А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

если случалось по несчастью раскрыть тот или иной экземпляр, на свет божий выползали мокрицы. Вот, брат, как неудачно обернулось дело! Тогда твоя мать явилась в усадьбу с большим кожаным саквояжем, где помещалось все необходимое для дезинфекции. Старик Шарль сам отправился за ней на вокзал в коляске — так ему казалось романтичнее…
Жюльен невольно улыбнулся. Слова Рубанка пробуждали в нем давно забытые картины. Парень не лгал — мать знала все о войне с вредителями книг: оружие, тактику и маневры. Он помнит, как Клер стояла на стремянке в библиотеке, куда никто никогда не входил. Вытянувшись вверх, на цыпочках, с напряженными икрами, мать предавалась таинственному занятию, о котором он в свое время задал ей тысячу вопросов «как?» да «почему?». Помнится, она принялась терпеливо ему объяснять: первый враг книг — сырость, от нее на страницах появляются рыжеватые пятна, а справиться с ней можно, налив в блюдце жидкий хлористый кальций, высушивающий бумагу. Но куда более грозный враг — насекомые, эти крошечные паразиты. Их может скопиться видимо-невидимо за стеклянными створками шкафов, они прорывают целые галереи в деревянных досках — например, жук-точильщик приводит в негодность переплеты самых дорогих книг и притом жрет бумагу, или кожеед…
Да, ему казалось, что он вновь видит Клер, бережно вытирающую тряпочкой, смоченной скипидаром, корешки испорченных книг. Она делает это нежно, осторожно, словно гладит шерстку смирного домашнего животного. «Думаю, довольно будет запаха, чтобы их отогнать, — объясняла она, — но если не подействует, придется использовать пиретрин ».
Но существовали и более радикальные способы борьбы, тогда война приобретала тотальный характер. К полному уничтожению книжных недругов мать приступала дважды в год — в марте и сентябре. Отодвигались створки полок, и на верхнюю помещался стакан с сероуглеродом. Затем Клер тщательно закрывала стеклянную дверь в библиотеку, приговаривая: «Уж теперь им несдобровать! Ядовитые пары проникнут между страницами, и насекомые задохнутся». Но этот геноцид представлял опасность и для людей, ибо главным недостатком метода была повышенная воспламеняемость препарата. «Если теперь войти туда со свечой или зажженной керосиновой лампой, — шепотом предупреждала Клер, — то весь дом заполыхает — пых! Все равно что поджечь газ. Чудовищное пламя!»
Опасность завораживала Жюльена. Прижавшись носом к стеклянной двери, он с благоговейным ужасом смотрел на кожаные переплеты, принимающие смертельную воздушную ванну, представлял агонизирующих насекомых — вредоносных пожирателей слов, с брюшками, набитыми печатными буквами. Мать тогда казалась ему всемогущей, наделенной таинственной властью, в ее руках находилась судьба человеческого знания, которое она защищала от прожорливого ползающего племени своим умением использовать оружие уничтожения, умещающееся в обыкновенном блюдце или стакане. Он не отводил взгляда от зловещего сосуда, стоявшего на верхней полке, надеясь заметить, как из него вырывается голубоватый смерч зарождающегося пожара, но оружие упорно оставалось невидимым.
— Эй! — крикнул Рубанок. — Не дрыхни! Испорченные книжки были только предлогом. Старик хотел поймать ее в свои сети. Спать с ней он хотел, вот что. А может, так оно и было, кто знает?
На этот раз Жюльен пришел в себя окончательно. В мозгу роились смутные мысли, которые он предпочел бы не вытаскивать на свет божий, а запрятать подальше.
— Он все время вокруг нее крутился, — не унимался его собеседник. — Я понял это из разговоров слуг в буфетной. При малейшей возможности старался затащить ее к себе, и она, представь, не противилась: приносила ему редкие издания, стоившие бешеных денег. И учителя-то таких в глаза никогда не видели. И все это старику, понимаешь? Тому, кто сроду ничем не интересовался, кроме конторских книг!
Рубанок зашелся от хохота, ударяя себя по ляжкам.
— А потом появился твой отец, — внезапно успокоившись, произнес он. — И у Адмирала прямо из под носа стянули лакомый кусочек. Он ни слова не сказал. Уступил, спасовал перед сыном. Но ты должен знать: никогда старик не любил твою мать так, как свекор любит сноху, — он мечтал с ней переспать. И это не укрылось от Матиаса, он догадывался, все время подозревал. И в конце концов убедил себя, что старик пользовался его женушкой до него… Ревность доводила его до бешенства, он вообразил, что ты — сын Адмирала, его братец. Каково!
Мальчик сделал попытку встать. Его мутило, но, как ни странно, он был рад опьянению и надеялся, что, проспавшись, забудет все сказанное Рубанком. Ему казалось, что он угодил в вонючее болото и не может выбраться.
Рубанок поднялся на ноги. От него несло потом и еще чем-то отвратительным. Звериный запах вызвал у Жюльена новый приступ тошноты.
— Вот так! — грубо проговорил парень. — Возможно, ты сын старика. Теперь понятно, почему ты хилый да и умом не блещешь: деревенские дурачки чаще всего — дети старичья. Расспроси-ка лучше свою мать. Болтают, что ты родился недоношенным, семимесячным, но кто знает, как оно было на самом деле, согласись? А что, если эти два недостающих месяца она провела в постели твоего деда?
Жюльена вырвало прямо на собственные башмаки. Когда спазмы прекратились, он покачиваясь вышел из сарая и окунул голову в поилку для скота. Рубанок шел следом, злобный, раздраженный, видно было, что ему не терпится ударить Жюльена побольнее. Он напоминал бешеную собаку, учуявшую кровь раненого зайца.
— Потом появились и другие… Скульптор один… Бенжамен Брюз. Никогда о нем не слышал? Старик заказал ему огромную статую твоей матери — носовую фигуру из дерева. Он собирался установить ее на «Разбойнице» — яхте, которую как раз строил твой отец. Ну и дрянь же был этот Бенжамен Брюз! Из парижских хлыщей, неудавшийся гений. И мать твоя вроде бы позировала ему голой, сиськи вперед, — просто свинство! Матиас все время бродил возле мастерской, намереваясь их застукать, а старик его еще больше подзадоривал. Это была своего рода месть: старикан чувствовал облегчение, видя, что сын точно такой же ревнивец, как и он сам. Да-да, Бенжамен Брюз. Не хочешь к нему наведаться? Он все время торчит в лесу, там, со стороны Совиной просеки, живет отшельником с тех пор, как вернулся из Дюнкерка. Брюз мог бы многое тебе порассказать. «Разбойница» — да-да… Она-то и рухнула на Матиаса. Не принесла ему удачи носовая фигура!
— Я пришел поговорить насчет пса… — нерешительно заметил Жюльен, вытирая лицо.
Рубанок вздрогнул, возвращаясь к реальности, захлопал ресницами, словно спящий, разбуженный ярким светом. Ругнувшись, он подошел к поилке и тоже погрузил в нее голову по самые плечи.
— Проклятый сидр, — прорычал он выпрямляясь. — Забирает за здорово живешь!
Он сделал знак мальчику следовать за ним. Неподалеку от сарая была псарня, где папаша Горжю держал охотничьих собак. Там, в отдалении от остальных животных, находилась немецкая овчарка, очень крупная, но с опущенными ушами. На ее боках, где местами облезла шерсть, виднелись розоватые шрамы.
— Взрывом ее наполовину выпотрошило, — сказал Рубанок. — Хозяин зашил собаку, но все равно она была уже не та. Перестала слушаться. Стоило появиться человеку в военной форме, как она начинала показывать зубы.
Рубанок вошел и подозвал пса. Жюльен почти забыл о мучившей его головной боли. Цеппелин нехотя приблизился, глядя на них с недоверием.
— Славно, что ты решил ее взять, — миролюбиво проговорил парень. Охотиться ее не заставишь, дом сторожить — тоже. Отец однажды попросту пристрелил бы ее. Но в том, что касается мин, ей равных нет.
Внезапно в мозг Жюльена закралась страшная мысль. Не расставляет ли Рубанок ему ловушку? Не надеется ли, что рано или поздно он подорвется на одном из смертельных снарядов, зарытых на Вороньем поле? Случись такое, и Клер, несомненно, уйдет оттуда, откажется от борьбы, уступив земли Горжю за кусок хлеба. Нет, это было бы чудовищно, нужно гнать дурные мысли, не дать им завладеть собой!
Цеппелин принялся лизать Жюльену руки розовым шершавым языком.
— Уходите, — стал проявлять нетерпение Рубанок. — Давайте пошустрее! У меня работы по горло. Да присматривай получше за своим кобелем: увижу, что крутится возле кур, — всажу ему вилы в бок!
Не ответив, Жюльен побрел со двора. После недолгого колебания пес потрусил за ним. Вид у него, с облезшими боками, был настолько неприглядным, что мальчик невольно подумал о том, как отреагирует на его появление мать.
При виде собаки Клер поморщилась, но все-таки, даже если ей и пришло на ум, что появился лишний рот, сдержалась и ничего не сказала. Жюльен, воспользовавшись тем, что мать работала в глубине огорода, достал припрятанные в кустах продукты и разложил перед ней, надеясь оправдаться.
Мать, потрясенная щедростью Горжю, только недоверчиво разглядывала все эти сокровища, долго не решаясь до них дотронуться. Цеппелин тем временем с угрюмым видом обследовал новое место обитания, обнюхивал землю, то и дело поворачивая голову в сторону колючей проволоки, словно уже догадался о присутствии там мин.
В тот день они решили устроить настоящий праздник: отложили садовый инвентарь и, устроившись у камней возле хижины, развели огонь. Жюльен отварил рис, добавив в него утиные консервы. Его не покидало ощущение счастья от того, что он готовил вкусную еду для Клер, ловя ее восхищенные взгляды. Аппетитный запах привел Цеппелина в неистовство, он едва ли не совал морду в кипящее на огне варево. Мальчик разделил пищу на троих, и все жадно принялись ее поглощать. Они с матерью держали тарелки возле самого рта, чтобы есть быстрее. Каким блаженством было ощущать приятную тяжесть в желудке, нежность сочного мяса, ничуть не похожего на разогретую резину! Да что говорить, они попросту обжирались, осознав наконец, что с момента приезда сюда голодали, не желая себе в этом признаться.
Покончив с горячим, Жюльен разломил плитку шоколада. Вновь нахлынули воспоминания о когда-то прочитанном: в спасательной шлюпке капитан, весь в лохмотьях, распределяет между уцелевшими после кораблекрушения остатки еды. В мальчике все пело от радости, когда он опускал квадратики шоколада в почерневшую от земли ладонь Клер и смотрел, как она жадно, словно девчонка, накинулась на лакомство. Удовольствие, полученное им самим от сладкого, оказалось несравнимо меньшим.
Отяжелевшие от еды, они улеглись на траву вздремнуть, прямо посреди тарелок, которые пес принялся вылизывать длинным розовым языком.
9
Еще несколько дней прожил Жюльен в расслабленной атмосфере этой неожиданно свалившейся передышки. Вне времени, вне мира. Больше, чем когда-либо, он чувствовал себя чудом спасенным, обретшим убежище на необитаемом острове. Иногда перед сном воображение рисовало ему фантастические картины: ковчег, на котором находился пансион, затонул в открытом море, и он оказывался единственным выжившим в катастрофе. Тогда сердце его колотилось от восторга.
Жюльен вставал очень рано, на заре. Проснувшись, он чуть слышно цокал языком, подзывая Цеппелина, как бы говоря: «Пора отправляться в путь!» — И они шли по коридору между двумя рядами колючей проволоки, которой было обнесено Воронье поле. Мать — жертва дурной городской привычки — всегда поднималась поздно, когда солнце уже стояло высоко. С тревогой мальчик спрашивал себя, способна ли она закалиться для деревенской жизни или, напротив, сельский труд ее преждевременно состарит, сведет на нет былое очарование. Руки Клер, праздные и изящные, потрескаются, из-за въевшейся в кожу и застрявшей под ногтями грязи станут казаться крупными, грубыми. Мать теряет привлекательность, и эта удручающая метаморфоза только ускорится с приходом зимы. И потом — куда деться от постоянной усталости, давящей, невыносимой, которая валит тебя с ног, едва завечереет? Порой настолько устаешь, что даже нет сил достать воды из колодца и умыться. Постепенно привыкаешь к запаху пота, к грязи. Время идет, и опрятность перестает казаться столь уж необходимой, как раньше. Волосы Клер висели теперь жирными, тяжелыми прядями, подошвы ног почти всегда нечисты. За несколько недель она превратилась в цыганку. О, разумеется, пока еще в прехорошенькую цыганочку, но и сейчас любой горожанин, остановившийся возле их дома, чтобы залить воду в радиатор, счел бы её замарашкой.
Такие невеселые мысли неотступно преследовали Жюльена, пока он шел по тропинке, терявшейся в плотном тумане. Ему нравилось это льнущее к земле молочно-белое марево, нравилось вспарывать ватную пелену башмаками. Дымные завитки поднимались до середины живота бежавшего рядом Цеппелина, полностью скрывая его лапы. Утренние прогулки с собакой давали мальчику возможность составить истинное представление о протяженности их владений, о размерах огороженного поля — несколько гектаров плодородной земли, недоступной, отделенной от всего живого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов