Сама одержимость воинов оказалась на пользу Тарвицу, поскольку эти воины, как и сам Эйдолон, были увлечены сейчас лишь одним – захватом дворца, – и почти ни на что больше не обращали внимания. «Хоть раз пороки Эйдолона оказались кому-то полезны», – подумал Тарвиц, осторожно пробираясь по освещенным вспышками разрывов руинам дворца.
– Тебе надо подтянуть дисциплину в войсках, Эйдолон, – прошептал он. – А то кто-нибудь заставит тебя поплатиться за их беспечность.
Восточный сектор, отведенный для охраны Люцию и его воинам, представлял собой разбомбленные развалины, сожженные огненным штормом. Некогда здешние сады были украшены величественными скульптурами, от которых теперь остался лишь щебень. То, что верные Императору воины продержались здесь так долго – несколько месяцев, – само по себе было чудом, и Тарвиц не был настолько наивен, чтобы рассчитывать на большее.
Он видел десятки трупов и осматривал каждый из них в поисках тела своего друга, мастера меча Люция. Каждый мертвец из лежащих здесь был ему знаком – эти воины шли за ним и верили, что он приведет их к победе. Каждая пара невидящих глаз, казалось, винит его, Тарвица, в своей смерти, и Саул уговаривал себя, что он сделал все от него зависящее и никто не вправе требовать больше.
Чем дальше он продвигался на восток, тем меньше встречал атакующих Детей Императора, их целью был центр Дворца Регента, а не весь его комплекс.
Как обычно, Эйдолон рвался к славе, забывая о стандартных законах тактики.
– Будь у меня сотня космодесантников, я бы наказал тебя за такую самоуверенность, – прошептал Тарвиц.
И едва он услышал собственные слова, как лицо его озарилось улыбкой. У него есть сотня космодесантников. И не важно, что они дерутся сейчас в другом крыле дворца. Если и есть на свете воины, которые в разгар сражения в строгом порядке способны выйти из боя и оказать дружескую услугу, то это Дети Императора.
Тарвиц пригнулся за поваленной статуей и открыл канал вокс-связи.
– Солатен, – прошипел он, – ты меня слышишь?
В наушнике долгое время раздавалось только шипение статики, и Тарвиц успел произнести проклятия на тот случай, если его план окажется невыполненным из-за такой ерунды, как плохая связь.
– Я слышу тебя, капитан, но мы здесь немного заняты, – раздался вдруг голос Солатена.
– Я понял, – откликнулся Тарвиц. – Но для тебя есть новый приказ. Выходите из боя и свяжитесь с Лунными Волками. Пусть они примут на себя главный удар. Собери как можно больше наших воинов, потом перебирайтесь ко мне.
– Сэр?
– Воспользуйтесь восточным переходом вдоль служебного крыла. Он без особых неприятностей приведет вас ко мне. Солатен, у нас есть возможность проучить этих ублюдков, так что я жду тебя здесь, и как можно скорее.
– Вас понял, сэр, – ответил Солатен и выключил связь.
Услышав голос, Тарвиц замер.
– Ничего не выйдет, Саул. Дворец Регента уже можно считать потерянным. Даже тебе это должно быть понятно.
Тарвиц поднял голову и увидел, что перед ним в центре зала стоит Люций, в одной руке у него сверкающий меч, а в другой – осколок стекла. Он поднял стекло к лицу и прочертил острием по щеке, так что показалась кровь и закапала на пол зала.
– Люций! – воскликнул Тарвиц. Он поднялся во весь рост и вышел в середину зала навстречу мастеру меча. – Я думал, что ты погиб.
Через разбитую крышу зал озарялся светом звезд, и Тарвиц вдруг увидел лежащие повсюду трупы Детей Императора. Не изменников, а верных Императору воинов, и сумрак позволял разглядеть достаточно, чтобы понять: ни один из них не погиб от огнестрельных ран, все были заколоты холодным оружием. Все лежали порознь, и в душе Тарвица шевельнулось ужасное подозрение.
– Погиб? – рассмеялся Люций. – Я погиб? Помнишь, что сказал Локен, когда я свалил его в тренировочной камере?
Тарвиц настороженно кивнул:
– Он сказал, что когда-нибудь найдется воин, который сможет тебя победить.
– А ты помнишь, что я ему ответил?
– Да, – сказал Тарвиц, протягивая руку к рукояти цепного меча. – Ты сказал: «Не в этой жизни», не так ли?
– У тебя прекрасная память, – заметил Люций и бросил осколок стекла на пол.
– И кому посвящен этот последний шрам? – спросил Тарвиц.
Люций улыбнулся, но глаза его остались холодными:
– Тебе, Саул.
Большой форум базилики Макарана превратился в пустыню, засыпанную обгоревшими костями. Тысячи истваанцев собрались здесь после первых ударов вирусной бомбардировки в надежде, что смогут спастись в здании парламента, занимавшем одну из сторон площади. Люди столпились в одном месте и погибли, а их обгоревшие останки напоминали трясину, из которой поднимались колонны, ограничивающие форум с трех сторон. С четвертой стороны возвышалось полуразрушенное здание парламента, испещренное полосами черной сажи.
В этом здании заседал общественный парламент Хорала, в противовес аристократическому, обосновавшемуся во Дворце Регента, но именитые граждане, которые успели укрыться внутри, погибли точно так же, как и толпы простого народа снаружи.
Локен пробирался через завалы костей, держа в руке готовый к сражению меч. Черепа скалились ему в лицо, и пустые выжженные глазницы смотрели с укором. За его спиной Торгаддон внимательно наблюдал за площадью.
– Стой, – тихо произнес Локен.
Торгаддон остановился и огляделся вокруг.
– Это они?
– Не знаю, возможно, они, – ответил Локен, поглядывая на парламент. За зданием темнел силуэт космического корабля – штурмовой катер с эмблемой Сынов Хоруса. – Я лишь знаю, что здесь кто-то высадился.
Они продолжали идти вперед и наконец, начали взбираться по выщербленным мраморным ступеням дома парламента. Двери из толстых, окованных железом дубовых досок сначала были сожраны вирусом, а затем сгорели в пламени огненного шторма.
– Войдем? – спросил Торгаддон.
Локен кивнул, но внезапно тяжелое предчувствие охватило душу, и ему захотелось, чтобы они не приходили сюда. Он взглянул на Торгаддона, подыскивая подходящие слова, прежде чем сделать последние, роковые шаги.
Казалось, Торгаддон угадал его мысли.
– Я понимаю, – произнес он. – Но разве у нас есть выбор?
– Нет, – ответил Локен и шагнул через дверной проем.
Внутренняя часть здания меньше пострадала от огненного шторма, и среди обломков бронзовых люстр и лепных украшений лежало лишь несколько скорченных, и почерневших трупов. На стенах круглого зала кое-где чудом сохранились фрагменты фресок, повествующих о славном прошлом города Хорала, о его росте и завоеваниях.
Скамьи и урны для голосования окружали центральное возвышение с ораторской трибуной.
На этом возвышении перед трибуной стояли Эзекиль Абаддон и Хорус Аксиманд.
– Ты предал нас, – сказал Тарвиц, испытывая почти непереносимую боль и разочарование. – Ты убил своих людей и привел во дворец Эйдолона и его воинов. Это так?
– Так, – ответил Люций и стал размахивать мечом, разминая мышцы перед боем, который, как понимал Тарвиц, вскоре должен начаться. – И я снова сделал бы это, не задумываясь ни на секунду.
Тарвиц прошел по кругу вдоль стены зала, и его шаги звучали в такт шагам мастера меча. Он нисколько не сомневался в исходе поединка, поскольку Люций был самым лучшим мечником в Легионе, а возможно, и во всех Легионах. Саул знал, что не сможет победить Люция, но предательство требовало отмщения. Честь должна быть восстановлена.
– Почему, Люций? – спросил Тарвиц.
– И ты еще спрашиваешь меня об этом, Саул? – возмутился Люций, сужая круг и шаг за шагом сокращая дистанцию между собой и Тарвицем. – Я здесь только благодаря нашему с тобой неудачному знакомству. Я знаю, что тебе предлагали лорд-командир и Фабий. Как же ты мог отвергнуть такую возможность?
– Люций, это было омерзительно, – отвечал Тарвиц, стараясь как можно дольше протянуть разговор. – Изменять код геносемени? Неужели ты мог допустить, что Император такое позволит?
– Император? – расхохотался Люций. – А ты уверен, что он этого не одобрит? Послушай, а что он сделал, чтобы сотворить примархов? А разве мы не результат генных манипуляций? Эксперименты, проводимые Фабием, не что иное, как продолжение эволюционной цепочки. Мы – высшая раса, и мы должны утвердить свое превосходство над низшими расами, стоящими у нас на пути.
– Даже над своими собственными воинами? – бросил Тарвиц, указывая лезвием меча на лежащие в зале трупы.
Люций пожал плечами:
– И над ними тоже. Я собираюсь снова вступить в Легион, а они пытались меня остановить. Что же мне оставалось делать? Ты ведь тоже собираешься мне помешать.
– И меня ты тоже убьешь? – спросил Тарвиц. – После всех лет, что мы вместе сражались?
– Не пытайся взывать к моим чувствам и воспоминаниям, Саул, – предостерег его Люций. – Я лучше тебя и на службе своему Легиону намерен достичь небывалых высот. Ни ты, ни злосчастная верность не смогут меня остановить.
Люций поднял меч и принял боевую стойку, повернувшись навстречу приближавшемуся Тарвицу. Два воина медленно описывали круги, отыскивая слабые места в обороне друг друга. Левой рукой Тарвиц вытащил боевой нож и активировал лезвие, он сознавал, что в этой схватке ему понадобится столько оружия между ним и Люцием, сколько он сможет удержать.
Тарвиц понимал: говорить больше не о чем. Спор может быть решен только кровью.
Он без предупреждения рванулся вперед и ударил ножом, но еще в броске понял, что противник ожидал нападения.
Люций качнулся в сторону и резко опустил рукоять меча, выбив нож из рук Тарвица. Саул, развернувшись на месте, широко размахнулся мечом, но его противник успел пригнуться.
Лезвие Тарвица со свистом рассекло лишь воздух, и Люций успел ударить его локтем в бок.
Он отскочил назад, ожидая ответного выпада Люция, но мастер меча с усмешкой сделал несколько танцующих шагов, легко двигаясь на носках. Люций играл с ним, и Тарвиц почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
Со скоростью атакующей змеи Люций подскочил к Тарвицу, нацелив свой меч ему в живот. Тарвиц успел блокировать удар, провернул его оружие и попытался достать лезвием шею, но мастер меча предвидел этот прием и легко увернулся от клинка.
Тарвиц бросился в атаку со всей скоростью, на которую был способен, и заставил Люция отступить на несколько шагов. Мастер меча парировал коварный удар, направленный в пах, и, смеясь, развернулся и совершил молниеносный выпад.
Тарвиц видел летящее к нему лезвие и понимал, что бессилен предотвратить укол. Он поспешно прогнулся назад, но тотчас ощутил обжигающее прикосновение энергетического лезвия, проникшего в тело. Кровь брызнула на доспехи, и Тарвиц, задыхаясь от боли, прижал руку к ране, пока система жизнеобеспечения не впрыснула необходимые стимуляторы.
Он попятился от своего врага, но Люций со злорадной усмешкой последовал за ним.
– Саул, если это лучшее, на что ты способен, то тебе пора сдаваться, – насмехался Люций. – Обещаю, что все сделаю очень быстро.
– Я только что хотел сказать то же самое, Люций, – ответил Тарвиц, поднимая свой меч.
Два воина снова сошлись в смертельной схватке, и их мечи, сталкиваясь, рассыпали вокруг сверкающие бело-голубые искры. Тарвиц пустил в ход все, что у него было: мужество, силу и мастерство, но все же понимал, что бой безнадежен. Люций без труда отбивал все его выпады, а сам небрежно, словно мимоходом наносил рану за раной. Порезы были незначительными – ни один из них не имел целью убить врага, но достаточно глубокими, чтобы причинить боль и пустить кровь.
Отшатываясь после очередного ранения, Тарвиц ощутил кровь в уголке рта.
– Попал, – посмеивался Люций. – Точно, попал.
Тарвиц дрался из последних сил и знал, что схватка продлится недолго. Скоро Люцию наскучит неинтересное состязание, и он прикончит его. Единственное, на что он надеялся, это задержать мастера меча как можно дольше.
– Ну что, хватит? – выдохнул Тарвиц. – Тебе вовсе не обязательно погибать здесь.
Люций, склонив голову набок, подошел ближе.
– Ты серьезно? – спросил он. – Ты в самом деле считаешь, что можешь меня победить?
Тарвиц кивнул и сплюнул кровь.
– Подойди и попробуй, если считаешь, что способен меня убить.
Люций рванулся вперед, а Тарвиц, бросив меч, прыгнул ему навстречу. Удивленный этим самоубийственным прыжком, Люций опоздал всего на долю секунды и не смог уклониться от выпада Тарвица.
Противники столкнулись в воздухе, и Саул с размаху заехал кулаком в лицо Люция. Тот отвернул голову, надеясь ослабить силу удара, но Тарвиц не дал ему шанса выправить положение. Он свалил противника наземь и снова со всех сил опустил кулак на лицо бывшего приятеля. Меч Люция со звоном откатился в сторону, и враги пустили в ход кулаки, локти, колени…
Умение владеть мечом было бесполезным в рукопашной схватке, и Тарвиц дал волю своему гневу, вкладывая всю свою ненависть в каждый сокрушительный удар. Они катались по полу и извивались, словно озверевшая уличная шпана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40