внизу, в сиреневой утренней дымке, будто впервые увидел он сверкающий на солнце город. И в сиянии утреннего солнца блестело золото беломраморного, построенного Иродом Храма, возвышавшегося над городом на той самой скале, где когда-то мудрый царь Соломон воздвиг первый Храм Богу евреев. Храм, казалось, плыл в дымке, слегка покачиваясь, как белый парусник на легкой Средиземноморской зыби… Велик Бог, создавший для людей такую красоту… И на ум ему пришли слова плача Иисусова: «Иерусалим!.. сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья…»
На сердце стало легко. Иоанну казалось, что где-то рядом Учитель, и сейчас Он окликнет ученика своего, которого любил… Но вдруг Иоанн замер: он увидел, как на строение набежала тень, Храм внизу дрогнул, покачнулся, по белым стенам его, как молнии, побежали и заискрились трещины… Что это? Сбывалось пророчество Иисуса о Храме?.. «Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне, все будет разрушено», – еще недавно пророчествовал Учитель.
Иоанн зажмурился, потом тыльной стороной ладони протер глаза. Храм был на месте, и стены его победно, как и раньше, белели, как паруса, возвышаясь над плоскими крышами иерусалимских домов. А трещины? О, это всего лишь игра света. Темное облако на миг закрыло солнце, и растревоженное воображение Иоанна увидело то, чему еще предстояло быть: дымы над Храмом и разрушение белых стен.
До конца Храма оставалось почти тридцать лет.
Подняв взор свой и руки свои к небу, Иоанн молился:
Прибежище мое и защита моя,
Бог мой, на Которого я уповаю…
Я уподобился пеликану в пустыне;
Я стал как филин на развалинах,
Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле…
И молился Иоанн, и плакал, но не нашим с вами обычным человеческим плачем, а плачем, которым плакали пророки, плачем Исайи, Иеремии, плачем Иезекииля… Перепояшьтесь вретищем, плачьте и рыдайте … И не по Израилю плакал Иоанн в отличие от пророков. Плакал он по своему Учителю – Сыну Человеческому, который избрал его и вложил в уста его Слово Божие.
И была у него в то утро одна тайная, тешившая гордыню мысль, что случится невероятное и появится перед ним Учитель, сойдет с небес, как уже сходил к братиям, сойдет, чтобы поддержать погрузившегося в печаль своего любимого ученика. Ведь читатель, наверное, еще не забыл, что раввин Ахав напророчил Иоанну, что быть ему царем или пророком, и с тех юных лет, не в силах смирить до конца свою детскую гордыню, Сын Громов тайно от братьев своих носил и лелеял слова те в сердце своем и верил, что пророчество то осуществится. Ведь послан же был свыше ему, и только ему тот сон про Распятого, говорившего с ним. И не без доли страха, должно быть, и с замиранием юного сердца представлял Иоанн, как все это происходило на Небесах: Господь, наверное, сказал архангелу Гавриилу что-то наподобие: «Обратил ли ты внимание на раба моего Иоанна? Ибо нет такого, как он, на земле…» И сейчас же Гавриил послал Иоанну тот самый сон, где Учитель с креста говорит с ним, и не просто говорит, а указывает Богоматери на него: «Жено! се сын Твой». Нет, видно, не дано ему забыть тот вещий сон. Ведь не случайно свела его судьба с Учителем… Нет, не случайно.
И опять, и опять Иоанн видел распятие, видел мученическую смерть своего Учителя, слышал поразившие его незабываемые слова, сказанные Христом Богоматери: «Жено! се сын Твой»… Видел, как затмилось солнце и тьма опустилась на Голгофу…
И была ночь с пятницы на субботу. Когда, обезумев от горя, Иоанн долго и тяжело спал, а наутро, проснувшись, ужаснулся случившемуся и подумал: «А вдруг это все сон?.. И был ли Учитель, были ли Андрей с Петром, был ли Иуда Симонов? Ему страшно было вернуться в реальность жизни, в ее повседневность и не найти там больше Учителя своего…»
И плакал Иоанн на Елеонской горе; плакал об Учителе, и плакал о братьях своих апостолах, которые были сейчас живы и здоровы и готовились много послужить Слову Божиему. И судьбы их, уготовленные им свыше, он увидел в своем видении, как не дано смертному никакому, если он не пророк.
И содрогнулся Иоанн от того видения.
Смотрю на горы – и вот они дрожат, и все холмы колеблются.
Смотрю – и вот, нет человека, и все птицы небесные разлетелись.
И увидел Иоанн много огня и тлена, крови и смерти жестокой, которую претерпевали братья его во Христе, первые ученики и земные братья Иисуса. Увидел, как идет беда за бедою. Посмотрел на небеса и не увидел в них света.
Первым он увидел брата своего Иакова Зеведеева и плакал и терзался по нем. Ибо «царь Ирод поднял руки на некоторых принадлежавших к церкви, чтобы сделать им зло, и убил Иакова, брата Иоаннова, мечом…»
Иоанну привиделось, как схватили Иакова стражники с мечами по доносу иудея-менялы, били, пытали пытками, мучили мучениями, кололи железом и жгли огнем и как, к удивлению мучителей, внезапно возжелал смерти тот предатель-меняла, стоявший тут же, когда Иаков, над головой которого уже занесли меч, благословил предателя и просил Господа простить заблудшего. Иудей так рвался и кричал, так молил людей Ирода Агрипы убить и его вместе с апостолом, что палач, отрубив голову старшему Сыну Громов, тут же, не долго думая, повторил эту процедуру над предавшим праведника менялой…
Иоанн плакал над страшной смертью другого Иакова, сводного брата Иисуса, епископа церкви Иерусалимской. Верой своей, стеснительной, не фарисейской жизнью, преданностью учению Сына Божия, утверждениями, что Сын Давидов восседает ныне одесную Бога и скоро приидет на облаках судить род человеческий, он до помрачения рассудка довел и восстановил против себя злобствующих фарисеев и книжников. Забыв о Боге, они накинулись на святого, как нечестивые, и буквально затоптали его. И Иоанн с содроганием увидел, как один безумный сукновал остервенело бил и бил Иакова по голове деревянной колотушкой, забивая до смерти праведника, лежащего на ступенях Храма…
Иоанн плакал над рыжебородым Симоном Иониным – Петром, которого увидел стоящим у только что обстроганного, готового и его принять, как Христа, деревянного столба с перекладиной, приготовленного для казни апостола. Иоанн ужаснулся, когда по просьбе праведника палачи, деловито переговариваясь, стали менять перекладину и прибивать Петра головой вниз. Ибо апостол не посчитал себя достойным повторить Христово распятие и, как праведник меньший, хотел претерпеть большее унижение, чем его Учитель… Да, подумал Иоанн, недаром Иисус называл его Кифа, камень! А рядом с Петром он увидел другого праведника, которого палачи тоже готовили к казни. Лицо его было знакомо и незнакомо. Обреченный на распятие Петр называл его апостолом, возлюбленным братом своим. Но этот человек был неизвестен Иоанну. Видение было туманно, и четких очертаний лица Иоанн не видел. И все же лицо праведника было ему чем-то знакомо. Иоанн вспомнил свой детский, перевернувший всю его рыбачью жизнь сон. Этот человек был похож на одного из несчастных, распятых рядом с Учителем. Это он останавливал разбойника, злословившего Иисуса, и просил Иисуса помянуть его, когда Тот приидет в Царствие Свое. На что Христос отвечал ему: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю». Это о нем Иоанн спрашивал Учителя во время поездки в Тивериаду: «Могут ли разбойники попасть в рай?» На что Учитель отвечал: могут, если покаются и верой и делами своими искупят грехи свои. Значит, покаялся тот распятый, поверил и искупил грехи свои и стал праведником и даже, как назвал его Петр, апостолом, братом возлюбленным… Кто же это? Иоанн никогда не встречал его в окружении Учителя. Но ведь видение это о будущем… Кто-то дает ему, Иоанну, эти знания пророка. Может быть, это его наставляет Учитель?
Он видел рыбаря Галилейского, апостола Андрея Ионина, не отрекшегося под пытками от Слова Божьего и благословлявшего распинавших его на косом кресте варваров.
Он видел мученические казни Фомы, Варфоломея, Симона Зилота, Иуды Иаковлева… Он видел пути и кончины своих братьев апостолов и только не видел, что уготовлено ему самому, Иоанну, Сыну Громову. И обратился к Учителю.
– Вспомни обо мне, Господи, – попросил он Учителя своего. – Посети меня спасением Твоим.
И тут же на память пришли слова Учителя, сказанные о нем незадолго до распятия Петру. О, он, Иоанн, помнил, как пронеслось то слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но ведь Иисус не сказал ему, что он не умрет. Он сказал Петру только: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до этого?» Как понимать это?
Такими мыслями сопровождались видения Иоанна и его плач по братьям его возлюбленным. И, лежа под смоковницей, уткнувшись лицом в землю, плакал Иоанн.
Плакал Иоанн и просил Бога:
Помилуй меня, Господи, ибо
я немощен; исцели меня Господи,
ибо кости мои потрясены…
Утомлен я вздыханиями моими:
Каждую ночь омываю ложе мое,
слезами моими омочаю постель мою…
Глава 13
Пилат продолжает расследование
Тайный советник выполнил поручение Пилата. С помощью своих осведомителей он отыскал Мать Назарянина в Гефсимании, в доме Иоанна Зеведея. Выдав себя за священника, облаченный в белые одежды, подпоясанный синим поясом, ловкий шпион сказал Женщине, что только что приехал в Иерусалим и узнал о несчастье. Тут же поведал, что не раз беседовал с Иисусом в Вифании и что является Его тайным учеником, что потрясен свершившимся и пришел с соболезнованиями, пришел посочувствовать материнскому горю, помочь деньгами. Пользуясь отсутствием Сына Громова, Левкий долго беседовал с Марией, не отступая, однако, от поставленной прокуратором задачи: вызнать у Нее тайну рождения распятого Проповедника.
Поскольку данная беседа носила деликатный характер и собеседники были фигурами, явно не равнозначными, мы лишь слегка коснемся земных переживаний Марии, на долю Которой выпало столько страданий и Которая все еще не переставала оплакивать своего Божественного Сына. Ибо, как понимает читатель, большего сказать рассказчику не позволено… И рассказывать о Марии мы будем, опираясь не столько на собранные Левкием материалы, сколько на составленные богословами предания.
…После ужасов Голгофы Мария много думала об Иисусе. О Его короткой, странной, не понятной Ей жизни. И по тому, как складывались Его отношения с Храмом, обитавшими в нем фарисеями и книжниками, священниками Анной и Каиафой, Она чувствовала, как росло Его расхождение с законниками, и с каждым днем Она все более и более опасалась за Его жизнь.
Голгофа потрясла Ее. Она не помнила, кто из близких Ей женщин окружал Ее у распятия, не помнила, как младший ученик Иисуса, Иоанн, увел ее с холма, как поселил в своем доме. С тех дней большие глаза Марии были полны слезами, как озера Галилейские наполнены водой. Когда она начинала думать о Сыне, на ум чаще приходили события ранних лет Иисуса, его странный нрав, пугавший сверстников и учителей, в котором проявлялась Его неземная мудрость, стремление тотчас же искоренять посеянное лукавым зло. Жестоко наказывая своих сверстников за проступки, Он возбуждал ненависть их родителей. И они, обращаясь к Иосифу как к отцу Иисуса, говорили ему: «Возьми этого Иисуса отсюда, ибо не может жить Он с нами в этом городе. Или, по крайней мере, выучи Его благословлять, а не проклинать». И говорил тогда Иосиф маленькому Иисусу: «Зачем поступаешь Ты так? Уж очень много жалуются на Тебя, и ненавистны мы из-за Тебя, и благодаря Тебе мы возбудим народ против себя». На что мальчик резонно отвечал: «Мое проклятие не вредит никому, кроме тех, кто делает зло». Мария поражалась такому ответу. Однако же постоянно жила в страхе, боясь, как бы народ израильский не пришел в ярость и не впал в преступление против их Сына за его рассуждения и поступки, как и случилось впоследствии… А ведь скольких несчастных и сирых Он излечил, и благословил, и поставил на путь истинный… И за все это фарисеи и книжники, возбудив слепую во гневе толпу и склонив прокуратора на свою сторону, отправили Сына Ее на Голгофу…
Голгофа…
Сколько раз Марию потом спрашивали о рождении Божественного младенца, но она мало что могла вспомнить. Помнила лишь, как Иосиф ввел Ее в за-брошенную вифлеемскими пастухами пещеру, уложил на охапку принесенного с собой сена и побежал в селение искать знающую женщину. И когда потом он рассказывал Ей обо всем, что происходило тогда, Она пугалась и не понимала значения происходившего. А Иосиф, как какой-нибудь древний поэт или пророк, сам потрясенный увиденными в тот радостный день диковинными вещами, рассказывал, что «увидел небо остановившимся, и воздух омрачился, и птицы задерживались среди полета своего. И, взглянув на землю, он увидел котел, наполненный приготовленным мясом, и работников возлежавших, руки которых были в котлах. И, собравшись есть, они не ели, и те, кто протянули руки, не брали ничего, и кто хотел поднести что-нибудь к устам, не подносил ничего, и взоры всех были обращены к небу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
На сердце стало легко. Иоанну казалось, что где-то рядом Учитель, и сейчас Он окликнет ученика своего, которого любил… Но вдруг Иоанн замер: он увидел, как на строение набежала тень, Храм внизу дрогнул, покачнулся, по белым стенам его, как молнии, побежали и заискрились трещины… Что это? Сбывалось пророчество Иисуса о Храме?.. «Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне, все будет разрушено», – еще недавно пророчествовал Учитель.
Иоанн зажмурился, потом тыльной стороной ладони протер глаза. Храм был на месте, и стены его победно, как и раньше, белели, как паруса, возвышаясь над плоскими крышами иерусалимских домов. А трещины? О, это всего лишь игра света. Темное облако на миг закрыло солнце, и растревоженное воображение Иоанна увидело то, чему еще предстояло быть: дымы над Храмом и разрушение белых стен.
До конца Храма оставалось почти тридцать лет.
Подняв взор свой и руки свои к небу, Иоанн молился:
Прибежище мое и защита моя,
Бог мой, на Которого я уповаю…
Я уподобился пеликану в пустыне;
Я стал как филин на развалинах,
Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле…
И молился Иоанн, и плакал, но не нашим с вами обычным человеческим плачем, а плачем, которым плакали пророки, плачем Исайи, Иеремии, плачем Иезекииля… Перепояшьтесь вретищем, плачьте и рыдайте … И не по Израилю плакал Иоанн в отличие от пророков. Плакал он по своему Учителю – Сыну Человеческому, который избрал его и вложил в уста его Слово Божие.
И была у него в то утро одна тайная, тешившая гордыню мысль, что случится невероятное и появится перед ним Учитель, сойдет с небес, как уже сходил к братиям, сойдет, чтобы поддержать погрузившегося в печаль своего любимого ученика. Ведь читатель, наверное, еще не забыл, что раввин Ахав напророчил Иоанну, что быть ему царем или пророком, и с тех юных лет, не в силах смирить до конца свою детскую гордыню, Сын Громов тайно от братьев своих носил и лелеял слова те в сердце своем и верил, что пророчество то осуществится. Ведь послан же был свыше ему, и только ему тот сон про Распятого, говорившего с ним. И не без доли страха, должно быть, и с замиранием юного сердца представлял Иоанн, как все это происходило на Небесах: Господь, наверное, сказал архангелу Гавриилу что-то наподобие: «Обратил ли ты внимание на раба моего Иоанна? Ибо нет такого, как он, на земле…» И сейчас же Гавриил послал Иоанну тот самый сон, где Учитель с креста говорит с ним, и не просто говорит, а указывает Богоматери на него: «Жено! се сын Твой». Нет, видно, не дано ему забыть тот вещий сон. Ведь не случайно свела его судьба с Учителем… Нет, не случайно.
И опять, и опять Иоанн видел распятие, видел мученическую смерть своего Учителя, слышал поразившие его незабываемые слова, сказанные Христом Богоматери: «Жено! се сын Твой»… Видел, как затмилось солнце и тьма опустилась на Голгофу…
И была ночь с пятницы на субботу. Когда, обезумев от горя, Иоанн долго и тяжело спал, а наутро, проснувшись, ужаснулся случившемуся и подумал: «А вдруг это все сон?.. И был ли Учитель, были ли Андрей с Петром, был ли Иуда Симонов? Ему страшно было вернуться в реальность жизни, в ее повседневность и не найти там больше Учителя своего…»
И плакал Иоанн на Елеонской горе; плакал об Учителе, и плакал о братьях своих апостолах, которые были сейчас живы и здоровы и готовились много послужить Слову Божиему. И судьбы их, уготовленные им свыше, он увидел в своем видении, как не дано смертному никакому, если он не пророк.
И содрогнулся Иоанн от того видения.
Смотрю на горы – и вот они дрожат, и все холмы колеблются.
Смотрю – и вот, нет человека, и все птицы небесные разлетелись.
И увидел Иоанн много огня и тлена, крови и смерти жестокой, которую претерпевали братья его во Христе, первые ученики и земные братья Иисуса. Увидел, как идет беда за бедою. Посмотрел на небеса и не увидел в них света.
Первым он увидел брата своего Иакова Зеведеева и плакал и терзался по нем. Ибо «царь Ирод поднял руки на некоторых принадлежавших к церкви, чтобы сделать им зло, и убил Иакова, брата Иоаннова, мечом…»
Иоанну привиделось, как схватили Иакова стражники с мечами по доносу иудея-менялы, били, пытали пытками, мучили мучениями, кололи железом и жгли огнем и как, к удивлению мучителей, внезапно возжелал смерти тот предатель-меняла, стоявший тут же, когда Иаков, над головой которого уже занесли меч, благословил предателя и просил Господа простить заблудшего. Иудей так рвался и кричал, так молил людей Ирода Агрипы убить и его вместе с апостолом, что палач, отрубив голову старшему Сыну Громов, тут же, не долго думая, повторил эту процедуру над предавшим праведника менялой…
Иоанн плакал над страшной смертью другого Иакова, сводного брата Иисуса, епископа церкви Иерусалимской. Верой своей, стеснительной, не фарисейской жизнью, преданностью учению Сына Божия, утверждениями, что Сын Давидов восседает ныне одесную Бога и скоро приидет на облаках судить род человеческий, он до помрачения рассудка довел и восстановил против себя злобствующих фарисеев и книжников. Забыв о Боге, они накинулись на святого, как нечестивые, и буквально затоптали его. И Иоанн с содроганием увидел, как один безумный сукновал остервенело бил и бил Иакова по голове деревянной колотушкой, забивая до смерти праведника, лежащего на ступенях Храма…
Иоанн плакал над рыжебородым Симоном Иониным – Петром, которого увидел стоящим у только что обстроганного, готового и его принять, как Христа, деревянного столба с перекладиной, приготовленного для казни апостола. Иоанн ужаснулся, когда по просьбе праведника палачи, деловито переговариваясь, стали менять перекладину и прибивать Петра головой вниз. Ибо апостол не посчитал себя достойным повторить Христово распятие и, как праведник меньший, хотел претерпеть большее унижение, чем его Учитель… Да, подумал Иоанн, недаром Иисус называл его Кифа, камень! А рядом с Петром он увидел другого праведника, которого палачи тоже готовили к казни. Лицо его было знакомо и незнакомо. Обреченный на распятие Петр называл его апостолом, возлюбленным братом своим. Но этот человек был неизвестен Иоанну. Видение было туманно, и четких очертаний лица Иоанн не видел. И все же лицо праведника было ему чем-то знакомо. Иоанн вспомнил свой детский, перевернувший всю его рыбачью жизнь сон. Этот человек был похож на одного из несчастных, распятых рядом с Учителем. Это он останавливал разбойника, злословившего Иисуса, и просил Иисуса помянуть его, когда Тот приидет в Царствие Свое. На что Христос отвечал ему: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю». Это о нем Иоанн спрашивал Учителя во время поездки в Тивериаду: «Могут ли разбойники попасть в рай?» На что Учитель отвечал: могут, если покаются и верой и делами своими искупят грехи свои. Значит, покаялся тот распятый, поверил и искупил грехи свои и стал праведником и даже, как назвал его Петр, апостолом, братом возлюбленным… Кто же это? Иоанн никогда не встречал его в окружении Учителя. Но ведь видение это о будущем… Кто-то дает ему, Иоанну, эти знания пророка. Может быть, это его наставляет Учитель?
Он видел рыбаря Галилейского, апостола Андрея Ионина, не отрекшегося под пытками от Слова Божьего и благословлявшего распинавших его на косом кресте варваров.
Он видел мученические казни Фомы, Варфоломея, Симона Зилота, Иуды Иаковлева… Он видел пути и кончины своих братьев апостолов и только не видел, что уготовлено ему самому, Иоанну, Сыну Громову. И обратился к Учителю.
– Вспомни обо мне, Господи, – попросил он Учителя своего. – Посети меня спасением Твоим.
И тут же на память пришли слова Учителя, сказанные о нем незадолго до распятия Петру. О, он, Иоанн, помнил, как пронеслось то слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но ведь Иисус не сказал ему, что он не умрет. Он сказал Петру только: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до этого?» Как понимать это?
Такими мыслями сопровождались видения Иоанна и его плач по братьям его возлюбленным. И, лежа под смоковницей, уткнувшись лицом в землю, плакал Иоанн.
Плакал Иоанн и просил Бога:
Помилуй меня, Господи, ибо
я немощен; исцели меня Господи,
ибо кости мои потрясены…
Утомлен я вздыханиями моими:
Каждую ночь омываю ложе мое,
слезами моими омочаю постель мою…
Глава 13
Пилат продолжает расследование
Тайный советник выполнил поручение Пилата. С помощью своих осведомителей он отыскал Мать Назарянина в Гефсимании, в доме Иоанна Зеведея. Выдав себя за священника, облаченный в белые одежды, подпоясанный синим поясом, ловкий шпион сказал Женщине, что только что приехал в Иерусалим и узнал о несчастье. Тут же поведал, что не раз беседовал с Иисусом в Вифании и что является Его тайным учеником, что потрясен свершившимся и пришел с соболезнованиями, пришел посочувствовать материнскому горю, помочь деньгами. Пользуясь отсутствием Сына Громова, Левкий долго беседовал с Марией, не отступая, однако, от поставленной прокуратором задачи: вызнать у Нее тайну рождения распятого Проповедника.
Поскольку данная беседа носила деликатный характер и собеседники были фигурами, явно не равнозначными, мы лишь слегка коснемся земных переживаний Марии, на долю Которой выпало столько страданий и Которая все еще не переставала оплакивать своего Божественного Сына. Ибо, как понимает читатель, большего сказать рассказчику не позволено… И рассказывать о Марии мы будем, опираясь не столько на собранные Левкием материалы, сколько на составленные богословами предания.
…После ужасов Голгофы Мария много думала об Иисусе. О Его короткой, странной, не понятной Ей жизни. И по тому, как складывались Его отношения с Храмом, обитавшими в нем фарисеями и книжниками, священниками Анной и Каиафой, Она чувствовала, как росло Его расхождение с законниками, и с каждым днем Она все более и более опасалась за Его жизнь.
Голгофа потрясла Ее. Она не помнила, кто из близких Ей женщин окружал Ее у распятия, не помнила, как младший ученик Иисуса, Иоанн, увел ее с холма, как поселил в своем доме. С тех дней большие глаза Марии были полны слезами, как озера Галилейские наполнены водой. Когда она начинала думать о Сыне, на ум чаще приходили события ранних лет Иисуса, его странный нрав, пугавший сверстников и учителей, в котором проявлялась Его неземная мудрость, стремление тотчас же искоренять посеянное лукавым зло. Жестоко наказывая своих сверстников за проступки, Он возбуждал ненависть их родителей. И они, обращаясь к Иосифу как к отцу Иисуса, говорили ему: «Возьми этого Иисуса отсюда, ибо не может жить Он с нами в этом городе. Или, по крайней мере, выучи Его благословлять, а не проклинать». И говорил тогда Иосиф маленькому Иисусу: «Зачем поступаешь Ты так? Уж очень много жалуются на Тебя, и ненавистны мы из-за Тебя, и благодаря Тебе мы возбудим народ против себя». На что мальчик резонно отвечал: «Мое проклятие не вредит никому, кроме тех, кто делает зло». Мария поражалась такому ответу. Однако же постоянно жила в страхе, боясь, как бы народ израильский не пришел в ярость и не впал в преступление против их Сына за его рассуждения и поступки, как и случилось впоследствии… А ведь скольких несчастных и сирых Он излечил, и благословил, и поставил на путь истинный… И за все это фарисеи и книжники, возбудив слепую во гневе толпу и склонив прокуратора на свою сторону, отправили Сына Ее на Голгофу…
Голгофа…
Сколько раз Марию потом спрашивали о рождении Божественного младенца, но она мало что могла вспомнить. Помнила лишь, как Иосиф ввел Ее в за-брошенную вифлеемскими пастухами пещеру, уложил на охапку принесенного с собой сена и побежал в селение искать знающую женщину. И когда потом он рассказывал Ей обо всем, что происходило тогда, Она пугалась и не понимала значения происходившего. А Иосиф, как какой-нибудь древний поэт или пророк, сам потрясенный увиденными в тот радостный день диковинными вещами, рассказывал, что «увидел небо остановившимся, и воздух омрачился, и птицы задерживались среди полета своего. И, взглянув на землю, он увидел котел, наполненный приготовленным мясом, и работников возлежавших, руки которых были в котлах. И, собравшись есть, они не ели, и те, кто протянули руки, не брали ничего, и кто хотел поднести что-нибудь к устам, не подносил ничего, и взоры всех были обращены к небу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39