Я не помню, когда я закрыл глаза, но сейчас я не мог открыть их. В голове у меня звенело, кожа зудела, и я чувствовал покалывание, словно она распадалась на атомы, из которых состояла, и все они разлетались в миллиарды разных направлений, и скоро от меня ничего не останется, только пятно на гнилом пыльном полу мистера Паарса.
– Я тебя ушиб? – прошептал знакомый голос почти мне в ухо. Мне все еще требовалось время, чтобы открыть глаза. – Просто кивни или покачай головой.
Медленно, изо всех сил стараясь открыть глаза, я покачал головой.
– Хорошо. А теперь – тс-с-с!.. – велел мистер Андерш и отпустил меня.
За его спиной стояли обе сестры Мэк.
– Понравилась кепка на полу? – спросила Келли. – Кепка – это хорошая идея, верно?
– Тс-с-с, – шикнул на нее мистер Андерш. – Пожалуйста. Прошу тебя.
– Ты бы себя видел, – прошептала Дженни, склонившись надо мной, – у тебя такой перепуганный вид.
– Что это…
– Он следил за нами, не натворим ли мы чего-нибудь ужасного. Он увидел, как мы вошли сюда, и у него появилась мысль, как проучить Стефана.
Я, открыв рот, смотрел на Дженни, потом на мистера Андерша, который очень осторожно поглядывал за угол, на лестницу на верхний этаж.
– Не вернуть, – сказал он, и его голос прозвучал очень серьезно. Это был такой же голос, как мы услышали у его собственной входной двери чуть раньше, этим же вечером. Он никогда не был так схож со своим сыном, как в этот момент. – Вытянуть. Вытянуть его. Кто-то должен что-то сделать. Он хороший мальчик. Он мог бы таким быть. Сейчас, пожалуйста, не мешайте.
Все, чему я стал свидетелем, потрясало меня. Но наблюдение за мистером Андершем ничего не добавило. Он стоял у выхода из гостиной ссутулившись, его волосы были подобраны под докерскую шапочку, он ждал. Медленно я перевел взгляд на Дженни, продолжавшую улыбаться мне. Я знал, что потерял ее.
– Это было как со Стефаном, – сказал я, – вы могли бы просто высунуть голову и помахать мне, чтобы я спустился вниз.
– Угу, – отозвалась Дженни и продолжала смотреть на мистера Андерша, а не на меня.
Наверху скрипнула дверь и раздался голос Стефана:
– Эй, Эндрю!
К удивлению Дженни и ужасу мистера Андерша, я почти что ответил ему. Я шагнул вперед, открыл рот. Я уверен, Дженни думала, что я, стараясь вернуться к ней, снова стану заниматься этим спиритизмом, но по большей части мне не нравилось то, что делал мистер Андерш. Думаю, я ощущал в этом опасность. Должно быть, я чувствовал это один.
Но мне было двенадцать лет. И Стефан определенно заслуживал этого. И мистер Андерш был моим учителем и отцом моего друга. Я закрыл рот, отошел обратно в тень и не шелохнулся, пока все не закончилось.
– Эндрю, я знаю, ты слышишь меня! – крикнул Стефан, подходя к верхней площадке лестницы. Он шел – топ-топ-топ – прямо к лестнице.
– Эннн-дрю!
Тогда мы, растерявшиеся, услышали его смех. Он быстро спускался вниз, стуча ботинками по ступеням. Я подумал, что он пройдет мимо, но он остановился там же, где и я. Рядом с кушеткой, под занавешенной картиной, Келли Мэк показала на свою голову без кепки и одними губами произнесла:
– Ну вот.
Но, думаю, это был глаз на двери, а не кепка. Только глаз мог бы его остановить, потому что Стефан понимал: ни одна из сестер не смогла бы придумать такое. Они не могли знать про глаз до того, как мы привели их сюда. Даже если бы они взяли с собой баллончик с краской. Так это мистер Андерш принес с собой аэрозольный баллончик? Ясно, что он думал об этом, и довольно долго, должно быть. И если это сделал он, так тому и быть.
– Какого черта!.. – пробормотал Стефан.
Он спустился на ступеньку ниже. Еще на одну. Его нога коснулась пола. Мистер Андерш стоял наготове.
Потом он очень тихо проговорил:
– У-у-у!
И тут точно сработала кнопка катапульты. Стефан пулей вылетел за входную дверь, отмахиваясь руками от рисунка глаза, проносясь мимо него. Он был в пятнадцати футах от дома, летел сломя голову, когда до него дошло, что именно он услышал. Мы все увидели, каким ударом для него это было. Он дернулся, как пойманный тунец, до предела натянувший леску.
Несколько секунд он стоял посреди сырой травы спиной к нам, сотрясаемый дрожью. Смеясь, Келли вышла следом за мистером Андершем на крыльцо. Мистер Андерш, как я заметил, тоже слабо улыбался. Даже Дженни тихонько посмеивалась рядом со мной.
Но я смотрел на спину Стефана. Его тело сотрясалось, как здание, которое несколько секунд после взрыва еще стоит, хотя все перекрытия сломаны и не могут удержать стены от падения.
– Нет, – сказал я.
Когда Стефан наконец обернулся к нам, его лицо было обычным – невозмутимым, немного бледным. Острые пряди волос смотрелись почти нелепо в тени, отчего он казался младше. Капризный маленький мальчик. Малыш Кельвин из комиксов без своего приятеля – тигра Хоббса.
– Значит, он точно умер, – сказал Стефан.
Мистер Андерш вышел из дома. Келли хлопала себя со смеху по ноге, но на нее никто не обращал внимания.
– Сынок, – мистер Андерш протянул руку, словно желая подозвать Стефана, – извини. Это было… Я думал, это тебя рассмешит.
– Он правда мертв?
Теперь с лица мистера Андерша сошла улыбка, и с лица Дженни тоже, я это заметил, когда мельком взглянул на нее. Я услышал, как она сказала сестре:
– Келли, заткнись.
И та прекратила хихикать.
– Вы знаете, что он раньше преподавал в нашей школе? – спросил мистер Андерш.
– Мистер Паарс?
– Биологию. Много лет тому назад. Дети его не любили. Да, Стефан, он умер где-то с неделю тому назад. Он очень сильно болел. В школе повесили объявление.
– Тогда он не будет против, – произнес Стефан тоже совсем тихо, – если я пойду и позвоню в этот колокол. Верно?
Мистер Андерш не знал про колокол, понял я. Видя, как он глядит на своего сына, я ощутил то тяжкое бремя, которое он, казалось, носил на своих плечах как ярмо. Он и сам немного ссутулил плечи.
– Сын мой, – позвал он. Бесполезно.
Тогда я ринулся мимо него. Я не хотел его толкнуть, мне только нужно было, чтобы он дал мне дорогу.
– Стефан, не делай этого, – попросил я.
Его глаза, черные и гипнотические, скользнули по мне сверху вниз.
– Знаешь, Эндрю, забудь, что ты был здесь.
Это, конечно, была самая жестокая вещь, какую он только мог сказать, источник всей его власти над моей волей – все, из-за чего я был рядом с ним. Думаю, это не была моя к нему симпатия. Это было то, чего я, вообще-то, всегда боялся, где бы я ни был.
– Тот колокол… – сказал я, подумав о трости с собачьей головой на набалдашнике, о том глубоком, холодном голосе, но больше всего мне почему-то думалось о моем друге, с невообразимой скоростью уносящемся сейчас прочь от меня. Потому что именно так он сейчас, на мой взгляд, и поступал.
– Разве это будет не здорово? – спросил Стефан. И вдруг усмехнулся мне.
И я понял: он никогда не забудет, что я был там. Не сможет. Кроме меня, у него ничего не было. Он прошел по траве. Сестры Мэк и мистер Андерш двинулись за ним, как будто плывя в высокой мокрой зелени, точно морские птицы, скользившие по глади океана. Я не пошел с ними. Я помнил ощущение сжатых пальцев Дженни в моей руке, и звуки шелестящей бумаги, и шорох листьев у меня в ушах, и последняя, удивительная улыбка Стефана проплывала у меня перед глазами. Это было слишком, чересчур уж много жуткого случилось на этот Хэллоуин.
– Эта штука прямо как лед, – услышал я голос Стефана, пока его отец и сестры толпились вокруг него лицом ко мне. Он смотрел в сторону, на деревья. – Потрогайте.
Он передал язык колокола Келли Мэк, но она сейчас была такой растерянной, что лишь покачала головой.
– Готовы? – произнес он.
Потом отвел язык колокола в сторону и ударил.
Инстинктивно я поднес было ладони к ушам, но эффект был удивительный, особенно для Стефана. Звук был – точно ударили в колокол, зовущий к обеду: высокий, немного жестяной. Вроде того гонга, который мог бы звать детей из воды или из леса – к столу, к столу. Стефан еще раз ударил языком колокола, отпустил его, и звон поплыл далеко через Пролив, растворяясь в соленом воздухе, как крик чайки.
Только одно мгновение, лишь несколько вдохов и выдохов, мы простояли там. Потом Дженни Мэк вскрикнула:
– Ой!
Я увидел, как ее рука скользнула, точно змея, вцепилась в руку сестры и как та подняла взгляд, показалось мне, прямо на меня. Обе сестры не мигая смотрели друг на друга. Потом они побежали, со всех ног перелетев через двор, и напрямик, через широко открытый белый глаз, понеслись в сторону леса. Стефан посмотрел на меня, и его рот немного приоткрылся. Я не услышал, а увидел, как он проговорил:
– Ничего себе!
И он так же стрелой промчался в сторону деревьев, промелькнув мимо сестер, исчезнувших среди теней.
– Уф-ф, – попятился мистер Андерш, и его волнение смутило меня больше всего. Он почти что смеялся. – Я приношу извинения… – бормотал он, – мы не понимали…
Он повернулся и пошел вслед за своим сыном. И все равно мне почему-то думалось, что все смотрят на меня, пока я не услышал глухой стук на крыльце позади себя. Стук дерева о дерево. Стук трости по крыльцу.
Я не обернулся. Тогда – нет. Зачем? Я знал, кто позади меня. И так уже я не мог заставить свои ноги бежать, до того самого мига, когда услышал второй глухой стук, теперь ближе – как будто то, что находилось на крыльце, вышло из дома и тяжко, медленно двигалось ко мне. Спотыкаясь, я рванулся вперед, оперся рукой о траву, и грязь сомкнулась над ней, точно собачья пасть. Когда я выдернул руку, послышался разочарованный чмокающий звук, и я услышал за своей спиной вздох, еще один глухой стук, и – помчался со всех ног, и бежал до самого леса.
Прошли часы, мы еще сидели, сбившись все вместе, на кухне Андершей, жадно пили горячее какао. Дженни, Келли и Стефана обуревал хохот. Мистер Андерш тоже смеялся, кипятил воду и угощал нас зефиром, продолжая свой рассказ.
Человек, вышедший на звук колокола, рассказал он нам, был брат мистера Паарса. Он приезжал сюда уже несколько лет и заботился о мистере Паарсе, после того как тот слишком ослаб и не мог обходиться без помощи, но все же отказывался переехать в дом престарелых.
– «Линкольн», – вспомнил Стефан, и мистер Андерш кивнул.
– Господи, вот бедняга. Он, должно быть, был в доме, когда вы все туда забрались. Он, вероятно, подумал, что вы пришли воровать или хулиганить, вот он и вышел.
– Мы его, наверное, до смерти перепугали, – довольным тоном произнес Стефан.
– Так же как мы – вас, – напомнила Келли, и все они стали кричать, показывать друг на дружку и опять засмеялись.
– Мистер Паарс был мертв уже несколько дней, когда его нашли, – рассказал нам мистер Андерш. – Брат должен был уехать, оставив вместо себя сиделку. Но сиделка, думаю, заболела, или мистер Паарс не захотел впустить ее в дом, или что-то еще. В общем, когда его брат вернулся, там просто ужас что творилось. Могу поспорить – чтобы все там проветрить, потребуется не одна неделя.
Я сидел, прихлебывая какао, глядя на то, как мои друзья беспечно болтают, едят и смеются, размахивая руками, и на мои плечи медленно ложилась тяжесть того, чего ни один из них не видел. Ни один из них не слышал. Совсем никто. Я почти проговорился раз пять, но никак не мог сказать этого, думаю, потому, что все мы были в таком состоянии, где-то с час, в ту последнюю, волшебную ночь: беспечные, промерзшие на ветру, настоящие друзья. Почти что.
Конечно, это было в последний раз. Следующим летом сестры перебрались в Ванкувер, к тому времени как-то мало-помалу отдалившись от Стефана и от меня. Мистер Андерш потерял работу – после того случая, когда однажды он перестал вести урок, уселся на пол классной комнаты и проглотил кусок за куском целую коробку мела. Он стал работать учетчиком в маленьком, забранном решетками домишке на автосвалке за мостом. Постепенно даже я перестал общаться со Стефаном, хотя мне по-прежнему было приятно о нем вспоминать.
Вскоре, думаю, моей матери станет плохо от этих повторяющихся по телевизору прямых репортажей из нашей школы, фотографии Стефана, видеозаписи, где его запихивают в полицейскую машину, от бегущей строки внизу экрана, смотревшейся словно предупреждение об урагане но уже слишком запоздалое. В пятнадцатый раз по меньшей мере я вижу, как пробегает на экране имя Стива Рурка. Я должен был рассказать ему, думаю, я должен был его предупредить. Но он и сам должен был знать. Интересно, почему моего имени там нет, почему Стефан не пришел за мной сегодня вечером? Ответ, думаю, очевиден. Он забыл, что я был там. Или он хочет, чтобы я думал, будто он это забыл. Неважно. В любую минуту моя мать встанет и уйдет спать, она велит пойти спать и мне, и поэтому мы оставим ее. Уйдем и никогда не вернемся.
– Да, – скажу я, – я скоро.
– Все эти дети, – скажет она. Опять. – Иисус Сладчайший, я не могу в это поверить, Эндрю.
Она уронит голову мне на плечо, обнимет меня и заплачет.
Но тогда я не буду думать о пробегающей по экрану строчке имен, о людях, которые, как мне было известно, уже людьми не были, или о том, что в конце концов подтолкнуло Стефана совершить ночью этот поступок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Я тебя ушиб? – прошептал знакомый голос почти мне в ухо. Мне все еще требовалось время, чтобы открыть глаза. – Просто кивни или покачай головой.
Медленно, изо всех сил стараясь открыть глаза, я покачал головой.
– Хорошо. А теперь – тс-с-с!.. – велел мистер Андерш и отпустил меня.
За его спиной стояли обе сестры Мэк.
– Понравилась кепка на полу? – спросила Келли. – Кепка – это хорошая идея, верно?
– Тс-с-с, – шикнул на нее мистер Андерш. – Пожалуйста. Прошу тебя.
– Ты бы себя видел, – прошептала Дженни, склонившись надо мной, – у тебя такой перепуганный вид.
– Что это…
– Он следил за нами, не натворим ли мы чего-нибудь ужасного. Он увидел, как мы вошли сюда, и у него появилась мысль, как проучить Стефана.
Я, открыв рот, смотрел на Дженни, потом на мистера Андерша, который очень осторожно поглядывал за угол, на лестницу на верхний этаж.
– Не вернуть, – сказал он, и его голос прозвучал очень серьезно. Это был такой же голос, как мы услышали у его собственной входной двери чуть раньше, этим же вечером. Он никогда не был так схож со своим сыном, как в этот момент. – Вытянуть. Вытянуть его. Кто-то должен что-то сделать. Он хороший мальчик. Он мог бы таким быть. Сейчас, пожалуйста, не мешайте.
Все, чему я стал свидетелем, потрясало меня. Но наблюдение за мистером Андершем ничего не добавило. Он стоял у выхода из гостиной ссутулившись, его волосы были подобраны под докерскую шапочку, он ждал. Медленно я перевел взгляд на Дженни, продолжавшую улыбаться мне. Я знал, что потерял ее.
– Это было как со Стефаном, – сказал я, – вы могли бы просто высунуть голову и помахать мне, чтобы я спустился вниз.
– Угу, – отозвалась Дженни и продолжала смотреть на мистера Андерша, а не на меня.
Наверху скрипнула дверь и раздался голос Стефана:
– Эй, Эндрю!
К удивлению Дженни и ужасу мистера Андерша, я почти что ответил ему. Я шагнул вперед, открыл рот. Я уверен, Дженни думала, что я, стараясь вернуться к ней, снова стану заниматься этим спиритизмом, но по большей части мне не нравилось то, что делал мистер Андерш. Думаю, я ощущал в этом опасность. Должно быть, я чувствовал это один.
Но мне было двенадцать лет. И Стефан определенно заслуживал этого. И мистер Андерш был моим учителем и отцом моего друга. Я закрыл рот, отошел обратно в тень и не шелохнулся, пока все не закончилось.
– Эндрю, я знаю, ты слышишь меня! – крикнул Стефан, подходя к верхней площадке лестницы. Он шел – топ-топ-топ – прямо к лестнице.
– Эннн-дрю!
Тогда мы, растерявшиеся, услышали его смех. Он быстро спускался вниз, стуча ботинками по ступеням. Я подумал, что он пройдет мимо, но он остановился там же, где и я. Рядом с кушеткой, под занавешенной картиной, Келли Мэк показала на свою голову без кепки и одними губами произнесла:
– Ну вот.
Но, думаю, это был глаз на двери, а не кепка. Только глаз мог бы его остановить, потому что Стефан понимал: ни одна из сестер не смогла бы придумать такое. Они не могли знать про глаз до того, как мы привели их сюда. Даже если бы они взяли с собой баллончик с краской. Так это мистер Андерш принес с собой аэрозольный баллончик? Ясно, что он думал об этом, и довольно долго, должно быть. И если это сделал он, так тому и быть.
– Какого черта!.. – пробормотал Стефан.
Он спустился на ступеньку ниже. Еще на одну. Его нога коснулась пола. Мистер Андерш стоял наготове.
Потом он очень тихо проговорил:
– У-у-у!
И тут точно сработала кнопка катапульты. Стефан пулей вылетел за входную дверь, отмахиваясь руками от рисунка глаза, проносясь мимо него. Он был в пятнадцати футах от дома, летел сломя голову, когда до него дошло, что именно он услышал. Мы все увидели, каким ударом для него это было. Он дернулся, как пойманный тунец, до предела натянувший леску.
Несколько секунд он стоял посреди сырой травы спиной к нам, сотрясаемый дрожью. Смеясь, Келли вышла следом за мистером Андершем на крыльцо. Мистер Андерш, как я заметил, тоже слабо улыбался. Даже Дженни тихонько посмеивалась рядом со мной.
Но я смотрел на спину Стефана. Его тело сотрясалось, как здание, которое несколько секунд после взрыва еще стоит, хотя все перекрытия сломаны и не могут удержать стены от падения.
– Нет, – сказал я.
Когда Стефан наконец обернулся к нам, его лицо было обычным – невозмутимым, немного бледным. Острые пряди волос смотрелись почти нелепо в тени, отчего он казался младше. Капризный маленький мальчик. Малыш Кельвин из комиксов без своего приятеля – тигра Хоббса.
– Значит, он точно умер, – сказал Стефан.
Мистер Андерш вышел из дома. Келли хлопала себя со смеху по ноге, но на нее никто не обращал внимания.
– Сынок, – мистер Андерш протянул руку, словно желая подозвать Стефана, – извини. Это было… Я думал, это тебя рассмешит.
– Он правда мертв?
Теперь с лица мистера Андерша сошла улыбка, и с лица Дженни тоже, я это заметил, когда мельком взглянул на нее. Я услышал, как она сказала сестре:
– Келли, заткнись.
И та прекратила хихикать.
– Вы знаете, что он раньше преподавал в нашей школе? – спросил мистер Андерш.
– Мистер Паарс?
– Биологию. Много лет тому назад. Дети его не любили. Да, Стефан, он умер где-то с неделю тому назад. Он очень сильно болел. В школе повесили объявление.
– Тогда он не будет против, – произнес Стефан тоже совсем тихо, – если я пойду и позвоню в этот колокол. Верно?
Мистер Андерш не знал про колокол, понял я. Видя, как он глядит на своего сына, я ощутил то тяжкое бремя, которое он, казалось, носил на своих плечах как ярмо. Он и сам немного ссутулил плечи.
– Сын мой, – позвал он. Бесполезно.
Тогда я ринулся мимо него. Я не хотел его толкнуть, мне только нужно было, чтобы он дал мне дорогу.
– Стефан, не делай этого, – попросил я.
Его глаза, черные и гипнотические, скользнули по мне сверху вниз.
– Знаешь, Эндрю, забудь, что ты был здесь.
Это, конечно, была самая жестокая вещь, какую он только мог сказать, источник всей его власти над моей волей – все, из-за чего я был рядом с ним. Думаю, это не была моя к нему симпатия. Это было то, чего я, вообще-то, всегда боялся, где бы я ни был.
– Тот колокол… – сказал я, подумав о трости с собачьей головой на набалдашнике, о том глубоком, холодном голосе, но больше всего мне почему-то думалось о моем друге, с невообразимой скоростью уносящемся сейчас прочь от меня. Потому что именно так он сейчас, на мой взгляд, и поступал.
– Разве это будет не здорово? – спросил Стефан. И вдруг усмехнулся мне.
И я понял: он никогда не забудет, что я был там. Не сможет. Кроме меня, у него ничего не было. Он прошел по траве. Сестры Мэк и мистер Андерш двинулись за ним, как будто плывя в высокой мокрой зелени, точно морские птицы, скользившие по глади океана. Я не пошел с ними. Я помнил ощущение сжатых пальцев Дженни в моей руке, и звуки шелестящей бумаги, и шорох листьев у меня в ушах, и последняя, удивительная улыбка Стефана проплывала у меня перед глазами. Это было слишком, чересчур уж много жуткого случилось на этот Хэллоуин.
– Эта штука прямо как лед, – услышал я голос Стефана, пока его отец и сестры толпились вокруг него лицом ко мне. Он смотрел в сторону, на деревья. – Потрогайте.
Он передал язык колокола Келли Мэк, но она сейчас была такой растерянной, что лишь покачала головой.
– Готовы? – произнес он.
Потом отвел язык колокола в сторону и ударил.
Инстинктивно я поднес было ладони к ушам, но эффект был удивительный, особенно для Стефана. Звук был – точно ударили в колокол, зовущий к обеду: высокий, немного жестяной. Вроде того гонга, который мог бы звать детей из воды или из леса – к столу, к столу. Стефан еще раз ударил языком колокола, отпустил его, и звон поплыл далеко через Пролив, растворяясь в соленом воздухе, как крик чайки.
Только одно мгновение, лишь несколько вдохов и выдохов, мы простояли там. Потом Дженни Мэк вскрикнула:
– Ой!
Я увидел, как ее рука скользнула, точно змея, вцепилась в руку сестры и как та подняла взгляд, показалось мне, прямо на меня. Обе сестры не мигая смотрели друг на друга. Потом они побежали, со всех ног перелетев через двор, и напрямик, через широко открытый белый глаз, понеслись в сторону леса. Стефан посмотрел на меня, и его рот немного приоткрылся. Я не услышал, а увидел, как он проговорил:
– Ничего себе!
И он так же стрелой промчался в сторону деревьев, промелькнув мимо сестер, исчезнувших среди теней.
– Уф-ф, – попятился мистер Андерш, и его волнение смутило меня больше всего. Он почти что смеялся. – Я приношу извинения… – бормотал он, – мы не понимали…
Он повернулся и пошел вслед за своим сыном. И все равно мне почему-то думалось, что все смотрят на меня, пока я не услышал глухой стук на крыльце позади себя. Стук дерева о дерево. Стук трости по крыльцу.
Я не обернулся. Тогда – нет. Зачем? Я знал, кто позади меня. И так уже я не мог заставить свои ноги бежать, до того самого мига, когда услышал второй глухой стук, теперь ближе – как будто то, что находилось на крыльце, вышло из дома и тяжко, медленно двигалось ко мне. Спотыкаясь, я рванулся вперед, оперся рукой о траву, и грязь сомкнулась над ней, точно собачья пасть. Когда я выдернул руку, послышался разочарованный чмокающий звук, и я услышал за своей спиной вздох, еще один глухой стук, и – помчался со всех ног, и бежал до самого леса.
Прошли часы, мы еще сидели, сбившись все вместе, на кухне Андершей, жадно пили горячее какао. Дженни, Келли и Стефана обуревал хохот. Мистер Андерш тоже смеялся, кипятил воду и угощал нас зефиром, продолжая свой рассказ.
Человек, вышедший на звук колокола, рассказал он нам, был брат мистера Паарса. Он приезжал сюда уже несколько лет и заботился о мистере Паарсе, после того как тот слишком ослаб и не мог обходиться без помощи, но все же отказывался переехать в дом престарелых.
– «Линкольн», – вспомнил Стефан, и мистер Андерш кивнул.
– Господи, вот бедняга. Он, должно быть, был в доме, когда вы все туда забрались. Он, вероятно, подумал, что вы пришли воровать или хулиганить, вот он и вышел.
– Мы его, наверное, до смерти перепугали, – довольным тоном произнес Стефан.
– Так же как мы – вас, – напомнила Келли, и все они стали кричать, показывать друг на дружку и опять засмеялись.
– Мистер Паарс был мертв уже несколько дней, когда его нашли, – рассказал нам мистер Андерш. – Брат должен был уехать, оставив вместо себя сиделку. Но сиделка, думаю, заболела, или мистер Паарс не захотел впустить ее в дом, или что-то еще. В общем, когда его брат вернулся, там просто ужас что творилось. Могу поспорить – чтобы все там проветрить, потребуется не одна неделя.
Я сидел, прихлебывая какао, глядя на то, как мои друзья беспечно болтают, едят и смеются, размахивая руками, и на мои плечи медленно ложилась тяжесть того, чего ни один из них не видел. Ни один из них не слышал. Совсем никто. Я почти проговорился раз пять, но никак не мог сказать этого, думаю, потому, что все мы были в таком состоянии, где-то с час, в ту последнюю, волшебную ночь: беспечные, промерзшие на ветру, настоящие друзья. Почти что.
Конечно, это было в последний раз. Следующим летом сестры перебрались в Ванкувер, к тому времени как-то мало-помалу отдалившись от Стефана и от меня. Мистер Андерш потерял работу – после того случая, когда однажды он перестал вести урок, уселся на пол классной комнаты и проглотил кусок за куском целую коробку мела. Он стал работать учетчиком в маленьком, забранном решетками домишке на автосвалке за мостом. Постепенно даже я перестал общаться со Стефаном, хотя мне по-прежнему было приятно о нем вспоминать.
Вскоре, думаю, моей матери станет плохо от этих повторяющихся по телевизору прямых репортажей из нашей школы, фотографии Стефана, видеозаписи, где его запихивают в полицейскую машину, от бегущей строки внизу экрана, смотревшейся словно предупреждение об урагане но уже слишком запоздалое. В пятнадцатый раз по меньшей мере я вижу, как пробегает на экране имя Стива Рурка. Я должен был рассказать ему, думаю, я должен был его предупредить. Но он и сам должен был знать. Интересно, почему моего имени там нет, почему Стефан не пришел за мной сегодня вечером? Ответ, думаю, очевиден. Он забыл, что я был там. Или он хочет, чтобы я думал, будто он это забыл. Неважно. В любую минуту моя мать встанет и уйдет спать, она велит пойти спать и мне, и поэтому мы оставим ее. Уйдем и никогда не вернемся.
– Да, – скажу я, – я скоро.
– Все эти дети, – скажет она. Опять. – Иисус Сладчайший, я не могу в это поверить, Эндрю.
Она уронит голову мне на плечо, обнимет меня и заплачет.
Но тогда я не буду думать о пробегающей по экрану строчке имен, о людях, которые, как мне было известно, уже людьми не были, или о том, что в конце концов подтолкнуло Стефана совершить ночью этот поступок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28