Махарт знала, что большинство этих девиц относится к ней с любопытством; внешне она старалась казаться любезной и не обращать внимания на оценивающие взгляды окружающих. Зута с готовностью принималась обсуждать каждую посетительницу, и эти откровения чем-то напоминали рассказы из книг: однако никогда раньше подобные истории не связывались в ее представлении с живыми людьми.
Ее гардероб увеличился вдвое; портнихи были заняты целыми днями, и Махарт приходилось проводить утомительные часы, стоя посереди комнаты, пока то одна, то другая подкалывала булавками или наметывала низ юбки. Хотя Зута настаивала на том, что нужно выбирать более богатые ткани и яркие цвета, девушка по-прежнему предпочитала те, в которых она ощущала себя удобнее, — легкие оттенки зеленого, розового или кремового. Кроме того, она категорически отказалась от богатой вышивки, золотых или серебряных кружев, меховых оторочек.
Разумеется, ей была известна причина всей этой суеты: Вазул объяснил все в то утро, когда явился к девушке вместе с телохранителем, который тащил перед собой довольно большой сундук. С видом фокусника, готовящегося поразить зрителей, Вазул откинул крышку. В сундуке оказались драгоценности, сиявшие ярче, чем лампы и свечи, причем золота и камней было так много, что они казались ненастоящими. Впрочем, Вазул быстро разуверил в этом Махарт: драгоценности — отнюдь не фальшивые и принадлежат не кому-то из членов семьи, а герцогскому Дому, причем их надевают в особых случаях.
О таком «особом случае» вскоре должны были объявить официально. Уже многие годы — точнее, со времен чумы — ни разу не устраивался придворный бал, на котором знать герцогства должна была представить ко двору своих сыновей и дочерей. Уттобрик считал подобное действо пустой тратой времени, поскольку каждое событие такого рода давало пищу разговорам на долгие недели; кроме того, он, не доверяя знати, опасался подобных шумных сборищ.
Однако на этот раз центром внимания должен был стать не герцог, а его дочь — поскольку леди Махарт вступила в возраст совершеннолетия, это событие следовало отметить балом.
Предстоящий праздник нисколько не радовал девушку. Все будут следить за ней, со скрытым злорадством ожидая любой ошибки, — а значит, она должна была, пусть и против воли, выучить свою роль наизусть, чтобы в нужный момент сыграть ее безукоризненно.
— … Высокородная госпожа Сайлана также будет присутствовать на балу, — в один из вечеров Зута знакомила ее с церемонией. — Она займет место на ступень ниже вашего трона. Первой войдет ваша милость, а она должна сделать перед вами реверанс, хотя и не такой глубокий, как прочие придворные дамы. Ее будут сопровождать три фрейлины; они сядут на нижней ступени, справа. Я — ваша первая дама, — если, конечно, на то будет ваше соизволение. — Зута сделала паузу; Махарт быстро кивнула. — Лучше всего будет, если вы пригласите леди Фамину из Дома Рэнавайс, который пока что открыто не выступил ни на стороне вашего отца, ни на стороне госпожи Сайланы, а также леди Джеверир из Круца: ее отец — один из вернейших сторонников герцога. С позволения вашей милости, обе они уже вызваны и сегодня будут ожидать встречи с вами. Вы помните леди Гонору? — Зута усмехнулась.
Махарт действительно помнила эту леди, причем воспоминание не относилось к числу приятных. Эта дама вплыла в ее покои несколько недель назад, ясно давая понять, что оказывает герцогской дочери великую честь своим визитом, лишь исполняя свой долг, и что та, по отношению к которой этот долг следует исполнить, по сути, не значит ничего.
— Леди Гонора — мать леди Джеверир. И, как говорят, дочь унаследовала многие черты ее характера.
Махарт усмехнулась.
— Благодарю за столь любезное предупреждение.
В назначенный час она встретилась со своими новыми фрейлинами. Девушки были слишком пышно разодеты; Махарт также отметила про себя, что леди Джеверир, в лице которой явно угадывались черты леди Гоноры, неодобрительно косится на ее платье. Леди Фамина, круглощекая толстушка со светлыми волосами, производила впечатление недалекой девушки; на ее лбу от волнения выступили бисеринки пота. Когда Фамина заговорила, то обнаружилось, что она чуть заикается.
Недолгое общение с придворными навело Махарт на следующие размышления — наверняка высокородная госпожа Сайлана явится в сопровождении дам, далеко превосходящих этих двоих по красоте. Однако она, по крайней мере, могла рассчитывать на Зуту: ее фрейлина и подруга была достаточно красива, чтобы привлечь к себе внимание — разумеется, если все глаза не будут устремлены на дочь герцога.
Церемония представления ко двору по обычаю состоялась перед последним вечерним колоколом, так что большой тронный зал был освещен не только целым лесом свечей в высоких шандалах, но и закатным светом, падавшим из небольших окон под потолком.
Махарт отказалась почти от трети украшений, которые ей навязывали, но даже теперь взгляд на себя в зеркало заставлял ее думать о какой-нибудь городской девчонке, нацепившей на себя все мамочкины украшения. Поверх ее кремового атласного платья была наброшена сетка из светлого золота с россыпью крупных бриллиантов, широкое ожерелье из тех же камней охватывало шею, почти полностью заполняя низкий вырез платья, а в волосах сверкала тиара, такая тяжелая, что Махарт приходилось держать голову прямо, чтобы драгоценный убор не свалился с нее. Единственное, что доставляло девушке истинное удовольствие, это новые духи. Она впервые открыла изящный флакончик в виде розового бутона, подарок герцога к дню рождения, и осталась ими вполне довольна.
Итак, Махарт направилась в зал, сопровождаемая отстававшей на два шага, как велел церемониал, Зутой, одетой в платье розового цвета, и двумя другими дамами, чьи наряды пестрели лентами и кружевами. Она вошла медленным, торжественным шагом: эту походку она вырабатывала долгими часами в собственной спальне; жестом позволила склонившемуся перед ней в глубоком поклоне канцлеру выпрямиться и подать ей руку. Опираясь на его руку, она и взошла по пяти ступеням на возвышение, где стоял герцогский трон. В этот час Махарт представляла правителя Кронена, и все собравшиеся обязаны были выказывать ей то же почтение, что и самому герцогу.
Второе кресло, на ступень ниже ее трона, пока что пустовало, но высокородная госпожа Сайлана уже шла к возвышению, а за ней по пятам следовала великолепная свита. Впрочем, в большинстве своем дамы и кавалеры, составлявшие эту свиту, быстро растворились в толпе, и госпожу к креслу сопровождали только три фрейлины, чьи платья были под стать их красоте.
Сайлана также нарядилась в атласное платье с драгоценной сеткой; однако она выбрала бледно-серый цвет, серебряную сетку, а ярко-красные рубины сверкали подобно глазам лесных зверей. Те же камни составили основу ожерелья, охватывавшего ее шею. Махарт заметила некоторую дряблость кожи на щеках и морщинки у губ и в уголках глаз, скрыть которые не могло ни одно чудодейственное косметическое средство.
Однако глаза эти сияли так же ярко, почти яростно, как и рубины; кроме того, госпожа Сайлана не склонила головы, убранной расшитыми драгоценными камнями лентами. Глядя прямо в лицо дочери герцога, с явной насмешкой на ярко-красных накрашенных губах, она присела в глубоком реверансе; за ней сделали реверанс и три ее фрейлины. Во всей этой сцене ощущался какой-то оскорбительный оттенок, — хотя формально приличия были соблюдены, Махарт безошибочно чувствовала это.
Вся церемония оказалась чудовищно утомительной. Двадцать девиц благородных кровей по очереди приближались, ведомые герольдами, к подножию трона; герольды называли их имена и имена тех домов, из которых они происходили. Девицы приседали в глубочайших почтительных реверансах, а Махарт пыталась изобразить на лице самую доброжелательную и приятную улыбку, про себя повторяя имена девиц. Она должна была запомнить их, дабы никто не был оскорблен или обделен вниманием.
Затем парад девиц закончился, и наступило время молодых кавалеров и наследников, о чем объявили герольды.
До сих пор Махарт старалась не обращать внимания на госпожу Сайлану; однако для нее не осталось незамеченным, как женщина шевельнулась в своем кресле, чуть подавшись вперед. И ничего удивительного в этом не было: первым, кто предстал перед троном Махарт, оказался Барбрик, ее сын. Высокий, он двигался как-то неуклюже, да и рот у него был вялый, с брезгливо оттопыренной нижней губой. Вряд ли какой-нибудь девице пришло бы в голову мечтать о таком прекрасном принце, к тому же о Барбрике в замке ходило множество слухов, которые Зута своевременно передавала Махарт, и ни один из них не принадлежал к разряду приличных. Что же до остальных, это были просто лица — одно или два довольно красивых, остальные показались Махарт, привыкшей к обществу Вазула и ее собственного отца, до смешного мальчишескими.
Наконец церемония закончилась; теперь ей следовало покинуть зал. Спускаясь с возвышения, девушка была озабочена исключительно тем, чтобы не запутаться в длинной тяжелой юбке. Достаточно споткнуться, и Сайлана с ее приспешницами получила бы несказанное удовольствие.
Вернувшись в свою комнату, Махарт уже с порога начала отдавать Джулте приказания — гораздо более резким тоном, чем обычно.
— Избавь меня от этого! — Она сама попыталась освободиться от тиары — голова болела невыносимо. Затем ей пришлось некоторое время простоять неподвижно, пока с нее снимали драгоценности и парадное платье. Здесь, в своей комнате, девушка снова ощутила освежающий запах роз; в тронной зале многообразие ароматов, часто противоречивших друг другу, просто оглушило ее.
Итак, она сделала то, что от нее хотели ее отец и Вазул, теперь можно попросить об одном одолжении — пригласить в замок госпожу Травницу? Во имя Звезды — Махарт смертельно устала и от этих стен, и от ограничений, которые накладывались на нее как на дочь герцога. Во имя Звезды… Прекрасно!
— Зута, — взволнованно проговорила она, — была ли ты когда-нибудь в Обители? Я знаю, они принимают тех, кто ищет ответа.
— Нет, ваша милость, никогда. Однако, — она одарила Махарт острым, проницательным взглядом, — должна сказать, что некоторые герцогини и высокородные дамы в прошлом совершали паломничество в Обитель.
— Значит, это возможно! — воскликнула девушка. Почему же эта мысль раньше не приходила ей в голову? — Я попрошу отца разрешения сделать это. Поскольку он собирается переложить на меня часть своих обязанностей, мне будет полезно познакомиться с тем человеком, который знает все обо всем, что происходит, — с настоятельницей Обители Звезды.
Вазул низко поклонился Уттобрику; его неизменный спутник, гибкий зверек с шелковистой черной шерстью, обвивал шею канцлера подобно второй цепи. После великолепного ритуала представления канцлер нашел своего герцога еще более лишенным присутствия духа.
— Ну, что? — резко бросил тот, едва канцлер успел выпрямиться. — Как все прошло? Девчонка выставила себя на посмешище, и теперь половина двора смеется за моей спиной?
Вазул позволил себе легкую улыбку:
— Ее милость, к сведению вашей светлости, превыше всех ожиданий и похвал. Все прошло так, словно она уже много лет проводит эту церемонию…
Герцог сдвинул брови.
— А твои глаза и уши при дворе — что доносят они? О чем говорят люди? Как отзываются о ней?
— Наилучшим образом, ваша светлость. Высокородная госпожа выглядела естественно и вела себя свободно, восседая на троне в роскошном церемониальном платье.
Герцог передвинул несколько бумаг, которые, казалось, сами собой накапливались вокруг него:
— А эта волчица — она пришла?
— Высокородная госпожа Сайлана также приветствовала вашу дочь с должным почтением, и среди отпрысков знатных родов первым был представлен Барбрик.
— Она выставила его напоказ, как племенного жеребца? Полагаю, у него не много сходства с его отцом, не так ли?
— Внешне — никакого; однако сложно судить об этом по одному представлению ко двору, ваша светлость. — Вазул погладил зверька. — Несомненно, он не производит впечатления предводителя отважных.
Герцог фыркнул:
— Если он может усидеть в седле и удержать в руке меч, она разнесет повсюду, что он — истинный сын своего героического отца! Что ж… — Герцог, порывшись в бумагах нашел одну и поднес к глазам. — Вижу, Нетопырь снова оказался полезен нам. Однако что же с ним случилось и почему его отчет прибыл так поздно? Да садись же: я уверен, это будет долгий рассказ!
Он жестом указал канцлеру на второе кресло.
Улыбка Вазула, и без того еле заметная, исчезла вовсе.
— Полагаю, ваша светлость, — медленно проговорил он, — где-то среди нас есть другой Нетопырь, носящий чужие цвета.
— Значит, его схватили?
— Это была неудачная попытка, ваша светлость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Ее гардероб увеличился вдвое; портнихи были заняты целыми днями, и Махарт приходилось проводить утомительные часы, стоя посереди комнаты, пока то одна, то другая подкалывала булавками или наметывала низ юбки. Хотя Зута настаивала на том, что нужно выбирать более богатые ткани и яркие цвета, девушка по-прежнему предпочитала те, в которых она ощущала себя удобнее, — легкие оттенки зеленого, розового или кремового. Кроме того, она категорически отказалась от богатой вышивки, золотых или серебряных кружев, меховых оторочек.
Разумеется, ей была известна причина всей этой суеты: Вазул объяснил все в то утро, когда явился к девушке вместе с телохранителем, который тащил перед собой довольно большой сундук. С видом фокусника, готовящегося поразить зрителей, Вазул откинул крышку. В сундуке оказались драгоценности, сиявшие ярче, чем лампы и свечи, причем золота и камней было так много, что они казались ненастоящими. Впрочем, Вазул быстро разуверил в этом Махарт: драгоценности — отнюдь не фальшивые и принадлежат не кому-то из членов семьи, а герцогскому Дому, причем их надевают в особых случаях.
О таком «особом случае» вскоре должны были объявить официально. Уже многие годы — точнее, со времен чумы — ни разу не устраивался придворный бал, на котором знать герцогства должна была представить ко двору своих сыновей и дочерей. Уттобрик считал подобное действо пустой тратой времени, поскольку каждое событие такого рода давало пищу разговорам на долгие недели; кроме того, он, не доверяя знати, опасался подобных шумных сборищ.
Однако на этот раз центром внимания должен был стать не герцог, а его дочь — поскольку леди Махарт вступила в возраст совершеннолетия, это событие следовало отметить балом.
Предстоящий праздник нисколько не радовал девушку. Все будут следить за ней, со скрытым злорадством ожидая любой ошибки, — а значит, она должна была, пусть и против воли, выучить свою роль наизусть, чтобы в нужный момент сыграть ее безукоризненно.
— … Высокородная госпожа Сайлана также будет присутствовать на балу, — в один из вечеров Зута знакомила ее с церемонией. — Она займет место на ступень ниже вашего трона. Первой войдет ваша милость, а она должна сделать перед вами реверанс, хотя и не такой глубокий, как прочие придворные дамы. Ее будут сопровождать три фрейлины; они сядут на нижней ступени, справа. Я — ваша первая дама, — если, конечно, на то будет ваше соизволение. — Зута сделала паузу; Махарт быстро кивнула. — Лучше всего будет, если вы пригласите леди Фамину из Дома Рэнавайс, который пока что открыто не выступил ни на стороне вашего отца, ни на стороне госпожи Сайланы, а также леди Джеверир из Круца: ее отец — один из вернейших сторонников герцога. С позволения вашей милости, обе они уже вызваны и сегодня будут ожидать встречи с вами. Вы помните леди Гонору? — Зута усмехнулась.
Махарт действительно помнила эту леди, причем воспоминание не относилось к числу приятных. Эта дама вплыла в ее покои несколько недель назад, ясно давая понять, что оказывает герцогской дочери великую честь своим визитом, лишь исполняя свой долг, и что та, по отношению к которой этот долг следует исполнить, по сути, не значит ничего.
— Леди Гонора — мать леди Джеверир. И, как говорят, дочь унаследовала многие черты ее характера.
Махарт усмехнулась.
— Благодарю за столь любезное предупреждение.
В назначенный час она встретилась со своими новыми фрейлинами. Девушки были слишком пышно разодеты; Махарт также отметила про себя, что леди Джеверир, в лице которой явно угадывались черты леди Гоноры, неодобрительно косится на ее платье. Леди Фамина, круглощекая толстушка со светлыми волосами, производила впечатление недалекой девушки; на ее лбу от волнения выступили бисеринки пота. Когда Фамина заговорила, то обнаружилось, что она чуть заикается.
Недолгое общение с придворными навело Махарт на следующие размышления — наверняка высокородная госпожа Сайлана явится в сопровождении дам, далеко превосходящих этих двоих по красоте. Однако она, по крайней мере, могла рассчитывать на Зуту: ее фрейлина и подруга была достаточно красива, чтобы привлечь к себе внимание — разумеется, если все глаза не будут устремлены на дочь герцога.
Церемония представления ко двору по обычаю состоялась перед последним вечерним колоколом, так что большой тронный зал был освещен не только целым лесом свечей в высоких шандалах, но и закатным светом, падавшим из небольших окон под потолком.
Махарт отказалась почти от трети украшений, которые ей навязывали, но даже теперь взгляд на себя в зеркало заставлял ее думать о какой-нибудь городской девчонке, нацепившей на себя все мамочкины украшения. Поверх ее кремового атласного платья была наброшена сетка из светлого золота с россыпью крупных бриллиантов, широкое ожерелье из тех же камней охватывало шею, почти полностью заполняя низкий вырез платья, а в волосах сверкала тиара, такая тяжелая, что Махарт приходилось держать голову прямо, чтобы драгоценный убор не свалился с нее. Единственное, что доставляло девушке истинное удовольствие, это новые духи. Она впервые открыла изящный флакончик в виде розового бутона, подарок герцога к дню рождения, и осталась ими вполне довольна.
Итак, Махарт направилась в зал, сопровождаемая отстававшей на два шага, как велел церемониал, Зутой, одетой в платье розового цвета, и двумя другими дамами, чьи наряды пестрели лентами и кружевами. Она вошла медленным, торжественным шагом: эту походку она вырабатывала долгими часами в собственной спальне; жестом позволила склонившемуся перед ней в глубоком поклоне канцлеру выпрямиться и подать ей руку. Опираясь на его руку, она и взошла по пяти ступеням на возвышение, где стоял герцогский трон. В этот час Махарт представляла правителя Кронена, и все собравшиеся обязаны были выказывать ей то же почтение, что и самому герцогу.
Второе кресло, на ступень ниже ее трона, пока что пустовало, но высокородная госпожа Сайлана уже шла к возвышению, а за ней по пятам следовала великолепная свита. Впрочем, в большинстве своем дамы и кавалеры, составлявшие эту свиту, быстро растворились в толпе, и госпожу к креслу сопровождали только три фрейлины, чьи платья были под стать их красоте.
Сайлана также нарядилась в атласное платье с драгоценной сеткой; однако она выбрала бледно-серый цвет, серебряную сетку, а ярко-красные рубины сверкали подобно глазам лесных зверей. Те же камни составили основу ожерелья, охватывавшего ее шею. Махарт заметила некоторую дряблость кожи на щеках и морщинки у губ и в уголках глаз, скрыть которые не могло ни одно чудодейственное косметическое средство.
Однако глаза эти сияли так же ярко, почти яростно, как и рубины; кроме того, госпожа Сайлана не склонила головы, убранной расшитыми драгоценными камнями лентами. Глядя прямо в лицо дочери герцога, с явной насмешкой на ярко-красных накрашенных губах, она присела в глубоком реверансе; за ней сделали реверанс и три ее фрейлины. Во всей этой сцене ощущался какой-то оскорбительный оттенок, — хотя формально приличия были соблюдены, Махарт безошибочно чувствовала это.
Вся церемония оказалась чудовищно утомительной. Двадцать девиц благородных кровей по очереди приближались, ведомые герольдами, к подножию трона; герольды называли их имена и имена тех домов, из которых они происходили. Девицы приседали в глубочайших почтительных реверансах, а Махарт пыталась изобразить на лице самую доброжелательную и приятную улыбку, про себя повторяя имена девиц. Она должна была запомнить их, дабы никто не был оскорблен или обделен вниманием.
Затем парад девиц закончился, и наступило время молодых кавалеров и наследников, о чем объявили герольды.
До сих пор Махарт старалась не обращать внимания на госпожу Сайлану; однако для нее не осталось незамеченным, как женщина шевельнулась в своем кресле, чуть подавшись вперед. И ничего удивительного в этом не было: первым, кто предстал перед троном Махарт, оказался Барбрик, ее сын. Высокий, он двигался как-то неуклюже, да и рот у него был вялый, с брезгливо оттопыренной нижней губой. Вряд ли какой-нибудь девице пришло бы в голову мечтать о таком прекрасном принце, к тому же о Барбрике в замке ходило множество слухов, которые Зута своевременно передавала Махарт, и ни один из них не принадлежал к разряду приличных. Что же до остальных, это были просто лица — одно или два довольно красивых, остальные показались Махарт, привыкшей к обществу Вазула и ее собственного отца, до смешного мальчишескими.
Наконец церемония закончилась; теперь ей следовало покинуть зал. Спускаясь с возвышения, девушка была озабочена исключительно тем, чтобы не запутаться в длинной тяжелой юбке. Достаточно споткнуться, и Сайлана с ее приспешницами получила бы несказанное удовольствие.
Вернувшись в свою комнату, Махарт уже с порога начала отдавать Джулте приказания — гораздо более резким тоном, чем обычно.
— Избавь меня от этого! — Она сама попыталась освободиться от тиары — голова болела невыносимо. Затем ей пришлось некоторое время простоять неподвижно, пока с нее снимали драгоценности и парадное платье. Здесь, в своей комнате, девушка снова ощутила освежающий запах роз; в тронной зале многообразие ароматов, часто противоречивших друг другу, просто оглушило ее.
Итак, она сделала то, что от нее хотели ее отец и Вазул, теперь можно попросить об одном одолжении — пригласить в замок госпожу Травницу? Во имя Звезды — Махарт смертельно устала и от этих стен, и от ограничений, которые накладывались на нее как на дочь герцога. Во имя Звезды… Прекрасно!
— Зута, — взволнованно проговорила она, — была ли ты когда-нибудь в Обители? Я знаю, они принимают тех, кто ищет ответа.
— Нет, ваша милость, никогда. Однако, — она одарила Махарт острым, проницательным взглядом, — должна сказать, что некоторые герцогини и высокородные дамы в прошлом совершали паломничество в Обитель.
— Значит, это возможно! — воскликнула девушка. Почему же эта мысль раньше не приходила ей в голову? — Я попрошу отца разрешения сделать это. Поскольку он собирается переложить на меня часть своих обязанностей, мне будет полезно познакомиться с тем человеком, который знает все обо всем, что происходит, — с настоятельницей Обители Звезды.
Вазул низко поклонился Уттобрику; его неизменный спутник, гибкий зверек с шелковистой черной шерстью, обвивал шею канцлера подобно второй цепи. После великолепного ритуала представления канцлер нашел своего герцога еще более лишенным присутствия духа.
— Ну, что? — резко бросил тот, едва канцлер успел выпрямиться. — Как все прошло? Девчонка выставила себя на посмешище, и теперь половина двора смеется за моей спиной?
Вазул позволил себе легкую улыбку:
— Ее милость, к сведению вашей светлости, превыше всех ожиданий и похвал. Все прошло так, словно она уже много лет проводит эту церемонию…
Герцог сдвинул брови.
— А твои глаза и уши при дворе — что доносят они? О чем говорят люди? Как отзываются о ней?
— Наилучшим образом, ваша светлость. Высокородная госпожа выглядела естественно и вела себя свободно, восседая на троне в роскошном церемониальном платье.
Герцог передвинул несколько бумаг, которые, казалось, сами собой накапливались вокруг него:
— А эта волчица — она пришла?
— Высокородная госпожа Сайлана также приветствовала вашу дочь с должным почтением, и среди отпрысков знатных родов первым был представлен Барбрик.
— Она выставила его напоказ, как племенного жеребца? Полагаю, у него не много сходства с его отцом, не так ли?
— Внешне — никакого; однако сложно судить об этом по одному представлению ко двору, ваша светлость. — Вазул погладил зверька. — Несомненно, он не производит впечатления предводителя отважных.
Герцог фыркнул:
— Если он может усидеть в седле и удержать в руке меч, она разнесет повсюду, что он — истинный сын своего героического отца! Что ж… — Герцог, порывшись в бумагах нашел одну и поднес к глазам. — Вижу, Нетопырь снова оказался полезен нам. Однако что же с ним случилось и почему его отчет прибыл так поздно? Да садись же: я уверен, это будет долгий рассказ!
Он жестом указал канцлеру на второе кресло.
Улыбка Вазула, и без того еле заметная, исчезла вовсе.
— Полагаю, ваша светлость, — медленно проговорил он, — где-то среди нас есть другой Нетопырь, носящий чужие цвета.
— Значит, его схватили?
— Это была неудачная попытка, ваша светлость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47