сказал он. – Машина готова…
Дядя Вася обиделся на Игоря Саввовича за то, что «шеф» утром не вызвал его из гаража, а на троллейбусе ездил в больницу и пешком добирался до райотдела милиции. Это было предательством, так как в ожидании вызова дядя Вася в гараже ходил из угла в угол, помирая от скуки, и теперь, когда Игорь Саввович вызвал его, продолжал сердиться.
– Куда поедем, Игорь Саввович?
– В городскую больницу.
Черная «Волга» устаревшей модели, но еще совсем новая, бесшумная, до сих пор вкусно пахнущая нитролаком и обивкой сидений, помчалась с бешеной скоростью, хотя Игорь Саввович не торопил. Дело в том, что шофер дядя Вася, бывший таксист, никак не мог отучиться «жать на всю катушку», и машина летела стремительно, лавируя по каким-то тайным, известным только опытным водителям переулкам, где дядя Вася не останавливался даже на красные светофоры, так как автоинспекция здесь бывала только в определенные часы… Пять-семь минут, и дядя Вася резко затормозил у кирпичных ворот областной больницы.
– Заезжать? – негромко спросил он. – После двенадцати ворота открыты…
Два года тому назад шофер Василий Васильевич Субботин захотел пенсионной тишины и покоя, но долго не высидел; пошел на «непыльную» работу к Игорю Саввовичу Гольцову, именно к Гольцову, с которым познакомился случайно, когда катал по городу веселую компанию.
– Оставайтесь здесь, дядя Вася! – сказал Игорь Саввович. – Заезжать не будем…
Модерновой, состоящей сплошь из металла и стекла, была новая областная больница. Насквозь просматривался вестибюль, виднелись с улицы лестничные марши, солнце заливало снаружи и изнутри все, что можно было залить, и, наверное, от этой сквозной прозрачности, от солнечной неистовости подчеркнуто одинокой казалась темная фигура старика, сидящего на последней ступеньке низкого крыльца. Старик был таким маленьким, что трудно было предположить в нем отца почти двухметрового Бориса Иванова, и сидел он на крыльце в той же позе, в какой сидел в десятом часу, когда Игорь Саввович заезжал в больницу.
– Как дела? – спросил Игорь Саввович, стараясь не смотреть на старика. – Есть новенькое?
Отец Бориса Иванова не пошевелился, на Игоря Саввовича тоже не посмотрел, но ответил:
– А кто его знает, как дела? У них, этих врачей, ничего не поймешь! Вот как дела!
Старик вздохнул, зябко пожал плечами и покачал головой.
– Кто его знает, как дела! – продолжал он. – Кто говорит – помирает, а кто – живой… У них не понять, у этих докторов…
В единственном темном уголке вестибюля, где на стеклянных стенах висели огромные и яркие плакаты на медицинские темы, Игорь Саввович увидел мать Бориса Иванова, тоже маленькую и худую.
– У них не понять, у этих докторов…
Гардеробщица быстро протянула Игорю Саввовичу короткий халат, он торопливо накинул его на плечи, перешагивая через две ступеньки, поднялся на третий этаж. Молоденькая медсестра метнулась, чтобы преградить ему дорогу, но тут же отступила, словно он был прокаженным или, наоборот, невообразимо высоким начальством… Синтетическая мягкая дорожка; двери, двери, двери; белые халаты, много белых халатов и – тишина, настоящая больничная тишина, сравнить которую ни с чем невозможно.
Возле дверей с табличкой «Заведующий кафедрой К.Я.Чернышев» Игорь Саввович задержался, поправил халат, задрав подбородок, решительно постучал, и буквально в эту же секунду дверь с бешеной энергией распахнулась, на пороге в угрожающей позе выросла старшая медсестра, знакомая Игорю Саввовичу по утреннему визиту. Разозленная, надменная, она выпятила и без того выпяченную грудь, открыла рот, чтобы отчитать неизвестного за появление в неурочный час, но вдруг попятилась и проговорила:
– Ах, это вы!.. Еще раз здравствуйте, товарищ Гольцов!
Она глядела на Игоря Саввовича так, как глядели, наверное, московские поклонницы на актера Вячеслава Тихонова после двенадцатой серии фильма «Семнадцать мгновений весны». Вот какую «славу» принесла ему победа над троими в Пионерском переулке.
– Сюда, пожалуйста!
Белые стены, стулья, столы, шкафы; белые халаты и шапочки, запах больницы – знакомое, волнующее для Игоря Саввовича, который все-таки был и оставался докторским ребенком. Осматриваясь, он поймал взглядом что-то постороннее, мешающее, не больничное – это сидела, положив одну капроновую ногу на другую, жена Игоря Саввовича. Халат с плечей Светланы сполз, открыв цветной костюм – яркий, слишком яркий на белизне и стерильности профессорского кабинета. Мало того, в левой руке Светлана неосознанно изящно держала длинную сигарету и завороженно глядела на профессора Чернышева, который тоже – неумело и смешно – держал в пальцах правой руки сигарету. Это значило, что Светлана испросила разрешения закурить, получив согласие, угостила сигаретой профессора, а он, как человек галантный, хоть некурящий, от сигареты отказаться не мог. Теперь профессор Чернышов морщился от сигаретного дыма.
– А, Игорь Саввович! Здравствуйте! Садитесь!
Высокий, длинноволосый, аристократически поджарый, с великолепным цветом моложавого лица, профессор Чернышов трудолюбиво сидел на обыкновенной больничной табуретке.
– Садитесь, бога ради, Игорь Саввович! – профессорским басом с профессорским величавым благодушием прогудел он. – Это ведь только у хирургов правда в ногах.
Чертовски раздражал яркий костюм жены, блестящие от волнения глаза, капроновые ноги, сигарета в отставленной руке. Конечно, Светлана примчалась к профессору прямо из института и опять собиралась вернуться в институт, глупо было бы специально заезжать домой переодеваться, и все-таки она мешала, казалась лишней и ненужной в кабинете профессора. Она походила на черную «Волгу», на которой Игорь Саввович не мог подъехать к вестибюлю, где на нижней ступеньке сидел маленький старик, оцепеневший от горя.
– Ну-с, Игорь Саввович, – самодовольно пробасил профессор, – считаю операцию излишней. Сделали все, что могли, и, может быть, чуточку больше. – Он сверкнул глазами, как провинциальный трагик в патетический момент. – Правда, есть тревожные моменты и… моментики! Нехорош низкий гемоглобин, скверный тонус, прошлый травматизм…
Светлана сделала такое движение, словно хотела вскочить, но вовремя удержалась.
– Понимаешь, Игорь! – возбужденно проговорила она. – Выяснилось, что около года назад Иванов перенес сотрясение мозга, и тоже в результате драки… Об этом рассказали Константину Яковлевичу родители Иванова.
Профессор мягко улыбнулся.
– Сотрясение мозга, Светлана Ивановна, мы диагностировали сами, а родители больного только подвердили оче-вид-ное! – Он взял со стола несколько рентгеновских снимков разных форматов, повернувшись к окну, стал разглядывать их на просвет. – Удар в лобную часть, вероятнее всего, был нанесен металлическим предметом, может быть, кастетом… Он фрукт, этот ваш Борис Иванов! – Профессор помолчал. – И все-таки повторяю: положение серьезных последствий вызвать не должно…
Раздражение вызывала у Игоря Саввовича жена, до сих пор не догадавшаяся сменить позу или хотя бы одернуть юбку: наглым выглядело круглое колено. Игорь Саввович поморщился, поерзал на табуретке и начал сосредоточенно смотреть на свои загорелые сильные руки. Собственно говоря, в профессорском кабинете ему делать было нечего, совершенно нечего – и сейчас, и утром, и вечером, и в любое время дня и ночи. Операция не нужна, Борис Иванов лежит в палате, предусмотрительно с ног до головы истыканный иглами, укутанный бинтами, обвешанный трубками и шлангами. Пожилая опытная сестра следит за пульсом, дыханием, давлением крови…
– Все будет хорошо! – сказал профессор Чернышев, поднимаясь. – Думаю, через день-два Иванов, выражаясь по-простонародному, оклемается.
Светлана по больничному коридору шла впереди, и выяснилось, что юбка на ней была обыкновенная, скромная и простая, но раздражение от этого не прошло, а, наоборот, усилилось: «Надо следить за собой!» Игорь Саввович внезапно остановился, круто развернувшись, вернулся к дверям профессорского кабинета, постучал, и как только появилась старшая сестра, улыбнулся ей заманчиво.
– Простите! – сказал он. – Вы Наташа, да? Алла? Вероника, вот кто! А почему вы такая красивая, Вероника?
Улыбка. Короткий нервный смешок; настороженный взгляд в спину уходящей Светланы.
– Вера! – сказала сестра. – Я вас слушаю…
Сестра гортанно смеялась, глядела на Игоря Саввовича открыто призывно, а он, наклонившись к ее уху, чувствуя запах духов, зашептал:
– Даю честное пионерское слово, что даже на дыбе не расскажу… Уверен, что вы записываете звонки к профессору. Дайте мне списочек тех, кто звонил по поводу Иванова. Муж ревнивый?
– Страшно! – ответила сестра, беззвучно смеясь. – Сейчас я дам список…
Она ушла, минут пять отсутствовала, а Игорь Саввович думал, что сестра умна. Она просто-напросто все понимала.
– Вот список. Звоните, Игорь Саввович! – Сестра хорошо улыбнулась. – Перемелется – мука будет… Звоните!
– Спасибо, Вера!
– Не за что, Игорь.
В стеклянный вестибюль Игорь Саввович вышел вместе со Светланой. Пряталась в тени медицинских плакатов крохотная старуха, родившая Бориса последним из пяти детей, сидел на бетонной ступеньке крохотный старик, а на город – вот новость! – наползала веселая и шустрая туча непонятного происхождения. Двусмысленная была туча, из тех, что могла просто поиграть с горожанами в кошки-мышки, но могла разразиться коротким, свирепым ливнем с громами и молниями. Воздух был душен, влажен, и очень хотелось дождя.
– Все хорошо, Семен Леонтьевич! – сказал Игорь Саввович маленькому старику. – Скоро Борис поднимется… Вы бы шли домой, отдохнули…
Старик сидел в прежней позе.
– У них, у врачей, – проговорил он, – всегда ничего не понять…
Отходя от крыльца, Игорь Саввович спиной чувствовал, что старик вот так, сжавшись в комочек, опустив голову, оцепенев, способен просидеть на нижней ступеньке до той минуты, пока не выйдет из стеклянного вестибюля здоровый сын или не вынесут на парусиновых носилках труп.
Светлана по новой, черной еще, асфальтовой дорожке шагала осторожно, чтобы не цокать деревянными подошвами сабо, а правой рукой нервно шарила в лакированной сумочке. Искать неизвестное она начала еще на крыльце больницы, ничего не нашла и вот продолжала шарить на ощупь, не догадавшись остановиться и заглянуть в сумочку. Наконец что-то звякнуло, Игорь Саввович покосился, увидел, что Светлана держит в пальцах ключи от «Жигулей», но вид у нее такой, словно жена об этом и не догадывается.
– Пошли, пошли! – сказал Игорь Саввович.
Шофер дядя Вася держал машину в тени высокого больничного забора, и, направляясь к нему, Игорь Саввович услышал, как опять звякнули ключи от «Жигулей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62