" - дошло до Федора, когда он, наконец, поверил
своим глазам. На бровке поля сидело на траве двое запасных.
- Кто играет? - подошел к ним Федор.
- Наши с Политуправлением, ответный матч. Первый мы им 0:2
просрали, - ответил, не отрывая взгляда от поля, стриженый под
"полубокс" парень, покусывающий длинную соломину. - Да куда ты
мочишь, залупа конская! - процедил он сквозь зубы в адрес
промахнувшегося по воротам высокого лысого игрока.
- Значит, еще Политуправление существует?! - удивился
Федор.
Парень нехотя повернул голову и смерил Федора с головы до
ног тяжелым взглядом профессионального военного.
- Вот что, молодой чемодан, - сказал он с расстановкой,
вынув изо рта соломину, - шел бы ты отсюда... и бегом!
Федор неспеша повернулся и пошел к выходу на проспект.
- Бегом, я сказал! - заорал в спину парень.
"Тоже мне командир!" - зло подумал Федор, непроизвольно
замедляя шаг. Самому себе он почему-то представлялся крепким и
сильным, так что страха не испытывал... но и связываться с
упитанными армейцами желания особого не было. "Гол! Го-о-ол! -
раздался сзади громкий крик. - Молодец, младшой!" Теперь уже
совсем никто не обращал внимания на выходящего со стадиона
доходягу.
Федор вышел за ограду спорткомплекса... По проложенным
вдоль проспекта трамвайным путям со стороны "Динамо"
громыхающе-скрипяще катилась дрезина. На этой дрезине с ручным
приводом стоял широкоплечий мужчина с лицом, которое по своему
цвету и мясистости напоминало свежую телячью вырезку.
- Эй, Хоттабыч, бороду с рельс подбери, а то подровняю! -
закричал он весело, сбавляя скорость. - Ну чего стоишь
менжуешься, как гимназистка перед абортом, прыгай сюда, помогай
на железку давить!
Федор вскочил на дрезину, и они быстро поехали, поочередно
"давя на железку", то есть на рычаг, каждый со своей стороны.
Из-за спины Федора, который стоял задом по направлению
движения, выплывали перевернутые трамвайные вагоны, спокойно
лежащие на боку, словно на отдыхе, вдоль путей.
- Ты кто? - просто спросил мужчина.
- Федор.
- А я Николай. Это я их перевернул, - поймал он взгляд
Федора. - Не один, в натуре... Чтобы ездить можно было. Ага.
Тока для них все равно нет.
- Куда же ездить теперь?
- Да мало ли куда! - удивился Николай вопросу Федора. -
Сейчас вот из библиотеки еду. Ага. По ящику глядеть нефига, так
хоть книжки запрещенные почитать.
- А какие запрещенные? - стало интересно Федору.
- Не понял.
- Какие книги запрещены?
- Да все запрещены! Ага, - по-простому заржал Николай. - А
ты не знаешь?! Я вон полный рюкзак набрал, - он пнул ногой туго
набитый рюкзачище.
- Как же это, книги запрещены, а библиотеки работают?
- Кто сказал "работают"?! Ты, брат, только что родился, что
ли? У нас только телевизионные заводы работают - малолеток на
них перевоспитывают. Ага. А книги я так взял, почитаю и верну,
я ж не вор. Ага. Себе Достоевского взял, тоже Федором зовут. У
тебя как отчество?
- Васильевич.
- А он Михалыч. Слыхал про такого? Наш мужик, душевно
пишет. Только что "Идиота" отвез, теперь "Братьев Карамазовых"
везу. Жене - Дюма старшего, макулатурное еще издание. Ага.
Когда-то книги из макулатуры делали, ты, небось, не помнишь,
мальцом еще был. Детям "Золотого ключика" привезу. А остальное
- так, что под руку попалось.
- Не боишься, что тебя контрики с этим рюкзаком заловят?
- Не-а. Если они нас сейчас и законтрожопят, придраться не
к чему будет. Книги ж только читать запрещается, а брать и
перевозить - это сколько угодно. Ага. Мы свои права знаем!
- Что же ты, Николай, из города не ушел?
- А зачем же мне уходить?! Я и тут неплохо устроился: на
крышу земли натаскал, воду туда провел, из деревни брат
грамотной рассады привез... Крыша у нас длинная и плоская -
целая оранжерея получилась. Ага. И к солнцу ближе. Раньше
впятером на двадцати квадратных метрах жопами толкались, а
сейчас весь дом мой. Только теперь по-человечески и зажил.
- А если контрики нагрянут?
- Сказал тоже, нагрянут! Да участковый контрик - мой лучший
кореш. Ага. Мы с ним до всех этих дел в мебельном грузчиками
работали...
- Стой, я приехал, - перебил его Федор.
- Ну бывай, брат!
"Не все еще потеряно для России, если бывший грузчик
Достоевского читает, - размышлял Федор по дороге домой. - Хотя,
с другой стороны, его "кореш" в контрики пошел. Интересно,
читают контрики Достоевского? И читают ли вообще? Любопытно
было бы поговорить с кем-нибудь из них и выведать, верят ли они
в райскую жизнь, да и в саму идею рая. Вряд ли... Скорее всего,
дело обстоит, как в былые времена: в возможность построения
коммунизма верили единицы, а коммунистов миллионы были. Ох, уже
эти идеи! Вроде и не верит в них никто, и не подтверждаются они
на практике, а все равно вся жизнь вокруг них вертится. В
чистом виде они существуют, что ли?"
Вот так, ставя вопросы и не находя на них готового ответа,
Федор незаметно для себя дошел до дома. Он позвонил в дверь -
никто не открывал. Ключей у него, разумеется, не было, но он
заглянул на всякий случай в выступающий из стены металлический
ящик со счетчиками расхода электроэнергии - и точно: открыв
дверцу, он нашел ключи в нише между крайним счетчиком и стенкой
ящика, где еще в незапамятные времена был устроен специально
для них семейный тайник. В прихожей он нашел на трюмо записку:
"Дорогой сынок! Если ты придешь и не найдешь нас дома, то не
волнуйся: мы ушли загород собирать урожай со своего участка.
Целуем тебя. Мама с папой". Федор прошел в гостиную.
- Ну вот вы, наконец, и дома, Федор Васильевич! - встретил
его райский телецарь.
Федор хотел тут же выключить телевизор, но передумал, решив
сначала кое-что выяснить для себя.
- Мы с вами, кажется, старые знакомые, - обратился он к
царю на "вы", не желая с ним фамильярничать.
- Так оно и есть, - охотно подтвердил царь. - С вас, можно
сказать, все и началось шестнадцать лет назад. Как сейчас
помним: вы сидите перед Нами в кресле, заинтригованные
необычной телепередачей, и заказываете свою любимую
"Абракадабру". Сейчас Мы уже этим баловством не занимаемся, но
исключительно для вас можем, по старой памяти, выполнить
заявку.
- Кто это "мы"?
- Мы, Царь Всевидящий и Вездесущий...
- Тогда что-нибудь антимонархическое! - ухмыльнулся Федор.
- Пожалуйста, - сказал царь и запел с подвыванием. - Вышли
мы все из наро-ода, дети семьи трудовой, братский союз и
свобо-ода - вот наш девиз боевой...
- Достаточно! - прервал его Федор.
- Если эта не нравится, то можем другую. И вновь
продолжается бой! И сердцу тревожно в груди-и, и Лени-ин такой
молодой, и юный Октябрь впереди! И Лени-ин...
- Хватит паясничать! - не выдержал Федор.
- Как знаете, - пожал плечами царь. - Сами просили...
- Скажите лучше, что со мной было?
- Не знаем. Мы вас там не видели.
- Где "там"? - поймал его на слове Федор.
- В Аду, конечно же. Вы ведь сами туда захотели...
- Я захотел?!
- Мы никого не принуждаем...
- Сволочь ты! - Федор подошел к телевизору и щелкнул
выключателем, но тут же вспомнил про специальное устройство, о
котором предупреждали мужики в больнице, и, снова включив
телевизор, убрал звук и яркость, чтобы не слышать и не видеть
ненавистного царя.
Покончив со Всевидящим, Федор зашел в свою комнату. В ней
все было по-прежнему, даже плакат с портретом Джона Леннона на
стене сохранился. Он аккуратно стер пыль с очков своего давнего
кумира, взял с книжной полки кассету, вставил в магнитофон,
включил песню "Имейджин" и улегся на кровать, положив под
голову подушку. Запись шипела, и звук был как из граммофона.
Старина... За окном смеркалось, где-то далеко прогремел гром.
Кажется, дождь собирается...
Федор уснул, и ему снилось, что он лежит на своей кровати.
В комнате совсем темно, сквозь щели в оконной раме
просачивается шелест дождя. На стуле рядом с кроватью сидит
странное существо: большое, неопределенной формы и все белое,
будто покрытое толстым слоем инея. Федор его не боится: он
девять лет прослужил в адском спецназе и вообще никого не
боится.
- Ты кто такой? - спрашивает Федор строго, засовывая руку
под подушку... лазерного клинка там нет. "Ничего, и так
справлюсь", - думает он.
- Я - связной, - отвечает существо, по-кошачьи щуря
огромные зеленые глаза.
- Из штаба?
- Нет, с Белой звезды. Мне поручено передать тебе приказ:
убрать царя.
- Я не подчиняюсь Белой звезде, у меня свое командование, -
заявляет Федор.
- Во-первых, Белой звезде подчиняются все, над кем она
светит, а во-вторых, другого командира у тебя нет, потому что
ты давно уже дезертировал из Легиона воинствующих атеистов, -
невозмутимо говорит связной.
- Белая звезда светит в Аду, - возражает Федор, - а здесь -
Солнце.
- Ошибаешься. Ад - это иллюзия, и здешнее солнце - тоже
иллюзия.
- А что не иллюзия? Белая звезда? - усмехается Федор.
- Белая звезда - это тоже иллюзия. В мире, в котором мы
находимся, есть лишь одна неиллюзорная вещь.
- Что же это за вещь?
- Вот она, - существо достает откуда-то из-под мышки
небольшую книгу, на обложке которой можно прочесть название:
ОЖИВИ ПОКОЙНИКА.
- Кто этот покойник? - спрашивает Федор.
- Пока что это тайна. В конце книги ты, может быть,
узнаешь...
- Что значит "может быть"? - перебивает Федор. - Если
заглянуть в конец, то можно узнать наверняка. Или она не
дописана?
- Книга дописана, - отвечает существо, - но если мы с тобой
сейчас заглянем в конец, то ничего не увидим. Мы не можем
узнать, что будет на следующей странице, как люди не могут
заглянуть в завтрашний день, не говоря уже о более далеком
будущем.
- Так какого хрена ты мне ее показываешь?! - раздражается
Федор. - Свое прошлое я и так знаю!
- Мне больше нечего тебе сообщить, - существо
поворачивается к окну и выпрыгивает в дождь через стекло.
"Все только приказывают! - возмутился Федор, когда остался
один. - Нашли тоже цареубийцу! Последнего царя из династии
Романовых уже убили, да к тому же вместе с женой и детьми, а
стало ли от этого лучше?! Ну да ладно, проснусь - разберусь на
свежую голову. Утро вечера мудренее..."
Однако, проснувшись утром, Федор вспомнил лишь, что ему
снилось что-то интересное... но что? Завтракая найденными на
кухне сухарями, Федор усиленно пытался вызвать в памяти
содержание сна, но какая-то важная мысль-зацепка постоянно
ускользала от него. С сухарным хрустом во рту он прошел в свою
комнату и стал рыться в письменном столе, перебирая старые
бумаги, как будто в них могла отыскаться некоторая подсказка. В
нижнем ящике он нашел свои юношеские стихи. Их было немного, и
почти все про несчастную любовь. Перечитав их, Федор испытал не
то чтобы стыд за себя, но сильное недоумение: как он мог писать
такие глупые стихи?! Однако одно стихотворение, датированное
1984 годом, то есть одно из последних, привлекло его внимание,
и ему даже показалось, что это и есть именно то, что он искал.
Названия у стихотворения не было, а звучало оно так:
Раз по полю шли слепые -
наугад ища приют,
про себя ругались, злые:
нет его ни там, ни тут!
Но случись, им повстречался
добр молодец лихой,
и к нему тут обращался
старец во сто лет с лихвой:
"Далеко ли до приюта,
ты нам, молодец, скажи,
водит за нос нас Иуда
в чистом поле и по ржи".
"До него подать рукою, -
молвил малый - не дурак, -
только с вашей темнотою
не достичь его никак.
Да и нашто он вам сдался?!
Знаю место - это да!
Я как раз туда собрался,
кто со мною - так айда!
Там хрустальные все замки,
реки полные вина,
пятки лижут куртизанки,
вот кака хреновина.
Но вы зря не тратьте ноги:
хоть глаза протри до дыр,
не увидите дороги -
нужен всем вам поводырь".
"Эт' ты, парень, судишь здраво,
где же взять его, вот што..."
Усмехнулся малый браво:
"Стой, старик, а я на что?!
Вас доставлю в лучшем виде
я в тот славный чудо-град,
не останетесь в обиде:
блага всем там привалят".
Покумекали слепые:
Бог не выдаст, а свинья
раз не съела и доныне,
так не съест... Пошли, братья!
И рванули всем кагалом
за своим лихим вождем,
да по чаще, по завалам,
да под градом и дождем.
Ни на шаг не оторвались
от вождя, что вел всех их,
хоть о павших спотыкались,
о товарищей своих.
И вот как-то спозаранку
крикнул вождь: "Пришли, шабаш!
Мать твою тудыть в изнанку,
чудо-город теперь наш!"
Ликовать слепые стали,
только слышат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
своим глазам. На бровке поля сидело на траве двое запасных.
- Кто играет? - подошел к ним Федор.
- Наши с Политуправлением, ответный матч. Первый мы им 0:2
просрали, - ответил, не отрывая взгляда от поля, стриженый под
"полубокс" парень, покусывающий длинную соломину. - Да куда ты
мочишь, залупа конская! - процедил он сквозь зубы в адрес
промахнувшегося по воротам высокого лысого игрока.
- Значит, еще Политуправление существует?! - удивился
Федор.
Парень нехотя повернул голову и смерил Федора с головы до
ног тяжелым взглядом профессионального военного.
- Вот что, молодой чемодан, - сказал он с расстановкой,
вынув изо рта соломину, - шел бы ты отсюда... и бегом!
Федор неспеша повернулся и пошел к выходу на проспект.
- Бегом, я сказал! - заорал в спину парень.
"Тоже мне командир!" - зло подумал Федор, непроизвольно
замедляя шаг. Самому себе он почему-то представлялся крепким и
сильным, так что страха не испытывал... но и связываться с
упитанными армейцами желания особого не было. "Гол! Го-о-ол! -
раздался сзади громкий крик. - Молодец, младшой!" Теперь уже
совсем никто не обращал внимания на выходящего со стадиона
доходягу.
Федор вышел за ограду спорткомплекса... По проложенным
вдоль проспекта трамвайным путям со стороны "Динамо"
громыхающе-скрипяще катилась дрезина. На этой дрезине с ручным
приводом стоял широкоплечий мужчина с лицом, которое по своему
цвету и мясистости напоминало свежую телячью вырезку.
- Эй, Хоттабыч, бороду с рельс подбери, а то подровняю! -
закричал он весело, сбавляя скорость. - Ну чего стоишь
менжуешься, как гимназистка перед абортом, прыгай сюда, помогай
на железку давить!
Федор вскочил на дрезину, и они быстро поехали, поочередно
"давя на железку", то есть на рычаг, каждый со своей стороны.
Из-за спины Федора, который стоял задом по направлению
движения, выплывали перевернутые трамвайные вагоны, спокойно
лежащие на боку, словно на отдыхе, вдоль путей.
- Ты кто? - просто спросил мужчина.
- Федор.
- А я Николай. Это я их перевернул, - поймал он взгляд
Федора. - Не один, в натуре... Чтобы ездить можно было. Ага.
Тока для них все равно нет.
- Куда же ездить теперь?
- Да мало ли куда! - удивился Николай вопросу Федора. -
Сейчас вот из библиотеки еду. Ага. По ящику глядеть нефига, так
хоть книжки запрещенные почитать.
- А какие запрещенные? - стало интересно Федору.
- Не понял.
- Какие книги запрещены?
- Да все запрещены! Ага, - по-простому заржал Николай. - А
ты не знаешь?! Я вон полный рюкзак набрал, - он пнул ногой туго
набитый рюкзачище.
- Как же это, книги запрещены, а библиотеки работают?
- Кто сказал "работают"?! Ты, брат, только что родился, что
ли? У нас только телевизионные заводы работают - малолеток на
них перевоспитывают. Ага. А книги я так взял, почитаю и верну,
я ж не вор. Ага. Себе Достоевского взял, тоже Федором зовут. У
тебя как отчество?
- Васильевич.
- А он Михалыч. Слыхал про такого? Наш мужик, душевно
пишет. Только что "Идиота" отвез, теперь "Братьев Карамазовых"
везу. Жене - Дюма старшего, макулатурное еще издание. Ага.
Когда-то книги из макулатуры делали, ты, небось, не помнишь,
мальцом еще был. Детям "Золотого ключика" привезу. А остальное
- так, что под руку попалось.
- Не боишься, что тебя контрики с этим рюкзаком заловят?
- Не-а. Если они нас сейчас и законтрожопят, придраться не
к чему будет. Книги ж только читать запрещается, а брать и
перевозить - это сколько угодно. Ага. Мы свои права знаем!
- Что же ты, Николай, из города не ушел?
- А зачем же мне уходить?! Я и тут неплохо устроился: на
крышу земли натаскал, воду туда провел, из деревни брат
грамотной рассады привез... Крыша у нас длинная и плоская -
целая оранжерея получилась. Ага. И к солнцу ближе. Раньше
впятером на двадцати квадратных метрах жопами толкались, а
сейчас весь дом мой. Только теперь по-человечески и зажил.
- А если контрики нагрянут?
- Сказал тоже, нагрянут! Да участковый контрик - мой лучший
кореш. Ага. Мы с ним до всех этих дел в мебельном грузчиками
работали...
- Стой, я приехал, - перебил его Федор.
- Ну бывай, брат!
"Не все еще потеряно для России, если бывший грузчик
Достоевского читает, - размышлял Федор по дороге домой. - Хотя,
с другой стороны, его "кореш" в контрики пошел. Интересно,
читают контрики Достоевского? И читают ли вообще? Любопытно
было бы поговорить с кем-нибудь из них и выведать, верят ли они
в райскую жизнь, да и в саму идею рая. Вряд ли... Скорее всего,
дело обстоит, как в былые времена: в возможность построения
коммунизма верили единицы, а коммунистов миллионы были. Ох, уже
эти идеи! Вроде и не верит в них никто, и не подтверждаются они
на практике, а все равно вся жизнь вокруг них вертится. В
чистом виде они существуют, что ли?"
Вот так, ставя вопросы и не находя на них готового ответа,
Федор незаметно для себя дошел до дома. Он позвонил в дверь -
никто не открывал. Ключей у него, разумеется, не было, но он
заглянул на всякий случай в выступающий из стены металлический
ящик со счетчиками расхода электроэнергии - и точно: открыв
дверцу, он нашел ключи в нише между крайним счетчиком и стенкой
ящика, где еще в незапамятные времена был устроен специально
для них семейный тайник. В прихожей он нашел на трюмо записку:
"Дорогой сынок! Если ты придешь и не найдешь нас дома, то не
волнуйся: мы ушли загород собирать урожай со своего участка.
Целуем тебя. Мама с папой". Федор прошел в гостиную.
- Ну вот вы, наконец, и дома, Федор Васильевич! - встретил
его райский телецарь.
Федор хотел тут же выключить телевизор, но передумал, решив
сначала кое-что выяснить для себя.
- Мы с вами, кажется, старые знакомые, - обратился он к
царю на "вы", не желая с ним фамильярничать.
- Так оно и есть, - охотно подтвердил царь. - С вас, можно
сказать, все и началось шестнадцать лет назад. Как сейчас
помним: вы сидите перед Нами в кресле, заинтригованные
необычной телепередачей, и заказываете свою любимую
"Абракадабру". Сейчас Мы уже этим баловством не занимаемся, но
исключительно для вас можем, по старой памяти, выполнить
заявку.
- Кто это "мы"?
- Мы, Царь Всевидящий и Вездесущий...
- Тогда что-нибудь антимонархическое! - ухмыльнулся Федор.
- Пожалуйста, - сказал царь и запел с подвыванием. - Вышли
мы все из наро-ода, дети семьи трудовой, братский союз и
свобо-ода - вот наш девиз боевой...
- Достаточно! - прервал его Федор.
- Если эта не нравится, то можем другую. И вновь
продолжается бой! И сердцу тревожно в груди-и, и Лени-ин такой
молодой, и юный Октябрь впереди! И Лени-ин...
- Хватит паясничать! - не выдержал Федор.
- Как знаете, - пожал плечами царь. - Сами просили...
- Скажите лучше, что со мной было?
- Не знаем. Мы вас там не видели.
- Где "там"? - поймал его на слове Федор.
- В Аду, конечно же. Вы ведь сами туда захотели...
- Я захотел?!
- Мы никого не принуждаем...
- Сволочь ты! - Федор подошел к телевизору и щелкнул
выключателем, но тут же вспомнил про специальное устройство, о
котором предупреждали мужики в больнице, и, снова включив
телевизор, убрал звук и яркость, чтобы не слышать и не видеть
ненавистного царя.
Покончив со Всевидящим, Федор зашел в свою комнату. В ней
все было по-прежнему, даже плакат с портретом Джона Леннона на
стене сохранился. Он аккуратно стер пыль с очков своего давнего
кумира, взял с книжной полки кассету, вставил в магнитофон,
включил песню "Имейджин" и улегся на кровать, положив под
голову подушку. Запись шипела, и звук был как из граммофона.
Старина... За окном смеркалось, где-то далеко прогремел гром.
Кажется, дождь собирается...
Федор уснул, и ему снилось, что он лежит на своей кровати.
В комнате совсем темно, сквозь щели в оконной раме
просачивается шелест дождя. На стуле рядом с кроватью сидит
странное существо: большое, неопределенной формы и все белое,
будто покрытое толстым слоем инея. Федор его не боится: он
девять лет прослужил в адском спецназе и вообще никого не
боится.
- Ты кто такой? - спрашивает Федор строго, засовывая руку
под подушку... лазерного клинка там нет. "Ничего, и так
справлюсь", - думает он.
- Я - связной, - отвечает существо, по-кошачьи щуря
огромные зеленые глаза.
- Из штаба?
- Нет, с Белой звезды. Мне поручено передать тебе приказ:
убрать царя.
- Я не подчиняюсь Белой звезде, у меня свое командование, -
заявляет Федор.
- Во-первых, Белой звезде подчиняются все, над кем она
светит, а во-вторых, другого командира у тебя нет, потому что
ты давно уже дезертировал из Легиона воинствующих атеистов, -
невозмутимо говорит связной.
- Белая звезда светит в Аду, - возражает Федор, - а здесь -
Солнце.
- Ошибаешься. Ад - это иллюзия, и здешнее солнце - тоже
иллюзия.
- А что не иллюзия? Белая звезда? - усмехается Федор.
- Белая звезда - это тоже иллюзия. В мире, в котором мы
находимся, есть лишь одна неиллюзорная вещь.
- Что же это за вещь?
- Вот она, - существо достает откуда-то из-под мышки
небольшую книгу, на обложке которой можно прочесть название:
ОЖИВИ ПОКОЙНИКА.
- Кто этот покойник? - спрашивает Федор.
- Пока что это тайна. В конце книги ты, может быть,
узнаешь...
- Что значит "может быть"? - перебивает Федор. - Если
заглянуть в конец, то можно узнать наверняка. Или она не
дописана?
- Книга дописана, - отвечает существо, - но если мы с тобой
сейчас заглянем в конец, то ничего не увидим. Мы не можем
узнать, что будет на следующей странице, как люди не могут
заглянуть в завтрашний день, не говоря уже о более далеком
будущем.
- Так какого хрена ты мне ее показываешь?! - раздражается
Федор. - Свое прошлое я и так знаю!
- Мне больше нечего тебе сообщить, - существо
поворачивается к окну и выпрыгивает в дождь через стекло.
"Все только приказывают! - возмутился Федор, когда остался
один. - Нашли тоже цареубийцу! Последнего царя из династии
Романовых уже убили, да к тому же вместе с женой и детьми, а
стало ли от этого лучше?! Ну да ладно, проснусь - разберусь на
свежую голову. Утро вечера мудренее..."
Однако, проснувшись утром, Федор вспомнил лишь, что ему
снилось что-то интересное... но что? Завтракая найденными на
кухне сухарями, Федор усиленно пытался вызвать в памяти
содержание сна, но какая-то важная мысль-зацепка постоянно
ускользала от него. С сухарным хрустом во рту он прошел в свою
комнату и стал рыться в письменном столе, перебирая старые
бумаги, как будто в них могла отыскаться некоторая подсказка. В
нижнем ящике он нашел свои юношеские стихи. Их было немного, и
почти все про несчастную любовь. Перечитав их, Федор испытал не
то чтобы стыд за себя, но сильное недоумение: как он мог писать
такие глупые стихи?! Однако одно стихотворение, датированное
1984 годом, то есть одно из последних, привлекло его внимание,
и ему даже показалось, что это и есть именно то, что он искал.
Названия у стихотворения не было, а звучало оно так:
Раз по полю шли слепые -
наугад ища приют,
про себя ругались, злые:
нет его ни там, ни тут!
Но случись, им повстречался
добр молодец лихой,
и к нему тут обращался
старец во сто лет с лихвой:
"Далеко ли до приюта,
ты нам, молодец, скажи,
водит за нос нас Иуда
в чистом поле и по ржи".
"До него подать рукою, -
молвил малый - не дурак, -
только с вашей темнотою
не достичь его никак.
Да и нашто он вам сдался?!
Знаю место - это да!
Я как раз туда собрался,
кто со мною - так айда!
Там хрустальные все замки,
реки полные вина,
пятки лижут куртизанки,
вот кака хреновина.
Но вы зря не тратьте ноги:
хоть глаза протри до дыр,
не увидите дороги -
нужен всем вам поводырь".
"Эт' ты, парень, судишь здраво,
где же взять его, вот што..."
Усмехнулся малый браво:
"Стой, старик, а я на что?!
Вас доставлю в лучшем виде
я в тот славный чудо-град,
не останетесь в обиде:
блага всем там привалят".
Покумекали слепые:
Бог не выдаст, а свинья
раз не съела и доныне,
так не съест... Пошли, братья!
И рванули всем кагалом
за своим лихим вождем,
да по чаще, по завалам,
да под градом и дождем.
Ни на шаг не оторвались
от вождя, что вел всех их,
хоть о павших спотыкались,
о товарищей своих.
И вот как-то спозаранку
крикнул вождь: "Пришли, шабаш!
Мать твою тудыть в изнанку,
чудо-город теперь наш!"
Ликовать слепые стали,
только слышат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29