Ты тоже ученая?
— Помощница, — смутилась Арона и начала торговаться за пергамент. Потом спросила у женщины-торговки:
— Госпожа, расскажи мне об обычаях твоей земли. —И очень скоро, так как у нее болело сердце и она была в отчаянии, она уже расспрашивала незнакомку, как ей обращаться с Эгилом. Все остальные собрались вокруг и давали ей советы.
— Не позволяй ему приставать к тебе, — убеждала торговка, но как это сделать, не объяснила.
— Если у тебя есть родственники, попроси их выбить из него дурь, — посоветовал бородатый. Неплохая мысль! Жаль, что она не родственница драчливой Леннис.
Кстати, Аста, дочь Леннис, должна все знать об обращении с хулиганами. Арона осмотрелась, но не увидела Асту. Где же она? Конечно, дочь мельничихи не ее подруга. Ну, наверно, где-то в караване, разговаривает с торговцами. Она это любит.
Арона, глубоко задумавшись, вела мула назад по тропе. Все яснее и яснее становилось, что Эгил делает себя он-хозяйкой Дома Записей. И не сторонится хулиганства, если это приводит его к цели. Торговка и он-люди говорят, что так обычно и поступают за пределами деревни, но это не обязательно. Арона вернула мула госпоже Дарран, поблагодарив ее и дав небольшой подарок, и, по-прежнему задумавшись, вернулась к себе в кухню. Госпожа Марис, очевидно, спит в своей комнате, а Эгил сидит у нее. Арона облегченно развесила свои покупки и собралась убрать пергамент. Но, не выйдя еще из кухни, услышала голос Эгила:
— Умри! Умри, бесполезная старуха, и уйди с моего пути!
С величайшим усилием Арона сдержала гневный крик и прикрыла дверь. Схватив плащ, она побежала к Дому Исцеления. Тут она остановилась, перевела дыхание и привела себя в порядок.
— Моей хозяйке хуже, — сообщила она госпоже Флори всего лишь слегка возбужденным голосом. — Я думаю, может кто-то, бог или женщина, сглазили ее. — Когда госпожа Флори надела плащ и принялась звать помощницу, Арона добавила: — У меня теперь достаточно пергамента, чтобы записать рецепты для тебя и твоей помощницы.
— Достаточно будет накормить ученицу, — сухо ответила целительница, потому что Ханна, дочь Элизабет, была в том возрасте, когда вечно хочется есть.
Арона покачала головой.
— Ей придется из-за этого драться с Эгилом. —Теперь она полностью владела собой. «Это мне придется бороться с Эгилом за Дом Записей, — подумала она, — а он дерется нечестно. Джонкара, помоги мне! Я не знаю, как драться с тем, кто так подло поступает».
Госпожа Марис умерла, когда первые весенние птицы начали выбирать места для гнездовья, когда женщины говорят о пахоте, через месяц после исчезновения Асты, дочери Леннис, со всеми товарами ее матери. Это происшествие вызвало в деревне большой скандал.
— Легочная лихорадка, — подтвердила свой диагноз госпожа Флори, как и при первом посещении. — Ее убила зима, а не богиня. — Она искоса посмотрела на дом волшебницы и сделала знак «убереги меня от фальконера», как будто это госпожа волшебница желала зла госпоже Марис.
— Я уверен, ты сделала все, что могла, — печально произнес Эгил целительнице. Арона вытерла глаза и сердито посмотрела на него. Как он смеет делать вид, что горюет о Марис, когда желал ей зла? Вся деревня принесла еду и дары на прощание с хранительницей. Все обязанности гостеприимства выпали на долю Ароны. Она не пыталась заставить Эгила принимать в этом участие: чем меньше у него общего с Домом Записей, тем лучше.
— Арона! — Теперь он обращался с ней, как мать с мечтательной дочерью. — Принеси еще эля!
— Иди принеси сам! — возмутилась она.
Он покачал головой и что-то сказал гостьям. Арона уловила слова «потеряла рассудок». Наконец с мученическим видом Эгил принес кувшин. Гостья повернулась к Ароне.
— А кто теперь будет главным в Доме Записей? —спросила она.
Арона вздернула голову. Отдать дом Эгилу — это невыносимо! Но драться с ним за него тоже немыслимо.
— Это решат старейшие, тетя Олвит, — вздохнула она.
Пасечница покачала головой.
— Еще одна ссора в деревне, — печально проговорила она.
Глава одиннадцатая. Судный день
Старейшие деревни Риверэдж собрались в зале. Среди них была Несогласная, так как дело касалось чужаков. Среди них, но не с ними: старейшие сидели немного в стороне от волшебницы и беспокойно посматривали на нее, как смотрели на чужаков, когда они появились впервые. Перед ними на удалении друг от друга сидели Эгил и Арона. Взгляд, который бросил Эгил на Арону при входе, обещал как следует отомстить ей, когда представится возможность.
Арона говорила первой.
— Я стала помощницей Марис, дочери Гайды, теперь покойной, чтобы занять ее место. Я верно служила ей с самого детства. Когда появились чужаки, а сама госпожа Марис была занята со старейшими, она попросила Эгила, дочь Элизабет, помогать мне, потому что работы было слишком много для одной женщины. Потом госпожа заболела, и мы оба должны были за ней ухаживать. Но теперь это время прошло. — И закончила она вежливо: — Благодарю тебя за помощь, Эгил.
Эгил снисходительно усмехнулся.
— По записям видно, что ты была слишком занята, — заметил он. — В них столько ошибок и исправлений. — Он кивнул старейшим. — Не волнуйтесь. Я поправил все и больше не допущу неточности. Но почему, — обратился он к Ароне, — мы не можем жить и работать вместе, как предполагала наша хозяйка?
Арона с дрожью перевела дыхание.
— Если ты будешь помогать мне в работах по дому ив других делах Дома Записей, я буду рада иметь тебя своим учеником и помощником, — объяснила она свою позицию. — Старейшие матери, он делает только то, что ему нравится, и пытается не давать мне работать. Он признался мне, что если мы будем работать вместе, он будет старшим. Эгил преследует меня своими приставаниями и оскорблениями. И часто так поступал за спиной хозяйки, когда она была жива.
Она взглянула на Несогласную.
— В одном случае он вел себя, как зверь в течке, но госпожа волшебница сказала, что это недоразумение и он считал, что, по их обычаям, действует правильно. Госпожа волшебница, ты понимаешь их обычаи. Если он станет моим помощником, он опять будет поступать так же?
Эгил поднял руку.
— Это нечестно!
Женщины повернулись к нему, и Несогласная кивнула.
— Я с самого начала дал клятву любить Арону, заботиться о ней и обращаться с ней мягко. Это правда, я хочу ее, как мужчина хочет женщину, но только если она не одна из тех, — в голосе его прозвучало отвращение, — кто думает, что все мужчины животные и то, чем занимаются мужчины и женщины много поколений, лишь болезненное испытание, которое следует перетерпеть. Впрочем, я не виню ее в этом, — масляным голосом добавил он, — потому что так заставили ее считать фальконеры. Но я не буду относиться к ней, как животное.
— Тогда почему ты приставал ко мне? — возразила Арона. — Приказывал мне, как мать приказывает маленькой дочери? Госпожа Флори слышала это, и госпожа Олвис, и многие другие. Почему распускал свои руки и не давал мне заниматься делами? Забрал мои таблички и держал их запертыми? — Кратко она описала этот случай. — Госпожа волшебница, — попросила она, — ты понимаешь их обычаи? Такое поведение тоже для них обычно?
Несогласная подняла руку, требуя тишины.
— На твой первый вопрос. Если вы станете партнерами, он будет считать, что имеет право, как ты говоришь, быть животным в течке и поступит так, как захочет он, а не ты. Таков их обычай, и он будет стоять за него и считать это своим правом. Он также ожидает, как ты сказала, что будет старшим среди вас двоих. Он сочтет себя хранителем записей, а тебя — своей помощницей и примет все меры для того, чтобы так и было. Все эти приставания, о которых ты рассказала, имеют одну цель: ты должна поступать так, как он хочет.
Арона была поражена. Так вот оно что! Она об этом не подумала. Волшебница продолжала:
— Ты примешь такие условия?
— Конечно, нет!
Теперь она понимает, что нужно Эгилу.
— Ты можешь согласиться со мной, — предложил он. — Разве ты сомневаешься в том, что я буду любить тебя, уважать и заботиться о тебе?
— Только если я буду с тобой согласна. А если я не соглашусь? Старейшие, — категорично проговорила Арона, — мы не можем вместе быть хранительницами записей. Он признает это сам. Если только, — ей в голову пришла неожиданная мысль, — он будет записывать предания и дела своего народа, а я нашего, а те, что являются общими, мы будем записывать вместе.
Старейшие посовещались. Старейшая мать Раула, дочь Милены, высказала их мнение:
— Если вы не можете жить вместе, почему мы должны тебя предпочесть Эгил, дочери Элизабет? Судя по всему, Эгил будет лучшей хранительницей, более усердной, аккуратной, она делает меньше ошибок, как ты сама признала, и она старше тебя.
— Более усердной! — взорвалась Арона. — Почтенные старейшие, он запирался в комнате записей, записывая Джонкара знает что, в то время как моя хозяйка лежала больная, а я должна была заботиться о ней. Он сам никогда не предлагал мне помочь! Я вынуждена была выгнать его из комнаты записей и отправить ухаживать за больной… — она огляделась и сказала со слезами на глазах: — Но он желал ей не добра, а зла. Я слышала это собственными ушами. Я зашла незаметно и услышала, как он говорил: «Умри! Умри, бесполезная старуха, и не стой у меня на пути!»
Старейшие ахнули и снова принялись совещаться. Госпожа Флори сердито посмотрела на Эгила. Только Арона и волшебница заметили, что Эгил нисколько не смутился.
Он вздохнул.
— Мне следовало молиться о чудотворном исцелении, а не о милосердной смерти, — согласился он, повесив голову. — Моя бабушка, — голос его дрожал, — умерла после долгой болезни, она измучилась от боли, и я не мог переносить ее страдания и молился богам, чтобы они пожалели ее. Моего верного пса Беллера, — на этот раз в его голове слышалось искреннее горе, — искалечил кабан, когда я был еще мальчиком. Я не мог ему помочь, и мне пришлось избавить его от страданий, и я часто думал впоследствии, что люди по отношению к собакам более милосердны, чем боги к людям. Вот и все.
«Какая актриса!» — возмущенно подумала Арона. Волшебница посмотрела на нее, в ее взгляде было понимание и согласие. А у старейших даже слезы показались на глазах, они согласно закивали. Одна из них укоризненно посмотрела на Арону.
Несогласная подняла руку.
— Мне кажется, — спокойно заключила она, — вопрос в том, кто станет лучшей хранительницей.
Арона тоже подняла руку.
— Эгил, он-дочь Элизабет, чужой у нас, он не знает наших преданий и обычаев. Он часто говорил мне, что хочет переписать свитки, чтобы они соответствовали его взглядам и обычаям. А его собственная мать сказала мне, что их обычаи такие же, как у Хуаны, дочери Гунтира. Я предлагаю осмотреть записи, которые мы сделали отдельно, и вы увидите, что именно он записывает. Я отдам вам все свои записи для проверки, даже те, что я делала ребенком.
— Согласны, — сразу же откликнулась госпожа Флори. — Те из нас, кто умеет читать, пойдут вместе со мной в Дом Записей. — И потом, к явному отчаянию большинства старейших, добавила: — Госпожа волшебница, не присоединишься ли к нам? Ты умеешь читать и знаешь женщин.
— С радостью, — согласилась Несогласная, закутываясь в плащ.
Проверка оказалась долгой и утомительной. Несколько свитков Эгила были посвящены его народу, и Арона снова подумала, почему бы не сделать его хранительницей своих преданий, а деревенские дела оставить ей? Она снова высказала эту мысль.
Потом старейшая мать Раула спросила:
— А где запись об исчезновении Асты, дочери Леннис, вместе с товарами ее матери?
Арона глотнула и вынуждена была признаться, к собственному ужасу, что во время болезни хозяйки она была очень занята и предоставила все записи Эгилу. Она не подумала, что нужно сделать запись об этом скандале самой. Она забыла об этом! Внутренности ее сжались, голова снова начала болеть.
Госпожа Флори развернула один из свитков Эгила.
— Похоже, это то предание, что ты нам рассказывала в пещере, но написанное от лица Тсенгана Безумца, —заметила она.
Арона вытерла глаза и кивнула.
— Он часто говорил, что предание нужно рассказывать по-другому. — Она дала старейшим подумать над этим, потом отвела их наверх.
Большинство свитков самой Ароны было сделано ею в детстве. Взяв один из них, она взглянула на последнюю строку.
— Но ее изменили! — воскликнула она гневно. Старейшие всмотрелись. Арона указала на последнее слово.
— Я сама это писала и на каждом свитке добавляла:
«Я знаю это, потому что делала своими руками и видела собственными глазами». Но посмотрите! Теперь здесь написано: «Это смесь полной чепухи».
Эгил торопливо прикрыл рот рукой, но волосы на его верхней губе дрожали.
— Эгил, это уже не шутка! — с обидой закричала Арона. — Ты изменил запись!
— Откуда ты знаешь, что это сделал я, а не твоя хозяйка? Она выразила свое мнение о твоем свитке, — невинно сказал он.
— Какие еще записи ты изменил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Помощница, — смутилась Арона и начала торговаться за пергамент. Потом спросила у женщины-торговки:
— Госпожа, расскажи мне об обычаях твоей земли. —И очень скоро, так как у нее болело сердце и она была в отчаянии, она уже расспрашивала незнакомку, как ей обращаться с Эгилом. Все остальные собрались вокруг и давали ей советы.
— Не позволяй ему приставать к тебе, — убеждала торговка, но как это сделать, не объяснила.
— Если у тебя есть родственники, попроси их выбить из него дурь, — посоветовал бородатый. Неплохая мысль! Жаль, что она не родственница драчливой Леннис.
Кстати, Аста, дочь Леннис, должна все знать об обращении с хулиганами. Арона осмотрелась, но не увидела Асту. Где же она? Конечно, дочь мельничихи не ее подруга. Ну, наверно, где-то в караване, разговаривает с торговцами. Она это любит.
Арона, глубоко задумавшись, вела мула назад по тропе. Все яснее и яснее становилось, что Эгил делает себя он-хозяйкой Дома Записей. И не сторонится хулиганства, если это приводит его к цели. Торговка и он-люди говорят, что так обычно и поступают за пределами деревни, но это не обязательно. Арона вернула мула госпоже Дарран, поблагодарив ее и дав небольшой подарок, и, по-прежнему задумавшись, вернулась к себе в кухню. Госпожа Марис, очевидно, спит в своей комнате, а Эгил сидит у нее. Арона облегченно развесила свои покупки и собралась убрать пергамент. Но, не выйдя еще из кухни, услышала голос Эгила:
— Умри! Умри, бесполезная старуха, и уйди с моего пути!
С величайшим усилием Арона сдержала гневный крик и прикрыла дверь. Схватив плащ, она побежала к Дому Исцеления. Тут она остановилась, перевела дыхание и привела себя в порядок.
— Моей хозяйке хуже, — сообщила она госпоже Флори всего лишь слегка возбужденным голосом. — Я думаю, может кто-то, бог или женщина, сглазили ее. — Когда госпожа Флори надела плащ и принялась звать помощницу, Арона добавила: — У меня теперь достаточно пергамента, чтобы записать рецепты для тебя и твоей помощницы.
— Достаточно будет накормить ученицу, — сухо ответила целительница, потому что Ханна, дочь Элизабет, была в том возрасте, когда вечно хочется есть.
Арона покачала головой.
— Ей придется из-за этого драться с Эгилом. —Теперь она полностью владела собой. «Это мне придется бороться с Эгилом за Дом Записей, — подумала она, — а он дерется нечестно. Джонкара, помоги мне! Я не знаю, как драться с тем, кто так подло поступает».
Госпожа Марис умерла, когда первые весенние птицы начали выбирать места для гнездовья, когда женщины говорят о пахоте, через месяц после исчезновения Асты, дочери Леннис, со всеми товарами ее матери. Это происшествие вызвало в деревне большой скандал.
— Легочная лихорадка, — подтвердила свой диагноз госпожа Флори, как и при первом посещении. — Ее убила зима, а не богиня. — Она искоса посмотрела на дом волшебницы и сделала знак «убереги меня от фальконера», как будто это госпожа волшебница желала зла госпоже Марис.
— Я уверен, ты сделала все, что могла, — печально произнес Эгил целительнице. Арона вытерла глаза и сердито посмотрела на него. Как он смеет делать вид, что горюет о Марис, когда желал ей зла? Вся деревня принесла еду и дары на прощание с хранительницей. Все обязанности гостеприимства выпали на долю Ароны. Она не пыталась заставить Эгила принимать в этом участие: чем меньше у него общего с Домом Записей, тем лучше.
— Арона! — Теперь он обращался с ней, как мать с мечтательной дочерью. — Принеси еще эля!
— Иди принеси сам! — возмутилась она.
Он покачал головой и что-то сказал гостьям. Арона уловила слова «потеряла рассудок». Наконец с мученическим видом Эгил принес кувшин. Гостья повернулась к Ароне.
— А кто теперь будет главным в Доме Записей? —спросила она.
Арона вздернула голову. Отдать дом Эгилу — это невыносимо! Но драться с ним за него тоже немыслимо.
— Это решат старейшие, тетя Олвит, — вздохнула она.
Пасечница покачала головой.
— Еще одна ссора в деревне, — печально проговорила она.
Глава одиннадцатая. Судный день
Старейшие деревни Риверэдж собрались в зале. Среди них была Несогласная, так как дело касалось чужаков. Среди них, но не с ними: старейшие сидели немного в стороне от волшебницы и беспокойно посматривали на нее, как смотрели на чужаков, когда они появились впервые. Перед ними на удалении друг от друга сидели Эгил и Арона. Взгляд, который бросил Эгил на Арону при входе, обещал как следует отомстить ей, когда представится возможность.
Арона говорила первой.
— Я стала помощницей Марис, дочери Гайды, теперь покойной, чтобы занять ее место. Я верно служила ей с самого детства. Когда появились чужаки, а сама госпожа Марис была занята со старейшими, она попросила Эгила, дочь Элизабет, помогать мне, потому что работы было слишком много для одной женщины. Потом госпожа заболела, и мы оба должны были за ней ухаживать. Но теперь это время прошло. — И закончила она вежливо: — Благодарю тебя за помощь, Эгил.
Эгил снисходительно усмехнулся.
— По записям видно, что ты была слишком занята, — заметил он. — В них столько ошибок и исправлений. — Он кивнул старейшим. — Не волнуйтесь. Я поправил все и больше не допущу неточности. Но почему, — обратился он к Ароне, — мы не можем жить и работать вместе, как предполагала наша хозяйка?
Арона с дрожью перевела дыхание.
— Если ты будешь помогать мне в работах по дому ив других делах Дома Записей, я буду рада иметь тебя своим учеником и помощником, — объяснила она свою позицию. — Старейшие матери, он делает только то, что ему нравится, и пытается не давать мне работать. Он признался мне, что если мы будем работать вместе, он будет старшим. Эгил преследует меня своими приставаниями и оскорблениями. И часто так поступал за спиной хозяйки, когда она была жива.
Она взглянула на Несогласную.
— В одном случае он вел себя, как зверь в течке, но госпожа волшебница сказала, что это недоразумение и он считал, что, по их обычаям, действует правильно. Госпожа волшебница, ты понимаешь их обычаи. Если он станет моим помощником, он опять будет поступать так же?
Эгил поднял руку.
— Это нечестно!
Женщины повернулись к нему, и Несогласная кивнула.
— Я с самого начала дал клятву любить Арону, заботиться о ней и обращаться с ней мягко. Это правда, я хочу ее, как мужчина хочет женщину, но только если она не одна из тех, — в голосе его прозвучало отвращение, — кто думает, что все мужчины животные и то, чем занимаются мужчины и женщины много поколений, лишь болезненное испытание, которое следует перетерпеть. Впрочем, я не виню ее в этом, — масляным голосом добавил он, — потому что так заставили ее считать фальконеры. Но я не буду относиться к ней, как животное.
— Тогда почему ты приставал ко мне? — возразила Арона. — Приказывал мне, как мать приказывает маленькой дочери? Госпожа Флори слышала это, и госпожа Олвис, и многие другие. Почему распускал свои руки и не давал мне заниматься делами? Забрал мои таблички и держал их запертыми? — Кратко она описала этот случай. — Госпожа волшебница, — попросила она, — ты понимаешь их обычаи? Такое поведение тоже для них обычно?
Несогласная подняла руку, требуя тишины.
— На твой первый вопрос. Если вы станете партнерами, он будет считать, что имеет право, как ты говоришь, быть животным в течке и поступит так, как захочет он, а не ты. Таков их обычай, и он будет стоять за него и считать это своим правом. Он также ожидает, как ты сказала, что будет старшим среди вас двоих. Он сочтет себя хранителем записей, а тебя — своей помощницей и примет все меры для того, чтобы так и было. Все эти приставания, о которых ты рассказала, имеют одну цель: ты должна поступать так, как он хочет.
Арона была поражена. Так вот оно что! Она об этом не подумала. Волшебница продолжала:
— Ты примешь такие условия?
— Конечно, нет!
Теперь она понимает, что нужно Эгилу.
— Ты можешь согласиться со мной, — предложил он. — Разве ты сомневаешься в том, что я буду любить тебя, уважать и заботиться о тебе?
— Только если я буду с тобой согласна. А если я не соглашусь? Старейшие, — категорично проговорила Арона, — мы не можем вместе быть хранительницами записей. Он признает это сам. Если только, — ей в голову пришла неожиданная мысль, — он будет записывать предания и дела своего народа, а я нашего, а те, что являются общими, мы будем записывать вместе.
Старейшие посовещались. Старейшая мать Раула, дочь Милены, высказала их мнение:
— Если вы не можете жить вместе, почему мы должны тебя предпочесть Эгил, дочери Элизабет? Судя по всему, Эгил будет лучшей хранительницей, более усердной, аккуратной, она делает меньше ошибок, как ты сама признала, и она старше тебя.
— Более усердной! — взорвалась Арона. — Почтенные старейшие, он запирался в комнате записей, записывая Джонкара знает что, в то время как моя хозяйка лежала больная, а я должна была заботиться о ней. Он сам никогда не предлагал мне помочь! Я вынуждена была выгнать его из комнаты записей и отправить ухаживать за больной… — она огляделась и сказала со слезами на глазах: — Но он желал ей не добра, а зла. Я слышала это собственными ушами. Я зашла незаметно и услышала, как он говорил: «Умри! Умри, бесполезная старуха, и не стой у меня на пути!»
Старейшие ахнули и снова принялись совещаться. Госпожа Флори сердито посмотрела на Эгила. Только Арона и волшебница заметили, что Эгил нисколько не смутился.
Он вздохнул.
— Мне следовало молиться о чудотворном исцелении, а не о милосердной смерти, — согласился он, повесив голову. — Моя бабушка, — голос его дрожал, — умерла после долгой болезни, она измучилась от боли, и я не мог переносить ее страдания и молился богам, чтобы они пожалели ее. Моего верного пса Беллера, — на этот раз в его голове слышалось искреннее горе, — искалечил кабан, когда я был еще мальчиком. Я не мог ему помочь, и мне пришлось избавить его от страданий, и я часто думал впоследствии, что люди по отношению к собакам более милосердны, чем боги к людям. Вот и все.
«Какая актриса!» — возмущенно подумала Арона. Волшебница посмотрела на нее, в ее взгляде было понимание и согласие. А у старейших даже слезы показались на глазах, они согласно закивали. Одна из них укоризненно посмотрела на Арону.
Несогласная подняла руку.
— Мне кажется, — спокойно заключила она, — вопрос в том, кто станет лучшей хранительницей.
Арона тоже подняла руку.
— Эгил, он-дочь Элизабет, чужой у нас, он не знает наших преданий и обычаев. Он часто говорил мне, что хочет переписать свитки, чтобы они соответствовали его взглядам и обычаям. А его собственная мать сказала мне, что их обычаи такие же, как у Хуаны, дочери Гунтира. Я предлагаю осмотреть записи, которые мы сделали отдельно, и вы увидите, что именно он записывает. Я отдам вам все свои записи для проверки, даже те, что я делала ребенком.
— Согласны, — сразу же откликнулась госпожа Флори. — Те из нас, кто умеет читать, пойдут вместе со мной в Дом Записей. — И потом, к явному отчаянию большинства старейших, добавила: — Госпожа волшебница, не присоединишься ли к нам? Ты умеешь читать и знаешь женщин.
— С радостью, — согласилась Несогласная, закутываясь в плащ.
Проверка оказалась долгой и утомительной. Несколько свитков Эгила были посвящены его народу, и Арона снова подумала, почему бы не сделать его хранительницей своих преданий, а деревенские дела оставить ей? Она снова высказала эту мысль.
Потом старейшая мать Раула спросила:
— А где запись об исчезновении Асты, дочери Леннис, вместе с товарами ее матери?
Арона глотнула и вынуждена была признаться, к собственному ужасу, что во время болезни хозяйки она была очень занята и предоставила все записи Эгилу. Она не подумала, что нужно сделать запись об этом скандале самой. Она забыла об этом! Внутренности ее сжались, голова снова начала болеть.
Госпожа Флори развернула один из свитков Эгила.
— Похоже, это то предание, что ты нам рассказывала в пещере, но написанное от лица Тсенгана Безумца, —заметила она.
Арона вытерла глаза и кивнула.
— Он часто говорил, что предание нужно рассказывать по-другому. — Она дала старейшим подумать над этим, потом отвела их наверх.
Большинство свитков самой Ароны было сделано ею в детстве. Взяв один из них, она взглянула на последнюю строку.
— Но ее изменили! — воскликнула она гневно. Старейшие всмотрелись. Арона указала на последнее слово.
— Я сама это писала и на каждом свитке добавляла:
«Я знаю это, потому что делала своими руками и видела собственными глазами». Но посмотрите! Теперь здесь написано: «Это смесь полной чепухи».
Эгил торопливо прикрыл рот рукой, но волосы на его верхней губе дрожали.
— Эгил, это уже не шутка! — с обидой закричала Арона. — Ты изменил запись!
— Откуда ты знаешь, что это сделал я, а не твоя хозяйка? Она выразила свое мнение о твоем свитке, — невинно сказал он.
— Какие еще записи ты изменил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23