Потом заговорил снова. — Ладно, все это позади. Интересно, лучше ли поведет себя человеческая раса на Бете-3. Я в этом сомневаюсь.
— Почему ты начал беспокоиться об этом? — спросила она приглушенно.
— Началось с учителя. Мой отец был убит, когда я был маленьким, и к тому времени, когда мне исполнилось двенадцать, моя мать практически окончательно скатилась на дно. Но у нас был учитель — мистер Меликот, абиссинец. Не знаю, как он оказался в нашей школе, в чертовой дыре, но он жил ради нас и ради того, чему нас учил. Мы чувствовали это, и наши умы пробудились… Я не уверен, что учитель сделал мне добро. Я начал думать и читать, а это привело к тому, что я стал говорить и действовать, из-за чего нажил неприятности, от которых пришлось бежать на Марс — неважно, каким образом… Да, все же, я полагаю, он научил меня добру.
— Вот видишь, — сказала она, улыбаясь под шлемом, — это не так трудно — снять маску.
— О чем ты говоришь? — возразил он. — Я только пытаюсь сделать тебе одолжение, не больше.
— Потому что мы скоро можем умереть. Это говорит о многом, Шарль. Я начинаю лучше понимать тебя. Даже в мелочах. Например, почему говорят, что ты был честным, но прижимистым в отношении денег — дома, в Солнечной системе. Почему ты часто бываешь грубоват и никогда не пытаешься хорошо одеваться, хотя тебе это было бы к лицу. Почему ты скрываешь свою одержимость под ледяным «Иди своей дорогой, если не хочешь идти моей»…
Это бывает ужасно! — и…
— Остановись! Психоанализ, построенный на нескольких элементарных фактах из моего детства?
— О нет, нет. Это было бы нелепо, я согласна. Но то, как ты рассказывал о фактах, позволило мне кое-что понять. Волк в поисках логова.
— Хватит!
— Конечно. Я счастлива с тобой… Я не буду продолжать, никогда не стану этого делать, разве только ты сам захочешь. — Чи-Юэнь явно решила исполнить свое обещание, потому что следующие ее слова были совсем о другом:
— Я скучаю по животным. Сильнее, чем ожидала. В доме моих родителей был карп и певчие птицы. У нас с Жаком в Париже был кот. Я никогда не отдавала себе отчета, пока мы не улетели так далеко, какую большую часть мира составляют прочие живые существа. Сверчки летними ночами, бабочки, колибри, рыба, выпрыгивающая из воды, воробьи на улице, лошади с бархатными мордами и теплым дыханием… Как ты думаешь, мы встретим что-нибудь похожее на земных животных на Бете-3?
* * *
Корабль столкнулся с туманностью.
Это было слишком стремительно Утонченный танец энергий, который уравновешивал ускоряющие силы, больше продолжаться не мог. Его компьютерные хореографы отправили сигнал отключить систему, пока положительная обратная связь не повредила ее.
Люди на борту корабля ощутили скачок и изменение веса. Каждому на грудь как будто уселся тролль и душил его за горло. Обрывки тьмы зазмеились перед глазами. Выступил пот, биение сердец замедлилось, зашумела кровь. На этот шум ответил корабль — металлическим стоном, треском и скрежетом. Корабль не был рассчитан на такие нагрузки. Его аварийный запас был невелик, а масса слишком ценна. Он протаранил атомы водорода, разбухшие до величины азота или кислорода; частички пыли, раздувшиеся до метеороидов. Скорость уплощила облако по длине, оно было тонким, корабль пронизал его в течение нескольких минут. Но по той же причине туманность больше не была для корабля облаком. Она стала прочной стеной.
Внешние силовые экраны корабля поглотили смертельный град ударов, отбросили в стороны материю вихревыми потоками, защитили корпус от всего, кроме собственной силы столкновения. Каркасы смялись. Электронные компоненты расплавились. Криогенные жидкости испарились из разбитых резервуаров.
В результате один из термоядерных костров погас.
Звезды увидели событие по-другому. Они увидели как в разреженную темную массу ударил объект невероятно быстрый и плотный. Гидромагнитные силы схватили атомы, развернули их, ионизировали и бросили в кучу.
Взметнулось свечение. Объект был охвачен вспышками метеоров. За час своего прохождения он высверлил тоннель в туманности. Этот тоннель был шире, чем само сверло, поскольку ударная волна распространялась в стороны — все дальше вовне, уничтожая стабильность, которая там была, отбрасывая вещество брызгами и лохмотьями.
Если здесь находился зародыш солнца и планет, его не стало.
Вторгшийся объект прошел сквозь преграду. Он не слишком замедлил движение. Разогнавшись снова, он устремился к далеким звездам.
Глава 9
Реймон с трудом вернулся к действительности. Вряд ли он долго пробыл без сознания. Или долго? Ничего не было слышно. Может, он оглох? Или воздух вытек из корабля в пространство через пробитую брешь? Экраны отключились, и смерть цвета гамма-лучей уже прошла сквозь него?
Нет. Когда он прислушался, то различил привычное низкое биение энергии. Флюоропанель сияла у него перед глазами ровным светом. Тень от его кокона на переборке имела размазанные края, что означало наличие достаточной атмосферы. Вес вернулся к одному «g». По крайней мере большая часть корабельных автоматов функционировала.
— К дьяволу мелодраму, — услышал он собственный голос. Голос доносился как будто издалека, голос постороннего. — У нас полно работы.
Он принялся возиться с ремнями. Мускулы пульсировали и болели.
Струйка крови вытекла у него изо рта, соленая на вкус. Или то был пот?
Ничего. Он готов действовать. Он выкарабкался на свободу, снял шлем, втянул носом воздух — легкий запах горелого и озона, ничего серьезного, и с облегчением глубоко вздохнул.
Каюта представляла собой нечто невероятное. Шкафы открылись и содержимое их рассыпалось. Но это не слишком волновало Реймона. Чи-Юэнь не отвечала на его вызовы. Он пробрался через разбросанную одежду к стройной фигурке. Сбросив перчатки, отстегнул лицевой щиток ее скафандра. Дыхание женщины было нормальным, без свиста или бульканья, которые указывали бы на внутренние повреждения. Когда он оттянул веко, зрачок оказался расширенным. Похоже, она просто потеряла сознание. Он сбросил свою броню, нашел станнер и пристегнул его. Другие могли нуждаться в помощи больше, чем Чи-Юэнь. Он вышел.
По лестнице быстро спускался Борис Федоров.
— Как прошло? — окликнул его Реймон.
— Иду проверить, — бросил в ответ инженер и исчез.
Реймон хмуро ухмыльнулся и толкнул дверь в половину каюты Иоганна Фрайвальда. Немец уже снял скафандр и сидел, сгорбившись, на кровати.
— Raus mit dir, — сказал Реймон.
— У меня голова раскалывается от боли, — возразил Фрайвальд.
— Ты сам хотел быть в нашем отряде. Я считал тебя мужчиной.
Фрайвальд с отвращением посмотрел на Реймона, но зашевелился.
Завербованные констеблем дружинники были заняты в течение следующего часа. У постоянных членов команды работы было еще больше еще сильнее — они проверяли, измеряли и совещались друг с другом приглушенными голосами. У них не было времени чувствовать боль или предаваться страху. У ученых и техников такого болеутоляющего средства не было. Из того факта, что они все живы, а корабль явно функционирует, как прежде, они могли бы черпать радость… только почему Теландер не спешит с обращением? Реймон согнал всех в зал, занял одних приготовлением кофе, а других — уходом за теми, кто получил наиболее серьезные повреждения. Наконец он освободился и поспешил на мостик.
Он задержался, чтобы взглянуть на Чи-Юэнь. Она наконец пришла в себя, расстегнула ремни, но не смогла снять весь скафандр и упала на матрас.
Когда она увидела его, в ее глазах загорелся слабый огонек.
— Шарль, — прошелестела она.
— Как ты? — спросил он.
— Больно, и совсем нет сил, но…
Он сорвал с нее оставшиеся части скафандра. Она вздрогнула от грубости, с которой он это проделал.
— Без этого груза ты сможешь добраться до спортзала, — сказал он. Доктор Латвала тебя осмотрит. Никто не пострадал слишком серьезно, так что вряд ли это случилось с тобой.
Он поцеловал ее — краткое, ничего не значащее соприкосновение губ.
— Прости, что я о тебе не забочусь. Я очень тороплюсь.
Реймон продолжил путь. Дверь на мостик была закрыта. Он постучал.
Федоров проревел изнутри:
— Не принимаем. Подождите, пока капитан обратится к вам.
— Это констебль, — отозвался Реймон.
— Отправляйтесь выполнять ваши обязанности.
— Я собрал пассажиров. Они начали выходить из шока и понимают, что что-то не так. Незнание может их сломать. И может случиться так, что мы уже не склеим обломки.
— Скажите им, что вскоре будет представлен рапорт, — откликнулся Теландер без особой уверенности.
— Не можете ли вы сказать им это, сэр? Интерком работает, верно?
Скажите им, что вы сейчас оцениваете точные размеры ущерба, чтобы отдать распоряжения о необходимом ремонте. Но я предлагаю, мистер капитан, чтобы вы для начала впустили меня, чтобы я помог вам найти слова для описания постигшего нас бедствия.
Дверь распахнулась. Федоров схватил Реймона за руку и попытался втащить его внутрь. Реймон вывернулся из его хватки приемом дзюдо. Его рука взметнулась, готовая к удару.
— Никогда так не делайте, — сказал он.
Он поднялся на мостик и сам закрыл дверь.
Федоров заворчал и сжал кулаки. Линдгрен поспешила к нему.
— Нет, Борис, — взмолилась она. — Прошу тебя.
Русский подчинился, оставаясь наготове. Все смотрели на Реймона в напряженном молчании: капитан, первый помощник, главный инженер, навигационный офицер, управляющий биосистем. Он бросил взгляд за их спины.
Панели управления пострадали: стрелки на шкалах разных приборов погнулись, экраны разбиты, провода торчат наружу.
— Неприятности в системе управления? — спросил он, показывая туда.
— Нет, — сказал Будро, навигатор. — У нас есть, чем заменить.
Реймон поискал видеоскоп. Провода, ведущие к компенсатору, тоже были мертвы. Он подошел к электронному перископу и глянул.
Полусферическое изображение прыгнуло на него из темноты, искаженная картина, свидетелем которой он бы стал, находясь снаружи на корпусе корабля. Звезды столпились впереди, слегка струясь по бокам корабля; они сияли синим, фиолетовым, рентгеновским светом. За кормой узор был похож на тот, что когда-то был привычным, — но не полностью, и звезды эти покраснели, как тлеющие угли, словно время задувало их. Реймон слегка вздрогнул и повернул голову обратно в уютную тесноту мостика.
— Ну? — сказал он.
— Система торможения… — Теландер нервничал. — Мы не можем остановиться.
— Продолжайте, — сказал Реймон без всякого выражения.
Заговорил Федоров. Его тон был презрительным.
— Я полагаю, вы помните, что мы активировали систему торможения в составе бассердовского модуля. Эта система отличается от системы ускорения, поскольку для того, чтобы затормозить, мы не толкаем газ сквозь реактивный двигатель, а обращаем его инерцию движения.
Реймон никак не отреагировал на оскорбление. Линдгрен задержала дыхание. Через некоторое время Федоров сдался.
— Ну, — сказал он устало, — ускорители тоже работали, причем на гораздо более высоком энергетическом уровне. Несомненно, что сила их полей их и защитила. Система торможения… Все. Вышла из строя.
— Как?
— Мы установили только, что произошло вещественное повреждение внешних приборов управления и генераторов, и термоядерная реакция, которая давала ей энергию, погасла. Поскольку датчики системы не отвечают, должно быть, разбиты — мы не можем в точности сказать, что повреждено.
Федоров перевел взгляд на разбитые панели. Он продолжал говорить, будучи не в силах остановиться. Человек в отчаянии склонен повторять очевидные факты снова и снова.
— Соответственно природе катастрофы, система торможения должна была подвергнуться большей нагрузке, чем система ускорения. Я бы предположил, что эти силы, действуя через гидромагнитные поля, сломали материальную часть этой составляющей бассердовского модуля.
Разумеется, мы могли бы произвести ремонт, если бы выбрались наружу.
Но нам бы пришлось подойти слишком близко к пламени энергетического сердечника ускорителей в его магнитной ловушке. Радиация убьет нас раньше, чем мы сумеем что-либо сделать. То же самое касается любого робота с дистанционным управлением, который мы могли бы построить. Вам известно, что такая сильная радиация делает, например, с транзисторами. Не говоря об индуктивном эффекте силовых полей.
Ну и, конечно, мы не можем прекратить ускорение. Это означало бы отключение всех полей, включая экраны, работу которых может обеспечивать только внешний энергетический сердечник. При нашей скорости водородная бомбардировка высвобождает гамма-лучей и ионов достаточно, чтобы все на борту поджарились в течение минуты.
Он замолчал — не как человек, завершивший изложение, а скорее как машина, у которой закончилась энергия.
— У нас что, вообще не осталось средств управления движением? — спросил Реймон по-прежнему невыразительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Почему ты начал беспокоиться об этом? — спросила она приглушенно.
— Началось с учителя. Мой отец был убит, когда я был маленьким, и к тому времени, когда мне исполнилось двенадцать, моя мать практически окончательно скатилась на дно. Но у нас был учитель — мистер Меликот, абиссинец. Не знаю, как он оказался в нашей школе, в чертовой дыре, но он жил ради нас и ради того, чему нас учил. Мы чувствовали это, и наши умы пробудились… Я не уверен, что учитель сделал мне добро. Я начал думать и читать, а это привело к тому, что я стал говорить и действовать, из-за чего нажил неприятности, от которых пришлось бежать на Марс — неважно, каким образом… Да, все же, я полагаю, он научил меня добру.
— Вот видишь, — сказала она, улыбаясь под шлемом, — это не так трудно — снять маску.
— О чем ты говоришь? — возразил он. — Я только пытаюсь сделать тебе одолжение, не больше.
— Потому что мы скоро можем умереть. Это говорит о многом, Шарль. Я начинаю лучше понимать тебя. Даже в мелочах. Например, почему говорят, что ты был честным, но прижимистым в отношении денег — дома, в Солнечной системе. Почему ты часто бываешь грубоват и никогда не пытаешься хорошо одеваться, хотя тебе это было бы к лицу. Почему ты скрываешь свою одержимость под ледяным «Иди своей дорогой, если не хочешь идти моей»…
Это бывает ужасно! — и…
— Остановись! Психоанализ, построенный на нескольких элементарных фактах из моего детства?
— О нет, нет. Это было бы нелепо, я согласна. Но то, как ты рассказывал о фактах, позволило мне кое-что понять. Волк в поисках логова.
— Хватит!
— Конечно. Я счастлива с тобой… Я не буду продолжать, никогда не стану этого делать, разве только ты сам захочешь. — Чи-Юэнь явно решила исполнить свое обещание, потому что следующие ее слова были совсем о другом:
— Я скучаю по животным. Сильнее, чем ожидала. В доме моих родителей был карп и певчие птицы. У нас с Жаком в Париже был кот. Я никогда не отдавала себе отчета, пока мы не улетели так далеко, какую большую часть мира составляют прочие живые существа. Сверчки летними ночами, бабочки, колибри, рыба, выпрыгивающая из воды, воробьи на улице, лошади с бархатными мордами и теплым дыханием… Как ты думаешь, мы встретим что-нибудь похожее на земных животных на Бете-3?
* * *
Корабль столкнулся с туманностью.
Это было слишком стремительно Утонченный танец энергий, который уравновешивал ускоряющие силы, больше продолжаться не мог. Его компьютерные хореографы отправили сигнал отключить систему, пока положительная обратная связь не повредила ее.
Люди на борту корабля ощутили скачок и изменение веса. Каждому на грудь как будто уселся тролль и душил его за горло. Обрывки тьмы зазмеились перед глазами. Выступил пот, биение сердец замедлилось, зашумела кровь. На этот шум ответил корабль — металлическим стоном, треском и скрежетом. Корабль не был рассчитан на такие нагрузки. Его аварийный запас был невелик, а масса слишком ценна. Он протаранил атомы водорода, разбухшие до величины азота или кислорода; частички пыли, раздувшиеся до метеороидов. Скорость уплощила облако по длине, оно было тонким, корабль пронизал его в течение нескольких минут. Но по той же причине туманность больше не была для корабля облаком. Она стала прочной стеной.
Внешние силовые экраны корабля поглотили смертельный град ударов, отбросили в стороны материю вихревыми потоками, защитили корпус от всего, кроме собственной силы столкновения. Каркасы смялись. Электронные компоненты расплавились. Криогенные жидкости испарились из разбитых резервуаров.
В результате один из термоядерных костров погас.
Звезды увидели событие по-другому. Они увидели как в разреженную темную массу ударил объект невероятно быстрый и плотный. Гидромагнитные силы схватили атомы, развернули их, ионизировали и бросили в кучу.
Взметнулось свечение. Объект был охвачен вспышками метеоров. За час своего прохождения он высверлил тоннель в туманности. Этот тоннель был шире, чем само сверло, поскольку ударная волна распространялась в стороны — все дальше вовне, уничтожая стабильность, которая там была, отбрасывая вещество брызгами и лохмотьями.
Если здесь находился зародыш солнца и планет, его не стало.
Вторгшийся объект прошел сквозь преграду. Он не слишком замедлил движение. Разогнавшись снова, он устремился к далеким звездам.
Глава 9
Реймон с трудом вернулся к действительности. Вряд ли он долго пробыл без сознания. Или долго? Ничего не было слышно. Может, он оглох? Или воздух вытек из корабля в пространство через пробитую брешь? Экраны отключились, и смерть цвета гамма-лучей уже прошла сквозь него?
Нет. Когда он прислушался, то различил привычное низкое биение энергии. Флюоропанель сияла у него перед глазами ровным светом. Тень от его кокона на переборке имела размазанные края, что означало наличие достаточной атмосферы. Вес вернулся к одному «g». По крайней мере большая часть корабельных автоматов функционировала.
— К дьяволу мелодраму, — услышал он собственный голос. Голос доносился как будто издалека, голос постороннего. — У нас полно работы.
Он принялся возиться с ремнями. Мускулы пульсировали и болели.
Струйка крови вытекла у него изо рта, соленая на вкус. Или то был пот?
Ничего. Он готов действовать. Он выкарабкался на свободу, снял шлем, втянул носом воздух — легкий запах горелого и озона, ничего серьезного, и с облегчением глубоко вздохнул.
Каюта представляла собой нечто невероятное. Шкафы открылись и содержимое их рассыпалось. Но это не слишком волновало Реймона. Чи-Юэнь не отвечала на его вызовы. Он пробрался через разбросанную одежду к стройной фигурке. Сбросив перчатки, отстегнул лицевой щиток ее скафандра. Дыхание женщины было нормальным, без свиста или бульканья, которые указывали бы на внутренние повреждения. Когда он оттянул веко, зрачок оказался расширенным. Похоже, она просто потеряла сознание. Он сбросил свою броню, нашел станнер и пристегнул его. Другие могли нуждаться в помощи больше, чем Чи-Юэнь. Он вышел.
По лестнице быстро спускался Борис Федоров.
— Как прошло? — окликнул его Реймон.
— Иду проверить, — бросил в ответ инженер и исчез.
Реймон хмуро ухмыльнулся и толкнул дверь в половину каюты Иоганна Фрайвальда. Немец уже снял скафандр и сидел, сгорбившись, на кровати.
— Raus mit dir, — сказал Реймон.
— У меня голова раскалывается от боли, — возразил Фрайвальд.
— Ты сам хотел быть в нашем отряде. Я считал тебя мужчиной.
Фрайвальд с отвращением посмотрел на Реймона, но зашевелился.
Завербованные констеблем дружинники были заняты в течение следующего часа. У постоянных членов команды работы было еще больше еще сильнее — они проверяли, измеряли и совещались друг с другом приглушенными голосами. У них не было времени чувствовать боль или предаваться страху. У ученых и техников такого болеутоляющего средства не было. Из того факта, что они все живы, а корабль явно функционирует, как прежде, они могли бы черпать радость… только почему Теландер не спешит с обращением? Реймон согнал всех в зал, занял одних приготовлением кофе, а других — уходом за теми, кто получил наиболее серьезные повреждения. Наконец он освободился и поспешил на мостик.
Он задержался, чтобы взглянуть на Чи-Юэнь. Она наконец пришла в себя, расстегнула ремни, но не смогла снять весь скафандр и упала на матрас.
Когда она увидела его, в ее глазах загорелся слабый огонек.
— Шарль, — прошелестела она.
— Как ты? — спросил он.
— Больно, и совсем нет сил, но…
Он сорвал с нее оставшиеся части скафандра. Она вздрогнула от грубости, с которой он это проделал.
— Без этого груза ты сможешь добраться до спортзала, — сказал он. Доктор Латвала тебя осмотрит. Никто не пострадал слишком серьезно, так что вряд ли это случилось с тобой.
Он поцеловал ее — краткое, ничего не значащее соприкосновение губ.
— Прости, что я о тебе не забочусь. Я очень тороплюсь.
Реймон продолжил путь. Дверь на мостик была закрыта. Он постучал.
Федоров проревел изнутри:
— Не принимаем. Подождите, пока капитан обратится к вам.
— Это констебль, — отозвался Реймон.
— Отправляйтесь выполнять ваши обязанности.
— Я собрал пассажиров. Они начали выходить из шока и понимают, что что-то не так. Незнание может их сломать. И может случиться так, что мы уже не склеим обломки.
— Скажите им, что вскоре будет представлен рапорт, — откликнулся Теландер без особой уверенности.
— Не можете ли вы сказать им это, сэр? Интерком работает, верно?
Скажите им, что вы сейчас оцениваете точные размеры ущерба, чтобы отдать распоряжения о необходимом ремонте. Но я предлагаю, мистер капитан, чтобы вы для начала впустили меня, чтобы я помог вам найти слова для описания постигшего нас бедствия.
Дверь распахнулась. Федоров схватил Реймона за руку и попытался втащить его внутрь. Реймон вывернулся из его хватки приемом дзюдо. Его рука взметнулась, готовая к удару.
— Никогда так не делайте, — сказал он.
Он поднялся на мостик и сам закрыл дверь.
Федоров заворчал и сжал кулаки. Линдгрен поспешила к нему.
— Нет, Борис, — взмолилась она. — Прошу тебя.
Русский подчинился, оставаясь наготове. Все смотрели на Реймона в напряженном молчании: капитан, первый помощник, главный инженер, навигационный офицер, управляющий биосистем. Он бросил взгляд за их спины.
Панели управления пострадали: стрелки на шкалах разных приборов погнулись, экраны разбиты, провода торчат наружу.
— Неприятности в системе управления? — спросил он, показывая туда.
— Нет, — сказал Будро, навигатор. — У нас есть, чем заменить.
Реймон поискал видеоскоп. Провода, ведущие к компенсатору, тоже были мертвы. Он подошел к электронному перископу и глянул.
Полусферическое изображение прыгнуло на него из темноты, искаженная картина, свидетелем которой он бы стал, находясь снаружи на корпусе корабля. Звезды столпились впереди, слегка струясь по бокам корабля; они сияли синим, фиолетовым, рентгеновским светом. За кормой узор был похож на тот, что когда-то был привычным, — но не полностью, и звезды эти покраснели, как тлеющие угли, словно время задувало их. Реймон слегка вздрогнул и повернул голову обратно в уютную тесноту мостика.
— Ну? — сказал он.
— Система торможения… — Теландер нервничал. — Мы не можем остановиться.
— Продолжайте, — сказал Реймон без всякого выражения.
Заговорил Федоров. Его тон был презрительным.
— Я полагаю, вы помните, что мы активировали систему торможения в составе бассердовского модуля. Эта система отличается от системы ускорения, поскольку для того, чтобы затормозить, мы не толкаем газ сквозь реактивный двигатель, а обращаем его инерцию движения.
Реймон никак не отреагировал на оскорбление. Линдгрен задержала дыхание. Через некоторое время Федоров сдался.
— Ну, — сказал он устало, — ускорители тоже работали, причем на гораздо более высоком энергетическом уровне. Несомненно, что сила их полей их и защитила. Система торможения… Все. Вышла из строя.
— Как?
— Мы установили только, что произошло вещественное повреждение внешних приборов управления и генераторов, и термоядерная реакция, которая давала ей энергию, погасла. Поскольку датчики системы не отвечают, должно быть, разбиты — мы не можем в точности сказать, что повреждено.
Федоров перевел взгляд на разбитые панели. Он продолжал говорить, будучи не в силах остановиться. Человек в отчаянии склонен повторять очевидные факты снова и снова.
— Соответственно природе катастрофы, система торможения должна была подвергнуться большей нагрузке, чем система ускорения. Я бы предположил, что эти силы, действуя через гидромагнитные поля, сломали материальную часть этой составляющей бассердовского модуля.
Разумеется, мы могли бы произвести ремонт, если бы выбрались наружу.
Но нам бы пришлось подойти слишком близко к пламени энергетического сердечника ускорителей в его магнитной ловушке. Радиация убьет нас раньше, чем мы сумеем что-либо сделать. То же самое касается любого робота с дистанционным управлением, который мы могли бы построить. Вам известно, что такая сильная радиация делает, например, с транзисторами. Не говоря об индуктивном эффекте силовых полей.
Ну и, конечно, мы не можем прекратить ускорение. Это означало бы отключение всех полей, включая экраны, работу которых может обеспечивать только внешний энергетический сердечник. При нашей скорости водородная бомбардировка высвобождает гамма-лучей и ионов достаточно, чтобы все на борту поджарились в течение минуты.
Он замолчал — не как человек, завершивший изложение, а скорее как машина, у которой закончилась энергия.
— У нас что, вообще не осталось средств управления движением? — спросил Реймон по-прежнему невыразительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30