Его челюсти широко раскрылись, губы оттянулись назад с игольчатых клыков в улыбке, которая была ужаснее, чем у тирранозаврус рекс, который выслеживал палеонтолога, или чем у Лукаса Гарнера, когда тот выслушивал хорошую шутку. Посмотрев на Кзанола, вряд ли кто усомнился бы в его плотоядной натуре. Изголодавшийся хищник, готовый сожрать вас в любой момент. Можно было забыть, что Кзанол наполовину легче человека, и вместо этого помнить о том, что он опаснее ста скорпионов, трех диких котов, стаи муравьёв или пираний.
Но Кзанол—Гринберг принял это за улыбку печального восхищения, весёлый отказ в пользу превосходящей напасти, за улыбку потерявшего. Через свои тринтанские воспоминания он видел кое-что ещё. Улыбка Кзанола была такой же фальшивой, как и медный транзистор.
Кзанол повторил клятву четыре раза и сделал четыре сводящие ритуал на нет технические ошибки. На пятый раз он сдался и поклялся по правилам.
— Теперь правильно, — сказал Кзанол—Грннберг. — Пусть шест доставит нас на Плутон.
— Ладно, пусть кто-нибудь развернёт корабль и возьмёт курс три, восемьдесят четыре, двадцать один. — Мужчина в ведущем корабле говорил с терпеливой усталостью в голосе. — Не знаю, что это за игра, но мы можем играть в неё не хуже, чем ребёнок в кубики.
— Плутон, — сказал кто-то. — Они вдут на Плутон! — Казалось, что он воспринимает это как личное оскорбление.
Старина Смоки Петропоулос забухтел в передатчик:
— Лев, может, кому-нибудь из нас остановиться и посмотреть, что там с двумя другими кораблями?
— Хм-м. Ну да, Смоки, давай, сработай. Ты потом отыщешь нас мазером?
— Конечно, босс. Без всяких секретов?
— Дьявол, они знают, что мы преследуем их. Передавай нам всё, что может пригодиться. И найди, где Гарнер! Если он на новобрачнике, я должен это знать. А лучше дай сигнал Вуди на шестой номер, пусть он идёт туда, где Гарнер.
— Конечно, Плутон. Ты все ещё не понимаешь? — Кзанол-Гринберг не в первый раз испытывал сомнения по поведу разумности своего прежнего “я”. Сомнения были вполне обоснованными, чтобы от них отвязаться. А он ещё боялся, что Кзанол догадается об этом. Однако…?
— Нет, — раскаляясь, прошипел Кзанол.
— Корабль врезался в один из спутников Нептуна, — терпеливо объяснял Кзанол—Гринберг, — врезался так сильно, что спутник с треском вышибло с орбиты. Корабль двигался почти со скоростью света. Спутник получил энергию, достаточную, чтобы стать планетой, но у него осталась эксцентричная орбита, которая иногда по-прежнему проходит внутри зоны влияния Нептуна. Естественно, что по этим признакам мы можем легко обнаружить его.
— Мне говорили, что Плутон пришёл из другой солнечной системы.
— И мне говорили. Ко это абсурд. Если такая масса прошла в систему извне, почему она не вернулась назад, завершая гиперболу? Что её могло остановить? Ладно, я раскрываю карты… Есть одна вещь, которая действительно беспокоит меня. Плутон не очень велик. Как думаешь, мог ли костюм быть отброшен в пространство при взрыве, когда произошло столкновение?
— Если это так, я убью тебя, — сказал Кзанол.
— Не говори мне ничего, дай догадаться, — попросил Гарнер. — Ага! Понял, Смоки Петропоулос. Как дела, старина?
— Не так хорошо, как с твоей памятью. Прошло добрых двадцать два года. — Смоки стоял за двумя креслами в проёме воздушного тамбура и ухмылялся размытому отражению двух лиц на лобовом стекле. Чтобы сделать что-то ещё, не хватало места. — Какого дьявола, Гарнер? Почему бы тебе не повернуться и не пожать лапу старому приятелю?
— Не могу, Смоки. Пришелец приказал нам не двигаться, и ему нельзя возражать. Может быть, хороший гипнотерапевт и мог бы избавить нас от этой фиксации, но пока нам придётся подождать. Кстати, познакомься — Лерой Андерсон.
— Привет.
— Теперь выдели нам пару сигарет, Смоки, и положи их в уголки наших ртов, чтобы можно было поговорить. Твои ребята погнались за Гринбергом и чужаком?
— Да. — Смоки нащупал сигареты я зажигалку. — Это что? Игра в пересаживания под музычку?
— Что ты хочешь сказать?
Старина Смоки сунул сигареты, куда следовало, и произнёс:
— Этот новобрачник пошёл на Плутон. Зачем?
— На Плутон!
— Ты удивлён?
— Значит, его здесь нет, — вмешался Андерсон.
— Правильно, — сказал Гарнер. — Мы знаем, что они искали, мы знаем теперь и то, что они не нашли здесь эту штуку. Но я не могу вообразить, почему они думают, что она на Плутоне. О-оп! Придержи её! — Гарнер бешено запыхтел сигаретой. Добрый, верный табачок с дёгтем и никотином. — Казалось, у него не было проблем с мимикой. — Плутон мог быть когда-то спутником Нептуна. Может быть, это как-то связано с их полётом. Где корабль Гринберга? Он тоже пошёл в том направлении?
— Да уж! Где бы он ни был, его двигатель выключен. Мы потеряли его из виду четыре часа назад.
Андерсон заговорил:
— Если ваш друг все ещё на борту, у него могут быть неприятности.
— Верно, — подхватил Гарнер. — Смоки, этот корабль рухнет на Нептун, а на борту Ллойд Месней. Ты помнишь его? Большой, упитанный паренёк с усами.
— Теперь вспомнил. Он тоже парализован?
— Он загипнотизирован. Загипнотизирован по-деревенски, и если ему не скажут позаботиться о себе, он просто не станет делать этого. Поможешь?
— Конечно. Я приведу его сюда. — Смоки повернулся к люку.
— Эй! — тявкнул Гарнер. — Выбрось окурки из наших пастей, пока наши лица не опалило огоньком!
Со своего корабля Смоки вызвал Вуди Атвуда на шестом номере радарного прикрытия и рассказал про услышанное:
— Это выглядит как правда, Вуди, — закончил он. — Но всё равно нельзя рисковать. Оставайся здесь и иди на сближение с кораблём Гарнера; если он сделает хоть одно движение, значит он последний лгун, поэтому держи глаза открытыми. Он известен своими хитростями. А я посмотрю, действительно ли Месней в опасности. Его будет не трудно найти.
— Неделя на Плутоне и полнедели на обратный путь на одной единице ускорения, — сказал Андерсон, демонстрируя способность выполнять в уме простые вычисления. — Но мы не можем преследовать их шайку, даже если смогли бы двигаться. У нас нет топлива.
— Мы можем заправиться на Титане, правда? Где этот чёртов Смоки?
— Сегодня его лучше не ждать.
Гарнер зарычал. Пространство, невесомость, паралич и поражение совсем истощили его самоконтроль.
— Эй! — прошептал он вдруг.
— Что? — вопрос получился преувеличенно тихим.
— Я могу шевелить своими указательными пальцами! — завопил Гарнер. — Значит, этот стопор может пройти. Следи за своими движениями.
Смоки вернулся на исходе следующего дня. Он вставил нос своего корабля в трубу двигателя и стал толкать судно Меснея. Когда он отключил двигатель, оба корабля расстыковались, Смоки двигался между кораблями, надев на спину реактивный ранец. К этому времени Атвуд присоединился к небольшой группе и помог Смоки, так как глупо было ожидать какой-нибудь хитрости от него после того, как нашли Меснея.
И не потому что Месней был по-прежнему загипнотизирован. Нет. Овладев его мозгом, Кзанол освободил Ллойда от гипноза, а улетая на Плутон, он — по доброте или без задней мысли — оставил его без приказов. Но Месней был близок к истощению. Его лицо покрывали глубокие морщины от излишков кожи, а на торсе кожа обвисла и шлёпала складками на рёбрах, Кзанол—Гринберг часто забывал кормить его, вспоминая о нем только а тех случаях, когда голод едва не выводил Ллойда из транса. Реальный Кзанол никогда бы так не мучил раба, притом он обладал гораздо большей телепатией, чем это ложный двойник. А Кзанол—Гринберг так и не научился думать о повседневном приёме пищи как о необходимости. Съедать столько пищи было для него роскошью и глупостью.
Месней начал объедаться сразу после отлёта “Золотого Кольца”, но требовалось определённое время, чтобы он скова стал “упитанным”… А потом топливо его корабля забрали, и он дрейфовал по очень узкой орбите вокруг Тритона, причём эта орбита мало-помалу сокращалась.
— Так обманывать — просто неестественно, — говорил Смоки, сообщая о происшедшем флоту Пояса. — Ещё печного такого обмана, и Месней был он мёртв. Даже теперь он выглядит ужасно.
Теперь возле Нереиды кружилось четыре космических корабля.
— Вам надо заправить горючим каши корабли, — сказал Гарнер. — Вот как мы сделаем. — Он начал излагать свой план.
Смоки заявил:
— Я не оставлю своё судно!
— Мне жаль, Смоки. Смотри, если только уследишь. У нас есть три пилота, верно? Ты, Вуди и Месней, Мы с Андерсоном двигаться не можем. Но у нас четыре корабля. Мы должны один бросить.
— Хорошо, но почему мой?
— Пять человек должны разместиться в трех кораблях. Это значит, что мы должны оставить себе двухместные корабли, верно?
— Ну так.
— Мы вынуждены отказаться либо от твоего корабля, либо от радарного прикрытия. Что бы ты оставил?
— Но ты же не хочешь сказать, что на Плутон мы полетим, чтобы воевать?
— Мы могли бы попытаться. А ты захотел домой?
— Ладно, успокойся.
Флотилия двинулась на Тритон без четвёртого номера, а половина его горючего перешла в судно Меснея “Иво Джима”. Гарнер сказался пассажиром Меснея, Смоки остался на “Хайнлайне” вместе с Андерсоном. Три корабля парили над ледяной поверхностью большого спутника, и их двигатели плавили слой за слоем замёрзшие азот, кислород и двуокись углерода, пока не достигли тонкого слоя водяного льда. Они сели на лёд, каждый в своём конусе. Затем Вуди и Смоки отправились за четвёртым судном.
Смоки спустил своё судно почти на пустых баках. Он перекачал остатки горючего в “Иво Джиму” и туда же пошёл запас “Хайнлайна”. Вуди отключил охлаждение в баке с водородом, разбортовал обогреватель кабины и перенёс его в бак. Затем они вырезали дыру в стене и включили питание.
Несколько часов ушло на нарезку блоков льда. Месней все ещё недомогал, поэтому всю работу делали парни с Пояса. Когда дело подошло к концу, силы их были на исходе, а два лазерных резака были почти уже непригодны; но топливный бак четвёртого корабля был полон тёплой, правда, не очень чистой воды.
Они запустили батарею шестого номера на электролиз расплавленного льда. Смесь водорода и кислорода залили в бак “Хайнлайна”. Они установили термостат выше точки конденсация водорода, и кислород оседал как снег. Смоки и Вуди, сменяя друг друга на дне бака, трамбовали белые сугробы. Затем они занялись номером шестым, облетели вокруг него и перезарядили батареи. Но ощущение упущенного времени не покидало — “война” удалялась от них все дальше с каждой проходящей минутой.
За два дня они заправили горючим все три корабля. Баки не были заполнены до конца, но их бы хватило для доставки небольшой флотилии на Плутон при постоянном ускорении и с небольшим запасом горючего. Четвёртый корабль оказался ненужным, его баки были пусты и сухи.
— Мы отстаём на три дня, что бы там ни происходило, — угрюмо сказал Вуди, — Зачем нам вообще лететь?
— Нам надо войти в зону радиоконтакта, — убеждал Смоки. — Мне нравится, что Гарнер рядом и может подсказать флоту, что делать дальше. Он больше знает об этом циклопе.
— Основной довод в том, что наша группа опаздывает на три дня, — произнёс Люк. — Мы можем рвануть вперёд и сэкономить день. Можем оставаться здесь. Решайте.
Вуди Атвуд тут же радировал сообщение флоту, зная, что остальные не перехватили их разговора: когда луч мазера перехвачен, радио визжит на высокой ноте.
— Серия партий! — В голосе Кзанола проступало тринтанское презрение. — Мы могли бы с равным успехом раскладывать пасьянс. Какая странная вещь — признавать себя проигравшим.
— Скажем так, — предложил Кзанол—Гринберг. — Мы могли бы поделить Землю на части и играть на людей. У нас было бы по восемь миллиардов человек с небольшим. Фактически, можно договориться прямо сейчас и поделить Землю по двум меридианам на западное и восточное полушарие. Пока мы не вернёмся с усилителем, можно остановиться на этом, и каждый получает по восемь миллиардов.
— Звучит хорошо. А почему на западное и восточное?
— Тогда каждый получит полное разнообразие климатических зон. Почему бы и нет?
— Согласен. — Кзанол получил две карты рубашкой вверх и одну открытую.
— Ставлю семь! — объявил пилот.
— Пасую, — ответил Кзанол-Гринберг. Он прислушался к рычанию Кзанола и увеличил предыдущую ставку. — Мы могли бы забрать Меснея, — сказал он. — Опасно оставаться без пилота.
— Ну что ты! Предположим, я взял Меснея. И как бы ты себя чувствовал, наблюдая, что я распоряжаюсь твоим бывшим рабом?
— Паршиво. — По сути дела он только сейчас понял, что, оставив Меснея за бортом, Кзанол проявил редкий такт, Ллойд был пользованным рабом, он уже принадлежал другому. Традиция требовала для него чуть ли не смерти и ясно предписывала, что им никогда не должен владеть уважающий себя тринтанин, хотя его и можно было отдать нищему.
— Ещё пять, — сказал пилот. Он сидел так, чтобы не видеть карт, но был готов перевести на человеческий язык непереводимый сленг покера;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Но Кзанол—Гринберг принял это за улыбку печального восхищения, весёлый отказ в пользу превосходящей напасти, за улыбку потерявшего. Через свои тринтанские воспоминания он видел кое-что ещё. Улыбка Кзанола была такой же фальшивой, как и медный транзистор.
Кзанол повторил клятву четыре раза и сделал четыре сводящие ритуал на нет технические ошибки. На пятый раз он сдался и поклялся по правилам.
— Теперь правильно, — сказал Кзанол—Грннберг. — Пусть шест доставит нас на Плутон.
— Ладно, пусть кто-нибудь развернёт корабль и возьмёт курс три, восемьдесят четыре, двадцать один. — Мужчина в ведущем корабле говорил с терпеливой усталостью в голосе. — Не знаю, что это за игра, но мы можем играть в неё не хуже, чем ребёнок в кубики.
— Плутон, — сказал кто-то. — Они вдут на Плутон! — Казалось, что он воспринимает это как личное оскорбление.
Старина Смоки Петропоулос забухтел в передатчик:
— Лев, может, кому-нибудь из нас остановиться и посмотреть, что там с двумя другими кораблями?
— Хм-м. Ну да, Смоки, давай, сработай. Ты потом отыщешь нас мазером?
— Конечно, босс. Без всяких секретов?
— Дьявол, они знают, что мы преследуем их. Передавай нам всё, что может пригодиться. И найди, где Гарнер! Если он на новобрачнике, я должен это знать. А лучше дай сигнал Вуди на шестой номер, пусть он идёт туда, где Гарнер.
— Конечно, Плутон. Ты все ещё не понимаешь? — Кзанол-Гринберг не в первый раз испытывал сомнения по поведу разумности своего прежнего “я”. Сомнения были вполне обоснованными, чтобы от них отвязаться. А он ещё боялся, что Кзанол догадается об этом. Однако…?
— Нет, — раскаляясь, прошипел Кзанол.
— Корабль врезался в один из спутников Нептуна, — терпеливо объяснял Кзанол—Гринберг, — врезался так сильно, что спутник с треском вышибло с орбиты. Корабль двигался почти со скоростью света. Спутник получил энергию, достаточную, чтобы стать планетой, но у него осталась эксцентричная орбита, которая иногда по-прежнему проходит внутри зоны влияния Нептуна. Естественно, что по этим признакам мы можем легко обнаружить его.
— Мне говорили, что Плутон пришёл из другой солнечной системы.
— И мне говорили. Ко это абсурд. Если такая масса прошла в систему извне, почему она не вернулась назад, завершая гиперболу? Что её могло остановить? Ладно, я раскрываю карты… Есть одна вещь, которая действительно беспокоит меня. Плутон не очень велик. Как думаешь, мог ли костюм быть отброшен в пространство при взрыве, когда произошло столкновение?
— Если это так, я убью тебя, — сказал Кзанол.
— Не говори мне ничего, дай догадаться, — попросил Гарнер. — Ага! Понял, Смоки Петропоулос. Как дела, старина?
— Не так хорошо, как с твоей памятью. Прошло добрых двадцать два года. — Смоки стоял за двумя креслами в проёме воздушного тамбура и ухмылялся размытому отражению двух лиц на лобовом стекле. Чтобы сделать что-то ещё, не хватало места. — Какого дьявола, Гарнер? Почему бы тебе не повернуться и не пожать лапу старому приятелю?
— Не могу, Смоки. Пришелец приказал нам не двигаться, и ему нельзя возражать. Может быть, хороший гипнотерапевт и мог бы избавить нас от этой фиксации, но пока нам придётся подождать. Кстати, познакомься — Лерой Андерсон.
— Привет.
— Теперь выдели нам пару сигарет, Смоки, и положи их в уголки наших ртов, чтобы можно было поговорить. Твои ребята погнались за Гринбергом и чужаком?
— Да. — Смоки нащупал сигареты я зажигалку. — Это что? Игра в пересаживания под музычку?
— Что ты хочешь сказать?
Старина Смоки сунул сигареты, куда следовало, и произнёс:
— Этот новобрачник пошёл на Плутон. Зачем?
— На Плутон!
— Ты удивлён?
— Значит, его здесь нет, — вмешался Андерсон.
— Правильно, — сказал Гарнер. — Мы знаем, что они искали, мы знаем теперь и то, что они не нашли здесь эту штуку. Но я не могу вообразить, почему они думают, что она на Плутоне. О-оп! Придержи её! — Гарнер бешено запыхтел сигаретой. Добрый, верный табачок с дёгтем и никотином. — Казалось, у него не было проблем с мимикой. — Плутон мог быть когда-то спутником Нептуна. Может быть, это как-то связано с их полётом. Где корабль Гринберга? Он тоже пошёл в том направлении?
— Да уж! Где бы он ни был, его двигатель выключен. Мы потеряли его из виду четыре часа назад.
Андерсон заговорил:
— Если ваш друг все ещё на борту, у него могут быть неприятности.
— Верно, — подхватил Гарнер. — Смоки, этот корабль рухнет на Нептун, а на борту Ллойд Месней. Ты помнишь его? Большой, упитанный паренёк с усами.
— Теперь вспомнил. Он тоже парализован?
— Он загипнотизирован. Загипнотизирован по-деревенски, и если ему не скажут позаботиться о себе, он просто не станет делать этого. Поможешь?
— Конечно. Я приведу его сюда. — Смоки повернулся к люку.
— Эй! — тявкнул Гарнер. — Выбрось окурки из наших пастей, пока наши лица не опалило огоньком!
Со своего корабля Смоки вызвал Вуди Атвуда на шестом номере радарного прикрытия и рассказал про услышанное:
— Это выглядит как правда, Вуди, — закончил он. — Но всё равно нельзя рисковать. Оставайся здесь и иди на сближение с кораблём Гарнера; если он сделает хоть одно движение, значит он последний лгун, поэтому держи глаза открытыми. Он известен своими хитростями. А я посмотрю, действительно ли Месней в опасности. Его будет не трудно найти.
— Неделя на Плутоне и полнедели на обратный путь на одной единице ускорения, — сказал Андерсон, демонстрируя способность выполнять в уме простые вычисления. — Но мы не можем преследовать их шайку, даже если смогли бы двигаться. У нас нет топлива.
— Мы можем заправиться на Титане, правда? Где этот чёртов Смоки?
— Сегодня его лучше не ждать.
Гарнер зарычал. Пространство, невесомость, паралич и поражение совсем истощили его самоконтроль.
— Эй! — прошептал он вдруг.
— Что? — вопрос получился преувеличенно тихим.
— Я могу шевелить своими указательными пальцами! — завопил Гарнер. — Значит, этот стопор может пройти. Следи за своими движениями.
Смоки вернулся на исходе следующего дня. Он вставил нос своего корабля в трубу двигателя и стал толкать судно Меснея. Когда он отключил двигатель, оба корабля расстыковались, Смоки двигался между кораблями, надев на спину реактивный ранец. К этому времени Атвуд присоединился к небольшой группе и помог Смоки, так как глупо было ожидать какой-нибудь хитрости от него после того, как нашли Меснея.
И не потому что Месней был по-прежнему загипнотизирован. Нет. Овладев его мозгом, Кзанол освободил Ллойда от гипноза, а улетая на Плутон, он — по доброте или без задней мысли — оставил его без приказов. Но Месней был близок к истощению. Его лицо покрывали глубокие морщины от излишков кожи, а на торсе кожа обвисла и шлёпала складками на рёбрах, Кзанол—Гринберг часто забывал кормить его, вспоминая о нем только а тех случаях, когда голод едва не выводил Ллойда из транса. Реальный Кзанол никогда бы так не мучил раба, притом он обладал гораздо большей телепатией, чем это ложный двойник. А Кзанол—Гринберг так и не научился думать о повседневном приёме пищи как о необходимости. Съедать столько пищи было для него роскошью и глупостью.
Месней начал объедаться сразу после отлёта “Золотого Кольца”, но требовалось определённое время, чтобы он скова стал “упитанным”… А потом топливо его корабля забрали, и он дрейфовал по очень узкой орбите вокруг Тритона, причём эта орбита мало-помалу сокращалась.
— Так обманывать — просто неестественно, — говорил Смоки, сообщая о происшедшем флоту Пояса. — Ещё печного такого обмана, и Месней был он мёртв. Даже теперь он выглядит ужасно.
Теперь возле Нереиды кружилось четыре космических корабля.
— Вам надо заправить горючим каши корабли, — сказал Гарнер. — Вот как мы сделаем. — Он начал излагать свой план.
Смоки заявил:
— Я не оставлю своё судно!
— Мне жаль, Смоки. Смотри, если только уследишь. У нас есть три пилота, верно? Ты, Вуди и Месней, Мы с Андерсоном двигаться не можем. Но у нас четыре корабля. Мы должны один бросить.
— Хорошо, но почему мой?
— Пять человек должны разместиться в трех кораблях. Это значит, что мы должны оставить себе двухместные корабли, верно?
— Ну так.
— Мы вынуждены отказаться либо от твоего корабля, либо от радарного прикрытия. Что бы ты оставил?
— Но ты же не хочешь сказать, что на Плутон мы полетим, чтобы воевать?
— Мы могли бы попытаться. А ты захотел домой?
— Ладно, успокойся.
Флотилия двинулась на Тритон без четвёртого номера, а половина его горючего перешла в судно Меснея “Иво Джима”. Гарнер сказался пассажиром Меснея, Смоки остался на “Хайнлайне” вместе с Андерсоном. Три корабля парили над ледяной поверхностью большого спутника, и их двигатели плавили слой за слоем замёрзшие азот, кислород и двуокись углерода, пока не достигли тонкого слоя водяного льда. Они сели на лёд, каждый в своём конусе. Затем Вуди и Смоки отправились за четвёртым судном.
Смоки спустил своё судно почти на пустых баках. Он перекачал остатки горючего в “Иво Джиму” и туда же пошёл запас “Хайнлайна”. Вуди отключил охлаждение в баке с водородом, разбортовал обогреватель кабины и перенёс его в бак. Затем они вырезали дыру в стене и включили питание.
Несколько часов ушло на нарезку блоков льда. Месней все ещё недомогал, поэтому всю работу делали парни с Пояса. Когда дело подошло к концу, силы их были на исходе, а два лазерных резака были почти уже непригодны; но топливный бак четвёртого корабля был полон тёплой, правда, не очень чистой воды.
Они запустили батарею шестого номера на электролиз расплавленного льда. Смесь водорода и кислорода залили в бак “Хайнлайна”. Они установили термостат выше точки конденсация водорода, и кислород оседал как снег. Смоки и Вуди, сменяя друг друга на дне бака, трамбовали белые сугробы. Затем они занялись номером шестым, облетели вокруг него и перезарядили батареи. Но ощущение упущенного времени не покидало — “война” удалялась от них все дальше с каждой проходящей минутой.
За два дня они заправили горючим все три корабля. Баки не были заполнены до конца, но их бы хватило для доставки небольшой флотилии на Плутон при постоянном ускорении и с небольшим запасом горючего. Четвёртый корабль оказался ненужным, его баки были пусты и сухи.
— Мы отстаём на три дня, что бы там ни происходило, — угрюмо сказал Вуди, — Зачем нам вообще лететь?
— Нам надо войти в зону радиоконтакта, — убеждал Смоки. — Мне нравится, что Гарнер рядом и может подсказать флоту, что делать дальше. Он больше знает об этом циклопе.
— Основной довод в том, что наша группа опаздывает на три дня, — произнёс Люк. — Мы можем рвануть вперёд и сэкономить день. Можем оставаться здесь. Решайте.
Вуди Атвуд тут же радировал сообщение флоту, зная, что остальные не перехватили их разговора: когда луч мазера перехвачен, радио визжит на высокой ноте.
— Серия партий! — В голосе Кзанола проступало тринтанское презрение. — Мы могли бы с равным успехом раскладывать пасьянс. Какая странная вещь — признавать себя проигравшим.
— Скажем так, — предложил Кзанол—Гринберг. — Мы могли бы поделить Землю на части и играть на людей. У нас было бы по восемь миллиардов человек с небольшим. Фактически, можно договориться прямо сейчас и поделить Землю по двум меридианам на западное и восточное полушарие. Пока мы не вернёмся с усилителем, можно остановиться на этом, и каждый получает по восемь миллиардов.
— Звучит хорошо. А почему на западное и восточное?
— Тогда каждый получит полное разнообразие климатических зон. Почему бы и нет?
— Согласен. — Кзанол получил две карты рубашкой вверх и одну открытую.
— Ставлю семь! — объявил пилот.
— Пасую, — ответил Кзанол-Гринберг. Он прислушался к рычанию Кзанола и увеличил предыдущую ставку. — Мы могли бы забрать Меснея, — сказал он. — Опасно оставаться без пилота.
— Ну что ты! Предположим, я взял Меснея. И как бы ты себя чувствовал, наблюдая, что я распоряжаюсь твоим бывшим рабом?
— Паршиво. — По сути дела он только сейчас понял, что, оставив Меснея за бортом, Кзанол проявил редкий такт, Ллойд был пользованным рабом, он уже принадлежал другому. Традиция требовала для него чуть ли не смерти и ясно предписывала, что им никогда не должен владеть уважающий себя тринтанин, хотя его и можно было отдать нищему.
— Ещё пять, — сказал пилот. Он сидел так, чтобы не видеть карт, но был готов перевести на человеческий язык непереводимый сленг покера;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27