– Они увезли ее и сломали лодку. И забрали из шкафа все сбережения. Почему они не согласились забрать нас двоих, ее и меня? Вместе. Она на пять лет старше меня.
– Как же вы жили все это время?
– Раз в неделю они привозят мне консервы. Немного. И молоко в жестяных банках. А чай у меня есть. Иногда рыбу удается поймать… – Вдруг он наморщил лоб, видимо сообразив, что мое появление здесь что-то может изменить. – Но кто вы? Вы не из банды. И не полицейский. Вы точно не полицейский. Я ведь не раз видел полицейских. Вы кто-то другой…
Я буквально чувствовал, как его сердце, словно пересохшее озеро в ожидании близкого ливня, наполняется еще пугливой, но уже спасительной надеждой. Он присматривался ко мне еще минуту и наконец сам ответил на свой вопрос:
– Я знаю, кто вы. Вы человек, который работает на правительство. Так и есть. Вы агент секретной службы.
Вот это класс! Браво, сэр Сэмюэл Мак-Горн! Я появляюсь без предупреждения, на мне водолазный костюм и ни одного опознавательного знака, надписи или этикетки, я не предъявляю никаких документов и пытаюсь напустить как можно больше тумана, а он уже через минуту безошибочно, без тени сомнения идентифицирует меня.
Я подумал об ужасах, которыми начал бы сейчас стращать моего собеседника дед Артур, но сразу же понял, что здесь адмиральские заклинания имели бы минимальный эффект. Проведя шестьдесят лет в этом унылом месте, Сэмюэл Мак-Горн не нажил богатств, ему нечего было терять, и всякие угрозы были для него совершенно неопасны: по сравнению с этой лачугой тюрьма показалась бы ему шикарным отелем.
Это было так трогательно, так по-настоящему, что я – может быть, первый раз в жизни – просто сказал правду:
– Да, мистер Мак-Горн. Я агент секретной службы. Я пришел, чтобы освободить вашу жену.
Он медленно покивал головой.
– Это будет хороший поступок, мистер Кэлверт. Но вы не знаете, с какими хищниками придется иметь дело.
– Я хорошо знаю, что мне не грозит, мистер Мак-Горн. Мне, например, не грозит повышение по службе или благодарность от начальства. Но я так же хорошо знаю, что мне грозит, и трезво оцениваю свои силы. Прошу вас, доверьтесь мне. Все будет хорошо. Вы воевали?
– Вам кто-то сказал об этом?
– Нет, это чувствуется.
– Спасибо. – Его плечи распрямились. – У меня за плечами двадцать два года службы. Я был сержантом в пятьдесят первом полку.
– Сержант! И к тому же пятьдесят первый полк! Отлично, мистер Мак-Горн. Многие, и не только шотландцы, говорят, что в мире никогда не было лучшего полка!
– Сэмюэл Мак-Горн не станет возражать. Я уверен, были полки и похуже… – На его лице промелькнула тень улыбки. – Но я понимаю, что вы хотите сказать, мистер Кэлверт. Солдаты пятьдесят первого полка не отступают и не сдаются… – Вдруг он сорвался с места. – Хватит болтать! Я иду с вами.
– Спасибо, – тепло, почти ласково ответил я. – Вы уже достаточно навоевались. Оставьте это молодым.
– Пожалуй, вы правы… Наверняка теперь мне не поспеть за вами в походе.
Он сел в кресло. Я подошел к двери.
– Спокойной ночи, мистер Мак-Горн. Скоро она будет тут.
– Скоро будет тут… – Он взглянул на меня. Его глаза увлажнились и загорелись надеждой.
– Знаете, – прошептал он, – я в это верю…
– Верьте. Я сам приведу сюда вашу жену. И ничто не доставит мне большего удовольствия. Ждите меня в пятницу утром.
– В пятницу утром? Так скоро?
Он смотрел вдаль. Он смотрел, не замечая меня, стоящего в проеме двери. Он смотрел сквозь меня, надеясь отыскать в бездонном пространстве находящуюся за миллиарды световых лет звезду, и видел, как она, еще недавно все дальше уходившая в черноту космоса, вдруг начала стремительно возвращаться.
Его лицо залила улыбка искреннего облегчения.
– Я не сомкну глаз в эту ночь, мистер Кэлверт. И в следующую ночь тоже.
– Зато в пятницу вечером вы сможете уснуть обнявшись.
Крупные слезы стекали по его морщинистым небритым щекам. Я тихо закрыл за собой дверь, оставляя его наедине с мечтами и надеждами.
Четверг, 2.00 – 4.30
Я подплывал к следующему острову, и все силы природы снова восстали против меня. Туман начал сгущаться, а большие волны, швыряя меня на невидимые рифы, сдавливали дыхание и покрывали тело синяками. К физическим мукам добавлялись страдания душевные, поскольку одно лишь воспоминание о команде, оставшейся на «Огненном кресте», способно было наполнить меня самыми мрачными предчувствиями. А если добавить к этому, что условия новой стоянки из-за множества рифов еще более сложные… Лучше было вообще об этом не думать.
Но вместе с тем мне подумалось о вещах еще более печальных. Я представил себе, что будет чувствовать старый Сэмюэл Мак-Горн, если я не выполню своего обещания. Потом я вспомнил черные круги под глазами Сьюзан Кирксайд, потом – боль в глазах младшего Макдональда и решил, что чем больше я буду об этом думать, тем труднее мне будет сделать для них что-то по-настоящему полезное.
Рифы расположились здесь таким образом, что создали бухту, своего рода естественный порт, где стояли на якоре два рыбацких кораблика. Я надеялся, что никто не заметит с берега мою фигуру, влезающую на борт одного из них. Во всяком случае услышать мою возню было невозможно. Единственную опасность представлял луч света, отбрасываемый фонарем, что был прикреплен на крыше ангара, служащего для разделки акульих туш. Но я даже полюбил этот опасный свет – ведь он служил прекрасным ориентиром для Шарлотты и деда Артура.
Кораблик, на который я попал, был, скорее, большой, пятнадцатиметровой и, судя по очертаниям, не боящейся ураганов моторной лодкой. В течение двух минут я обыскал все судно. Здесь не нашлось ничего, указывающего на то, что в свободное от рыбной ловли время его команда занимается чем-нибудь еще. Например, детской игрой в кубики с использованием золотых слитков. Это была самая обычная рыбацкая посудина. Это значило, что на Земле еще есть люди, не связанные с пиратами, а такая информация стоила куда больше, чем все золото «Нантесвилля».
Второй кораблик был похож на первый до последней мелочи. Наверное, это были близнецы.
Я добрался до берега, спрятал свой акваланг выше полосы, до которой поднималась вода во время прилива, и направился в сторону ангара, стараясь идти так, чтобы все время находиться в его тени. В ангаре оказалось полно всякого рода орудий пыток, но они должны были наводить ужас на акул и были вполне безобидны для человека. В углу в огромном тазу лежали неубранные внутренности нескольких акул, издававшие такой характерный запах, что подделать его ни один конспиратор не согласился бы, даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Я быстро вышел.
Первый дом обманул мои ожидания. Посветив фонарем через раму окна – стекол, судя по всему, давно не было, – я увидел комнату, оставленную жителями как минимум лет пятьдесят назад. Второй дом был так же пуст. Ловцы акул жили в третьем, самом дальнем от ангара доме. Очевидно, их обоняние еще не атрофировалось. Хотя я на их месте жил бы по той же причине в палатке на другой стороне острова.
Я осторожно открыл хорошо смазанные двери, вошел внутрь и зажег фонарик. В прихожей был оборудован склад, и обитавшие в этом доме в незапамятные времена прабабушки наверняка не одобрили бы ассортимент представленных на его полках товаров. Зато в прадедушках теперешние жители нашли бы горячих союзников. Целый стеллаж был заставлен ящиками, среди которых виднелось несколько десятков упаковок пива и дюжина картонных коробок с виски. Уильямс сказал, что это австралийские рыбаки. Мне всегда говорили, что австралийцы – люди с крепким организмом и чистой совестью. Что касается организма – я начинал убеждаться в правильности этого утверждения. А чистая совесть… Будем надеяться, что и здесь народная мудрость не лжет. Во всяком случае мне очень бы этого хотелось.
Протиснувшись между разрозненными деталями мебельного гарнитура, который вряд ли был изготовлен кем-нибудь из великих столяров и даже вряд ли вообще был гарнитуром, я открыл внутренние двери. Там был небольшой коридор, две двери с правой стороны и три с левой. Я рассудил, что начальник вряд ли демократичен настолько, чтобы выбрать себе самую маленькую комнатку. Скорее, наоборот. Значит, он, должно быть, спит за первой дверью направо.
Я вошел. Комната удивила меня комфортом и даже некоторой изысканностью. Прекрасные ковры, тяжелые портьеры, два мягких кресла, старинный дубовый шкаф, стеллажи с книгами, большая деревянная кровать, над кроватью люстра оригинальной формы. «Ничего себе неотесанные австралийцы», – подумал я. Увидев эту комнату, многие из моих лондонских знакомых, не задумываясь, согласились бы переехать на этот безлюдный остров. Предварительно позаботившись о достаточном запасе фильтров для противогазов.
Я нажал на выключатель у двери, и люстра осветила комнату. На огромной двуспальной кровати спал мужчина. Один. Но вряд ли среднестатистическая супружеская пара занимает на своем совместном ложе хотя бы третью часть места, которое необходимо было ему. Мне всегда трудно определить рост лежащего человека. Но этот, как мне показалось, не смог бы выпрямиться во весь рост в комнате с высотой потолка метр девяносто два, не разбив при этом головы. Повернутое в мою сторону лицо было почти все закрыто: в верхней части – шевелюрой, в нижней – самой буйной и нечесаной бородой, какую только мне когда-либо приходилось видеть. Человек спал как убитый, но дышал при этом, будто трое живых.
Я подошел к кровати и с деликатностью, обратно пропорциональной ее размерам, вставил спящему под ребро пистолет. Он проснулся. Это было впечатляющее зрелище. Что-то вроде пробуждения вулкана. Я отодвинулся на приличествующее моменту расстояние. Разбуженный потер глаза волосатыми руками и, опершись кулаками о матрас, собирался встать с постели. Признаюсь, я ожидал увидеть его в костюме из шкуры мамонта, а он был одет в элегантную пижаму. Я сам бы не отказался от такой, только размеров на двадцать меньше.
Насколько позволяет судить мой опыт, законопослушных обывателей можно разделить на две большие группы, исходя из того, как они реагируют на внезапное пробуждение посреди ночи, особенно если пробуждающий держит в руке пистолет. Одни – испуганы. Другие – рассержены. Судя по всему, австралийская школа внезапного ночного пробуждения под пистолетом исповедовала своеобразные принципы, поскольку мой бородач повел себя совершенно неординарно. Его глаза, выглянувшие из-под густых бровей, бросили на меня ласковый взгляд – примерно так же поглядывает бенгальский тигр на заигравшегося в опасной близости козленка. И неизвестно, чего было больше в этом взгляде – предвосхищения грациозного десятиметрового прыжка или предощущения заслуженного ужина.
Я отодвинулся на несколько шагов.
– Не двигаться с места.
– Спрячь пистолет, малыш. – Голос, казалось, исходил из глубины колодца. – Спрячь немедленно, иначе мне придется встать и стукнуть тебя.
– Прошу вас не нервничать. – Я готов был идти на попятную, но не знал, как сделать так, чтобы это отступление произошло с наименьшими потерями. – Если я уберу оружие, вы не будете драться?
Он на секунду задумался, после чего коротко хмыкнул:
– Нет, – затем вытянул руку в сторону тумбочки и, вынув из коробки сигару, закурил ее, ни на секунду не спуская с меня глаз. Кислый острый дым быстро дошел до меня, и мне с трудом удалось подавить в себе желание открыть окно, что явилось бы, конечно, признаком дурного тона, поскольку я был здесь гостем, к тому же пока нежеланным. Теперь я понимал, почему этот человек не боится ароматов, доносящихся из ангара. По сравнению с его сигарой сигареты деда Артура обладали утонченным и изысканным запахом. Что-то вроде духов Шарлотты.
– Прошу простить мое внезапное вторжение. Вы Тим Хатчисон?
– Да. А ты, малыш, кто такой?
– Филипп Кэлверт. Я хотел бы использовать передатчик одного из ваших кораблей, чтобы передать информацию в Лондон. Мне также необходима ваша помощь. Без этой помощи десяток людей и миллионы фунтов могут пропасть в течение 24 часов.
Разбуженные великаны обычно начинают дымить. Этот тоже выпустил кучу ядовитых газов, проследил, как они возносятся к потрескавшемуся потолку, после чего снова посмотрел на меня.
– У тебя все в порядке с головой, малыш?
– А у тебя, волосатая обезьяна? Черт с ними, с фунтами, но, пока ты здесь перекуриваешь, люди подвергаются смертельной опасности!
Он наклонился вперед, в его черных как уголь глазах засветилось беспокойство. Точно так же затухал огонь в камине Сэмюэла Мак-Горна, но здесь он, кажется, только начинал разгораться.
– Ну хорошо, Кэлверт, если вы не шутите, я готов выслушать.
С первого взгляда я понял, что Тим Хатчисон согласится помочь мне только на правах равного союзника. Такие люди не терпят над собой других начальников, кроме Господа Бога, а те из них, кто воспитан в атеистическом духе, вообще, по их мнению, стоят на самой верхней ступеньке человеческой иерархии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40