Зато мы произвели настоящий фурор. Собирались вернуться домой еще в середине июля, но с десяток варьете стали соперничать за право продлить с нами контракты, почтя за честь представлять наш иллюзион. Мы этому были только рады, ведь такая волна интереса приносит нам незапланированную прибыль. Не стану записывать размеры своих доходов; прежде нужно подсчитать накладные расходы и выплатить обещанные премиальные моим помощникам, но могу с уверенностью сказать, что впервые в жизни чувствую себя богатым.
21 сентября 1892
В Лондоне
Надеялся, что после турне буду купаться в лучах славы, но по приезде выяснил, что Борден не терял времени даром. Видимо, публика наконец-то оценила его иллюзион столетней давности и теперь валом валит на его представления.
Я несколько раз видел его на сцене и ни разу не заметил, чтобы он попытался изобразить хоть что-то оригинальное. Не отрицаю: возможно, дело в том, что я ни разу не досидел до конца!
Каттер тоже ничего не знает про этот хваленый трюк — по той простой причине, что вместе со мной гастролировал по Европе. Поначалу я сохранял полное равнодушие, но, разбирая почту, скопившуюся за время моего отсутствия, слегка насторожился. Доминик Броутон, один из моих осведомителей, прислал лапидарную записку следующего содержания:
Артист: Альфред Борден (Le Professeur de la Magie). Иллюзион: «Новая транспортация человека». Уровень: самый высокий, заслуживает внимания. Возможность копирования: ничтожно мала, но Борден выполняет свой номер — значит, получится и у вас.
Поделился с Джулией.
Затем показал ей еще одно письмо. Меня приглашают на гастроли в Новый Свет! Если я соглашусь, начинать надо будет в феврале с недельного ангажемента в Чикаго! А потом — турне по десяти крупнейшим американским городам!
Мысль об этой поездке меня и влечет, и терзает.
Джулия сказала:
— Выкинь Бордена из головы. Надо ехать в Штаты.
Я и сам склоняюсь к тому же.
14 октября 1892
Посмотрел новый иллюзион Бордена. Недурно. Чертовски недурно. Тем более что номер очень прост. Досадно, но справедливости ради нужно это признать.
Для начала на сцену выкатывается деревянный ящик стандартного типа, какой используют все фокусники. Высотою он в человеческий рост; три стенки жесткие (задняя и две боковых), а впереди — дверца, которая позволяет видеть, что внутри. Поскольку ящик установлен на колесах, вся конструкция поднята над полом, поэтому через дно нельзя выйти или войти незаметно.
Обычным порядком продемонстрировав, что ящик пуст, Борден закрывает дверцу и откатывает аппарат влево.
Потом он выходит на авансцену и, до умиления неубедительно изображая французский акцент, начинает распространяться об опасностях, которыми чревато исполнение предстоящего номера.
У него за спиной прехорошенькая девушка выкатывает на сцену второй ящик, точно такой же, как первый. Она открывает дверцу и показывает, что этот ящик тоже пуст. Взмахнув черной мантией, Борден поворачивается спиной к залу и решительно заходит в ящик.
Звучит барабанная дробь.
Все остальное исполняется в невообразимом темпе. Чтобы это описать, и то потребуется больше времени.
Барабаны бьют все громче; Борден снимает цилиндр и, отступив в глубь ящика, подбрасывает головной убор высоко в воздух. Ассистентка захлопывает дверцу. В тот же миг изнутри распахивается дверца второго ящика, и зрители, к своему изумлению, видят, что там стоит Борден! Ящик, в который он вошел буквально пару секунд назад, складывается и оседает на пол. Борден задирает голову: сверху планирует цилиндр, который он успевает поймать, водружает на голову и щегольски заламывает… а потом, сияя улыбкой, выходит к рампе на поклоны!
Зал содрогнулся от грома оваций; признаюсь, я и сам не жалел ладоней.
Будь я проклят, если знаю, как он это делает!
16 октября 1892
Вчера ездил с Каттером в Уотерфод-Регаль, а это не ближний свет, на вечернее представление Бордена. Номер с двумя ящиками показан не был.
На обратном пути в Лондон я снова описал Каттеру все, что видел накануне. Он повторил прежний вердикт. Борден использует двойника — так считает Каттер; лет двадцать назад он видел аналогичный трюк в исполнении молодой девушки.
Я в этом далеко не уверен. У меня не создалось такого впечатления. Один и тот же человек вошел в первый ящик и вышел из второго. Готов поручиться.
25 октября 1892
Из-за собственной занятости не мог посещать выступления Бордена каждый вечер, но все-таки мы с Каттером дважды за эту неделю выбрались на его представление. Борден так и не повторил номер с двумя ящиками. Каттер отказывается обсуждать технику этого трюка, пока не увидит его своими глазами, и ворчит, что я попусту трачу его и свое время. Из-за этого между нами возникают трения.
13 ноября 1892
Наконец-то Борден повторил иллюзию с двумя ящиками, и на сей раз со мною был Каттер. Это произошло в льюишемском мюзик-холле «Уорлд» во время самого заурядного эстрадного варьете.
Когда Борден выкатил первый ящик и заведенным порядком показал, что внутри пусто, меня охватило волнующее предчувствие. Каттер, сидя рядом со мной, деловито разглядывал сцену в бинокль. (Скосив глаза, я заметил, что бинокль направлен вовсе не на фокусника. Каттер бегло осматривал все сценическое пространство: кулисы, колосники, задник. Я обругал себя, что сам до этого не додумался, и не стал его отвлекать.)
Что до меня, я не сводил глаз с Бордена. Вроде бы трюк выполнялся точно так же, как в прошлый раз, даже репризы насчет опасностей повторялись слово в слово, с тем же французским акцентом. Впрочем, когда он переместился во второй ящик, можно было заметить мельчайшие отличия от предыдущего выступления. Прежде всего, первый ящик на этот раз стоял далеко в глубине сцены, где нет яркого освещения. (Я снова покосился на Каттера: не обращая никакого внимания на фокусника, он прицельно навел бинокль на дальний ящик).
Была еще одна новая деталь, которая меня заинтересовала и даже развеселила. Когда Борден снял цилиндр и подбросил его в воздух, я весь подался вперед, готовясь увидеть кульминацию. Между тем взмывший вверх цилиндр так и не вернулся обратно! (Понятно, что наверху сидел рабочий сцены, который за небольшую мзду делал то, что требовалось.) Борден повернулся к публике с недоуменной улыбкой и был награжден смехом зала. Тогда он преспокойно вытянул вперед левую руку… и легким, непринужденным движением поймал внезапно упавший с колосников цилиндр. Это было исполнено с великолепным изяществом, и по залу снова прокатился радостный смех.
Не дожидаясь, пока наступит тишина, он с головокружительной скоростью:
Вторично подбросил цилиндр! Хлопнула дверца ближнего ящика! Распахнулся дальний ящик! Борден выскочил из него с непокрытой головой! Второй ящик сложился и упал! Борден скользнул к авансцене, поймал цилиндр и водрузил его на макушку!
Сверкая улыбкой, кланяясь и посылая воздушные поцелуи, он принимал заслуженные аплодисменты. Хлопали даже мы с Каттером.
Когда, наняв экипаж, мы возвращались к себе, в северную часть Лондона, я нетерпеливо спросил Каттера:
— Ну, что скажешь?
— Блеск, мистер Энджер! — отозвался он. — Просто блеск! Нечасто увидишь что-нибудь новенькое!
Не могу сказать, чтобы это восторженное признание меня окрылило.
— Ты понял, как он это делает? — не отставал я.
— Разумеется, понял, сэр, — ответил Каттер. — Да и вы, думаю, тоже.
— Нет, я все еще теряюсь в догадках. Ума не приложу, как можно находиться в двух местах одновременно? Это же невозможно!
— Иногда вы меня просто удивляете, мистер Энджер, — язвительно заметил Каттер. — Это логическая загадка, решаемая логическим рассуждением, и ничем иным. Что произошло у нас на глазах?
— Человек мгновенно переместился из одной части сцены в другую.
— Это мы с вами так подумали; на то и был расчет. А на самом деле?
— Ты по-прежнему считаешь, что он использует двойника?
— А как же еще можно достичь такого эффекта?
— Но ведь мы с тобой видели одно и то же. Двойника не было! Мы ясно разглядели его до и после. Это один и тот же человек! Тот же самый!
Каттер мне подмигнул, а сам отвернулся и стал смотреть в окно, на проплывающие мимо скудно освещенные дома Ватерлоо.
— Ну? — в раздражении выкрикнул я. — Что молчишь?
— А что еще сказать-то, мистер Энджер?
— Я тебе плачу жалованье, чтобы ты объяснял необъяснимое, Каттер! Нечего меня подкалывать! Это вопрос профессиональной чести!
Тут он понял всю серьезность моего отношения, и весьма своевременно, потому что мое ревнивое восхищение иллюзионом Бордена постепенно сменялось отчаянием и злостью.
— Сэр, — веско произнес Каттер. — Неужто вы не слыхали о братьях-близнецах? Вот вам и весь сказ!
— Чушь! — воскликнул я. — Да как же иначе-то?
— Но ведь первый ящик был пуст…
— Это одна видимость, — возразил Каттер.
— А второй ящик сложился, как только он из него вышел…
— Чисто сработано, я тоже заметил.
Мне стало ясно, к чему он клонит: на сцене использовались стандартные трюки с демонстрацией пустой аппаратуры, из которой позднее кто-то должен появиться. У меня самого в репертуаре есть несколько номеров, основанных на таком же обмане. Я опять проявил обычную недогадливость: когда я смотрю иллюзион вместе со зрителями, меня так же легко провести, как любого из них. Но близнецы?.. Об этом я не подумал!
Каттер дал мне обильную пищу для размышлений; я довез его до дому, а сам вернулся сюда и крепко задумался. Подробно описав события этого вечера, я начинаю думать, что с Каттером придется согласиться. Тайны больше нет.
Черт бы побрал этого Бордена! В двух лицах! Чтоб его разорвало!
14 ноября 1892
Поделился с Джулией тем, что сказал Каттер; к моему удивлению, она весело рассмеялась:
— Поразительно! Как же мы сами не догадались?
— Значит, ты тоже не отвергаешь такую возможность?
— Это не просто возможность, мой дорогой… это единственная возможность показать на открытой сцене такой номер.
— Пусть будет так.
Теперь, вопреки здравому смыслу, я разозлился на мою Джулию. Она берется рассуждать о том, чего не видела.
30 ноября 1892
Вчера выслушал чрезвычайно любопытное мнение о Бордене и вдобавок узнал о нем небезынтересные сведения.
Замечу, что всю неделю я не имел возможности открыть дневник, потому что выступал первым номером в лондонском мюзик-холле «Ипподром». Это огромная честь, о чем свидетельствовали не только полные сборы на всех представлениях (кроме одного утренника), но и реакция зала. Еще одно важное следствие заключается в том, что досточтимая пресса соблаговолила уделить мне некоторое внимание; вчера приходил молодой репортер из «Ивнинг стар», чтобы взять у меня интервью. Причем мистер Артур Кениг оказался не только репортером, но еще и неплохим осведомителем!
Во время нашей беседы, состоявшей из вопросов и ответов, он предложил мне высказать свое мнение о магах современности. Я добросовестно перечислил лучшие достижения своих собратьев.
— Вы не упомянули Профессора, — заметил мой собеседник, дав мне высказаться. — Разве у вас не сложилось о нем определенного мнения?
— Так уж вышло: мне недосуг было ознакомиться с его репертуаром, — уклончиво ответил я.
— Обязательно сходите! — воскликнул мистер Кениг. — У него лучший иллюзион в Лондоне!
— Неужели?
— Я ходил несколько раз, — захлебывался репортер. — У него есть один номер, правда, он исполняет его не каждый раз — говорит, это крайне изнурительно, так вот, у него есть такой номер…
— Да, я краем уха слышал, — бросил я с напускным пренебрежением. — Какие-то два ящика.
— Вот именно, мистер Дантон! Он исчезает и появляется одновременно! Никто не знает, как он это делает!
— Точнее сказать, никто, за исключением собратьев-иллюзионистов, — поправил я. — Он использует набор стандартных магических трюков.
— Стало быть, вы знаете, как это делается?
— Конечно знаю, — был мой ответ. — Но не рассчитывайте, что я открою вам точный способ…
Тут, признаюсь, я заколебался. В последние две недели меня не покидала высказанная Каттером мысль о двух близнецах, и я уже убедил себя, что он прав. Сейчас мне представилась возможность обнародовать эту тайну. Передо мной сидел жадный до сенсаций слушатель, журналист одной из крупнейших городских газет, чье любопытство уже пробудила сценическая магия. Из прошлого на меня нахлынула жажда мести, которую я всегда старался заглушить; сколько раз я себе повторял, что это слабость, которой нельзя поддаваться. Кениг, естественно, ничего не знал о моей вражде с Борденом.
Здравый смысл возобладал и на этот раз. Ни один фокусник не будет выдавать секреты другого.
В конце концов я произнес:
— Способы могут быть разными. Фокус — это всегда не то, что кажется. Путем длительных тренировок и репетиций…
При этих словах юный газетчик едва не выпрыгнул из кресла:
— Сэр, неужели вы полагаете, что он использует двойника? Все лондонские иллюзионисты словно сговорились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
21 сентября 1892
В Лондоне
Надеялся, что после турне буду купаться в лучах славы, но по приезде выяснил, что Борден не терял времени даром. Видимо, публика наконец-то оценила его иллюзион столетней давности и теперь валом валит на его представления.
Я несколько раз видел его на сцене и ни разу не заметил, чтобы он попытался изобразить хоть что-то оригинальное. Не отрицаю: возможно, дело в том, что я ни разу не досидел до конца!
Каттер тоже ничего не знает про этот хваленый трюк — по той простой причине, что вместе со мной гастролировал по Европе. Поначалу я сохранял полное равнодушие, но, разбирая почту, скопившуюся за время моего отсутствия, слегка насторожился. Доминик Броутон, один из моих осведомителей, прислал лапидарную записку следующего содержания:
Артист: Альфред Борден (Le Professeur de la Magie). Иллюзион: «Новая транспортация человека». Уровень: самый высокий, заслуживает внимания. Возможность копирования: ничтожно мала, но Борден выполняет свой номер — значит, получится и у вас.
Поделился с Джулией.
Затем показал ей еще одно письмо. Меня приглашают на гастроли в Новый Свет! Если я соглашусь, начинать надо будет в феврале с недельного ангажемента в Чикаго! А потом — турне по десяти крупнейшим американским городам!
Мысль об этой поездке меня и влечет, и терзает.
Джулия сказала:
— Выкинь Бордена из головы. Надо ехать в Штаты.
Я и сам склоняюсь к тому же.
14 октября 1892
Посмотрел новый иллюзион Бордена. Недурно. Чертовски недурно. Тем более что номер очень прост. Досадно, но справедливости ради нужно это признать.
Для начала на сцену выкатывается деревянный ящик стандартного типа, какой используют все фокусники. Высотою он в человеческий рост; три стенки жесткие (задняя и две боковых), а впереди — дверца, которая позволяет видеть, что внутри. Поскольку ящик установлен на колесах, вся конструкция поднята над полом, поэтому через дно нельзя выйти или войти незаметно.
Обычным порядком продемонстрировав, что ящик пуст, Борден закрывает дверцу и откатывает аппарат влево.
Потом он выходит на авансцену и, до умиления неубедительно изображая французский акцент, начинает распространяться об опасностях, которыми чревато исполнение предстоящего номера.
У него за спиной прехорошенькая девушка выкатывает на сцену второй ящик, точно такой же, как первый. Она открывает дверцу и показывает, что этот ящик тоже пуст. Взмахнув черной мантией, Борден поворачивается спиной к залу и решительно заходит в ящик.
Звучит барабанная дробь.
Все остальное исполняется в невообразимом темпе. Чтобы это описать, и то потребуется больше времени.
Барабаны бьют все громче; Борден снимает цилиндр и, отступив в глубь ящика, подбрасывает головной убор высоко в воздух. Ассистентка захлопывает дверцу. В тот же миг изнутри распахивается дверца второго ящика, и зрители, к своему изумлению, видят, что там стоит Борден! Ящик, в который он вошел буквально пару секунд назад, складывается и оседает на пол. Борден задирает голову: сверху планирует цилиндр, который он успевает поймать, водружает на голову и щегольски заламывает… а потом, сияя улыбкой, выходит к рампе на поклоны!
Зал содрогнулся от грома оваций; признаюсь, я и сам не жалел ладоней.
Будь я проклят, если знаю, как он это делает!
16 октября 1892
Вчера ездил с Каттером в Уотерфод-Регаль, а это не ближний свет, на вечернее представление Бордена. Номер с двумя ящиками показан не был.
На обратном пути в Лондон я снова описал Каттеру все, что видел накануне. Он повторил прежний вердикт. Борден использует двойника — так считает Каттер; лет двадцать назад он видел аналогичный трюк в исполнении молодой девушки.
Я в этом далеко не уверен. У меня не создалось такого впечатления. Один и тот же человек вошел в первый ящик и вышел из второго. Готов поручиться.
25 октября 1892
Из-за собственной занятости не мог посещать выступления Бордена каждый вечер, но все-таки мы с Каттером дважды за эту неделю выбрались на его представление. Борден так и не повторил номер с двумя ящиками. Каттер отказывается обсуждать технику этого трюка, пока не увидит его своими глазами, и ворчит, что я попусту трачу его и свое время. Из-за этого между нами возникают трения.
13 ноября 1892
Наконец-то Борден повторил иллюзию с двумя ящиками, и на сей раз со мною был Каттер. Это произошло в льюишемском мюзик-холле «Уорлд» во время самого заурядного эстрадного варьете.
Когда Борден выкатил первый ящик и заведенным порядком показал, что внутри пусто, меня охватило волнующее предчувствие. Каттер, сидя рядом со мной, деловито разглядывал сцену в бинокль. (Скосив глаза, я заметил, что бинокль направлен вовсе не на фокусника. Каттер бегло осматривал все сценическое пространство: кулисы, колосники, задник. Я обругал себя, что сам до этого не додумался, и не стал его отвлекать.)
Что до меня, я не сводил глаз с Бордена. Вроде бы трюк выполнялся точно так же, как в прошлый раз, даже репризы насчет опасностей повторялись слово в слово, с тем же французским акцентом. Впрочем, когда он переместился во второй ящик, можно было заметить мельчайшие отличия от предыдущего выступления. Прежде всего, первый ящик на этот раз стоял далеко в глубине сцены, где нет яркого освещения. (Я снова покосился на Каттера: не обращая никакого внимания на фокусника, он прицельно навел бинокль на дальний ящик).
Была еще одна новая деталь, которая меня заинтересовала и даже развеселила. Когда Борден снял цилиндр и подбросил его в воздух, я весь подался вперед, готовясь увидеть кульминацию. Между тем взмывший вверх цилиндр так и не вернулся обратно! (Понятно, что наверху сидел рабочий сцены, который за небольшую мзду делал то, что требовалось.) Борден повернулся к публике с недоуменной улыбкой и был награжден смехом зала. Тогда он преспокойно вытянул вперед левую руку… и легким, непринужденным движением поймал внезапно упавший с колосников цилиндр. Это было исполнено с великолепным изяществом, и по залу снова прокатился радостный смех.
Не дожидаясь, пока наступит тишина, он с головокружительной скоростью:
Вторично подбросил цилиндр! Хлопнула дверца ближнего ящика! Распахнулся дальний ящик! Борден выскочил из него с непокрытой головой! Второй ящик сложился и упал! Борден скользнул к авансцене, поймал цилиндр и водрузил его на макушку!
Сверкая улыбкой, кланяясь и посылая воздушные поцелуи, он принимал заслуженные аплодисменты. Хлопали даже мы с Каттером.
Когда, наняв экипаж, мы возвращались к себе, в северную часть Лондона, я нетерпеливо спросил Каттера:
— Ну, что скажешь?
— Блеск, мистер Энджер! — отозвался он. — Просто блеск! Нечасто увидишь что-нибудь новенькое!
Не могу сказать, чтобы это восторженное признание меня окрылило.
— Ты понял, как он это делает? — не отставал я.
— Разумеется, понял, сэр, — ответил Каттер. — Да и вы, думаю, тоже.
— Нет, я все еще теряюсь в догадках. Ума не приложу, как можно находиться в двух местах одновременно? Это же невозможно!
— Иногда вы меня просто удивляете, мистер Энджер, — язвительно заметил Каттер. — Это логическая загадка, решаемая логическим рассуждением, и ничем иным. Что произошло у нас на глазах?
— Человек мгновенно переместился из одной части сцены в другую.
— Это мы с вами так подумали; на то и был расчет. А на самом деле?
— Ты по-прежнему считаешь, что он использует двойника?
— А как же еще можно достичь такого эффекта?
— Но ведь мы с тобой видели одно и то же. Двойника не было! Мы ясно разглядели его до и после. Это один и тот же человек! Тот же самый!
Каттер мне подмигнул, а сам отвернулся и стал смотреть в окно, на проплывающие мимо скудно освещенные дома Ватерлоо.
— Ну? — в раздражении выкрикнул я. — Что молчишь?
— А что еще сказать-то, мистер Энджер?
— Я тебе плачу жалованье, чтобы ты объяснял необъяснимое, Каттер! Нечего меня подкалывать! Это вопрос профессиональной чести!
Тут он понял всю серьезность моего отношения, и весьма своевременно, потому что мое ревнивое восхищение иллюзионом Бордена постепенно сменялось отчаянием и злостью.
— Сэр, — веско произнес Каттер. — Неужто вы не слыхали о братьях-близнецах? Вот вам и весь сказ!
— Чушь! — воскликнул я. — Да как же иначе-то?
— Но ведь первый ящик был пуст…
— Это одна видимость, — возразил Каттер.
— А второй ящик сложился, как только он из него вышел…
— Чисто сработано, я тоже заметил.
Мне стало ясно, к чему он клонит: на сцене использовались стандартные трюки с демонстрацией пустой аппаратуры, из которой позднее кто-то должен появиться. У меня самого в репертуаре есть несколько номеров, основанных на таком же обмане. Я опять проявил обычную недогадливость: когда я смотрю иллюзион вместе со зрителями, меня так же легко провести, как любого из них. Но близнецы?.. Об этом я не подумал!
Каттер дал мне обильную пищу для размышлений; я довез его до дому, а сам вернулся сюда и крепко задумался. Подробно описав события этого вечера, я начинаю думать, что с Каттером придется согласиться. Тайны больше нет.
Черт бы побрал этого Бордена! В двух лицах! Чтоб его разорвало!
14 ноября 1892
Поделился с Джулией тем, что сказал Каттер; к моему удивлению, она весело рассмеялась:
— Поразительно! Как же мы сами не догадались?
— Значит, ты тоже не отвергаешь такую возможность?
— Это не просто возможность, мой дорогой… это единственная возможность показать на открытой сцене такой номер.
— Пусть будет так.
Теперь, вопреки здравому смыслу, я разозлился на мою Джулию. Она берется рассуждать о том, чего не видела.
30 ноября 1892
Вчера выслушал чрезвычайно любопытное мнение о Бордене и вдобавок узнал о нем небезынтересные сведения.
Замечу, что всю неделю я не имел возможности открыть дневник, потому что выступал первым номером в лондонском мюзик-холле «Ипподром». Это огромная честь, о чем свидетельствовали не только полные сборы на всех представлениях (кроме одного утренника), но и реакция зала. Еще одно важное следствие заключается в том, что досточтимая пресса соблаговолила уделить мне некоторое внимание; вчера приходил молодой репортер из «Ивнинг стар», чтобы взять у меня интервью. Причем мистер Артур Кениг оказался не только репортером, но еще и неплохим осведомителем!
Во время нашей беседы, состоявшей из вопросов и ответов, он предложил мне высказать свое мнение о магах современности. Я добросовестно перечислил лучшие достижения своих собратьев.
— Вы не упомянули Профессора, — заметил мой собеседник, дав мне высказаться. — Разве у вас не сложилось о нем определенного мнения?
— Так уж вышло: мне недосуг было ознакомиться с его репертуаром, — уклончиво ответил я.
— Обязательно сходите! — воскликнул мистер Кениг. — У него лучший иллюзион в Лондоне!
— Неужели?
— Я ходил несколько раз, — захлебывался репортер. — У него есть один номер, правда, он исполняет его не каждый раз — говорит, это крайне изнурительно, так вот, у него есть такой номер…
— Да, я краем уха слышал, — бросил я с напускным пренебрежением. — Какие-то два ящика.
— Вот именно, мистер Дантон! Он исчезает и появляется одновременно! Никто не знает, как он это делает!
— Точнее сказать, никто, за исключением собратьев-иллюзионистов, — поправил я. — Он использует набор стандартных магических трюков.
— Стало быть, вы знаете, как это делается?
— Конечно знаю, — был мой ответ. — Но не рассчитывайте, что я открою вам точный способ…
Тут, признаюсь, я заколебался. В последние две недели меня не покидала высказанная Каттером мысль о двух близнецах, и я уже убедил себя, что он прав. Сейчас мне представилась возможность обнародовать эту тайну. Передо мной сидел жадный до сенсаций слушатель, журналист одной из крупнейших городских газет, чье любопытство уже пробудила сценическая магия. Из прошлого на меня нахлынула жажда мести, которую я всегда старался заглушить; сколько раз я себе повторял, что это слабость, которой нельзя поддаваться. Кениг, естественно, ничего не знал о моей вражде с Борденом.
Здравый смысл возобладал и на этот раз. Ни один фокусник не будет выдавать секреты другого.
В конце концов я произнес:
— Способы могут быть разными. Фокус — это всегда не то, что кажется. Путем длительных тренировок и репетиций…
При этих словах юный газетчик едва не выпрыгнул из кресла:
— Сэр, неужели вы полагаете, что он использует двойника? Все лондонские иллюзионисты словно сговорились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51