Это, по мнению леди Виридины, тоже относилось к разряду сплетен. Такие вещи не касаются никого, кроме заинтересованных сторон.
Короче, вся беседа состояла в том, что леди Виридина подробно разбирала наряды, а служанки ей поддакивали.
Рена только слушала, и то вполуха. Нет, обычно она любила поговорить о платьях — хотя кататься верхом с Лоррином ей нравилось больше, — но сегодня ей не хотелось слушать о том, как замечательно выглядели прочие дамы.
Это лишний раз напоминало ей, как убого смотрелась она сама. До вчерашнего вечера Рена думала, что у нее просто не осталось гордости, которая могла бы пострадать, но, увы, это было не так. Смотреть в зеркало и видеть посмешище оказалось очень болезненно. Рена страдала до сих пор.
«Что бы такое сделать с этим жутким платьем? — думала она. — Не хочу больше его видеть!» Но Виридина, казалось, не замечала молчания дочери.
Оно и к лучшему. Посреди длинного рассуждения о шлейфах и оборках Рене вдруг пришло в голову, что мать кажется рассеянной, как будто бы ее грызет какая-то тяжкая забота и она пытается скрыть это пустой болтовней.
«Из-за Лоррина беспокоится, наверно. Не из-за меня же, в самом деле!» Казалось, прошло полдня, прежде чем леди Виридина наконец отпустила дочь и Рена смогла вернуться в сад, к своим книгам. Для начала девушка призвала к себе двух птиц и принялась составлять заклятие, заставляющее птиц отлетать в сторону, когда им захочется облегчиться. Чрезвычайно полезная вещь!
Поначалу она наложила заклятие только на одну из птиц — девушка боялась причинить им вред, если что-нибудь получится не так. Но когда оказалось, что все в порядке, Рена наложила это заклятие на всех птиц, живущих в саду. Теперь она сможет забавляться с ними сколько угодно, не беспокоясь о своих туалетах!
Одна из самых красивых пташек, особенно кроткое создание с ярко-алыми перышками и крючковатым клювом, очень любила сидеть на плече у Рены. Пичуга готова была часами тереться головой о шею девушки. Но Рене приходилось сгонять птицу, потому что Визирь постоянно пачкал ей платье и девушке приходилось бежать к себе переодеваться, пока отец и мать ничего не заметили. Иногда ей приходилось менять платье по три раза на дню! Так что в тот день оба остались очень довольны: Рена сидела в саду и спокойно читала, а Визирь мог сколько угодно ласкаться к ней. Девушка обнаружила, что гладить его можно до бесконечности: ему не надоедало. Визирь оказался превосходным успокоительным, и остаток дня Рена провела в веселом настроении.
Однако утром девушка снова проснулась в тревоге: ей приснился лорд Тилар, грозящий дочери страшными карами за то, что она не сумела найти себе мужа.
Но страхи снова оказались беспричинными: за весь день так и не случилось ничего из ряда вон выходящего.
Как и на следующий день, и через день. Самое главное, лорд Тилар не говорил ничего неодобрительного! Рена потихоньку начала успокаиваться. Одновременно она пыталась разгадать, чем же так занят ее отец. Видимо, политические интриги, в которые отец впутался на балу, требовали столько внимания, что он забыл о своем первоначальном намерении: устроить выгодный брак для дочери. Это было на него похоже. Все, что имело отношение к дочери и ее будущему (или отсутствию такового) стояло для лорда Тилара на десятом месте по сравнению с его личными амбициями. И в данный момент это Рену вполне устраивало.
Чем больше отец занят собой, тем меньше он будет думать о ней.
Робкое счастье Рены омрачалось только тем, что Лоррин до сих пор не оправился от болезни и так ни разу и не заглянул к ней. Обычно он обязательно забегал к ней в сад хотя бы раз в день, а иногда и чаще, если хотел взять ее с собой на прогулку. Рабыни говорили ей, что он так и не выходил из своих комнат с самого праздника. Впрочем, ничто не указывало на то, что его болезнь серьезнее, чем казалось: видимо, он просто выложился сильнее, чем думали поначалу.
Рена, конечно, ужасно беспокоилась бы из-за брата, если бы думала, что он серьезно болен. А так она просто скучала по нему — не только потому, что искренне любила брата, но еще и потому, что девушке было не с кем побеседовать. С рабынями как следует не поговоришь, а Лоррин был единственным, кто не обращался с ней так, будто у нее ума не больше, чем у ребенка. Если не считать Мире.
Даже мать разговаривала с Реной так, будто всегда была так же рассеянна и озабочена, как в последние несколько дней.
И все же странно, что Лоррин так долго болеет. Прежде приступы головной боли проходили у него на следующий день. Бродя по саду, Рена с тревогой посматривала в сторону окон брата. Что он с собой сделал? Быть может, мать именно поэтому так волнуется и скрывает свою озабоченность притворной веселостью?
На третий день Рена легла спать в тревоге. Она несколько раз посылала к Лоррину узнать, что с ним, но брат каждый раз просил передать, что он просто немного болен и со временем — все будет в порядке. Со временем? Сколько же времени это должно занять? Девушка так беспокоилась о брате, что даже забыла о собственных горестях.
Но на утро четвертого дня ее спокойствию пришел конец. Прибыло послание от лорда Тилара.
Его доставили вместе с завтраком. Под тарелку была засунута аккуратно сложенная записка, написанная изящным, безупречным почерком. Лорд Тилар никогда ничего не сообщал лично, если этого можно было избежать. Девушка взяла записку и развернула ее, готовясь к худшему.
«Тебе надлежит явиться в будуар леди Виридины в час Небесного Жаворонка, дабы обсудить довольно важное дело». Всего-то навсего; но этого хватило, чтобы призрачное спокойствие Рены вмиг улетучилось.
Девушка уставилась на записку. Рука ее слегка дрожала. Рена аккуратно опустила записку на стол. Есть сразу расхотелось. Обсудить? Это вряд ли. Доказательством тому — записка, написанная собственноручно отцом и снабженная оттиском его личной печати. Нет, лорд Тилар желает ей что-то приказать. А матери, которая подчиняется его воле так же покорно, как любая из рабынь, поручено передать Рене его приказ. А это означает, что приказ будет неприятный. Лорд Тилар всегда поручал разбираться с неприятными семейными делами жене. Он полагал, что поддерживать мир в семье — ее обязанность, даже если этот мир нарушают именно его собственные распоряжения.
У Рены противно засосало под ложечкой. Что же это за «довольно важное дело» такое? Быть может, он наконец заметил, что Рене не удалось найти себе поклонников?
Может быть, кто-то из его вассалов доложил, что она провела куда больше времени с ручными животными, чем с поклонниками? С отца станется приставить кого-то шпионить за ней или расспросить своих вассалов о ее поведении.
В сердце девушки темным, зловещим цветком распустился беспричинный страх. Как же он поступит? Наймет новых учителей, которые должны сделать из нее что-то более приятное, или…
И Рене вспомнился один из кошмаров первой ночи после бала. Ее страх был не таким уж беспричинным…
Он может приказать — быть может, уже приказал! — сделать с ней кое-что гораздо худшее… Рена даже не думала о такой возможности, пока собственные кошмары не напомнили ей об этом.
Если отец будет недоволен ею и решит, что она не способна перемениться по доброй воле, у него есть выход.
Выход этот ужасен, но отец достаточно жесток, чтобы к нему прибегнуть. Если только найдется достаточно могущественный маг, который согласится это сделать. Рена не думала о такой возможности лишь потому, что не верила, что отец пойдет на подобные расходы ради нее. Но если он очень разозлится, мысль о расходах отступит на второй план перед тем, что его непослушная дочь не выполнила его волю…
«Он может меня переделать.» О переделанных девушках в будуарах говорили не иначе как шепотом. Никто из знакомых Рены никогда не встречался с переделанными, но у каждой была кузина или подруга, которая знавала такую девушку лично. Если девушка не устраивает своего отца — или, реже, если жена не устраивает мужа, — муж уговорит отца женщины согласиться на переделку. В конце концов, в былые времена великие эльфийские маги создали единорогов из обычных лесных зверей. Да и сама Рена превращала обычных серых воробушков и голубей в очаровательных сказочных птиц.
Вот и девушку можно переделать', сделать ее красивее, грациознее… Это немногим труднее, чем создать единорога.
«Особенно если маг не слишком заботится о том, что будет с девушкой. Лишь бы со стороны не было заметно!» Девушке ведь не придется скакать верхом и участвовать в битвах! Так что не страшно, если она станет чересчур хрупкой, чересчур болезненной. Главное — чтобы смогла родить наследника. А когда родится наследник, можно будет найти другую жену — или вовсе обойтись без жены, как получится.
Рассказывали, что девушку куда-то забирают, а возвращается она не просто хорошенькой, а красавицей, живым произведением искусства. Она попросту не способна сделать неуклюжее движение, взять неверную ноту, нарушить этикет. Она всегда изящна и грациозна. Она никогда не выходит из себя, не плачет, не жалуется, всегда безмятежно улыбается, где бы она ни была — в обществе или наедине с мужем, с подругами или с рабынями. Она быстро и послушно выполняет любое желание отца или мужа. Она становится идеальной женой, Настоящей Леди, безупречной во всех отношениях.
Но вся беда в том, что переделка действует не только на тело, но и на душу. Переделанные девушки — по крайней мере, так говорят — лишаются некой искорки. У них нет никаких стремлений, никаких интересов за пределами своего будуара. И они не способны создавать что-то свое.
Если дать им готовую пьесу или узор для шитья, они сыграют по нотам или вышьют по узору с механической точностью. Но они не способны придумать собственный узор или сложить свою песню, даже если до переделки они были замечательными художницами или музыкантами.
И это еще не все. Им доставляют удовольствие только самые простые вещи. Переделанные теряют интерес ко всему, что требует хоть малейших умственных усилий.
Они обычно перестают читать или писать, заботиться о хозяйстве предоставляют женам вассалов, все дела, хоть отдаленно связанные с творчеством, возлагают на плечи рабынь и не покидают будуара иначе, как по настоянию мужа. Жизнь их вертится вокруг трех вещей: одеваться покрасивее, нравиться мужу и рожать детей. Они одержимы платьями и украшениями, переодеваются пять раз на дню, готовы броситься в пропасть, лишь бы угодить мужу, и стремятся поскорее нарожать как можно больше детей.
Короче, они так же послушны и удобны, как человеческие наложницы. Не случайно, наверное, когда девушку переделывают, маг заботится о том, чтобы изменить не только ее тело, но и душу. Зачем сохранять недовольство, ненужные стремления, неудобные интересы, если с помощью магии можно стереть все это без следа? Можно создать такую дочь или жену, какая тебя устраивает-.
«Как удобно для мужчин!» В том кошмаре Рене привиделось, что ее переделывают. Проснувшись, она постаралась поскорее забыть эту боль и ужас, это ощущение, что твой разум, твое «я» тает, исчезает, утекает прочь. Теперь кошмар вернулся к ней с удвоенной силой. Как будто то был не сон, а предчувствие.
Руки у Рены похолодели, и сердце застыло от ледяного ужаса.
Она пыталась бороться со страхом. Да нет, конечно, лорд Тилар ни за что не станет ее переделывать! Это ведь очень сложно и очень дорого. Маг не только возьмет высокую плату, но еще и после потребует с «заказчика» ответных услуг. За переделку берутся только самые могущественные маги, а чем могущественнее маг, тем большей властью и авторитетом он уже обладает. Вряд ли лорд Тилар способен предложить кому-то из высших лордов нечто такое, ради чего тот согласится помочь ему с этим делом.
Но тело Рены не желало внимать этим рассуждениям.
Сердце отчаянно, испуганно колотилось. Горло сдавило так, что девушка даже не могла сглотнуть. Лицо застыло деревянной маской, во рту пересохло…
Часто дыша, точно загнанный кролик, девушка снова протянула руку к записке. Она перечитала записку, ища хоть намека на то, о чем пойдет речь, но так ничего и не обнаружила. Но, с другой стороны, в записке не говорилось и о том, что отец собирается ее переделать. А ведь если бы это было так, он уж, наверно, как-нибудь да проговорился бы! Наверно, он приказал бы отослать рабынь или ничего не говорить Лоррину… Да и потом, если бы он собирался переделать Рену, зачем посылать ее к матери, чтобы та предупредила об этом? Он мог бы просто прислать пару крепких стражников, которые забрали бы ее без всякого предупреждения! Ведь если она узнает об этом заранее, не миновать ему скандала!
Должно быть, это что-то попроще, лихорадочно убеждала себя Рена. Обычная взбучка за то, что она не соответствует нормам, которые установил для нее отец, не выполняет его приказы…
Постепенно дыхание девушки выровнялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Короче, вся беседа состояла в том, что леди Виридина подробно разбирала наряды, а служанки ей поддакивали.
Рена только слушала, и то вполуха. Нет, обычно она любила поговорить о платьях — хотя кататься верхом с Лоррином ей нравилось больше, — но сегодня ей не хотелось слушать о том, как замечательно выглядели прочие дамы.
Это лишний раз напоминало ей, как убого смотрелась она сама. До вчерашнего вечера Рена думала, что у нее просто не осталось гордости, которая могла бы пострадать, но, увы, это было не так. Смотреть в зеркало и видеть посмешище оказалось очень болезненно. Рена страдала до сих пор.
«Что бы такое сделать с этим жутким платьем? — думала она. — Не хочу больше его видеть!» Но Виридина, казалось, не замечала молчания дочери.
Оно и к лучшему. Посреди длинного рассуждения о шлейфах и оборках Рене вдруг пришло в голову, что мать кажется рассеянной, как будто бы ее грызет какая-то тяжкая забота и она пытается скрыть это пустой болтовней.
«Из-за Лоррина беспокоится, наверно. Не из-за меня же, в самом деле!» Казалось, прошло полдня, прежде чем леди Виридина наконец отпустила дочь и Рена смогла вернуться в сад, к своим книгам. Для начала девушка призвала к себе двух птиц и принялась составлять заклятие, заставляющее птиц отлетать в сторону, когда им захочется облегчиться. Чрезвычайно полезная вещь!
Поначалу она наложила заклятие только на одну из птиц — девушка боялась причинить им вред, если что-нибудь получится не так. Но когда оказалось, что все в порядке, Рена наложила это заклятие на всех птиц, живущих в саду. Теперь она сможет забавляться с ними сколько угодно, не беспокоясь о своих туалетах!
Одна из самых красивых пташек, особенно кроткое создание с ярко-алыми перышками и крючковатым клювом, очень любила сидеть на плече у Рены. Пичуга готова была часами тереться головой о шею девушки. Но Рене приходилось сгонять птицу, потому что Визирь постоянно пачкал ей платье и девушке приходилось бежать к себе переодеваться, пока отец и мать ничего не заметили. Иногда ей приходилось менять платье по три раза на дню! Так что в тот день оба остались очень довольны: Рена сидела в саду и спокойно читала, а Визирь мог сколько угодно ласкаться к ней. Девушка обнаружила, что гладить его можно до бесконечности: ему не надоедало. Визирь оказался превосходным успокоительным, и остаток дня Рена провела в веселом настроении.
Однако утром девушка снова проснулась в тревоге: ей приснился лорд Тилар, грозящий дочери страшными карами за то, что она не сумела найти себе мужа.
Но страхи снова оказались беспричинными: за весь день так и не случилось ничего из ряда вон выходящего.
Как и на следующий день, и через день. Самое главное, лорд Тилар не говорил ничего неодобрительного! Рена потихоньку начала успокаиваться. Одновременно она пыталась разгадать, чем же так занят ее отец. Видимо, политические интриги, в которые отец впутался на балу, требовали столько внимания, что он забыл о своем первоначальном намерении: устроить выгодный брак для дочери. Это было на него похоже. Все, что имело отношение к дочери и ее будущему (или отсутствию такового) стояло для лорда Тилара на десятом месте по сравнению с его личными амбициями. И в данный момент это Рену вполне устраивало.
Чем больше отец занят собой, тем меньше он будет думать о ней.
Робкое счастье Рены омрачалось только тем, что Лоррин до сих пор не оправился от болезни и так ни разу и не заглянул к ней. Обычно он обязательно забегал к ней в сад хотя бы раз в день, а иногда и чаще, если хотел взять ее с собой на прогулку. Рабыни говорили ей, что он так и не выходил из своих комнат с самого праздника. Впрочем, ничто не указывало на то, что его болезнь серьезнее, чем казалось: видимо, он просто выложился сильнее, чем думали поначалу.
Рена, конечно, ужасно беспокоилась бы из-за брата, если бы думала, что он серьезно болен. А так она просто скучала по нему — не только потому, что искренне любила брата, но еще и потому, что девушке было не с кем побеседовать. С рабынями как следует не поговоришь, а Лоррин был единственным, кто не обращался с ней так, будто у нее ума не больше, чем у ребенка. Если не считать Мире.
Даже мать разговаривала с Реной так, будто всегда была так же рассеянна и озабочена, как в последние несколько дней.
И все же странно, что Лоррин так долго болеет. Прежде приступы головной боли проходили у него на следующий день. Бродя по саду, Рена с тревогой посматривала в сторону окон брата. Что он с собой сделал? Быть может, мать именно поэтому так волнуется и скрывает свою озабоченность притворной веселостью?
На третий день Рена легла спать в тревоге. Она несколько раз посылала к Лоррину узнать, что с ним, но брат каждый раз просил передать, что он просто немного болен и со временем — все будет в порядке. Со временем? Сколько же времени это должно занять? Девушка так беспокоилась о брате, что даже забыла о собственных горестях.
Но на утро четвертого дня ее спокойствию пришел конец. Прибыло послание от лорда Тилара.
Его доставили вместе с завтраком. Под тарелку была засунута аккуратно сложенная записка, написанная изящным, безупречным почерком. Лорд Тилар никогда ничего не сообщал лично, если этого можно было избежать. Девушка взяла записку и развернула ее, готовясь к худшему.
«Тебе надлежит явиться в будуар леди Виридины в час Небесного Жаворонка, дабы обсудить довольно важное дело». Всего-то навсего; но этого хватило, чтобы призрачное спокойствие Рены вмиг улетучилось.
Девушка уставилась на записку. Рука ее слегка дрожала. Рена аккуратно опустила записку на стол. Есть сразу расхотелось. Обсудить? Это вряд ли. Доказательством тому — записка, написанная собственноручно отцом и снабженная оттиском его личной печати. Нет, лорд Тилар желает ей что-то приказать. А матери, которая подчиняется его воле так же покорно, как любая из рабынь, поручено передать Рене его приказ. А это означает, что приказ будет неприятный. Лорд Тилар всегда поручал разбираться с неприятными семейными делами жене. Он полагал, что поддерживать мир в семье — ее обязанность, даже если этот мир нарушают именно его собственные распоряжения.
У Рены противно засосало под ложечкой. Что же это за «довольно важное дело» такое? Быть может, он наконец заметил, что Рене не удалось найти себе поклонников?
Может быть, кто-то из его вассалов доложил, что она провела куда больше времени с ручными животными, чем с поклонниками? С отца станется приставить кого-то шпионить за ней или расспросить своих вассалов о ее поведении.
В сердце девушки темным, зловещим цветком распустился беспричинный страх. Как же он поступит? Наймет новых учителей, которые должны сделать из нее что-то более приятное, или…
И Рене вспомнился один из кошмаров первой ночи после бала. Ее страх был не таким уж беспричинным…
Он может приказать — быть может, уже приказал! — сделать с ней кое-что гораздо худшее… Рена даже не думала о такой возможности, пока собственные кошмары не напомнили ей об этом.
Если отец будет недоволен ею и решит, что она не способна перемениться по доброй воле, у него есть выход.
Выход этот ужасен, но отец достаточно жесток, чтобы к нему прибегнуть. Если только найдется достаточно могущественный маг, который согласится это сделать. Рена не думала о такой возможности лишь потому, что не верила, что отец пойдет на подобные расходы ради нее. Но если он очень разозлится, мысль о расходах отступит на второй план перед тем, что его непослушная дочь не выполнила его волю…
«Он может меня переделать.» О переделанных девушках в будуарах говорили не иначе как шепотом. Никто из знакомых Рены никогда не встречался с переделанными, но у каждой была кузина или подруга, которая знавала такую девушку лично. Если девушка не устраивает своего отца — или, реже, если жена не устраивает мужа, — муж уговорит отца женщины согласиться на переделку. В конце концов, в былые времена великие эльфийские маги создали единорогов из обычных лесных зверей. Да и сама Рена превращала обычных серых воробушков и голубей в очаровательных сказочных птиц.
Вот и девушку можно переделать', сделать ее красивее, грациознее… Это немногим труднее, чем создать единорога.
«Особенно если маг не слишком заботится о том, что будет с девушкой. Лишь бы со стороны не было заметно!» Девушке ведь не придется скакать верхом и участвовать в битвах! Так что не страшно, если она станет чересчур хрупкой, чересчур болезненной. Главное — чтобы смогла родить наследника. А когда родится наследник, можно будет найти другую жену — или вовсе обойтись без жены, как получится.
Рассказывали, что девушку куда-то забирают, а возвращается она не просто хорошенькой, а красавицей, живым произведением искусства. Она попросту не способна сделать неуклюжее движение, взять неверную ноту, нарушить этикет. Она всегда изящна и грациозна. Она никогда не выходит из себя, не плачет, не жалуется, всегда безмятежно улыбается, где бы она ни была — в обществе или наедине с мужем, с подругами или с рабынями. Она быстро и послушно выполняет любое желание отца или мужа. Она становится идеальной женой, Настоящей Леди, безупречной во всех отношениях.
Но вся беда в том, что переделка действует не только на тело, но и на душу. Переделанные девушки — по крайней мере, так говорят — лишаются некой искорки. У них нет никаких стремлений, никаких интересов за пределами своего будуара. И они не способны создавать что-то свое.
Если дать им готовую пьесу или узор для шитья, они сыграют по нотам или вышьют по узору с механической точностью. Но они не способны придумать собственный узор или сложить свою песню, даже если до переделки они были замечательными художницами или музыкантами.
И это еще не все. Им доставляют удовольствие только самые простые вещи. Переделанные теряют интерес ко всему, что требует хоть малейших умственных усилий.
Они обычно перестают читать или писать, заботиться о хозяйстве предоставляют женам вассалов, все дела, хоть отдаленно связанные с творчеством, возлагают на плечи рабынь и не покидают будуара иначе, как по настоянию мужа. Жизнь их вертится вокруг трех вещей: одеваться покрасивее, нравиться мужу и рожать детей. Они одержимы платьями и украшениями, переодеваются пять раз на дню, готовы броситься в пропасть, лишь бы угодить мужу, и стремятся поскорее нарожать как можно больше детей.
Короче, они так же послушны и удобны, как человеческие наложницы. Не случайно, наверное, когда девушку переделывают, маг заботится о том, чтобы изменить не только ее тело, но и душу. Зачем сохранять недовольство, ненужные стремления, неудобные интересы, если с помощью магии можно стереть все это без следа? Можно создать такую дочь или жену, какая тебя устраивает-.
«Как удобно для мужчин!» В том кошмаре Рене привиделось, что ее переделывают. Проснувшись, она постаралась поскорее забыть эту боль и ужас, это ощущение, что твой разум, твое «я» тает, исчезает, утекает прочь. Теперь кошмар вернулся к ней с удвоенной силой. Как будто то был не сон, а предчувствие.
Руки у Рены похолодели, и сердце застыло от ледяного ужаса.
Она пыталась бороться со страхом. Да нет, конечно, лорд Тилар ни за что не станет ее переделывать! Это ведь очень сложно и очень дорого. Маг не только возьмет высокую плату, но еще и после потребует с «заказчика» ответных услуг. За переделку берутся только самые могущественные маги, а чем могущественнее маг, тем большей властью и авторитетом он уже обладает. Вряд ли лорд Тилар способен предложить кому-то из высших лордов нечто такое, ради чего тот согласится помочь ему с этим делом.
Но тело Рены не желало внимать этим рассуждениям.
Сердце отчаянно, испуганно колотилось. Горло сдавило так, что девушка даже не могла сглотнуть. Лицо застыло деревянной маской, во рту пересохло…
Часто дыша, точно загнанный кролик, девушка снова протянула руку к записке. Она перечитала записку, ища хоть намека на то, о чем пойдет речь, но так ничего и не обнаружила. Но, с другой стороны, в записке не говорилось и о том, что отец собирается ее переделать. А ведь если бы это было так, он уж, наверно, как-нибудь да проговорился бы! Наверно, он приказал бы отослать рабынь или ничего не говорить Лоррину… Да и потом, если бы он собирался переделать Рену, зачем посылать ее к матери, чтобы та предупредила об этом? Он мог бы просто прислать пару крепких стражников, которые забрали бы ее без всякого предупреждения! Ведь если она узнает об этом заранее, не миновать ему скандала!
Должно быть, это что-то попроще, лихорадочно убеждала себя Рена. Обычная взбучка за то, что она не соответствует нормам, которые установил для нее отец, не выполняет его приказы…
Постепенно дыхание девушки выровнялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51