Прежде всего это реактивные снаряды. Ведь не кто иной, как Тухачевский, выдвинул перед артиллерийским конструктором Л. В. Курчевским мысль об установке на самолете реактивной пушки.
Реактивные пушки положили начало созданию реактивных снарядов РС-82 и PC-132. Конструктором их был инженер Победоносцев, а «крестным отцом» Тухачевский. Он присутствовал на полигонных испытаниях этих снарядов еще в 1935–1936 гг. Тогда стрельбы ими проводились с самолета. А в 1941 году инженер Костиков смонтировал подкрыльные самолетные балки на автомашину, и получилась знаменитая «катюша».
Тухачевский, еще в бытность начальником Штаба Красной Армии, первым поднял вопрос о торпедоносной авиации. Самолеты-торпедоносцы предназначались для поражения с воздуха кораблей противника.
Мысль о необходимости штурмовой авиации возникла во время гражданской войны. Уже в 1919 году В. И. Ленин в записке Э. М. Склянскому высказывался о возможности применения аэропланов против конницы. В дальнейшем этой проблемой занимался М. В. Фрунзе, а после его смерти – М. Н. Тухачевский. В 1932 году на совещании, где присутствовали начальник ВВС РККА Я. И. Алкснис, представитель авиационной промышленности П. И. Баранов, конструктор Н. Н. Поликарпов и я, Михаил Николаевич совершенно конкретно поставил вопрос о создании специального самолета-штурмовика с мощным вооружением для уничтожения живой силы и танков противника.
Первые образцы такого самолета были сконструированы Н. Н. Поликарповым. Они и послужили в дальнейшем базой для создания знаменитого Ил-2, автором которого является С. В. Ильюшин.
В тридцатые годы дальние бомбардировщики имели среднюю скорость 220–280 километров в час. Они не могли, конечно, успешно выполнять боевые задачи без прикрытия истребителей, а у тех, как известно, был весьма ограничен радиус действия. Тухачевский первым нашел выход из этого круга противоречий: он предложил крепить истребители к борту тяжелых бомбардировщиков. И уже в 1933 году инженер-конструктор В. С. Вахмистров переоборудовал ТБ-3 под самолет-матку. К этому своеобразному летающему авианосцу цеплялось от трех до пяти бортовых истребителей, которые в случае необходимости легко отделялись от него и вступали в воздушный бой с противником.
Сейчас уже известна роль М. Н. Тухачевского в создании воздушнодесантных частей. Но все ли знают, какие трудности стояли перед начальником Конструкторского бюро парашютов и десантного оборудования инженером П. И. Граховским, на какое неверие он наталкивался, какие разочарования и неудачи пережил? Если бы не энергичная поддержка Михаила Николаевича, работы Граховского вряд ли увенчались бы успехом. М. Н. Тухачевский – один из первых в мире военных деятелей понявший значение воздушнодесантных войск и энергично взявшийся за разработку принципов их применения.
Все, что касалось боевой техники и оружия, Михаил Николаевич принимал очень близко к сердцу. Как-то я доложил ему о серьезных дефектах в партии тяжелых бомбардировщиков. На другой же день он сам примчался на аэродром. Да не один! Вместе с ним прибыли Орджоникидзе, Алкснис, Баранов. Серго внимательнейшим образом осмотрел дефектные самолеты, подтвердил правильность наших претензий и тут же обязал завод-поставщик устранить брак в течение пяти дней.
Не просто дать направление конструкторской мысли, помочь воплотить ее в конкретные дела, внедрить новые образцы техники в войска. Но еще сложнее обосновать необходимость перевооружения армии, определить его масштабы и сроки. Тухачевский, однако, вполне преуспел и в этом. С государственным размахом ставил он вопросы серийного производства новых типов самолетов, настойчиво добивался быстрого увеличения численности нашей авиации, с тем чтобы она имела трехкратный перевес над авиацией вероятного противника. По его расчетам мы должны были иметь около 17 тысяч боевых самолетов. Если мне память не изменяет, эту цифру он назвал на заседании правительства в мае или июне 1933 года. А в 1934 году Михаил Николаевич писал:
«Ведение войны старыми методами, то есть в прежних формах стратегического развертывания, окажется невозможным. Та сторона, которая не будет готова к разгрому авиационных баз противника, к дезорганизации его железнодорожного транспорта, мобилизации и сосредоточению многочисленных авиадесантов и быстрым действиям мехсоединений, сама подвергнется поражению в таком же стиле, не сможет произвести необходимого стратегического сосредоточения и потеряет приграничные театры военных действий. Тот, кто пропустит 1934 год без радикального усиления своей авиации, тот неожиданно для себя внезапно окажется в угрожаемом положении».
Не каждому дано с такой прозорливостью и безбоязненностью всматриваться в грядущее, с такой ясностью определять его контуры.
Мне посчастливилось встречаться с Михаилом Николаевичем в различной обстановке – на деловых совещаниях, в конструкторских бюро, на полигонах, на оборонных заводах. И меня постоянно поражала и восхищала присущая ему устремленность вперед, в завтрашний день.
Когда поднялась грязная война клеветы и наветов, когда М. Н. Тухачевский и мой непосредственный начальник Я. И. Алкснис были объявлены «врагами народа», мне тоже предъявили необоснованные обвинения. Однако на партийном собрании я заявил, что в распоряжениях Тухачевского и Алксниса не находил и не нахожу ничего вредительского. Меня отстранили от должности, демобилизовали, исключили из партии. Лишь через год я вернулся в строй. А после войны, в 1946 году, банда Берии все начала сначала…
Никогда, никогда больше не повторится этот кошмар. Партия положила конец беззакониям, связанным с культом личности Сталина. И светлое имя Михаила Николаевича Тухачевского опять сияет среди лучших, достойнейших имен верных сынов Советской Родины.
СКОЛЬКО БЫ ОН МОГ ЕЩЕ СДЕЛАТЬ
ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ
Г. П. СОФРОНОВ
1922 год. Первый тактический съезд высшего комсостава Красной Армии. На трибуне М. Н. Тухачевский. Он – основной докладчик по вопросу «Строй и боевые порядки стрелковой роты».
Для содоклада слово предоставляется командиру 17-й Нижегородской дивизии, то есть мне. Я защищаю точку зрения, выработанную военно-научным обществом нашей дивизии. Она противоположна той, которую высказал М. Н. Тухачевский. Основой строя Михаил Николаевич предлагает считать шеренгу, я – колонну. Вопрос ставится на голосование, и большинство принимает мое предложение.
Я горд от сознания собственной правоты и одержанной победы, а Тухачевский с присущим ему спокойствием и дружелюбием расспрашивает меня о нашем военно-научном обществе, о том, как нам удалось отработать строи, столь горячо защищаемые мной на съезде. Я отвечаю на его вопросы, не подозревая, что история не закрепит мою победу. Хотя строи, разработанные 17-й дивизией, и вошли в уставы Красной Армии, практика показала их непригодность и со временем отвергла. Между тем шеренги, предложенные тогда М. Н. Тухачевским, живут поныне.
Вот как произошло мое первое знакомство с Михаилом Николаевичем и вот чем обернулась моя «победа» над ним.
Потом мы встретились в 1935году. М.Н.Тухачевский был заместителем наркома, а я учился на особом факультете военной академии. После выпуска меня на полтора года прикомандировали к управлению боевой подготовки и поручили работу над уставами Красной Армии.
Известно, что Тухачевский уделял уставам много внимания, особенно Полевому. Однажды в беседе с ним я посоветовал включить в Полевой устав статью о широком применении дымов при прорыве укрепленных полос.
Беседа эта возникла случайно, на партийном собрании, в перерыве между докладом и прениями. Михаил Николаевич выслушал меня очень сосредоточенно, но от ответа уклонился:
– Такой вопрос с ходу решать нельзя. Дело непростое. Приходите, пожалуйста, ко мне завтра, и мы спокойно разберем ваше предложение.
На следующий день я явился к заместителю наркома и начал свой доклад примерно так:
– При прорыве укрепленной полосы дымы сыграют положительную роль лишь в том случае, если будут применяться на широком фронте и продолжительное время. Для дымопуска необходимы соответствующие условия погоды и благоприятное направление ветра.
Тухачевский неторопливым жестом остановил меня:
– Погодите, Георгий Павлович. Зачем здесь эти округлые фразы? Говорите, будьте добры, попроще, но подетальнее, поконкретнее.
Я принялся докладывать о применении дымов, как оно мне рисовалось. Говорил и о дешевизне этого средства, об обстановке, благоприятствующей использованию дымов для дезориентирования противника. Приводил примеры, называл размеры интервалов между очагами дымопуска. Речь шла о создании сплошной дымовой стены, а также зон, свободных от дыма, где можно будет вести разминирование и уничтожать иные препятствия.
Михаил Николаевич не пропускал ни одного слова. Я чувствовал, что идея применения дымов все больше и больше захватывает его. А когда дело коснулось перенесения очагов дымопуска по мере продвижения наших войск, он даже нетерпеливо прервал меня:
– Я вас правильно понял: вы рассчитываете, последовательно перенося очаги дымопуска, незаметно подвести свою пехоту вплотную к дотам противника? Любопытно! Оказывается, простыми средствами можно решать сложные проблемы. Мне по душе ваше предложение…
Многие подробности и детали обсудили мы в этот день. Меня радовало, мне льстило одобрительное отношение М. Н. Тухачевского к идее, о которой я столько думал и в эффективность которой глубоко верил.
В ходе беседы Михаил Николаевич очень четко отделил уже известное и зафиксированное в уставах и наставлениях от того нового, что только-только выкристаллизовывалось.
– Когда, при каких обстоятельствах зародилась у вас мысль о возможности скрытного и, видимо, не чреватого потерями подхода к вражеским дотам? – спросил меня Тухачевский.
– На военной игре в Белорусском округе. Я предложил это Уборевичу, играя за сторону, которой предстояло прорывать укрепленную полосу.
– А Уборевич?
– Он заинтересовался, в принципе поддержал идею, но не воспользовался ею сразу, так как не хотел комкать план игры. Кроме того, советовал подержать ее пока в секрете, не выступать с этим предложением в печати.
– И знаете, Уборевич прав, – живо откликнулся Михаил Николаевич. – Разбалтывать этого ни в коем случае нельзя. Я даже не склонен пока включать такую статью в Полевой устав. Однако работать над вашей идеей обязательно будем и используем ее в грядущей войне…
Но когда наступила война, ни Тухачевского, ни Уборевича с нами не было.
Во время боев в Финляндии я доложил свои соображения К. Е. Ворошилову. Он одобрил их и командировал меня к С. К. Тимошенко. Тот тоже одобрил. Но этим все и кончилось.
С годами все труднее становится извлекать из памяти факты. Однако постараюсь восстановить еще одну историю, раскрывающую поистине поразительную способность Михаила Николаевича улавливать все новое и превращать любую мало-мальски ценную идею в полезное практическое дело.
В 1936 году я написал работу о воздушных десантах, в которой подразделял их в зависимости от боевого применения на десанты силовые и блокадные. Первые должны были действовать во вражеском тылу обычными общевойсковыми методами, то есть вести наступление, встречный бой, обороняться. Вторые предназначались для действий по-партизански, отдельными ротами и взводами.
Работа моя состояла из трех частей: 1) воздушные-десанты – средство глубокой операции; 2) основы тактических действий десантов и 3) выброска воздушно-десантного корпуса в наступательной операции фронта для дезорганизации противника.
Не без волнения я передал рукопись Михаилу Николаевичу. Прошла неделя, и она вернулась от него с многочисленными пометками на полях и одобрительным отзывом. Потом Тухачевский пригласил меня на беседу. Он согласился с моим делением воздушных десантов по характеру боевых действий, но возражал против названий «силовые» и «блокадные». Михаил Николаевич советовал блокадные десанты именовать «партизанскими», а кроме того, не увлекаться ими чрезмерно.
– У вас почти половина рукописи отведена партизанским действиям десантников. Не многовато ли? Не смещает ли это пропорции? При всем своем значении партизанские действия – не основное в десантной практике… Вы предлагаете две трети корпуса использовать для партизанских действий и лишь одну – для общевойсковых. Не хочу делать поспешных выводов, но полагаю, что здесь надо все достаточно хорошо обмозговать.
Пытаясь отстоять свои расчеты, я говорю о необходимости сообразовать партизанские действия десантов с конкретной обстановкой.
– Вот с этим я согласен, – улыбается Тухачевский…
Так мы обсуждали многие вопросы, стараясь предвидеть все возможности и любые неожиданности. Нередко спорили, и довольно яростно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35