Казалось, время остановилось. Жар вокруг усиливался, пожар полыхал все ярче, но Анборн не обращал на него внимания, сосредоточившись на нескольких ярдах земли впереди.
Он полз уже целую вечность, когда наткнулся на тело лучника, который подстрелил Шрайка, а теперь лежал рядом со своим арбалетом. Анборн остановился, чтобы передохнуть и перевести дыхание. Он перекатился на бок, поморщившись от острой боли в ребрах, оторвал лоскут от рубашки, чтобы перевязать кровоточащие ладони, и вновь огляделся.
На расстоянии вытянутой руки тлел скелет лошади, жар расплавил даже седло с высокой спинкой. Рядом валялась старая сабля. Анборн, забыв о боли в спине, протянул к ней дрожащую руку.
Вероятно, тела остальных врагов полностью поглотил огонь, сквозь который он полз. Анборн дышал их пеплом, вдыхал души.
Даже душу Шрайка.
В первый раз после начала сражения он вспомнил о своем друге и наставнике, скромном матросе с «Серелинды» — последнего корабля, покинувшего Серендаир как раз перед тем, как родину намерьенов поглотили морские волны. Началось долгое путешествие, во время которого они пересекли Нулевой меридиан и Шрайк, как и все его спасшиеся соотечественники, получил в награду бессмертие. Суровый солдат, он верно служил Гвиллиаму, хотя и не всегда охотно следовал за ним. Гвиллиам был отцом Анборна, и Шрайк остался рядом с сыном после смерти своего сюзерена. Они провели вместе пятнадцать столетий.
Анборна охватила скорбь, какой он не испытывал уже много столетий. Однако генерал заставил себя не думать о самом верном друге — он не мог отвлекаться от своей главной цели.
Отдохнув, он подполз к телу лучника и плюнул ему в лицо, после чего схватил за челюсть и потащил за собой.
Раздался громкий треск, и на землю рухнула здоровенная ветка, во все стороны полетели искры и пепел. Анборну пришлось прикрыть лицо.
Воздух стал таким горячим, что ему показалось, будто его легкие наполнились огнем.
Он уже начал задыхаться, а из горла пошла черная кровь. Старый воин с горечью был вынужден признать, что один он не справится.
Тогда он решил воспользоваться последним шансом.
Некоторое время вокруг был слышен только рев пожара, не дававший ему сосредоточиться, мешавший уловить хоть что-нибудь в этом хаосе. Он нетерпеливо потер уши, проклиная свою бесполезность, и попытался отсечь все посторонние звуки, чтобы уловить нежную песнь ветра.
И вот наконец он ее услышал. Легкий ветерок, возможно, был рожден самим пожаром.
Анборн прислушивался к его малейшим изменениям, оценивал его силу.
Потом он собрал все оставшиеся силы, поднял голову, повернулся на запад и произнес слова Призыва, на который ему приходилось отвечать, но который сам он никогда прежде не отправлял на крыльях ветра.
— Льюк, западный ветер, ветер справедливости, услышь меня, — хрипло заговорил Анборн на древнелиринском языке — то были единственные лиринские слова, которые знал генерал. — Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову, и меня услышат.
Когда Анборн посреди горящего леса произносил древний Призыв солдатского братства, он вспомнил, как однажды ветер принес ему чистый, тихий Призыв и, бросившись на выручку, он оказался в заснеженном лесу в самый разгар бури. Он откликнулся на него и нашел замерзающую женщину, которая вела в поводу едва живую лошадь с потерявшим сознание гладиатором.
Женщина стала королевой лиринов, а потом и намерьенов.
Гладиатор, которого она увезла с собой в царство за гранью жизни и смерти, остался там. Потом он вернулся, и весы избрали его Патриархом.
Генерал поморщился: какая ирония судьбы!
Тогда он спас их обоих, хотя временами ему хотелось прикончить скотину гладиатора. В тот раз Анборн, почувствовав скрытую от посторонних магию ветра, отдал себя во власть стихии и оказался там, где в нем нуждались. Правда, он считал, что идет на помощь Кузену. Анборн не знал, что, поступив так, он заслужил прощение за преступления, совершенные во время Намерьенской войны и преследовавшие его во сне и наяву.
После этого он вновь научился спать.
А теперь Рапсодии нет. Он не смог защитить ее, нарушил клятву, данную племяннику, потерял и ее, и их с Эши нерожденное дитя. Боль была сокрушительной.
И тогда он обратился к другому ветру, северному, самому сильному из всех четырех, в надежде, что он сможет донести его зов до кого-нибудь из Кузенов, которых, как совсем недавно Анборн объяснил Гвидиону Наварнскому, практически не осталось в этом мире.
— Клянусь Звездой! — вскричал он, вдыхая в легкие едкий дым. — Я буду ждать и наблюдать, я позову, и меня услышат!
Он надолго закашлялся.
Лишь рев обезумевшего пламени был ему ответом.
Он постарался справиться с отчаянием, грозившим затопить его душу и продолжавшим нашептывать слова сомнения. Генерал знал, что не на всякий зов Кузена приходит ответ. Он и сам слышал такой зов дважды всего несколько недель назад и был готов откликнуться на него, но двери ветра так и не распахнулись перед ним. Он не сумел найти человека, который звал на помощь.
Быть может, и сейчас к нему никто не придет.
— Джэн, южный ветер, самый стойкий, — прохрипел Анборн, чувствуя, как теряет голос. — Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову, и меня услышат. — Он сглотнул, стараясь заставить свое горло произносить слова. — Я позову, и меня услышат.
Казалось, Время замедлило свой бег, оно начало плавиться и изгибаться в этой невыносимой жаре, точно стекло в руках стеклодува.
Теперь дым стлался по земле. Генерал закрыл лицо руками, мучительно пытаясь сделать вдох, но задача показалась ему слишком трудной.
Никто не придет.
Анборн перекатился на спину и посмотрел в пылающее оранжевое небо с серыми и черными полосами обгоревших ветвей, на фоне которых вспыхивали искры.
«Никого не осталось, чтобы ответить на мой зов», подумал он, равнодушно наблюдая, как трещат и падают под напором огня огромные деревья Гвинвуда. Великолепный лес, владения его бабушки, драконихи Элинсиноc, у него на глазах превращался в пепел.
Анборн почувствовал, как кожа у него на лице, исцеленная волшебным даром Рапсодии, вновь покрывается ожогами. Он сделал вдох, повернулся к востоку и произнес имя последнего ветра.
— Зэс, — прошептал он. Ветер утра. Он сглотнул, вспомнив другое его имя: ветер смерти. — Выслушай меня.
Горло Анборна наполнилось дымом, он мог только хрипеть, зубы стучали, высохший язык едва шевелился.
— Клянусь Звездой, я буду ждать, — пробормотал он. — Я буду… наблюдать. — Анборн сглотнул и попытался выдавить из себя еще несколько слов. — Я… позову…
Его губы застыли.
На берегу моря старик с кожей цвета плавника оторвал взгляд от песка, на котором чертил какие-то символы, словно бы услышал далекий голос ветра. Он посмотрел в серо-голубую даль вечно меняющегося горизонта, прислушался еще раз, но до него донеслись лишь крики чаек.
Он покачал головой и вновь принялся рисовать картинки на песке.
30
КУЗЕН, услышавший Призыв, скакал на лошади по зеленым полям, направляясь домой.
Он остановил своего скакуна и прислушался к ветру, стараясь вновь уловить звуки, печальные слова, которые он слышал однажды много лет назад, произнесенные на языке, давно ставшем мертвым:
«Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову, и меня услышат».
Он не узнал голос, хриплый шепот человека, близкого к смерти, но Кузен на это и не рассчитывал.
У него перед глазами расстилались бескрайние волнующиеся поля, теплый ласковый ветерок овевал лицо, клонившееся к закату солнце висело над горизонтом, и на землю уже легли длинные тени, указывая на восток, куда он и направлялся.
Кузен вновь услышал голос, теперь он прозвучал еще слабее:
«Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я… позову… »
Потом наступило молчание.
Кузен принялся искать потоки ветра, пытался уловить его порывы, клонившие к земле высокие травы, чтобы найти тропу, которая привела бы его к тому, кто попал в беду, — так случилось в тот единственный раз, когда он услышал Призыв. Но воздух оставался спокоен, не было ни вихря, ни туманного туннеля, по которому он мог бы устремиться на помощь, как в прошлый раз. Он спешился и с тревогой оглядел расстилавшийся до самого горизонта океан травы, но ничего не увидел.
Тогда он повернулся на запад, откуда, как ему казалось, пришел Призыв.
И заморгал.
Земля перед ним начала перемещаться, высокая трава раздвинулась, образовалась трещина, а темнота в ней наполнилась ослепительным светом. Прямо у него на глазах расселина становилась все глубже и шире, поднялся ветер, потянул его за одежду, призывая идти за собой.
Кузен покачал головой, не веря своим глазам: неужели ветер предлагает ему следовать в глубины земли? Взяв поводья своего скакуна, он шагнул в туннель, на помощь Кузену.
Как только он оказался под землей, отверстие моментально закрылось, и на его месте осталось лишь волнующееся море травы, темнеющее в лучах заходящего солнца.
Анборн все еще лежал на спине и смотрел, как горит листва над головой, а ветер уносит черные листья в невидимое небо. Неожиданно он почувствовал, что земля задрожала.
Он заморгал, увидев, что окружавшая его стена черного, едкого дыма начала вдруг сжиматься. По выжженной траве заметались яркие сполохи света, рассеивая мрак, окутавший Анборна. Земля продолжала дрожать, будто при землетрясении.
Медленно, напрягая последние силы, он перекатился на бок и протер усыпанные пеплом глаза.
Несмотря на близость смерти, Анборн ощущал присутствие могучего волшебства, в движение пришли силы стихий, что неизменно вызывало у него благоговение и страх. В годы войн он не раз видел действие древней магии, его родители пытались обратить могущество стихий ради достижения победы. Тогда погибли тысячи людей. Но даже в тех случаях, когда магию стихий использовали в благородных целях, как это делали Рапсодия или его племянник, он всякий раз ощущал тревогу и даже страх.
Генерал был слишком слаб, чтобы приподняться повыше. Между тем из земли вырвался столб черного дыма, изнутри освещенный ярким светом. Анборн понял: это Кузен откликнулся на его зов.
В дымном мареве прямо из земли появилась фигура, ведущая за собой лошадь, но их очертания были слишком туманными. Ослепительный свет, вырывавшийся из-под земли, изчез, и теперь фигуры озаряло лишь ревущее пламя.
Наконец Кузен и его лошадь вынырнули из дыма, и Анборн прищурился, пытаясь сквозь пепел, запорошивший глаза, разглядеть своего спасителя. Генерал узнал его, только когда тот подошел уже вплотную.
Анборн удивленно воззрился на него, потом опустился на спину, вздохнул и хрипло расхохотался.
— Клянусь богами! — прошептал он. — Ты?
Его спаситель наморщил лоб, успокаивающе погладил по шее свою огромную лошадь и опустился на корточки рядом с древним намерьенским воином.
— Ой бы сказал, что сейчас не самый подходящий момент для веселья, — сухо заметил Грунтор, придерживая поводья Лавины. — Но всему свое время. Ой не навредит тебе, если положит на седло?
Анборн с трудом кивнул и сжал в руке старую саблю.
— Должен… передать… в Хагфорт, — прошептал он с трудом. — Они… схватили… Рапсодию.
Янтарные глаза фирболга потемнели от тревоги. — Где? Кто?
Генерал покачал головой, изо всех сил стараясь не потерять сознание:
— Я не знаю… У него… Тайстериск. Он слабо махнул рукой.
— Куда они направились? — резко спросил сержант, взяв на руки Анборна.
— На запад, — прошептал генерал. — В… огонь.
Анборн был уже не в силах говорить, последним движением он вцепился в тело лежащего на земле лучника и тут же потерял сознание.
Грунтор увидел, что лицо Анборна начинает сереть. Он разжал его пальцы, выпрямился и понес генерала к лошади.
Фирболг положил тело великого намерьенского воина на спину Лавины. Быстро сорвав с себя плащ, он бросил его на землю, ногой швырнул на нее труп врага и веревкой привязал его к седлу. Несколько мгновений он смотрел на стену огня, затем вскочил на лошадь и, придерживая умирающего Кузена перед собой, стремительно помчался вперед, к Кругу филидов и Дереву.
Анборн пришел в себя в серые утренние часы следующего дня и обнаружил перед собой два самых неприятных лица, которые только мог себе представить, к тому же лишь немногим менее угрюмые, чем его собственное.
Первое принадлежало его спасителю, фирболгу с серо-зеленой кожей и янтарными глазами (Анборн сразу понял, что один из его родителей явно принадлежал к какой-то иной расе — наверное, бенгардов, подумал он, вспомнив рассказ Рапсодии). Вместе с ним Анборн стоял в почетном карауле во время ее коронации в Тириане. Сейчас сержант молча смотрел на генерала, грубые черты его лица были искажены невыносимой тревогой.
Рядом с ним стоял Гэвин, Главный Жрец филидов, тихий неразговорчивый лесник, унаследовавший свой титул от Ллаурона, который пожелал приобщиться к одной из стихий, отказавшись от человеческого тела ради драконьего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75