На спину. Извините, мне придется убрать немного угля.
— Шея, — прошептал Свенсон. — Она сломана.
— Вы так считаете?
— Наверно, что-то тяжелое, может, какая-то балка в домике...
Она, должно быть, свалилась...
— Вы видели один из этих домиков. Там нет никаких балок. Посмотрите, здесь не хватает полутора дюймов позвоночника. Если бы что-то очень тяжелое свалилось ему на хребет и сломало его, то этот отломанный кусок остался бы на месте. А его здесь нет. Он просто вырван... Он был застрелен спереди, пуля попала в горло и прошла через шею насквозь. Пуля с мягким концом, это видно по размеру выходного отверстия, из пистолета крупного калибра, скажем, из «кольта», «люгера» или «маузера». Я объясняю достаточно понятно?
— О Боже милосердный! — На этот раз Свенсон был действительно потрясен.
Он всмотрелся в лежащие на полу останки, потом перевел взгляд на меня. Убит... Вы считаете, он был убит?
— А кто это сделал? — яростно выкрикнул Хансен. — Кто, приятель, кто? И зачем, черт бы его побрал!
— Я не знаю, кто это сделал.
Свенсон продолжал глядеть на меня, глаза у него сузились.
— Вы обнаружили это только что?
— Я обнаружил это прошлой ночью.
— Вы обнаружили это прошлой ночью... — Свенсон произнес это медленно, с расстановкой. — И все это время, уже на борту лодки, вы ни словом не обмолвились... Вы ничем себя не выдали... О Господи, Карпентер, вы просто бессердечны!
— Да, конечно, — сказал я. — Видите пистолет вон там, на столе? Он бьет оглушительно, но когда я пристрелю того, кто это сделал, я даже глазом не моргну... Вы правы, я бессердечен.
— Это у меня сорвалось. Извините. — Заметно было, что Свенсону с трудом удается взять себя в руки. Он взглянул на «манлихершенауэр», потом на меня, потом снова на пистолет. — Око за око — это уже в прошлом, Карпентер.
Никому не позволено вершить суд собственноручно.
— Перестаньте, а не то я расхохочусь. А в морге это неприлично.
Кроме того, я указал вам еще не все. Есть еще кое-что. Я нашел это только что. Не прошлой ночью... — Я показал на другой труп на полу. — Хотите осмотреть этого человека?
— Пожалуй, нет, — ровным голосом ответил Свенсон. — Может, вы лучше сами нам все скажете?
— Да вам будет видно даже оттуда. Вот голова. Я приподнимаю ее.
Видите?
Крохотная дырочка впереди на лице, чуть правее середины, и огромная дыра на затылке. То же оружие. В руке у того же человека.
Оба моряка не сказали ни слова. Оба были слишком потрясены.
— А траектория у пули очень необычная, — продолжал я. — Как будто стрелявший лежал или сидел, а погибший стоял прямо перед ним...
— Да... — Свенсон, казалось, не расслышал моих слов. — Убийство. Два убийства... Это работа для властей... Для полиции.
— Конечно, — сказал я. — Для полиции. Давайте позвоним в местное отделение и попросим сержанта заглянуть к нам на пару минут.
— Это не наша работа, — упрямо повторил Свенсон. — Как командир американского военного корабля, я несу полную ответственность за все происходящее и в первую очередь обязан сохранить корабль и доставить уцелевших полярников со станции «Зебра» обратно в Шотландию.
— Сохранить корабль? — переспросил я. — Значит, по-вашему, убийца на борту не подвергает корабль опасности?
— Есть ли он... Будет ли он на борту — нам неизвестно.
— Вы сами не верите тому, что говорите. Вам хорошо известно, что он будет на борту. Вы, как и я, прекрасно знаете, отчего возник этот пожар, вы чертовски хорошо знаете, что это вовсе не несчастный случай. Единственный элемент случайности в этом деле — это сила и площадь распространения огня. В этом убийца, скорее всего, просчитался. Но время и погодные условия были против него, а выбирать ему не приходилось. Как иначе он мог уничтожить следы преступления? Только устроив пожар достаточной силы. И он бы вышел сухим из воды, если бы сюда не прибыл я и если бы я не был убежден заранее, еще до отплытия, что в этом деле что-то нечисто. Но, разумеется, убийца принял все меры, чтобы не погибнуть самому. Так что, нравится вам или нет, коммандер, а придется взять убийцу на борт корабля.
— Но ведь все эти люди обгорели, некоторые очень сильно...
— А чего вы еще ожидали? Что этот проклятый мистер Икс предстанет перед нами целехоньким и здоровехоньким, без единой царапинки, и тут же расхвастается на весь мир, как он тут швырял направо и налево спички, а потом стоял и смотрел в сторонке, как все здорово полыхает? Нет, с волками жить — по-волчьи выть. Естественно, ему пришлось обгореть.
— Ничего естественного тут нет, — возразил Хансен. — Он же не мог заранее знать, что у кого-то возникнут подозрения и начнется расследование...
— Знаете, что я вам скажу? Вам и вашему капитану? Не суйте нос в работу детектива! — резко ответил я. — В этом деле замешаны птицы высокого полета с обширными и далеко идущими связями, а за ними прячется настоящий спрут, чьи щупальца тянутся даже в Холи-Лох. Вспомните диверсию на вашем судне...
Зачем они сделали это, я не знаю. Но такие мастера своего дела, как эти, никогда и ничего не оставляют на волю случая. Они всегда предусматривают, что следствие будет вестись. И принимают все меры предосторожности. Так что в самый разгар пожара... А мы ведь еще не знаем, как это все происходило...
Так вот, убийца, скорее всего, бросался в самое пекло и вытаскивал из огня обгоревших. Я бы удивился, если бы он этого не делал. Вот так он и сам обгорел.
— О Господи! — У Свенсона уже зубы стучали от холода, но он даже не замечал этого. — Какой дьявольский замысел!
— Теперь понятно? Боюсь, в корабельном уставе ничего по этому поводу не написано.
— И что... Что нам теперь делать?
— Вызовем полицию. В моем лице.
— Что вы хотите сказать?
— То, что сказал. У меня сейчас больше власти, больше официальной поддержки, больше прав, больше силы и больше свободы действий, чем у любого полицейского. Вы должны мне доверять. То, что я вам сказал, — чистая правда.
— Я начинаю верить, что это правда, — задумчиво произнес Свенсон. — За эти последние двадцать четыре часа вы удивляете меня все больше и больше. Я старался убедить себя, что ошибаюсь, всего десять минут назад я еще убеждал себя, что ошибаюсь... Вы полицейский? Детектив?
— Морской офицер. Секретная служба. Мои документы в чемодане, я имею право предъявить их только в чрезвычайном случае... — Сейчас не время было сообщать им, каким широким выбором документов я располагаю. — Этот случай чрезвычайный...
— Но вы... Вы же врач!
— Естественно. Кроме всего прочего, я еще и морской врач.
Моя специальность — расследование диверсий в Вооруженных силах Соединенного королевства. Врач-исследователь это идеальное прикрытие. Обязанности у меня расплывчатые, я имею право совать нос во все дырки и закоулки, а как психологу мне позволительно беседовать с самыми разными людьми. Для обычного офицера это невозможно.
Наступила долгая пауза, потом Свенсон с горечью заметил:
— Вы могли бы рассказать все это и раньше.
— Может быть, еще объявить об этом по корабельному радио? С какой стати, черт побери, я стал бы это делать? Не хватало только, чтобы всякие сыщики-любители путались у меня под ногами. Спросите у любого полицейского, чего он боится больше всего на свете. Самоуверенного Шерлока Холмса. Я не мог вам доверять — и прежде чем вы начнете рвать и метать по этому поводу, добавлю: я опасался не того, что вы специально ограничите мою свободу, а того, что вы можете помешать мне неумышленно, с самыми лучшими намерениями. А сейчас у меня нет выбора, приходится выложить вам то, что следует, несмотря на возможные последствия. Ну, почему бы вам просто не принять к исполнению директиву вашего начальника военно-морских операций и не действовать в соответствии с нею?
— Директиву? — Хансен бросил взгляд на Свенсона. — Какую директиву?
— Приказ Вашингтона предоставить доктору Карпентеру карт-бланш практически на любые действия, — ответил капитан. — Поймите меня, Карпентер.
Я не люблю действовать в темноте, с завязанными глазами, и, разумеется, я отнесся к вам с подозрением. Вы прибыли на борт при очень сомнительных обстоятельствах. Вы чертовски много знали о подводных лодках. Вы были скользким, как сатана. Вы изложили какую-то туманную теорию насчет диверсии... Черт меня побери, приятель, естественно, у меня появились сомнения. А у вас, будь вы на моем месте, не появились бы?
— Пожалуй, да... Не знаю... Что касается меня, то я приказы выполняю. — Гм... Ну, и какие у вас приказы на этот случай?
— Выложить вам всю правду, — вздохнул я. — Вот я вам все и выложил.
Теперь сами понимаете, почему ваш начальник военно-морских операций так заботился о том, чтобы мне была предоставлена вся необходимая помощь.
— На этот раз вам можно поверить? — спросил Свенсон.
— На этот раз можете мне поверить. То, что я наплел вам в Холи-Лох, тоже не было сплошным враньем. Я просто чуть приукрасил, чтобы вы наверняка взяли меня с собой. У них здесь и в самом деле было установлено специальное оборудование — настоящее чудо электроники, которое использовалось для перехвата импульсов управления советскими ракетами и слежения за их траекторией. Оборудование было установлено в одном из уничтоженных домиков во втором с запада южном ряду. Круглые сутки на высоте тридцати тысяч футов висел шар-зонд — но без рации. Это была просто гигантская антенна. К слову, именно из-за этого горящее топливо разлетелось на таком обширном пространстве: от огня взорвались баллоны с водородом, которые применялись для радиозондов. Они тоже находились в складе горючего. — Кто-нибудь на «Зебре» знал об этом оборудовании? — Нет. Для всех остальных это была аппаратура для исследования космических лучей. Что это на самом деле, знали только четверо: мой брат и еще трое, все они спали в том же домике, где стояло оборудование. Теперь этот домик полностью разрушен. Уничтожен самый передовой пост подслушивания в свободном мире. Теперь вас не удивляет, почему ваш начальник морских операций был так в этом заинтересован?
— Четверо? — Свенсон взглянул на меня, в глазах у него все еще мелькала тень сомнения. — Кто эти четверо, доктор Карпентер?
— И вы еще спрашиваете? Четверо из семи лежащих здесь, коммандер.
Он посмотрел на меня, но тут же отвел глаза в сторону. И проговорил: — Как вы сказали, еще до отплытия сюда вы были убеждены, что здесь дело нечисто. Почему?
— У моего брата был совершенно секретный код. И мы обменивались радиограммами: он был радист высокого класса. Однажды он сообщил, что были сделаны две попытки уничтожить оборудование. Он не вдавался в детали. В следующей радиограмме сообщалось, что кто-то напал на него и оглушил во время ночной проверки. Он обнаружил тогда, что кто-то попытался выпустить водород из баллонов, а без поднятой в воздух антенны оборудование бесполезно. Ему повезло, он пришел в себя через несколько минут, еще немного — и он замерз бы насмерть. Так вот, зная все это, мог ли я поверить, что пожар не связан с попытками уничтожить оборудование?
— Но откуда кто-то мог узнать, что это за оборудование? возразил Хансен. — Кроме вашего брата и тех троих, разумеется... — Как и Свенсон, он взглянул на пол, как и Свенсон, тут же отвел глаза. — Готов биться об заклад, что это дело какого-то психа. Сумасшедшего. Даже преступник, если он в здравом уме, — да разве он пойдет на такое дикое преступление?
— Три часа назад — напомнил я, — вы лично, перед зарядкой торпедных аппаратов, проверили и рычаги, и контрольные лампочки. И что же? Рычаг пересоединен, а провода перепутаны. Это что, тоже работа сумасшедшего? Еще одного психа?
Хансен промолчал.
— Чем я могу вам помочь, доктор Карпентер? — спросил Свенсон.
— На что вы готовы, коммандер?
— Ну, передать вам командование «Дельфином» я не готов, — он даже улыбнулся, хотя улыбка получилась невеселая. — Короче говоря, я и весь экипаж «Дельфина» отныне в вашем полном распоряжении. Вы только скажите, доктор, что нам надо делать, вот и все.
— Значит, на этот раз вы поверили моим словам?
— Да, я поверил вам.
Я был полностью удовлетворен: я даже сам себе чуть не поверил.
Глава 8
Вернувшись в домик, где ютились уцелевшие полярники, мы обнаружили, что он почти опустел, остались только доктор Бенсон и двое самых тяжелых больных. Домик казался теперь гораздо просторнее, чем прежде, просторнее и холоднее, повсюду царил беспорядок, как после благотворительного базара, когда толпы домохозяек уже успели расхватать все более-менее стоящее.
Повсюду на полу валялись изодранные, грязные одеяла, простыни, одежда, рукавицы, тарелки, ножи, всякие мелочи, принадлежавшие полярникам. Эти люди так ослабели и вымотались, так стремились поскорее отправиться в путь, что махнули рукой на свои пожитки. Единственное, что их заботило, — это они сами. Винить их за это я не мог. Обожженные и обмороженные лица двоих тяжелобольных были обращены в нашу сторону. Они то ли спали, то ли находились в глубоком обмороке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Шея, — прошептал Свенсон. — Она сломана.
— Вы так считаете?
— Наверно, что-то тяжелое, может, какая-то балка в домике...
Она, должно быть, свалилась...
— Вы видели один из этих домиков. Там нет никаких балок. Посмотрите, здесь не хватает полутора дюймов позвоночника. Если бы что-то очень тяжелое свалилось ему на хребет и сломало его, то этот отломанный кусок остался бы на месте. А его здесь нет. Он просто вырван... Он был застрелен спереди, пуля попала в горло и прошла через шею насквозь. Пуля с мягким концом, это видно по размеру выходного отверстия, из пистолета крупного калибра, скажем, из «кольта», «люгера» или «маузера». Я объясняю достаточно понятно?
— О Боже милосердный! — На этот раз Свенсон был действительно потрясен.
Он всмотрелся в лежащие на полу останки, потом перевел взгляд на меня. Убит... Вы считаете, он был убит?
— А кто это сделал? — яростно выкрикнул Хансен. — Кто, приятель, кто? И зачем, черт бы его побрал!
— Я не знаю, кто это сделал.
Свенсон продолжал глядеть на меня, глаза у него сузились.
— Вы обнаружили это только что?
— Я обнаружил это прошлой ночью.
— Вы обнаружили это прошлой ночью... — Свенсон произнес это медленно, с расстановкой. — И все это время, уже на борту лодки, вы ни словом не обмолвились... Вы ничем себя не выдали... О Господи, Карпентер, вы просто бессердечны!
— Да, конечно, — сказал я. — Видите пистолет вон там, на столе? Он бьет оглушительно, но когда я пристрелю того, кто это сделал, я даже глазом не моргну... Вы правы, я бессердечен.
— Это у меня сорвалось. Извините. — Заметно было, что Свенсону с трудом удается взять себя в руки. Он взглянул на «манлихершенауэр», потом на меня, потом снова на пистолет. — Око за око — это уже в прошлом, Карпентер.
Никому не позволено вершить суд собственноручно.
— Перестаньте, а не то я расхохочусь. А в морге это неприлично.
Кроме того, я указал вам еще не все. Есть еще кое-что. Я нашел это только что. Не прошлой ночью... — Я показал на другой труп на полу. — Хотите осмотреть этого человека?
— Пожалуй, нет, — ровным голосом ответил Свенсон. — Может, вы лучше сами нам все скажете?
— Да вам будет видно даже оттуда. Вот голова. Я приподнимаю ее.
Видите?
Крохотная дырочка впереди на лице, чуть правее середины, и огромная дыра на затылке. То же оружие. В руке у того же человека.
Оба моряка не сказали ни слова. Оба были слишком потрясены.
— А траектория у пули очень необычная, — продолжал я. — Как будто стрелявший лежал или сидел, а погибший стоял прямо перед ним...
— Да... — Свенсон, казалось, не расслышал моих слов. — Убийство. Два убийства... Это работа для властей... Для полиции.
— Конечно, — сказал я. — Для полиции. Давайте позвоним в местное отделение и попросим сержанта заглянуть к нам на пару минут.
— Это не наша работа, — упрямо повторил Свенсон. — Как командир американского военного корабля, я несу полную ответственность за все происходящее и в первую очередь обязан сохранить корабль и доставить уцелевших полярников со станции «Зебра» обратно в Шотландию.
— Сохранить корабль? — переспросил я. — Значит, по-вашему, убийца на борту не подвергает корабль опасности?
— Есть ли он... Будет ли он на борту — нам неизвестно.
— Вы сами не верите тому, что говорите. Вам хорошо известно, что он будет на борту. Вы, как и я, прекрасно знаете, отчего возник этот пожар, вы чертовски хорошо знаете, что это вовсе не несчастный случай. Единственный элемент случайности в этом деле — это сила и площадь распространения огня. В этом убийца, скорее всего, просчитался. Но время и погодные условия были против него, а выбирать ему не приходилось. Как иначе он мог уничтожить следы преступления? Только устроив пожар достаточной силы. И он бы вышел сухим из воды, если бы сюда не прибыл я и если бы я не был убежден заранее, еще до отплытия, что в этом деле что-то нечисто. Но, разумеется, убийца принял все меры, чтобы не погибнуть самому. Так что, нравится вам или нет, коммандер, а придется взять убийцу на борт корабля.
— Но ведь все эти люди обгорели, некоторые очень сильно...
— А чего вы еще ожидали? Что этот проклятый мистер Икс предстанет перед нами целехоньким и здоровехоньким, без единой царапинки, и тут же расхвастается на весь мир, как он тут швырял направо и налево спички, а потом стоял и смотрел в сторонке, как все здорово полыхает? Нет, с волками жить — по-волчьи выть. Естественно, ему пришлось обгореть.
— Ничего естественного тут нет, — возразил Хансен. — Он же не мог заранее знать, что у кого-то возникнут подозрения и начнется расследование...
— Знаете, что я вам скажу? Вам и вашему капитану? Не суйте нос в работу детектива! — резко ответил я. — В этом деле замешаны птицы высокого полета с обширными и далеко идущими связями, а за ними прячется настоящий спрут, чьи щупальца тянутся даже в Холи-Лох. Вспомните диверсию на вашем судне...
Зачем они сделали это, я не знаю. Но такие мастера своего дела, как эти, никогда и ничего не оставляют на волю случая. Они всегда предусматривают, что следствие будет вестись. И принимают все меры предосторожности. Так что в самый разгар пожара... А мы ведь еще не знаем, как это все происходило...
Так вот, убийца, скорее всего, бросался в самое пекло и вытаскивал из огня обгоревших. Я бы удивился, если бы он этого не делал. Вот так он и сам обгорел.
— О Господи! — У Свенсона уже зубы стучали от холода, но он даже не замечал этого. — Какой дьявольский замысел!
— Теперь понятно? Боюсь, в корабельном уставе ничего по этому поводу не написано.
— И что... Что нам теперь делать?
— Вызовем полицию. В моем лице.
— Что вы хотите сказать?
— То, что сказал. У меня сейчас больше власти, больше официальной поддержки, больше прав, больше силы и больше свободы действий, чем у любого полицейского. Вы должны мне доверять. То, что я вам сказал, — чистая правда.
— Я начинаю верить, что это правда, — задумчиво произнес Свенсон. — За эти последние двадцать четыре часа вы удивляете меня все больше и больше. Я старался убедить себя, что ошибаюсь, всего десять минут назад я еще убеждал себя, что ошибаюсь... Вы полицейский? Детектив?
— Морской офицер. Секретная служба. Мои документы в чемодане, я имею право предъявить их только в чрезвычайном случае... — Сейчас не время было сообщать им, каким широким выбором документов я располагаю. — Этот случай чрезвычайный...
— Но вы... Вы же врач!
— Естественно. Кроме всего прочего, я еще и морской врач.
Моя специальность — расследование диверсий в Вооруженных силах Соединенного королевства. Врач-исследователь это идеальное прикрытие. Обязанности у меня расплывчатые, я имею право совать нос во все дырки и закоулки, а как психологу мне позволительно беседовать с самыми разными людьми. Для обычного офицера это невозможно.
Наступила долгая пауза, потом Свенсон с горечью заметил:
— Вы могли бы рассказать все это и раньше.
— Может быть, еще объявить об этом по корабельному радио? С какой стати, черт побери, я стал бы это делать? Не хватало только, чтобы всякие сыщики-любители путались у меня под ногами. Спросите у любого полицейского, чего он боится больше всего на свете. Самоуверенного Шерлока Холмса. Я не мог вам доверять — и прежде чем вы начнете рвать и метать по этому поводу, добавлю: я опасался не того, что вы специально ограничите мою свободу, а того, что вы можете помешать мне неумышленно, с самыми лучшими намерениями. А сейчас у меня нет выбора, приходится выложить вам то, что следует, несмотря на возможные последствия. Ну, почему бы вам просто не принять к исполнению директиву вашего начальника военно-морских операций и не действовать в соответствии с нею?
— Директиву? — Хансен бросил взгляд на Свенсона. — Какую директиву?
— Приказ Вашингтона предоставить доктору Карпентеру карт-бланш практически на любые действия, — ответил капитан. — Поймите меня, Карпентер.
Я не люблю действовать в темноте, с завязанными глазами, и, разумеется, я отнесся к вам с подозрением. Вы прибыли на борт при очень сомнительных обстоятельствах. Вы чертовски много знали о подводных лодках. Вы были скользким, как сатана. Вы изложили какую-то туманную теорию насчет диверсии... Черт меня побери, приятель, естественно, у меня появились сомнения. А у вас, будь вы на моем месте, не появились бы?
— Пожалуй, да... Не знаю... Что касается меня, то я приказы выполняю. — Гм... Ну, и какие у вас приказы на этот случай?
— Выложить вам всю правду, — вздохнул я. — Вот я вам все и выложил.
Теперь сами понимаете, почему ваш начальник военно-морских операций так заботился о том, чтобы мне была предоставлена вся необходимая помощь.
— На этот раз вам можно поверить? — спросил Свенсон.
— На этот раз можете мне поверить. То, что я наплел вам в Холи-Лох, тоже не было сплошным враньем. Я просто чуть приукрасил, чтобы вы наверняка взяли меня с собой. У них здесь и в самом деле было установлено специальное оборудование — настоящее чудо электроники, которое использовалось для перехвата импульсов управления советскими ракетами и слежения за их траекторией. Оборудование было установлено в одном из уничтоженных домиков во втором с запада южном ряду. Круглые сутки на высоте тридцати тысяч футов висел шар-зонд — но без рации. Это была просто гигантская антенна. К слову, именно из-за этого горящее топливо разлетелось на таком обширном пространстве: от огня взорвались баллоны с водородом, которые применялись для радиозондов. Они тоже находились в складе горючего. — Кто-нибудь на «Зебре» знал об этом оборудовании? — Нет. Для всех остальных это была аппаратура для исследования космических лучей. Что это на самом деле, знали только четверо: мой брат и еще трое, все они спали в том же домике, где стояло оборудование. Теперь этот домик полностью разрушен. Уничтожен самый передовой пост подслушивания в свободном мире. Теперь вас не удивляет, почему ваш начальник морских операций был так в этом заинтересован?
— Четверо? — Свенсон взглянул на меня, в глазах у него все еще мелькала тень сомнения. — Кто эти четверо, доктор Карпентер?
— И вы еще спрашиваете? Четверо из семи лежащих здесь, коммандер.
Он посмотрел на меня, но тут же отвел глаза в сторону. И проговорил: — Как вы сказали, еще до отплытия сюда вы были убеждены, что здесь дело нечисто. Почему?
— У моего брата был совершенно секретный код. И мы обменивались радиограммами: он был радист высокого класса. Однажды он сообщил, что были сделаны две попытки уничтожить оборудование. Он не вдавался в детали. В следующей радиограмме сообщалось, что кто-то напал на него и оглушил во время ночной проверки. Он обнаружил тогда, что кто-то попытался выпустить водород из баллонов, а без поднятой в воздух антенны оборудование бесполезно. Ему повезло, он пришел в себя через несколько минут, еще немного — и он замерз бы насмерть. Так вот, зная все это, мог ли я поверить, что пожар не связан с попытками уничтожить оборудование?
— Но откуда кто-то мог узнать, что это за оборудование? возразил Хансен. — Кроме вашего брата и тех троих, разумеется... — Как и Свенсон, он взглянул на пол, как и Свенсон, тут же отвел глаза. — Готов биться об заклад, что это дело какого-то психа. Сумасшедшего. Даже преступник, если он в здравом уме, — да разве он пойдет на такое дикое преступление?
— Три часа назад — напомнил я, — вы лично, перед зарядкой торпедных аппаратов, проверили и рычаги, и контрольные лампочки. И что же? Рычаг пересоединен, а провода перепутаны. Это что, тоже работа сумасшедшего? Еще одного психа?
Хансен промолчал.
— Чем я могу вам помочь, доктор Карпентер? — спросил Свенсон.
— На что вы готовы, коммандер?
— Ну, передать вам командование «Дельфином» я не готов, — он даже улыбнулся, хотя улыбка получилась невеселая. — Короче говоря, я и весь экипаж «Дельфина» отныне в вашем полном распоряжении. Вы только скажите, доктор, что нам надо делать, вот и все.
— Значит, на этот раз вы поверили моим словам?
— Да, я поверил вам.
Я был полностью удовлетворен: я даже сам себе чуть не поверил.
Глава 8
Вернувшись в домик, где ютились уцелевшие полярники, мы обнаружили, что он почти опустел, остались только доктор Бенсон и двое самых тяжелых больных. Домик казался теперь гораздо просторнее, чем прежде, просторнее и холоднее, повсюду царил беспорядок, как после благотворительного базара, когда толпы домохозяек уже успели расхватать все более-менее стоящее.
Повсюду на полу валялись изодранные, грязные одеяла, простыни, одежда, рукавицы, тарелки, ножи, всякие мелочи, принадлежавшие полярникам. Эти люди так ослабели и вымотались, так стремились поскорее отправиться в путь, что махнули рукой на свои пожитки. Единственное, что их заботило, — это они сами. Винить их за это я не мог. Обожженные и обмороженные лица двоих тяжелобольных были обращены в нашу сторону. Они то ли спали, то ли находились в глубоком обмороке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41