– Мама.
– Я вижу их, дорогой.
Она направлялась к городу Бич Би, но, к сожалению, он не оправдал своего названия. Он был слишком мал не только для города, но даже для деревни, его едва ли можно было назвать деревушкой. Здесь не было улиц, на которых она могла оторваться от преследователей, и вряд ли здешние полицейские были готовы к встрече с парой фанатиков, вооруженных автоматами.
Мимо них мелькали фары встречных машин, и вскоре Лаура нагнала серый «вольво», за которым был виден лишь небольшой участок дороги, но у нее не было выбора, так как «мерседес» был уже в сорока ярдах. Убийцы обогнали «вольво» с такой же беззаботностью.
– Как там наш пассажир? – спросила она. Не отстегивая ремня безопасности, Крис повернулся на сиденье.
– Он неплохо выглядит, но его швыряет из стороны в сторону.
– С этим я ничего не могу поделать.
– Кто он, мама?
– Я не много знаю о нем, – сказала она.– Но когда мы выберемся из этой передряги, я расскажу тебе все, что знаю. Я не рассказывала тебе раньше потому, что… я не знала, что происходит, и боялась, что это может быть опасно для тебя. Но что может быть опаснее того, что происходит сейчас? Поэтому я расскажу тебе позже.
Но будет ли это позже?
Когда она мчалась вдоль озера, с «мерседесом», ехавшим позади в тридцати пяти ярдах, то увидела впереди развилку. Эта горная дорога вела мимо Кларк Салемит. Насколько она помнила, эта дорога была заасфальтирована на протяжении двух миль с обоих концов, шесть или семь миль в середине были простой и грязной проселочной дорогой. В отличие от «джипа», «мерседес» не имел привода на все четыре колеса; кроме того, его зимняя резина не была снабжена цепями. Люди в «мерседесе» вряд ли знают, что асфальт скоро сменится проселочной дорогой.
– Держись! – сказала она Крису.
Лаура затормозила в последний момент, и «джип» быстро свернул на горную дорогу, заскрипев тормозами. Машина задрожала, как старая лошадь, которая была вынуждена сделать страшный прыжок.
«Мерседес» свернул с меньшим усилием, хотя его водитель не знал, что собиралась делать Лаура. На подъеме разрыв между машинами сократился до тридцати ярдов.
Извилистые молнии вдруг рассекли небо на юге. Они были достаточно близко, чтобы превратить ночь в день вокруг них. Даже сквозь рев мотора она могла слышать раскаты грома.
Глядя на всполохи молний, Крис сказал:
– Мама, что происходит?
– Я не знаю, – сказала она или, скорее, закричала, чтобы он слышал ее сквозь кокофонию ревущего мотора и гремевших небес.
Она не слышала выстрелов, но слышала удары пуль об обшивку «джипа», одна из пуль проделала дырку в лобовом стекле, другая застряла в сиденье, на котором они сидели. Она начала крутить руль, бросая машину из стороны в сторону, чтобы сделать их цель более трудной, хотя для нее это было не так легко во вспышках света. Или головорезы прекратили огонь, или они начали мазать, но она больше не слышала ударов пуль. Как бы то ни было, эти виражи замедлили движение и «мерседес» приблизился еще быстрее.
Хотя большая часть лобового стекла осталась нетронутой, от дырки разошлись трещины, которые мешали обзору.
До «мерседеса» было пятнадцать ярдов, десять.
Молнии и гром утихли.
Она выехала на холм и увидела, что асфальт кончается через полмили вниз по склону. Она прекратила виражи и нажала на газ. Когда асфальт кончился, «джип» заурчал на мгновение, как будто удивленный переменой дорожного покрытия, но потом устремился вперед по покрытой снегом замерзшей грязи. Они перескочили несколько борозд, проехали узкое ущелье, где над ними нависали деревья, и поднялись на следующий холм.
В боковое зеркало Лаура видела, как «мерседес» проехал ущелье и начал подниматься на холм. Но когда она поднялась на вершину холма, машина преследователей начала терять управление. Ее водитель повернул руль в противоположную от заноса сторону, вместо того чтобы повернуть его в сторону заноса. Колеса «мерседеса» вращались вхолостую. Автомобиль заскользил вниз и в сторону по склону, пока не ткнулся правым передним боком в снежную насыпь на обочине дороги.
– Их вынесло на обочину! – сказал Крис.
– Им понадобится полчаса, чтобы выбраться. Лаура проехала вершину холма и начала спускаться по склону горной дороги.
Хотя она оторвалась от преследователей и могла немного расслабиться, ее страх ничуть не уменьшился. У нее было предчувствие, что они еще не были в безопасности, а она научилась верить своим предчувствиям еще больше двадцати лет назад, когда ожидала, что Белый Угорь навестит ее той ночью, когда она осталась одна в комнате в Маклярой, той ночью, когда он оставил «Тутси Роллс» под ее подушкой. Предчувствие было чем-то вроде неподсознательного мышления, которое беспрерывно работало.
Что-то было не так. Но что?
Они ехали со скоростью двадцать миль в час по узкой, извилистой, заснеженной дороге с бороздами замерзшей грязи. Сперва они ехали по скалистым холмам, где не было ни одного деревца, потом спустились на равнину, где по обеим сторонам дороги стояли такие густые заросли деревьев, что свет фар, казалось, отражался от этой плотной стены стволов сосен.
Ее спаситель, лежавший на полу «джипа», начал бредить. Она волновалась за него, она хотела бы ехать быстрее, но не могла.
Две мили, после того как они оторвались от погони, Крис молчал. Наконец он сказал:
– Там, в доме… ты убила кого-нибудь из них? Она заколебалась.
– Да. Двоих.
– Хорошо.
Встревоженная его мрачным удовольствием, которое он выразил одним этим словом, Лаура сказала:
– Нет, Крис, убивать нехорошо. Меня тошнило от этого.
– Но они заслужили это, – сказал он.
– Да, заслужили. Но это не значит, что их приятно убивать. Это не так. В этом нет никакого удовлетворения. Просто… чувствуешь отвращение к этой необходимости. И раздражение.
– Я бы хотел убить хоть одного из них, – сказал он с холодным гневом, который был ужасен для мальчика его лет.
Она посмотрела на него. Он выглядел старше – с лицом, скрытым тенью и освещенным бледным и желтым светом приборной доски.
Вскоре равнинная дорога снова стала подниматься в горы. Она не отрывала глаз от неровной дороги.
– Дорогой, мы поговорим об этом позже. Сейчас я хочу, чтобы ты попытался понять кое-что. В мире много плохих философий. Ты знаешь, что такое философия?
– Нет… я не уверен.
– Иногда люди верят в то, во что им трудно поверить. Но есть две категории людей, которых считают самыми опасными и самыми худшими. Некоторые люди считают, что насилие – это лучший способ для решения всех проблем; они избивают или убивают тех, кто с ними не согласен.
– Как эти парни, которые преследуют нас.
– Да. Очевидно, эти люди принадлежат к этой категории. Это плохой способ мышления, потому что насилие ведет к еще большему насилию. Кроме того, если ты улаживаешь проблемы при помощи оружия, в этом нет справедливости, нет мира и надежды. Ты понимаешь меня?
– Думаю, да. Но какой второй опасный способ мышления?
– Пацифизм, – сказала она.– Он противоположный первому способу. Пацифисты призывают никогда не поднимать руки против другого человека, чтобы он ни делал или ни собирался сделать. Если пацифист стоял бы рядом со своим братом и видел, что кто-то хочет убить его, он бы скорее пожелал брату убежать, но никогда не взял бы в руки оружия и не остановил бы убийцу.
– И он позволил бы убийце преследовать его брата? – спросил Крис удивленно.
– Да. И что хуже всего, он скорее бы позволил убить своего брата, чем поступился бы своими принципами и стал бы сам убийцей.
– Это ужасно.
Они перевалили через хребет, и дорога спустилась в другую долину. Ветви сосен висели так низко, что они царапали крышу, роняя снег на капот и лобовое стекло.
Лаура включила дворники и сосредоточилась на дороге, использовав перемену в местности для того, чтобы прервать разговор и продумать свое объяснение получше. Они видели много насилия за последний час; еще больше насилия несомненно ждало их впереди, и она должна была подготовить Криса. Она не хотела, чтобы он считал оружие и мускулы исключительными мерами защиты. С другой стороны, она не хотела, чтобы он считал насилие главным способом решения проблем.
Наконец она сказала:
– Некоторые пацифисты просто трусы, но некоторые действительно считают, что лучше допустить убийство невинного человека, чем убить или остановить убийцу. Они не правы потому, что не предотвращая преступления, становятся его соучастниками. Они хуже того, кто нажимает курок. Может быть, это тебе еще не понять и может быть, тебе нужно много думать, чтобы понять это, но ты должен понять, что нужно жить в середине между убийцами и пацифистами. Ты должен пытаться избежать насилия. Ты не должен его начинать. Но если его начал кто-то другой, ты должен защищать себя, друзей, семью, каждого, кто в опасности. Когда я стреляла в этих людей в доме, меня тошнило. Я не герой. Я не горжусь тем, что убила их, но я не чувствую стыда за это. Я не хочу, чтобы ты гордился мною за это или думал, что это приносит удовлетворение, что месть заставляет меня чувствовать лучше. Это не так.
Он молчал. Она сказала:
– Я говорю что-нибудь непонятное?
– Нет. Но мне нужно подумать немного, – сказал он.– Кажется, сейчас я думаю неправильно потому, что хочу, чтобы они умерли, все, кто имеет какое-нибудь отношение… к тому, что случилось с папой. Но я попробую измениться, мама. Я постараюсь быть лучше.
Она улыбнулась.
– Я знаю, что это тебе удастся, Крис.
Во время разговора с Крисом и в течение нескольких минут тягостного молчания Лауру не переставало покидать чувство грозящей им опасности. Они проехали около семи миль по горной дороге, а впереди, возможно, была еще миля проселочной дороги, две мили асфальта, прежде чем они выедут на тридцать восьмой маршрут. Чем дальше она ехала, тем увереннее становилась в том, что не предусмотрела чего-то и что опасность была близко.
Она неожиданно остановилась на вершине холма перед спуском вниз. Она заглушила двигатель и выключила фары.
– Что случилось? – спросил Крис.
– Ничего. Мне нужно подумать и посмотреть нашего пассажира.
Она вылезла из машины и обошла «джип». Она открыла заднюю дверь, изрешеченную пулями. Осколки стекол упали к ее ногам. Она залезла в машину и проверила пульс раненого. Он был очень слабым, слабее, чем раньше, но постоянным. Она положила руку на его лоб и обнаружила, что он больше не был холодным; кажется, у него был жар. По ее просьбе Крис подсветил фонариком, который он достал из бардачка. Она отвернула одеяло, чтобы посмотреть, не возобновилось ли кровотечение. Его рана выглядела плохо, но свежей крови не было, несмотря на ту тряску, которую ему пришлось перенести. Она снова завернула его в одеяло, вылезла из «джипа» и закрыла дверь.
Она выломала остатки стекла заднего окна и маленького бокового окна со стороны водителя. Без осколков стекла повреждения машины были менее заметны и меньше привлекали внимание полицейских или кого-нибудь другого.
Некоторое время она стояла на холодном воздухе и смотрела в темноту, пытаясь найти связь между своим инстинктом и реальностью. Почему она была так уверена в приближающейся беде и в том, что насилие еще не закончилось?
Облака на небе неслись на восток, их гнал ветер, который не достиг еще земли, где воздух был относительно спокойным. Лунный свет едва пробивался сквозь облака и тускло освещал покрытые снегом холма, заснеженные верхушки сосен и горные хребты.
Лаура посмотрела на юг, где в нескольких милях отсюда горная дорога соединялась с тридцать восьмым маршрутом, все в этом направлении казалось спокойным. Она посмотрела на запад, восток, потом на север, откуда они приехали, и во всех направлениях гор Сан-Бернардино не было и признака присутствия человека, ни одного огонька; всюду был мир и спокойствие.
Она задавала себе те же вопросы и давала те же ответы, которые звучали во внутреннем диалоге уже год. Откуда появляются люди с этими поясами? С другой планеты, из другой галактики? Нет. Они были такими же людьми, как она. Тогда, может быть, они приезжают из России. Может быть, их пояса действуют как передатчики, как приборы телепортации из старого фильма «Муха». Это может объяснить акцент ее спасителя – если он телепортировался из России, – но это не объясняет его внешности, не изменившейся за двадцать пять лет; кроме того, она никогда серьезно не верила в то, что Советский Союз или кто-то еще мог изобрести такие передатчики, которые позволяли бы путешествовать во времени.
Она думала об этом несколько месяцев, хотя была так не уверена в своих домыслах, что даже многого не сказала об этом Тельме. Но если спаситель вторгался в ее жизнь в самые опасные моменты, используя путешествия во времени, он мог предпринять все эти путешествия за один месяц или неделю его собственного времени, в то время как в ее жизни проходили многие годы, поэтому он и не состарился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53