А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но это, пожалуй, не главное.
– Что тебе поручил К. П.?
– Пока ничего. Но я у него в доверии. Начальник, будь спок. Сдается мне, что дело у него связано не только с ИАВ…
* * *
Я решил, что полученная информация может иметь какое-то значение и вне разработанной мною версии, и потому доложил о телеграмме Гонсалеса и об инициативе Умберто немедленно, не дожидаясь следующего доклада.
Шеф тотчас потребовал снимок телеграммы и разглядывал его с каким-то неприличным интересом.
– Хорошо, – сказал он. – Что ты об этом думаешь? Оплати услуги этому Умберто. Пусть работает. Ты уверен, что это не двойная игра?
Я честно признался, что пока вообще не понимаю смысла телеграммы. По поводу Умберто, поколебавшись, я высказал пришедшие мне в голову мысли о нем, на что шеф поморщился и заявил:
– Это чепуха. Нашел романтика. Ему просто нужны деньги. Так и понимай. Заканчивай Ользевского. Выписывай ордер на арест. Поговори с Димчевым, можешь высказать ему свои соображения.
* * *
Димчев в очередной раз потемнел ликом, когда увидел ордер на арест сотрудника ИАВ, и я решил, что скоро его начнет мутить от одного моего вида. Институт пользовался правом экстерриториальности, без согласия его руководства ордер силы не имел. Если бы начальник отдела безопасности не дал согласия, оформление ареста пришлось бы вести через соответствующие службы ООН. Поэтому я сразу сказал, что, во-первых, ордер – это формальность, так как Ользевский сам явится с показаниями, а главное суть дела, о чем я и хочу с ним поговорить.
– Давайте выйдем, – мрачно сказал Цветан. – Надо прогуляться: душно стало.
Мы вышли из административного корпуса, и он сообщил:
– Я работаю здесь пятнадцать лет, и это первый такой случай. Вы не представляете, какой это козырь для оппозиции…
– Дело, на мой взгляд, обстоит следующим образом… – начал я и стал излагать свою версию.
– Я хорошо знаю Ользевского, – сказал Димчев, выслушав. – Мне представляется почти невероятным то, что он согласился взять взятку для того, чтобы исключить возможность проверки на фантомате при очередном запуске. Понимаете, мы все против проверок, но Ользевский прекрасно должен понимать, какой удар может нанести этим всему институту, всему развитию темпонавтики… Странно, странно… Разумеется, в свете вашей версии крайне подозрительно, что Георгиадис боится проверки в фантомате. Хотя, впрочем, если иметь в виду последний случай…
В это время мы подошли к приземистому обширному строению без окон и, похоже, без дверей тоже. Димчев остановился, покачался с носка на каблук и сказал:
– Вот это, кстати, и есть фантомат. Вернее, его надстройка с залами наблюдения. Сам агрегат глубоко под землей… Вы слышали об этой машине?
Я пожал плечами и сказал, что знаю о функциях фантомата в общих чертах.
– Жаль, конечно, что экскурсия моя была неполной, – добавил я, но Димчев покачал головой сверху вниз, то есть, по-болгарски, отрицательно.
– Экскурсантам этот объект не показывают и ничего о нем не говорят. Если же кто-то задает конкретный вопрос, принято отделываться общими фразами – это-де комплексный тренажер, стоящий в ряду прочих приборов и установок для подготовки темпонавтов.
– Странно, – сказал я. – И в печати много материалов о темпонавтах, об осуществленных и предстоящих запусках, но ни слова о фантоматической проверке. Это специально?
– Конечно, – сказал Димчев. – Когда-то, когда фантомат еще не был построен, о нем писали и довольно много. Это было лет двадцать назад. Собственно, машина эта разработана была еще раньше…
Принципы ее работы складывались постепенно, так же как постепенно становилось возможным их осуществление. Голографического телевидения было недостаточно, но затем ив области медицинской диагностики пришло интраголографическое матрицирование. Структура любого реального объекта, в том числе живого, могла быть определена вплоть до атомного уровня. С этим достижением состыковалась аналоговая молекулярная технология, и теперь, с помощью невероятной сложности технологических установок, стало возможным создавать искусственные, но вполне реальные объекты. Вплоть до живого вещества. Вплоть до человека. При этом фантоматический человек был практически неотличим от настоящего: у него были кожа, кровь и кости, он улыбался, у него росли волосы… И в то же время это была имитация, столь совершенная, что разобраться в ней нельзя было бы, даже исследовав микроскопические срезы тканей. Единственно, чего не мог делать фантоматический человек – это самостоятельно думать! Думал за каждого такого имитанта сверхсовершенный электронный мозг фантомата. Целый комплекс электронно-вычислительных машин обеспечивал функционирование всего агрегата, где настоящими, реальными были только пятьдесят квадратных метров… И где у десятков, а порой и сотен бездумных человекоподобных оболочек имелась – у каждого! – своя электронная душа, свой характер и психика, своя память о том, чего никогда не существовало, свои мечты и чувства… и целый комплекс потенциальных душевных болезней, исходящих не из существа моделируемого мышления, а из средств этого моделирования незримых световых потоков фотонных схем, и блуждания электронов, и необъяснимых сбоев и остановок… Так что кроме обычной обслуги ЭВМ электронщиков, программистов – понадобился новый отряд специалистов по электронным душам – психоников…
Создание фантомата стало возможным давно, гораздо раньше, чем он был построен. Однако эта – едва ли не самая сложная в истории человечества машина – была чудовищно дорога в постройке. Институт темпоральной архитектуры, заинтересованный в такой машине для практического моделирования исторических ситуаций, а также и для тренировок темпонавтов, не смог себе позволить ее самостоятельной постройки. Стоимость осуществления проекта фантомата была совершенно непосильна для ИАВ, обладавшего, между прочим, громадными средствами. Внезапно проект поддержала оппозиция, которая также могла распахнуть весьма солидные фонды. Однако финансовая поддержка оппозиции основывалась на том самом иезуитском предложении о спорадической проверке.
За двадцать лет работы фантоматической установки в нее волей стохастической машины попало семьдесят шесть темпонавтов. Ни один из них не уронил чести землянина XXI столетия. Но после того, как фантомат выключался, далеко не каждый из них вновь собирался в прошлое…
В истории создания фантомата, как я узнал далее из рассказа Димчева, была одна странная страница. Даже совокупность двух значительных фондов не покрывала необходимой стоимости. Тогда в дело вступила кинофирма «Приключения, XXI век». Она практически пожертвовала всем своим капиталом, и создание фантомата стало возможным.
– За каким шишом это понадобилось кинофирме? – поразился я. Знакомое название застало меня врасплох, это совпадение не могло быть случайным; я чувствовал, что сейчас что-то должно проясниться…
Димчев улыбнулся:
– Не понимаете? Риск был совершенно оправданным. Вспомните ее последующие знаменитые боевики. Фирма потребовала право использовать фантомат для съемок! При минимуме затрат она в исключительно короткие сроки снимает невероятные фильмы. В этой фирме теперь очень мало настоящих, живых актеров. Им совершенно не нужны декорации…
– Позвольте, позвольте… – забормотал я. – Так что же – Дуглас Хейвиц не существует?
– Дуглас существует, – сообщил Цветан Димчев. – А вот его постоянная партнерша, прелестная Милдред Фрэзи – извините, имитант…
Вдруг легкий холодок пронзил меня. Еще не веря себе, я спросил Димчева: почему вот уже больше года «XXI век» фактически прогорает?
– Потому, что одному хорошему парню, кажется, не повезло. Кажется, ему выпал максимум из максимумов. Уже более двух лет фантомат занят. Он работает на полную мощь, он создает историческую картину, которую темпонавт «прогрессирует»… Ведь фирма может пользоваться фантоматом только в определенный, хотя и значительный, процент свободного времени…
Димчев помолчал и сказал:
– Вот для того, чтобы фантомат освободился побыстрее, фирма не пожалела бы заплатить не полмиллиона и не миллион, а все десять…
Он вдруг повернулся и посмотрел на меня.
– Послушайте, Юра! А может, так оно и есть? Может быть, Ользевского подкупили затем, чтобы он выключил фантомат? Сам он, правда, этого сделать не может: необходимо еще знать код, определяющий функцию… Сбитнев! Подумайте!
Что мне было думать? В этот момент думать я уже не мог. Я был в нокдауне.
9
Вечер я провел за составлением отчета. Перечитав, я решил, что это, скорее, объяснительная записка, чем отчет, но тут уж нечего было делать. Пожалуй, в моем положении уместно было бы напиться. Я стал размышлять на эту тему, но тут позвонил телефон, и я услышал голос профессора Компотова.
Знаток научной фантастики торжествовал.
– Мое предположение блестяще подтвердилось, – заявил он. – Дорогой инспектор, мы с вами – фикция. Как ни печально это сознавать, но реальный Компотов в реальном мире даже не знаком с реальным инспектором Сбитневым…
С большим трудом я уяснил, что к этому выводу Леонард Гаврилович пришел, внезапно вновь обнаружив Гонсалеса на своем привычном месте. Профессор не поленился тут же съездить в университет, где, подняв страшный шум и волнение, вскрыл пожарную витрину со вторым комплектом ключей, отомкнул библиотеку и – конечно же! – удостоверился в том, что Гонсалес возвратился и сюда. Он принялся звонить по всем известным ему телефонам, однако, к несчастью, был уже поздний вечер, и ему не отвечали ни депозитарий НФ в Швеции, ни другие университетские библиотеки, расположенные в старой части света. Заспанные коллекционеры, которых профессор поднял с постелей в Ленинграде, Кракове, Берлине и кое-где еще, особо не рвались немедленно проверять свои фонды, но для Компотова было достаточно, что двое подтвердили: да, Гонсалес обнаружился вновь.
Теперь из этого факта Компотов непостижимым для меня образом делал окончательный вывод, что мы являемся слепком, вторичной вселенной, результатом эксперимента «Критерий истины».
С большим трудом я отбился от приглашения немедленно приехать к нему (до профессора мне надо было бы довольно долго добираться автомобилем) и как следует отметить это событие. Компотову тоже хотелось напиться, только по иному поводу. В какой-то момент я вдруг почувствовал правоту его доводов. В самом деле, какой смысл жить по-прежнему, если мы – это уже не мы, и весь мир – уже не тот мир? Да здравствует иной мир! Профессор, по-моему, твердо решил изменить свой модус вивенди.
Отбившись от Компотова, я решил все-таки не напиваться и лег спать. Я не видел смысла в изменении своего модуса вивенди. Но я подозревал, что в связи с провалом «дела Гонсалеса» мне предложит изменить образ жизни начальство. Я спал, но сны мне снились плохие.
Наутро шеф, внимательно изучив мой отчет, не стал его, как ни странно, сопровождать язвительными комментариями. Я доложил о ночном звонке Леонарда Компотова. Шеф неприятно усмехнулся и сказал:
– Поезжай к профессору, возьми у него официальное заявление о прекращении дела. Однако перед этим тщательно сверьте с ним тексты. – Он вынул из ящика стола и бросил передо мной ксерокопию единственного непропавшего экземпляра книги из библиотеки ИАВ. – Думаю, – сказал шеф, уж с этим-то вы с профессором справитесь.
Капля яда напоследок. Ну да, мы же с профессором грамотные, это мы сможем. «Гонсалес известным сдвигом Гонсалес»… Может быть, надо обнаружить этот самый сдвиг?
Возвратившись от шефа, я узнал, что меня вновь дожидается Умберто. Ничего особенного, однако, он не сообщил. Принес какую-то тряпку, кусок ткани, похожей на винилен.
– Сдается мне, начальник, что это не просто ткань, – сказал он. – К. П. включил меня в группу охраны и велел постоянно иметь при себе пистолет, завернутый в эту тряпку. Вынул ее из сейфа. А пистолет, между прочим, лежал просто в ящике стола… Я решил, что желательно показать…
Он по-прежнему выглядел совершенно беззаботно, он чавкал и сопел, щурился и чесал подбородок, и не видно было, что ему страшно или хотя бы не по себе. Ему было интересно, хотя он, вполне возможно, ввязался в какое-то дело, по сравнению с которым сбыт наркотиков выглядел бы детской забавой.
– Вечером тряпочка мне будет нужна, – предупредил он. – Не дай бог К. П. вздумает проверить…
Ткань я отдал на экспертизу в лабораторию, предупредив, что сам не знаю, чего ждать от анализа. И сделал шефу внеочередное сообщение о том, что К. П. создает для себя группу вооруженной охраны.
– Ты задание получил? – услышал я от шефа. – Вот иди и работай!
* * *
Сдвиг профессор уже обнаружил самостоятельно. Оказывается, у него имелись в бумагах обширные выписки из множества книг, в том числе даже из Гонсалеса, необходимые ему при подготовке к лекциям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов