Но на
борту немецкой лодки все казалось таким реальным - звуки, запахи,
поднявшиеся ему навстречу призраки со страшными лицами, с зияющими
ртами... "Прекрати!" - приказал он себе, притворяясь, что разглядывает
гроздь зеленых бананов.
Он полночи просидел в вестибюле гостиницы, стакан за стаканом вливая
в себя темный ром, так и эдак поворачивая у настольной лампы зажатое в
левой руке пресс-папье со скорпионом. Свет вспыхивал в заново
отполированном стекле всеми цветами радуги, пленного скорпиона обрамляло
тусклое кроваво-красное сияние. Неподвижно глядя в стекло, согретый ромом,
Мур гадал, кто до него держал в руках это пресс-папье в пещерной тьме
подлодки. От судьбы не уйдешь, думал Мур; по воле рока лодка со всей
командой сгинула в Бездне, по воле рока он обнаружил ее сорок лет спустя.
Он вдруг осознал, что нить его судьбы, пронизав время, волею обстоятельств
странным образом переплелась с их судьбами. Словно что-то свело его по
одному ему открывшейся тропке меж бурунов под сверкающую синюю крышу моря,
на отмель - воскресить лодку... Шел уже четвертый час ночи, когда Мур
допил ром и отложил пресс-папье, надеясь вздремнуть. В голове у него еще
клубились страшные видения.
Наутро, проталкиваясь через толпу островитян, он вдруг понял их страх
перед нечистью, мысли о которой рождала у них гниющая громада лодки. Они
считали, что лодка появилась на острове из-за него, как будто он притащил
на Кокину что-то вроде ящика Пандоры, полного... чего? Тварей из его
галлюцинаций? Джамби, зомби, духов, чудовищных призраков, ползающих в
солоноватой воде, словно огромные черные пауки? Мур встряхнулся. "Чушь
собачья, - подумал он. - Предрассудки. Оставь их вудуистам!"
На краю Площади возникло какое-то волнение. Мур заметил, что
островитяне расступаются, словно пропуская кого-то. Все разговоры
прекратились, все головы повернулись в одну сторону, и по шумной Площади
медленно покатилась волна тишины. Смех и гвалт мало-помалу стихли до едва
слышного ропота. Муру не удалось разглядеть, в чем дело, - очень уж много
было вокруг народа - поэтому он высмотрел свободный пятачок возле шалаша,
где хранилась рыба, и отправился туда. Люди расступились, и Мур увидел
приближающегося Бонифация - неспешная походка, неизменная трость, черный
костюм. Солнце вспыхнуло в стеклянном глазу у него на шее. Бонифаций
смотрел прямо перед собой, ни на кого не обращая внимания, и шел как будто
бы прямиком к Муру. Наконец самые дальние ряды толпы затихли в
предвкушении. Барабаны смолкли.
Не замедляя шаг, Бонифаций едва заметно прищурился, глядя Муру в
лицо. Он остановился всего в нескольких футах от белого, и Мур увидел
налитые кровью глаза священника, словно Бонифаций то ли пил, то ли курил
травку. За стеклами очков они казались воспаленными ямами на
угольно-черном лице. Бонифаций тяжело оперся на трость, сжимая обеими
руками набалдашник, и молча оглядел Мура, а с ним - вся Площадь. Мур
услышал, как где-то поодаль женский голос шикает на ребятишек.
- Вы были внутри, - спокойно сказал Бонифаций.
- Верно, - ответил Мур, встречая его пристальный взгляд.
- Вы безумец или глупец? Почему вы не послушали меня? Да поможет тебе
Господь! Ах, oui, конечно же - вы видите в ней лишь память об исторических
событиях, возможно, курьез. А стали бы вы вот так же заглядывать в пасть
змее? Теперь эта лодка вскрыта и стоит в хрупких деревянных стенах. И что
же, скажите, вы нашли в ней?
- Ничего. Вообще ничего.
- Ложь! - свирепо прошипел Бонифаций. Он оглядел столпившихся вокруг
людей, и, когда снова посмотрел на белого, то уже опять владел собой. Он
сказал, почти прошептал: - Я знаю, что вы там нашли, Мур. Вы слышите?
Знаю! А вы решили, что грезите, или сошли с ума, или прокляты и обречены
видеть то, чего вам никогда не понять, как ни старайтесь. Не ходите туда
больше. Послушайтесь моих предостережений, оставьте лодку в покое!
- Что же я там видел, Бонифаций? Поделитесь.
Священник помолчал, а когда заговорил, голос его шел от самого
сердца.
- Мур, перед вами на миг открылся Гадес. Вы видели обитель вечных мук
и казней. И все же вам хватает глупости думать, будто это был кошмарный
сон, будто вы в безопасности оттого, что непонятное вам не может на вас
посягнуть. НО Я ГОВОРЮ - МОЖЕТ! - Бонифаций вдруг отвернулся от Мура и
скользнул взглядом по лицам обступивших его людей. Он шагнул в толпу, и та
расступилась перед ним, испуганно пятясь.
- Слушайте! - воскликнул он, и голос его зазвенел в тишине,
опустившейся на площадь. - Слушайте меня все, слушайте внимательно! Среди
вас есть те, кто прислушивается к моим словам, и такие, кто презирает мое
учение, но сейчас я всех вас прошу - слушайте! - Он переводил по-прежнему
суровый взгляд с лица на лицо. - Кокине угрожает большая опасность...
страшная опасность, и я настаиваю на том, чтобы все, кто может, немедленно
собрали вещи и покинули остров как можно скорее! - По Площади прокатилась
волна тревожного шепота.
Бонифаций вскинул руку.
- Подождите! Дослушайте до конца! Те, кто не может сделать то, о чем
я прошу, сделайте вот что: забейте досками окна своих домов, заприте
ставни и двери! Если у вас есть оружие, держите его под рукой! - Толпа
слушала все тревожнее, кое-кто нервно заерзал, но никто не посмел ни уйти,
ни опустить глаза. - Не выходите ночью на улицы, - продолжал Бонифаций. -
Присматривайте за женами и детьми, не позволяйте им забредать на лесные
тропинки...
Ему ответил хор гневных испуганных голосов. Несколько человек
выступили вперед, словно бросая Бонифацию вызов. Какая-то женщина упала на
колени и что-то горячечно забормотала, стиснув перед собой руки как для
молитвы.
- СЛУШАЙТЕ МЕНЯ, ГЛУПЦЫ! - закричал Бонифаций. От напряжения на шее у
него вздулись вены. Всякий шум тотчас прекратился; те, что хотели
поспорить с Бонифацием, замерли на месте, сердито блестя глазами. Его
преподобие негромко продолжал: - Если вам дорога жизнь, держитесь подальше
от верфи...
От этих слов у них перехватило дыхание. Над толпой повеял слабый
ветерок с моря, улетел в глубь острова; где-то в задних рядах упал
железный горшок. Мимо Мура прошел пожилой мужчина, он поднял с земли
ведро, со страхом поглядел на белого человека и исчез в толпе. Через
несколько мгновений островитяне принялись молча сворачивать торговлю.
Музыканты унесли железные барабаны, женщины похватали отпрысков за руки и
потащили с площади, не обращая внимания на протестующие крики и плач.
Площадь быстро пустела.
- Вы что, с ума сошли? - Мур подошел к Бонифацию. - Именно этого и не
хотел констебль! Из-за вас теперь начнется паника, черт бы вас побрал!
- Я сказал им правду, - ответил Бонифаций. - Кип обманывает себя. На
м_о_и_х_ руках крови не будет!
Мур подавил острое желание схватить хрупкого старика и трясти его до
тех пор, пока он не расколется и его мрачные тайны не высыплются на песок.
- Объясните, как вас понимать, - сказал он немного погодя.
- Это может спасти им жизнь. Вам тоже.
- А просто объяснить вы не можете? - Мур был в ярости. Вуду Бонифация
подчинило себе островитян. Кип ничего не мог с этим поделать.
Зная, что теперь бессмысленно взывать к здравому смыслу напуганных
Бонифацием кокинцев, Мур стал смотреть, как последние торговцы уносят с
площади свой товар. Один фермер волок упирающихся свиней, жена и дети
помогали ему, охаживая непослушную скотину палками по заду. Другой
нагибался, собирал с земли вязанки сахарного тростника и охапками бросал в
тачку.
- Запомните, - сказал Бонифаций, глядя в глаза Муру. - Держитесь
подальше от этой лодки.
- Бога ради, что все это значит? - снова спросил Мур, однако его
преподобие, не проронив больше ни слова, пошел прочь той же дорогой,
которой пришел, - через быстро пустеющую Площадь в сторону песчаной ленты
Фронт-стрит.
- ДА ЧТО ЖЕ ЭТО? - в сердцах крикнул Мур, но Бонифаций не остановился
и вскоре исчез среди дощатых домов.
Теперь Мур понял, кто здесь хозяин; он видел в толпе и мэра Рейнарда,
и еще дюжину своих знакомых, неподвижно застывших под пронзительным
взглядом Бонифация. Никто из них не шелохнулся, никто не издал ни звука,
зато голос священника свободно летел над площадью, упрашивая, приказывая,
умоляя. И никто из его паствы не осмелился ослушаться.
Через несколько секунд Мур остался на Площади один - только пара
тощих собак бродила в поисках объедков. Муру почудилось, что сквозь их
злобное глухое ворчание он расслышал какой-то очень далекий и
неопределенный звук. Едва слышное жужжание, как будто у него над головой
кружила муха; жужжание постепенно превратилось в стрекот сверчка, а затем
в гудение пчелы. Мур запрокинул голову и, загораживая глаза от солнца,
обшарил взглядом небо. И нашел источник звука - огромная крылатая тень,
вздымая песчаные вихри, прошла над самыми крышами деревни.
Стивен Кип ехал по узкой, изрытой козьими копытами тропе через
темно-зеленые, почти черные джунгли; под шипованными шинами оказывались то
камни, то останки вырванных с корнем деревьев, джип подпрыгивал и
дребезжал. На перекрестке Кип затормозил, чтобы сообразить, куда ехать
дальше: в этой части Кокины он бывал всего дважды. В один из этих двух раз
он безнадежно заблудился на дороге, которая вилась и петляла, пока не
оборвалась у моря. Он вытер лоб рукавом. Воздух здесь был густой, влажный,
сырость проникала под одежду и испариной оседала на коже. Густой шатер
лиан и ветвей подпирали золотистые прозрачные колонны света, но местами
тень была непроницаемой, плотной, как океанское дно. В тесно переплетенных
кронах деревьев порой раздавались тревожные крики и на миг вспархивало
что-то алое, синее или желтое - это птицы взмывали ввысь в поисках
безопасности.
Кип выбрал правое ответвление тропы и свернул. Под колесами захлюпала
дождевая вода - он ехал через большую, круглую стоячую лужу. Над самой
землей колыхались волокна тумана, они обвивались вокруг темных древесных
стволов и ускользали в высокую траву. Еще минут через десять (Кип все
гадал, не сбился ли он с пути и в этот раз) дорогу перегородило поваленное
дерево. Кип остановил джип вплотную к нему: дерево еще жило, когда его
свалили, - на стволе виднелись отметины от топоров. Значит, он все-таки
ехал правильно.
Кип вылез из джипа, перешагнул через дерево и дальше пошел пешком.
Когда мотор смолк, крики птиц стали как будто бы громче, одни -
пронзительные и надменные, другие - грустно-нежные. Чуть дальше Кип
заметил лицо, нарисованное золой на стволе дерева: круглые неподвижные
глаза, разинутый зубастый рот. Предостережение, подумал Кип. Знак,
отгоняющий любопытных - а может быть, и нечто большее, чем явная ссылка на
каннибальское прошлое карибов. Миновав рисунок, констебль услышал в
джунглях топот бегущих босых ног, сминающих листву. Звук быстро затих
вдали. Кип понял: его увидели.
Меньше чем в ста ярдах впереди начиналась вырубка; он увидел
индейскую деревню - два десятка убогих лачуг из некрашеных досок, за много
лет выгоревших на солнце и отмытых дождями. Посреди деревни стояла
захудалая лавчонка с полупровалившейся крышей; местами черепицы не было
вовсе и просвечивали доски. Жестяные щиты рекламировали "КОКА-КОЛУ" и
"ТАБАК ПРИНЦ АЛЬБЕРТ". Сразу за деревней, на выходящем в синий простор
Карибского моря мысе Кариб-Пойнт, темнела приземистая башня заброшенного
маяка; она уже начала рассыпаться от времени, подножие ее заросло зелеными
лозами, а стекла на площадке давно разбились. Между домами были натянуты
веревки, на них сохло застиранное ветхое белье, кое-где на маленьких
квадратных участках земли росли тощий маис и бобы.
Голый малыш снаряжал в плавание по грязноватой луже выструганную из
куска дерева лодочку; он поднял на Кипа удивленные глаза. Целая стайка
детей при виде нагрянувшего в Карибвиль констебля кинулась наутек, их
желтый гладкошерстный пес побежал следом, остановился, зарычал и облаял
Кипа. Перед магазинчиком собралась небольшая толпа - зоркие блестящие
глаза, черты резче и суровее, чем у жителей Кокины, золотисто-смуглая
кожа. Красивая женщина с длинными черными волосами несла на голове
корзину; завидев Кипа, она остановилась как вкопанная, потом опомнилась и
удалилась в сторону одной из хижин. За его шествием по деревне украдкой
следили из окон, из-за дверей-ширм. Он чувствовал враждебность
карибвильцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
борту немецкой лодки все казалось таким реальным - звуки, запахи,
поднявшиеся ему навстречу призраки со страшными лицами, с зияющими
ртами... "Прекрати!" - приказал он себе, притворяясь, что разглядывает
гроздь зеленых бананов.
Он полночи просидел в вестибюле гостиницы, стакан за стаканом вливая
в себя темный ром, так и эдак поворачивая у настольной лампы зажатое в
левой руке пресс-папье со скорпионом. Свет вспыхивал в заново
отполированном стекле всеми цветами радуги, пленного скорпиона обрамляло
тусклое кроваво-красное сияние. Неподвижно глядя в стекло, согретый ромом,
Мур гадал, кто до него держал в руках это пресс-папье в пещерной тьме
подлодки. От судьбы не уйдешь, думал Мур; по воле рока лодка со всей
командой сгинула в Бездне, по воле рока он обнаружил ее сорок лет спустя.
Он вдруг осознал, что нить его судьбы, пронизав время, волею обстоятельств
странным образом переплелась с их судьбами. Словно что-то свело его по
одному ему открывшейся тропке меж бурунов под сверкающую синюю крышу моря,
на отмель - воскресить лодку... Шел уже четвертый час ночи, когда Мур
допил ром и отложил пресс-папье, надеясь вздремнуть. В голове у него еще
клубились страшные видения.
Наутро, проталкиваясь через толпу островитян, он вдруг понял их страх
перед нечистью, мысли о которой рождала у них гниющая громада лодки. Они
считали, что лодка появилась на острове из-за него, как будто он притащил
на Кокину что-то вроде ящика Пандоры, полного... чего? Тварей из его
галлюцинаций? Джамби, зомби, духов, чудовищных призраков, ползающих в
солоноватой воде, словно огромные черные пауки? Мур встряхнулся. "Чушь
собачья, - подумал он. - Предрассудки. Оставь их вудуистам!"
На краю Площади возникло какое-то волнение. Мур заметил, что
островитяне расступаются, словно пропуская кого-то. Все разговоры
прекратились, все головы повернулись в одну сторону, и по шумной Площади
медленно покатилась волна тишины. Смех и гвалт мало-помалу стихли до едва
слышного ропота. Муру не удалось разглядеть, в чем дело, - очень уж много
было вокруг народа - поэтому он высмотрел свободный пятачок возле шалаша,
где хранилась рыба, и отправился туда. Люди расступились, и Мур увидел
приближающегося Бонифация - неспешная походка, неизменная трость, черный
костюм. Солнце вспыхнуло в стеклянном глазу у него на шее. Бонифаций
смотрел прямо перед собой, ни на кого не обращая внимания, и шел как будто
бы прямиком к Муру. Наконец самые дальние ряды толпы затихли в
предвкушении. Барабаны смолкли.
Не замедляя шаг, Бонифаций едва заметно прищурился, глядя Муру в
лицо. Он остановился всего в нескольких футах от белого, и Мур увидел
налитые кровью глаза священника, словно Бонифаций то ли пил, то ли курил
травку. За стеклами очков они казались воспаленными ямами на
угольно-черном лице. Бонифаций тяжело оперся на трость, сжимая обеими
руками набалдашник, и молча оглядел Мура, а с ним - вся Площадь. Мур
услышал, как где-то поодаль женский голос шикает на ребятишек.
- Вы были внутри, - спокойно сказал Бонифаций.
- Верно, - ответил Мур, встречая его пристальный взгляд.
- Вы безумец или глупец? Почему вы не послушали меня? Да поможет тебе
Господь! Ах, oui, конечно же - вы видите в ней лишь память об исторических
событиях, возможно, курьез. А стали бы вы вот так же заглядывать в пасть
змее? Теперь эта лодка вскрыта и стоит в хрупких деревянных стенах. И что
же, скажите, вы нашли в ней?
- Ничего. Вообще ничего.
- Ложь! - свирепо прошипел Бонифаций. Он оглядел столпившихся вокруг
людей, и, когда снова посмотрел на белого, то уже опять владел собой. Он
сказал, почти прошептал: - Я знаю, что вы там нашли, Мур. Вы слышите?
Знаю! А вы решили, что грезите, или сошли с ума, или прокляты и обречены
видеть то, чего вам никогда не понять, как ни старайтесь. Не ходите туда
больше. Послушайтесь моих предостережений, оставьте лодку в покое!
- Что же я там видел, Бонифаций? Поделитесь.
Священник помолчал, а когда заговорил, голос его шел от самого
сердца.
- Мур, перед вами на миг открылся Гадес. Вы видели обитель вечных мук
и казней. И все же вам хватает глупости думать, будто это был кошмарный
сон, будто вы в безопасности оттого, что непонятное вам не может на вас
посягнуть. НО Я ГОВОРЮ - МОЖЕТ! - Бонифаций вдруг отвернулся от Мура и
скользнул взглядом по лицам обступивших его людей. Он шагнул в толпу, и та
расступилась перед ним, испуганно пятясь.
- Слушайте! - воскликнул он, и голос его зазвенел в тишине,
опустившейся на площадь. - Слушайте меня все, слушайте внимательно! Среди
вас есть те, кто прислушивается к моим словам, и такие, кто презирает мое
учение, но сейчас я всех вас прошу - слушайте! - Он переводил по-прежнему
суровый взгляд с лица на лицо. - Кокине угрожает большая опасность...
страшная опасность, и я настаиваю на том, чтобы все, кто может, немедленно
собрали вещи и покинули остров как можно скорее! - По Площади прокатилась
волна тревожного шепота.
Бонифаций вскинул руку.
- Подождите! Дослушайте до конца! Те, кто не может сделать то, о чем
я прошу, сделайте вот что: забейте досками окна своих домов, заприте
ставни и двери! Если у вас есть оружие, держите его под рукой! - Толпа
слушала все тревожнее, кое-кто нервно заерзал, но никто не посмел ни уйти,
ни опустить глаза. - Не выходите ночью на улицы, - продолжал Бонифаций. -
Присматривайте за женами и детьми, не позволяйте им забредать на лесные
тропинки...
Ему ответил хор гневных испуганных голосов. Несколько человек
выступили вперед, словно бросая Бонифацию вызов. Какая-то женщина упала на
колени и что-то горячечно забормотала, стиснув перед собой руки как для
молитвы.
- СЛУШАЙТЕ МЕНЯ, ГЛУПЦЫ! - закричал Бонифаций. От напряжения на шее у
него вздулись вены. Всякий шум тотчас прекратился; те, что хотели
поспорить с Бонифацием, замерли на месте, сердито блестя глазами. Его
преподобие негромко продолжал: - Если вам дорога жизнь, держитесь подальше
от верфи...
От этих слов у них перехватило дыхание. Над толпой повеял слабый
ветерок с моря, улетел в глубь острова; где-то в задних рядах упал
железный горшок. Мимо Мура прошел пожилой мужчина, он поднял с земли
ведро, со страхом поглядел на белого человека и исчез в толпе. Через
несколько мгновений островитяне принялись молча сворачивать торговлю.
Музыканты унесли железные барабаны, женщины похватали отпрысков за руки и
потащили с площади, не обращая внимания на протестующие крики и плач.
Площадь быстро пустела.
- Вы что, с ума сошли? - Мур подошел к Бонифацию. - Именно этого и не
хотел констебль! Из-за вас теперь начнется паника, черт бы вас побрал!
- Я сказал им правду, - ответил Бонифаций. - Кип обманывает себя. На
м_о_и_х_ руках крови не будет!
Мур подавил острое желание схватить хрупкого старика и трясти его до
тех пор, пока он не расколется и его мрачные тайны не высыплются на песок.
- Объясните, как вас понимать, - сказал он немного погодя.
- Это может спасти им жизнь. Вам тоже.
- А просто объяснить вы не можете? - Мур был в ярости. Вуду Бонифация
подчинило себе островитян. Кип ничего не мог с этим поделать.
Зная, что теперь бессмысленно взывать к здравому смыслу напуганных
Бонифацием кокинцев, Мур стал смотреть, как последние торговцы уносят с
площади свой товар. Один фермер волок упирающихся свиней, жена и дети
помогали ему, охаживая непослушную скотину палками по заду. Другой
нагибался, собирал с земли вязанки сахарного тростника и охапками бросал в
тачку.
- Запомните, - сказал Бонифаций, глядя в глаза Муру. - Держитесь
подальше от этой лодки.
- Бога ради, что все это значит? - снова спросил Мур, однако его
преподобие, не проронив больше ни слова, пошел прочь той же дорогой,
которой пришел, - через быстро пустеющую Площадь в сторону песчаной ленты
Фронт-стрит.
- ДА ЧТО ЖЕ ЭТО? - в сердцах крикнул Мур, но Бонифаций не остановился
и вскоре исчез среди дощатых домов.
Теперь Мур понял, кто здесь хозяин; он видел в толпе и мэра Рейнарда,
и еще дюжину своих знакомых, неподвижно застывших под пронзительным
взглядом Бонифация. Никто из них не шелохнулся, никто не издал ни звука,
зато голос священника свободно летел над площадью, упрашивая, приказывая,
умоляя. И никто из его паствы не осмелился ослушаться.
Через несколько секунд Мур остался на Площади один - только пара
тощих собак бродила в поисках объедков. Муру почудилось, что сквозь их
злобное глухое ворчание он расслышал какой-то очень далекий и
неопределенный звук. Едва слышное жужжание, как будто у него над головой
кружила муха; жужжание постепенно превратилось в стрекот сверчка, а затем
в гудение пчелы. Мур запрокинул голову и, загораживая глаза от солнца,
обшарил взглядом небо. И нашел источник звука - огромная крылатая тень,
вздымая песчаные вихри, прошла над самыми крышами деревни.
Стивен Кип ехал по узкой, изрытой козьими копытами тропе через
темно-зеленые, почти черные джунгли; под шипованными шинами оказывались то
камни, то останки вырванных с корнем деревьев, джип подпрыгивал и
дребезжал. На перекрестке Кип затормозил, чтобы сообразить, куда ехать
дальше: в этой части Кокины он бывал всего дважды. В один из этих двух раз
он безнадежно заблудился на дороге, которая вилась и петляла, пока не
оборвалась у моря. Он вытер лоб рукавом. Воздух здесь был густой, влажный,
сырость проникала под одежду и испариной оседала на коже. Густой шатер
лиан и ветвей подпирали золотистые прозрачные колонны света, но местами
тень была непроницаемой, плотной, как океанское дно. В тесно переплетенных
кронах деревьев порой раздавались тревожные крики и на миг вспархивало
что-то алое, синее или желтое - это птицы взмывали ввысь в поисках
безопасности.
Кип выбрал правое ответвление тропы и свернул. Под колесами захлюпала
дождевая вода - он ехал через большую, круглую стоячую лужу. Над самой
землей колыхались волокна тумана, они обвивались вокруг темных древесных
стволов и ускользали в высокую траву. Еще минут через десять (Кип все
гадал, не сбился ли он с пути и в этот раз) дорогу перегородило поваленное
дерево. Кип остановил джип вплотную к нему: дерево еще жило, когда его
свалили, - на стволе виднелись отметины от топоров. Значит, он все-таки
ехал правильно.
Кип вылез из джипа, перешагнул через дерево и дальше пошел пешком.
Когда мотор смолк, крики птиц стали как будто бы громче, одни -
пронзительные и надменные, другие - грустно-нежные. Чуть дальше Кип
заметил лицо, нарисованное золой на стволе дерева: круглые неподвижные
глаза, разинутый зубастый рот. Предостережение, подумал Кип. Знак,
отгоняющий любопытных - а может быть, и нечто большее, чем явная ссылка на
каннибальское прошлое карибов. Миновав рисунок, констебль услышал в
джунглях топот бегущих босых ног, сминающих листву. Звук быстро затих
вдали. Кип понял: его увидели.
Меньше чем в ста ярдах впереди начиналась вырубка; он увидел
индейскую деревню - два десятка убогих лачуг из некрашеных досок, за много
лет выгоревших на солнце и отмытых дождями. Посреди деревни стояла
захудалая лавчонка с полупровалившейся крышей; местами черепицы не было
вовсе и просвечивали доски. Жестяные щиты рекламировали "КОКА-КОЛУ" и
"ТАБАК ПРИНЦ АЛЬБЕРТ". Сразу за деревней, на выходящем в синий простор
Карибского моря мысе Кариб-Пойнт, темнела приземистая башня заброшенного
маяка; она уже начала рассыпаться от времени, подножие ее заросло зелеными
лозами, а стекла на площадке давно разбились. Между домами были натянуты
веревки, на них сохло застиранное ветхое белье, кое-где на маленьких
квадратных участках земли росли тощий маис и бобы.
Голый малыш снаряжал в плавание по грязноватой луже выструганную из
куска дерева лодочку; он поднял на Кипа удивленные глаза. Целая стайка
детей при виде нагрянувшего в Карибвиль констебля кинулась наутек, их
желтый гладкошерстный пес побежал следом, остановился, зарычал и облаял
Кипа. Перед магазинчиком собралась небольшая толпа - зоркие блестящие
глаза, черты резче и суровее, чем у жителей Кокины, золотисто-смуглая
кожа. Красивая женщина с длинными черными волосами несла на голове
корзину; завидев Кипа, она остановилась как вкопанная, потом опомнилась и
удалилась в сторону одной из хижин. За его шествием по деревне украдкой
следили из окон, из-за дверей-ширм. Он чувствовал враждебность
карибвильцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41