Те, кто работал, не замыкались в своих скорлупках, как делали слишком многие их товарищи по кораблю.
* * *
Борис Федоров нашел Луиса Перейру на палубе гидропоники. Доставали урожай из бака с водорослями. Управляющий биосистем работал вместе со своими людьми, раздетый как и они, с него стекали вода и зеленая липкая грязь. Они заполняли металлические горшки, которые стояли на тележке.
— Фью! — сказал инженер.
Под усами Перейры сверкнули зубы.
— Не выступай против моего урожая так громко, — ответил он. — В свое время будешь его есть.
— Я а-то удивлялся, как имитация лимбургского сыра получилась такой натуральной, — сказал Федоров. — Можно поговорить с тобой?
— А позже нельзя? Мы не можем остановиться, пока не закончим. Если что, то вам придется надолго затянуть пояса.
— У меня тоже неотложное дело, — сказал Федоров, посуровев. — Лучше пусть мы будем голодными, чем разобьемся.
— Тогда продолжайте без меня, — сказал Перейра своей бригаде. Он выпрыгнул из бака и направился в душ, где наскоро сполоснулся. Не позаботившись вытереться или одеться — на этом, самом теплом уровне корабля, — он повел Федорова к себе в кабинет.
— Между нами говоря, — признался он, — я несказанно рад предлогу избавиться от этого грязного занятия.
— Ты гораздо меньше обрадуешься, когда услышишь, в чем дело. Придется серьезно поработать.
— Тем лучше. Я ломал голову над тем, как удержать мою команду, чтобы она не развалилась. То, чем мы сейчас заняты — не та работа, которая вызывает восторг. Ребята поворчат, но будут счастливы заняться хоть чем-то, кроме повседневной рутины.
Они прошли через секцию зеленых растений. По обе стороны прохода листья наполняли воздух запахами, шелестели, когда их задевали. Фрукты висели среди листвы, как фонарики. Становилось понятно, почему у работающих здесь оставалось хоть какое-то подобие спокойствия.
— Меня поднял по тревоге Фокс-Джеймсон, — пояснил Федоров. — Мы достаточно приблизились к центральной галактической туманности, чтобы можно было использовать новые инструменты, разработанные с целью получения точных значений плотности материи.
— Хм? Я думал, что наблюдениями занимается Нильсон.
— Предполагалось, что он. — Федоров нахмурился. — Но у него слегка поехала крыша. В последнее время от него ничего невозможно добиться.
Остальным членам его группы, даже людям из мастерской, которые делают для них оборудование, как Ленкеи… им приходится выполнять его работу, насколько это в их силах.
— Это плохо, — сказал Перейра. Его хорошее настроение улетучилось. Мы полагались на Нильсона в разработке инструментов для межгалактической навигации при ультранизком тау, так ведь?
Федоров кивнул.
— Лучше бы ему побороть хандру. Но не в этом сегодня проблема. Когда мы войдем в эти облака, то столкнемся с самой плотной полосой, из всех, что до сих пор встречались — в силу релятивистских эффектов. Я уверен, что мы вполне можем пройти сквозь нее. Но все же я хотел бы укрепить некоторые части корпуса, чтобы обезопасить нас наверняка. — Он рассмеялся коротким лающим смехом, — «Наверняка» — в таком полете! Как бы то ни было, моя техническая бригада будет работать в этой части корабля. Вам придется убрать у них с дороги установки. Все это я хотел обсудить с тобой.
— Угу. Ага. Вот мы и пришли.
Перейра взмахом руки направил Федорова в маленькое уютное помещение с письменным столом и полкой для бумаг.
— Сейчас покажу схему нашего размещения.
Они обсуждали деловые вопросы в течение получаса. (За стенками корабля прошли столетия). Добродушие Федорова, исчезло без следа. Он говорил кратко, почти грубо.
Убрав чертежи и заметки, Перейра негромко спросил:
— Ты не очень хорошо спишь по ночам?
— Я занят, — буркнул инженер.
— Дружище, на работе ты преуспеваешь. Синяки под глазами у тебя не от работы. Это Маргарита, так ведь?
Федоров дернулся на стуле.
— Что — Маргарита?
Он и Хименес уже несколько месяцев жили вместе.
— В нашей деревне невозможно не заметить, что у нее горе.
Федоров уставился в дверной проем, на зелень.
— Я бы хотел уйти от нее — если бы только не чувствовал себя предателем.
— М-м-м… Если помнишь, мы с ней часто были вместе, прежде чем она выбрала тебя в постоянные партнеры. Может быть, я лучше понимаю ее. Тебя нельзя назвать бесчувственным, Борис, но ты редко бываешь настроен в унисон с женским умом. Я желаю вам двоим добра. Могу ли я помочь?
— Дело в том, что она отказывается принимать процедуры против старения. Ни Урхо Латвала, ни я не можем переубедить ее. Наверное я действовал слишком активно и напугал ее Она со мной почти не разговаривает. — Тон Федорова стал резким. Он продолжал рассматривать листья снаружи. — Я никогда не любил серьезно… ее. Как и она меня. Но мы привязались друг к другу. Я хочу сделать для нее все, что смогу. Но что?
— Она молода, — сказал Перейра. — Если наши условия сделали ее, как бы выразиться, переутомленной, она может нервничать при любом упоминании о старении и смерти.
Федоров повернулся к нему.
— Она все прекрасно знает! Ей известно, что процедуры должны проводиться периодически в течение всей взрослой жизни — иначе климакс наступит у нее на пятьдесят лет раньше. Она говорит, что этого и желает!
— Почему?
— Она хочет умереть раньше, чем сломаются химическая и экологическая системы. Ты предсказал для этого пять декад, верно?
— Да. Медленный и скверный способ смерти. Если мы до тех пор не найдем планету…
— Она христианка и придерживается предрассудков в отношении самоубийства. — Федоров вздрогнул. — Мне самому не по душе такая перспектива. Кому она нравится? Маргарита не верит, что этого удастся избежать.
— Я думаю, — сказал Перейра, — что настоящий ужас для нее перспектива умереть бездетной. Она раньше любила придумывать имена для членов большой семьи, которую хотела иметь.
— Ты хочешь сказать… Погоди. Дай мне подумать. Нильсон, черт его побери, был прав, когда говорил, что мы вряд ли когда-нибудь найдем новый дом. Приходится согласиться, что жизнь в таких обстоятельствах кажется довольно бессмысленной.
— А для нее особенно. Оказавшись лицом к лицу с этой пустотой, она отступает — очевидно бессознательно — к дозволенной форме самоубийства.
— Что же нам делать, Луис? — с болью спросил Федоров.
— Если бы капитан объявил процедуры обязательными… Он может это обосновать. Предположим, что мы, несмотря ни на что, достигнем планеты.
Общине понадобится детородная способность каждой женщины по максимуму.
Инженер вспыхнул.
— Еще одно правило? Реймон будет тащить ее к врачу? Нет!
— Ты напрасно ненавидишь Реймона, — упрекнул его Перейра. — Вы с ним очень похожи. Вы оба из тех людей, которые не сдаются до последнего.
— Когда-нибудь я его убью.
— Ну вот, теперь ты являешь романтическую сторону своей натуры, заметил Перейра, желая смягчить атмосферу. — А он — воплощение прагматизма.
— Что бы, в таком случае, он сделал с Маргаритой? — насмешливо спросил Федоров.
— Н-ну… не знаю. Что-нибудь лишенное сентиментальности. Например, собрал бы команду исследователей и разработчиков для усовершенствования биосистем и органоциклов, чтобы сделать корабль неограниченно обитаемым. И тогда она могла бы иметь по меньшей мере двоих детей…
Слова его повисли в воздухе. Двое мужчин уставились друг на друга, открыв рот. В их взглядах сверкало:
ПОЧЕМУ НЕТ?
* * *
Мария Тумаджан вбежала в спортзал и обнаружила Иоганна Фрайвальда упражняющимся на трапеции.
— Дружинник! — крикнула она. Она дрожала от страха. — В игровой комнате драка!
Он спрыгнул на пол и бросился по коридору. Сначала он услышал шум взволнованные голоса. Дюжина свободных от вахты людей собралась в круг.
Фрайвальд протолкался в середину. Там второй пилот Педро Барриос и повар Майкл О'Доннелл, тяжело дыша, наносили друг другу удары костяшками пальцев. Зрелище было отвратительным.
— Прекратите! — взревел Фрайвальд.
Они послушались, сердито глядя на него. К этому времени народ уже знал о приемах, которым Реймон научил своих добровольцев.
— Что это за фарс? — требовательно спросил Фрайвальд. Он презрительно смотрел на зрителей. — Почему никто из вас не вмешался? Вы что, слишком глупы, чтобы понять, к чему нас приведет такое поведение?
— Никто не смеет обвинять меня, что я жульничаю в картах, — сказал О'Доннелл.
— Ты это делал, — ответил на колкость колкостью Барриос.
Они снова замахнулись. Фрайвальд успел раньше. Он схватил обоих за вороты туник и развернул, надавив на адамовы яблоки. Драчуны молотили руками и пинались. Он наградил их ударами. Оба со свистом выдохнули от боли и сдались.
— Вы могли воспользоваться боксерскими перчатками или шестами кендо на ринге, — сказал Фрайвальд. — Теперь вы предстанете перед первым помощником.
— Э-э, прошу прощения. — Худощавый опрятный новоприбывший просочился мимо ошеломленных наблюдателей и тронул Фрайвальда за плечо: картограф Пра Тах. — Не думаю, что в этом есть необходимость.
— Занимайтесь своим делом, — проворчал Фрайвальд.
— Это мое дело, — сказал Тах. — Если мы не будем едины, то просто не выживем. Официальные кары здесь не помогут. Эти люди — мои друзья. Думаю, что смогу уладить их разногласия.
— Мы должны уважать закон, или с нами покончено, — ответил Фрайвальд.
— Я увожу их.
Тах принял решение.
— Могу я сначала поговорить с вами наедине? На минутку?
— Ну… ладно, — согласился Фрайвальд. — Вы двое оставайтесь здесь.
Он вошел в игровую комнату вслед за Тахом и закрыл дверь.
— Я не могу позволить, чтобы им сошло с рук сопротивление мне, сказал он. — С тех пор, как капитан Теландер дал нам, дружинникам, официальный статус, мы олицетворяем власть на корабле.
Он был одет в шорты, и закатал носок, чтобы показать ссадины на щиколотке.
— Вы можете не обратить на это внимания, — предложил Тах. — Сделайте вид, что не заметили. Они неплохие парни. Их просто довели до ручки монотонность, бесцельность, напряжение неизвестности: пробьемся ли мы вперед, или столкнемся со звездой.
— Если мы позволим кому-то избежать ответственности за драку…
— Что, если я заставлю их помириться и извиниться перед вами? Не послужит ли это нашему делу лучше, чем арест и наказания?
— Возможно, — скептически сказал Фрайвальд. — Но почему я должен верить, что вы сможете это сделать?
— Я тоже дружинник, — ответил Тах.
— Что? — вытаращился Фрайвальд.
— Спросите Реймона, когда увидите его. Я не должен никому открывать, что он меня завербовал, разве что официальным дружинникам в чрезвычайной ситуации. Каковая, по моему мнению, сейчас наблюдается.
— Aber… почему?..
— Он сам сталкивается с неприязнью, сопротивлением и стремлением его избегать, — сказал Тах. — Его открытые добровольные помощники, вроде вас, имеют меньше неприятностей подобного рода. Вам редко приходится делать грязную работу. Но все же существует некоторая степень сопротивления и вам. А я — не… не штрейкбрехер. У нас нет настоящих преступлений.
Предполагается, что я — закваска, фермент, катализатор. Я оказываю влияние, насколько это в моих силах. Как, например, в этом случае.
— Мне казалось, что вам не нравится Реймон, — слабо сказал Фрайвальд.
— Не могу сказать, что он мне нравится, — ответил Тах. — Как бы то ни было, он убедил меня, что я могу принести пользу. Полагаю, что вы не выдадите секрет.
— Нет, нет. Конечно, нет. Даже Джейн. Ну и сюрприз!
— Вы позволите мне уладить дело с Педро и Майклом?
— Ну да, — рассеянно ответил Фрайвальд. — Сколько еще таких, как вы?
— Не имею ни малейшего понятия, — сказал Тах, — но подозреваю, что в конце концов Реймон хочет задействовать всех.
Он вышел.
Глава 14
Небулярные массы, скопившиеся в ядре галактики, грозовыми тучами клубились впереди, нависали черными громадами. «Леонора Кристина» уже пересекла их внешний край. Впереди не было видно звезд; в остальных направлениях их с каждым часом становилось все меньше, а свет их — все слабее.
В этой концентрации звездного вещества корабль двигался в соответствии с сверхъестественной разновидностью аэродинамики. Его обратный тау был теперь столь огромен, что плотность пространства мало влияла на корабль. Напротив, теперь он пожирал материю еще более жадно, и больше не был ограничен атомами водорода. Перенастроенные селекторы корабля превращали все, что им встречалось, газ, пыль или метеороиды, в реактивное топливо. Кинетическая энергия «Леоноры Кристины» и дифференциал времени росли с головокружительной быстротой. Она неслась, как порыв ветра меж звездных скоплений.
Несмотря ни на что, Реймон насильно затащил Нильсона в приемную.
Ингрид Линдгрен заняла свое место за столом, одетая в униформу. Она похудела, и вокруг глаз у нее легли тени. Каюта вибрировала чересчур громко, и часто дрожь проходила по переборкам и полу. Корабль ощущал неравномерности в облаках — порывы, течения, водовороты продолжающегося творения миров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
* * *
Борис Федоров нашел Луиса Перейру на палубе гидропоники. Доставали урожай из бака с водорослями. Управляющий биосистем работал вместе со своими людьми, раздетый как и они, с него стекали вода и зеленая липкая грязь. Они заполняли металлические горшки, которые стояли на тележке.
— Фью! — сказал инженер.
Под усами Перейры сверкнули зубы.
— Не выступай против моего урожая так громко, — ответил он. — В свое время будешь его есть.
— Я а-то удивлялся, как имитация лимбургского сыра получилась такой натуральной, — сказал Федоров. — Можно поговорить с тобой?
— А позже нельзя? Мы не можем остановиться, пока не закончим. Если что, то вам придется надолго затянуть пояса.
— У меня тоже неотложное дело, — сказал Федоров, посуровев. — Лучше пусть мы будем голодными, чем разобьемся.
— Тогда продолжайте без меня, — сказал Перейра своей бригаде. Он выпрыгнул из бака и направился в душ, где наскоро сполоснулся. Не позаботившись вытереться или одеться — на этом, самом теплом уровне корабля, — он повел Федорова к себе в кабинет.
— Между нами говоря, — признался он, — я несказанно рад предлогу избавиться от этого грязного занятия.
— Ты гораздо меньше обрадуешься, когда услышишь, в чем дело. Придется серьезно поработать.
— Тем лучше. Я ломал голову над тем, как удержать мою команду, чтобы она не развалилась. То, чем мы сейчас заняты — не та работа, которая вызывает восторг. Ребята поворчат, но будут счастливы заняться хоть чем-то, кроме повседневной рутины.
Они прошли через секцию зеленых растений. По обе стороны прохода листья наполняли воздух запахами, шелестели, когда их задевали. Фрукты висели среди листвы, как фонарики. Становилось понятно, почему у работающих здесь оставалось хоть какое-то подобие спокойствия.
— Меня поднял по тревоге Фокс-Джеймсон, — пояснил Федоров. — Мы достаточно приблизились к центральной галактической туманности, чтобы можно было использовать новые инструменты, разработанные с целью получения точных значений плотности материи.
— Хм? Я думал, что наблюдениями занимается Нильсон.
— Предполагалось, что он. — Федоров нахмурился. — Но у него слегка поехала крыша. В последнее время от него ничего невозможно добиться.
Остальным членам его группы, даже людям из мастерской, которые делают для них оборудование, как Ленкеи… им приходится выполнять его работу, насколько это в их силах.
— Это плохо, — сказал Перейра. Его хорошее настроение улетучилось. Мы полагались на Нильсона в разработке инструментов для межгалактической навигации при ультранизком тау, так ведь?
Федоров кивнул.
— Лучше бы ему побороть хандру. Но не в этом сегодня проблема. Когда мы войдем в эти облака, то столкнемся с самой плотной полосой, из всех, что до сих пор встречались — в силу релятивистских эффектов. Я уверен, что мы вполне можем пройти сквозь нее. Но все же я хотел бы укрепить некоторые части корпуса, чтобы обезопасить нас наверняка. — Он рассмеялся коротким лающим смехом, — «Наверняка» — в таком полете! Как бы то ни было, моя техническая бригада будет работать в этой части корабля. Вам придется убрать у них с дороги установки. Все это я хотел обсудить с тобой.
— Угу. Ага. Вот мы и пришли.
Перейра взмахом руки направил Федорова в маленькое уютное помещение с письменным столом и полкой для бумаг.
— Сейчас покажу схему нашего размещения.
Они обсуждали деловые вопросы в течение получаса. (За стенками корабля прошли столетия). Добродушие Федорова, исчезло без следа. Он говорил кратко, почти грубо.
Убрав чертежи и заметки, Перейра негромко спросил:
— Ты не очень хорошо спишь по ночам?
— Я занят, — буркнул инженер.
— Дружище, на работе ты преуспеваешь. Синяки под глазами у тебя не от работы. Это Маргарита, так ведь?
Федоров дернулся на стуле.
— Что — Маргарита?
Он и Хименес уже несколько месяцев жили вместе.
— В нашей деревне невозможно не заметить, что у нее горе.
Федоров уставился в дверной проем, на зелень.
— Я бы хотел уйти от нее — если бы только не чувствовал себя предателем.
— М-м-м… Если помнишь, мы с ней часто были вместе, прежде чем она выбрала тебя в постоянные партнеры. Может быть, я лучше понимаю ее. Тебя нельзя назвать бесчувственным, Борис, но ты редко бываешь настроен в унисон с женским умом. Я желаю вам двоим добра. Могу ли я помочь?
— Дело в том, что она отказывается принимать процедуры против старения. Ни Урхо Латвала, ни я не можем переубедить ее. Наверное я действовал слишком активно и напугал ее Она со мной почти не разговаривает. — Тон Федорова стал резким. Он продолжал рассматривать листья снаружи. — Я никогда не любил серьезно… ее. Как и она меня. Но мы привязались друг к другу. Я хочу сделать для нее все, что смогу. Но что?
— Она молода, — сказал Перейра. — Если наши условия сделали ее, как бы выразиться, переутомленной, она может нервничать при любом упоминании о старении и смерти.
Федоров повернулся к нему.
— Она все прекрасно знает! Ей известно, что процедуры должны проводиться периодически в течение всей взрослой жизни — иначе климакс наступит у нее на пятьдесят лет раньше. Она говорит, что этого и желает!
— Почему?
— Она хочет умереть раньше, чем сломаются химическая и экологическая системы. Ты предсказал для этого пять декад, верно?
— Да. Медленный и скверный способ смерти. Если мы до тех пор не найдем планету…
— Она христианка и придерживается предрассудков в отношении самоубийства. — Федоров вздрогнул. — Мне самому не по душе такая перспектива. Кому она нравится? Маргарита не верит, что этого удастся избежать.
— Я думаю, — сказал Перейра, — что настоящий ужас для нее перспектива умереть бездетной. Она раньше любила придумывать имена для членов большой семьи, которую хотела иметь.
— Ты хочешь сказать… Погоди. Дай мне подумать. Нильсон, черт его побери, был прав, когда говорил, что мы вряд ли когда-нибудь найдем новый дом. Приходится согласиться, что жизнь в таких обстоятельствах кажется довольно бессмысленной.
— А для нее особенно. Оказавшись лицом к лицу с этой пустотой, она отступает — очевидно бессознательно — к дозволенной форме самоубийства.
— Что же нам делать, Луис? — с болью спросил Федоров.
— Если бы капитан объявил процедуры обязательными… Он может это обосновать. Предположим, что мы, несмотря ни на что, достигнем планеты.
Общине понадобится детородная способность каждой женщины по максимуму.
Инженер вспыхнул.
— Еще одно правило? Реймон будет тащить ее к врачу? Нет!
— Ты напрасно ненавидишь Реймона, — упрекнул его Перейра. — Вы с ним очень похожи. Вы оба из тех людей, которые не сдаются до последнего.
— Когда-нибудь я его убью.
— Ну вот, теперь ты являешь романтическую сторону своей натуры, заметил Перейра, желая смягчить атмосферу. — А он — воплощение прагматизма.
— Что бы, в таком случае, он сделал с Маргаритой? — насмешливо спросил Федоров.
— Н-ну… не знаю. Что-нибудь лишенное сентиментальности. Например, собрал бы команду исследователей и разработчиков для усовершенствования биосистем и органоциклов, чтобы сделать корабль неограниченно обитаемым. И тогда она могла бы иметь по меньшей мере двоих детей…
Слова его повисли в воздухе. Двое мужчин уставились друг на друга, открыв рот. В их взглядах сверкало:
ПОЧЕМУ НЕТ?
* * *
Мария Тумаджан вбежала в спортзал и обнаружила Иоганна Фрайвальда упражняющимся на трапеции.
— Дружинник! — крикнула она. Она дрожала от страха. — В игровой комнате драка!
Он спрыгнул на пол и бросился по коридору. Сначала он услышал шум взволнованные голоса. Дюжина свободных от вахты людей собралась в круг.
Фрайвальд протолкался в середину. Там второй пилот Педро Барриос и повар Майкл О'Доннелл, тяжело дыша, наносили друг другу удары костяшками пальцев. Зрелище было отвратительным.
— Прекратите! — взревел Фрайвальд.
Они послушались, сердито глядя на него. К этому времени народ уже знал о приемах, которым Реймон научил своих добровольцев.
— Что это за фарс? — требовательно спросил Фрайвальд. Он презрительно смотрел на зрителей. — Почему никто из вас не вмешался? Вы что, слишком глупы, чтобы понять, к чему нас приведет такое поведение?
— Никто не смеет обвинять меня, что я жульничаю в картах, — сказал О'Доннелл.
— Ты это делал, — ответил на колкость колкостью Барриос.
Они снова замахнулись. Фрайвальд успел раньше. Он схватил обоих за вороты туник и развернул, надавив на адамовы яблоки. Драчуны молотили руками и пинались. Он наградил их ударами. Оба со свистом выдохнули от боли и сдались.
— Вы могли воспользоваться боксерскими перчатками или шестами кендо на ринге, — сказал Фрайвальд. — Теперь вы предстанете перед первым помощником.
— Э-э, прошу прощения. — Худощавый опрятный новоприбывший просочился мимо ошеломленных наблюдателей и тронул Фрайвальда за плечо: картограф Пра Тах. — Не думаю, что в этом есть необходимость.
— Занимайтесь своим делом, — проворчал Фрайвальд.
— Это мое дело, — сказал Тах. — Если мы не будем едины, то просто не выживем. Официальные кары здесь не помогут. Эти люди — мои друзья. Думаю, что смогу уладить их разногласия.
— Мы должны уважать закон, или с нами покончено, — ответил Фрайвальд.
— Я увожу их.
Тах принял решение.
— Могу я сначала поговорить с вами наедине? На минутку?
— Ну… ладно, — согласился Фрайвальд. — Вы двое оставайтесь здесь.
Он вошел в игровую комнату вслед за Тахом и закрыл дверь.
— Я не могу позволить, чтобы им сошло с рук сопротивление мне, сказал он. — С тех пор, как капитан Теландер дал нам, дружинникам, официальный статус, мы олицетворяем власть на корабле.
Он был одет в шорты, и закатал носок, чтобы показать ссадины на щиколотке.
— Вы можете не обратить на это внимания, — предложил Тах. — Сделайте вид, что не заметили. Они неплохие парни. Их просто довели до ручки монотонность, бесцельность, напряжение неизвестности: пробьемся ли мы вперед, или столкнемся со звездой.
— Если мы позволим кому-то избежать ответственности за драку…
— Что, если я заставлю их помириться и извиниться перед вами? Не послужит ли это нашему делу лучше, чем арест и наказания?
— Возможно, — скептически сказал Фрайвальд. — Но почему я должен верить, что вы сможете это сделать?
— Я тоже дружинник, — ответил Тах.
— Что? — вытаращился Фрайвальд.
— Спросите Реймона, когда увидите его. Я не должен никому открывать, что он меня завербовал, разве что официальным дружинникам в чрезвычайной ситуации. Каковая, по моему мнению, сейчас наблюдается.
— Aber… почему?..
— Он сам сталкивается с неприязнью, сопротивлением и стремлением его избегать, — сказал Тах. — Его открытые добровольные помощники, вроде вас, имеют меньше неприятностей подобного рода. Вам редко приходится делать грязную работу. Но все же существует некоторая степень сопротивления и вам. А я — не… не штрейкбрехер. У нас нет настоящих преступлений.
Предполагается, что я — закваска, фермент, катализатор. Я оказываю влияние, насколько это в моих силах. Как, например, в этом случае.
— Мне казалось, что вам не нравится Реймон, — слабо сказал Фрайвальд.
— Не могу сказать, что он мне нравится, — ответил Тах. — Как бы то ни было, он убедил меня, что я могу принести пользу. Полагаю, что вы не выдадите секрет.
— Нет, нет. Конечно, нет. Даже Джейн. Ну и сюрприз!
— Вы позволите мне уладить дело с Педро и Майклом?
— Ну да, — рассеянно ответил Фрайвальд. — Сколько еще таких, как вы?
— Не имею ни малейшего понятия, — сказал Тах, — но подозреваю, что в конце концов Реймон хочет задействовать всех.
Он вышел.
Глава 14
Небулярные массы, скопившиеся в ядре галактики, грозовыми тучами клубились впереди, нависали черными громадами. «Леонора Кристина» уже пересекла их внешний край. Впереди не было видно звезд; в остальных направлениях их с каждым часом становилось все меньше, а свет их — все слабее.
В этой концентрации звездного вещества корабль двигался в соответствии с сверхъестественной разновидностью аэродинамики. Его обратный тау был теперь столь огромен, что плотность пространства мало влияла на корабль. Напротив, теперь он пожирал материю еще более жадно, и больше не был ограничен атомами водорода. Перенастроенные селекторы корабля превращали все, что им встречалось, газ, пыль или метеороиды, в реактивное топливо. Кинетическая энергия «Леоноры Кристины» и дифференциал времени росли с головокружительной быстротой. Она неслась, как порыв ветра меж звездных скоплений.
Несмотря ни на что, Реймон насильно затащил Нильсона в приемную.
Ингрид Линдгрен заняла свое место за столом, одетая в униформу. Она похудела, и вокруг глаз у нее легли тени. Каюта вибрировала чересчур громко, и часто дрожь проходила по переборкам и полу. Корабль ощущал неравномерности в облаках — порывы, течения, водовороты продолжающегося творения миров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30