А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Покойник ещё никому и никогда не мешал.
— Но и не помогал, — сказал Ховен.
— А может стать нашим союзником, — сказал лайто. — Искренним и преданным.
— Ну если вы сумеете превратить в сторонника владыку Нитриена, — ответила Беке, — я поверю, что ваше психопрограммирование стоит потраченных на него денег. И заявлю об этом открыто.
— Не сейчас, — покачнулся Ховен. — Главу государства не похитишь, сразу вой подни-и-имется, — пьяно протянул он на плясовой мотив, взмахнул рукой. — Перенастройка пока только в крепости возможна. Чтобы выездную разработать — новые исследования нужны, деньги.
— Занимаетесь всякой чушью, — решила Беке. — Оморочник плюгавый и то лучше: действует везде — и на Магичке, и на Срединнице, и даже на одинарице.
— Но не на всех! — напомнил лайто. — А наша перенастройка изменит любого.
— Ха! — презрительно фыркнула Беке. — Докажите. Перенастройте кого-нибудь.
— Предоставь объект, — с пьяной решимостью сказал Ховен.
— Людей на похищение дашь?
— Дам. Вон его, — ткнул пальцем в сторону заместителя, — командиром пошлю. И пятёрку стражей с внутренней стены в придачу. — Ховен выпил ещё чашу.
— Годится, — кивнула Беке. — Как зовут того человека, с которым побратался владыка Нитриена? Особь явно незаурядная, как раз для решающей проверки ценности ваших изысканий.
— Б-бр-родников Вячес-слав Анд-дреевич. Тех-хнор-родец из русского г-го-орода Ту-у-улы, — еле выговорил комендант.
— Кто?! — от изумления инспектриса привскочила. Комендант повторил членораздельнее.
Беке села, налила вина, неторопливо выпила.
— Всё, — сказала она, — к Бродникову и близко не подходить. Тут не только Нитриен мстить будет. Ещё Эндориен, Латириса, по всей вероятности — Пиаплиен.
— Почему? — удивился лайто.
— На свадьбе эндориенских владык желтой лентой им руки перевязывал именно Бродников. Кажется, у вас это означает какое-то родство?
— Нет. Не родство. — От безмерного изумления уши хелефайи отогнулись под совершенно невероятным углом. — Нерасторжимая связь. Он сват, скрепил брачный союз владык при свидетелях и священной яблоне. Принять на себя месть Эндориен обязан, хотят того долинники или нет. Но они захотят. Раз допустили такое непотребство, когда брак владык свершал обезьяныш, — захотят. Но причём здесь Пиаплиен?
— Владычица Элайвен — дочь владыки Пиаплиена, — ответила Беке. — Единственная и очень любимая.
— Дык, — пьяно икнул комендант, — это и есть Слав-ходочанин, вампирий освободитель? Не-е, досточтимая, такой объект упускать нельзя! А месть фигня. Если гоблинские или эльфийские вышвырки его украдут, а потом продадут ордену как обычного раба, в куче с другими, месть падёт на них. Мы ведь похищение не заказывали.
— Если Бродникова купит орден, — предупредила Беке, — вы, почтенный, не увидите его как собственный затылок без двух зеркал.
— Дык смотря кто будет покупать материал для лабораторий. Если Виалдинг, — комендант показал на хелефайю, — то всему сырью прямая дорога на Весёлый Двор.
— Наймём гоблинов, — сказал лайто. — Хелефайи на Техничке слишком заметны. По доброй воле туда ни один не сунется. И все сразу поймут, что Бродникова заказали мы.
— Уймитесь, — приказала инспектриса. — Бродников слишком крепкая кость, не разгрызёте.
— Разгрызём, — с бездумной пьяной решимостью заявил комендант. — Пред аллахом милостивым и всемогущим, пред изначалием клянусь — самое большее через три вечера, то есть не позже пятницы, Бродников будет здесь. И я сделаю из него верного рыцаря ордена.
От испуга и без того огромные глаза лайто распахнулись почти на всё лицо, уши бессильно обвисли.
— Ховен, ты рехнулся! Досточтимая, не он, это вино.
— Я, Беке Белоснежка, волшебница третьего ранга, инспектор ордена, свидетельствую добровольность и правомочность клятвы, — злорадно сказала Беке. Она узнала Ховена. И возможность отомстить упускать не стала.
* * *
Сидя на кровати, Славян задумчиво созерцал содержимое рюкзака и соображал, а что же он забыл положить. Думать надо побыстрее, через пятнадцать минут на занятия идти, а он ещё не завтракал.
В комнату заглянул Нируэль.
— Дядя, можно к тебе?
— Нир, — тяжко вздохнул Славян, — сколько тебя просить: не зови меня дядей. Тебе тысяча сто двадцать один год! Ты старше меня на одиннадцать столетий.
— Ну и что? — пренебрежительно дёрнул ушами хелефайя. — Быть братом моего отца, а значит, моим дядей, тебе это не мешает. Можно зайти?
— Уже зашёл.
— Извини, — Нируэль взялся за дверную ручку.
— Нир! — простонал Славян. — Тебе самому твои спектакли не надоели?
— Никаких спектаклей, — с лёгкой обидой ответил Нируэль. Он сел на ковёр рядом со Славяном, сложил руки у него на коленях, внимательно посмотрел в лицо. Глаза такого необычайно яркого, насыщенного цвета бывают только у детей дарко и лайто. — Племянник должен оказывать дяде почтение, а ты… Славян, ты ведёшь себя как мальчишка.
— Я и есть мальчишка.
— Нет, — совершенно серьёзно сказал Нируэль. — Мальчишка так о себе никогда не скажет. Отец говорит, что ему часто кажется, будто старший из вас троих — ты.
— Ну вот ещё не хватало. На семью вполне достаточно и одного древнего хрыча.
Нируэль улыбнулся и тут же нахмурился. Лицом он похож на мать, которую Славян видел только на портретах, она погибла в бою семьсот лет назад.
— Ты завтра учишься? — спросил Нируэль.
— Конечно, завтра же пятница.
Нируэль глянул в окно, потом на заваленный книгами и тетрадями письменный стол. Коротко взглянул на Славяна и опять отвел глаза. Кончики ушей подрагивали.
— Нир, ну что ты мнёшься? Говори, чего хотел.
— Зачем тебе обязательно уезжать? — спросил он. — Да ещё так далеко.
— Нир, ты чего? Я не собираюсь никуда уезжать.
— Неправда. Ясновидное зеркало показало дальнюю дорогу.
— Это ещё нескоро, — ответил Славян. — На практику я весной уезжаю.
— Но зачем уезжать?
— Затем, что без практики не допустят к защите, — объяснил Славян, — а без защиты не дадут диплом, и все пять лет учёбы упырю под хвост.
— Я не об этом! Не считай меня идиотом. Зачем вообще уезжать ради практики? Что мешает тебе жить дома?
— В деревне сразу заметят, что по вечерам практикант куда-то бесследно исчезает. Это в городе никому ни до кого дела нет, в общаге я ночую, у подружки или в парке на скамейке. Из города можно ходить домой, а из деревни — нет. Придётся там и ночевать.
— Дядя, — Нируэль взял руки Славяна, прижал к своим ушам, — возьми меня с собой. Всё равно кем — учеником, оруженосцем.
— Ну что ты говоришь, какой оруженосец? Я что, чем-то похож на рыцаря? А ученики бывают только у волшебников. Мои способности в этой отрасли тебе известны лучше, чем кому бы то ни было.
— Тогда возьми меня с собой просто так, племянником, — не отступал Нируэль.
— Ну и как ты себе представляешь собственное появление на Техничке? — Славян высвободил руки. — Длинные волосы более-менее ничего, хиппи изобразишь. Уши — ладно, шапка закроет. А глаза? У человеков таких больших глаз не бывает. Хочешь все две или три недели проходить в тёмных очках на полморды, какие давным-давно не носят?
— Мало ли откуда у хиппи немодные очки, может, по бедности на помойке подобрал… Или мода наша такая, хиповая, кому какое дело.
— В городе — никому, — ответил Славян. — А в деревне ты сразу станешь предметом всеобщего внимания. Последствия представить нетрудно. Да и не ездят хиппи в деревню, делать им там нечего, хиппи исключительно городской цветок. И вообще, что ты не видел в человеческой деревне? В дупель пьяного механизатора?
— Я не хочу отпускать тебя одного. Дядя, — требовательно посмотрел Нируэль Славяну в глаза, крепко, почти до боли, сжал ему пальцы, — поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен.
— Ну а куда ж я денусь?
— Вы, человеки, всегда уходите, — сказал Нируэль. Верхушки ушей отвернулись к затылку. — Наши долины так прекрасны… А вам всё равно мало, вам постоянно надо что-то ещё… В долинах вам тесно… И вы уходите от нас. Так или иначе, но уходите всегда, как песок сквозь пальцы. А нам остаётся пустота, которую заполнить нечем. Славян, ведь ты не просто человек. Ты Нитриен-шен, ты часть этой земли, ты не можешь уйти как они. Славян, дядя мой, побратим моего отца, поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен. Что бы ни случилось, ты обязательно вернёшься домой. Поклянись.
— Нир, что с тобой сегодня? Трясёшься из-за практики, которая будет чёрт знает когда, аж весной. Тебя послушать, так я не на сев яровых, а в горячую точку воевать поеду!
— Поклянись! — потребовал Нируэль.
— Клянусь. Что бы ни случилось, но домой я приду. Доволен?
— Нет. — Нируэль отпустил руки Славяна, прислонился спиной к кровати, уставился на плинтус у противоположной стены. — Я буду доволен, только если ты останешься в Нитриене навсегда. Чтобы никуда не уезжать. Или будешь брать в поездки кого-то из нас.
— Нир, что у тебя стряслось?
— В том-то дело, что ничего. Вчера я трижды смотрел в ясновидное зеркало. Всё как всегда — тихо, спокойно и чисто. И твоя поездка в человеческую деревню будет очень удачной, староста… нет, председатель даже письмо в университет напишет, чтобы после учёбы тебя к ним направили, так ему понравится твоя работа… Но ты выберешь свободное распределение и продолжишь работать здесь, дома, в Нитриене… Будущее к нам по-прежнему благосклонно. Но я не верю ему. Позавчера на празднике, когда тебе выпало открывать танцы и королева бала надела тебе венок, я вдруг испугался грядущих дней. Так страшно мне не было уже пять столетий. Я даже не понимаю, чего боюсь. — Нируэль сел на кровать, уши повернулись к Славяну. — Как будто я заглянул в глаза самой судьбе.
— В глаза судьбе мы смотрим каждый день, каждое мгновение, — ответил Славян. — Просто не замечаем этого. А не замечаем только потому, что никакой судьбы нет.
— Только у тебя, — не согласился Нируэль. — Ты человек. Такое ни одна судьба не выдержит. Что бы она ни решила, человек всё равно всё по-своему сделает, лучше и не связываться, а смыться куда-нибудь подальше. Пока ты не принялся объяснять судьбе, что её нет — человека ведь не переспорить.
— Ты это Лариэлю скажи. Он кого угодно переспорит. Одно слово — хелефайя. Вот уж действительно кого не переспорить никогда и никому.
— В разговоре о мелочах, — ответил Нируэль. — Но не в делах серьёзных. Здесь всегда последнее слово оставалось за человеками. Теми же рыцарями.
— Не уверен, что к рыцарям применимо слово «человек», — задумчиво сказал Славян. — Да и людь тоже. Ох, — вскочил он, — философствуем тут с тобой, а я в универ опаздываю. И пожрать не успел. — Славян схватил со стола и сунул в рюкзак забытый МР3-плеер. — Ну всё, я побежал.
— Постой, — задержал его Нируэль. — Не ходи сегодня на занятия. Ну что тебе один день?
— Не ерунди, — отмахнулся Славян. — До вечера. — Он выскочил из комнаты.
Острый слух хелефайи различил едва слышный хлопок входной двери. Сердце тревожно сжалось.
— Ты поклялся вернуться, — прошептал Нируэль.
* * *
Охотники за головами подкараулили его утром возле университета. Славян немного опоздал, у лестницы, излюбленного места студенческих толковищ и перекуров, уже не было ни души. Из похищения запомнил только яркую до рези в глазах красную бандану на пронзительно-рыжих гоблинских волосах. И тошнотворный запах хлороформа.
Потом был грузовой контейнер, вплотную забитый перепуганными людьми разных рас со всех трёх сторон, невыносимо смердящий испражнениями, то обжигающе холодный, то убийственно горячий. Ладно ещё, воздуха, пусть и вонючего, хватало — похитители предусмотрительно заменили цельнометаллическую крышу решёткой. Но кричать, призывая на помощь, бесполезно — слышать призывы некому. Пробить щель на внесторонье и уйти, прихватив с собой хотя бы нескольких товарищей по несчастью, не получится, — контейнер из нержавейки, она замыкает пространство в неразрывный контур. Тряская просёлочная дорога, шоссе, переход через внесторонье. Дальше несколько часов летели на самолёте. В аэропорту перешли на Срединницу, — Славян успел заметить зелёные отсветы. Судя по обрывкам разговора, привезли их в какую-то арабоязычную страну, языка Славян не понимал, но узнать сумел. Контейнер дёрнуло возвраткой, пленников швырнуло друг на друга. Лязгнул замок, двери контейнера распахнулись.
Привезли их в подвальное помещение какого-то казённого заведения. Гладкие стены, выкрашенные в бледный серо-зелёный цвет, люди в песчаного цвета форме военного образца — шесть человек, три гоблина и один лайто. Уши тревожно подёргиваются, лайто цепко вглядывается огромными пронзительно-голубыми глазищами в лица пленников, словно ищет кого-то.
— Эльф, — изумлённо выдохнули сразу несколько голосов. — Настоящий эльф!
Глаза у хелефайи сверкнули холодной яростью, тонкие красивые пальцы с длинными посеребрёнными ногтями стиснули хлыст. За оскорбительное прозванье пленникам придётся заплатить очень дорого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов