но, если в будущем такой случай ему представится, он им воспользуется.
— Так Фрост не ваш клиент?
— С чего вы взяли?
— Он передал вам документы.
— Он передал мне какой-то конверт. Запечатанный. Понятия не имею, что там.
— Но он не стал вашим клиентом?
— Мистер Эплтон, о чем вы? Один человек доверил другому человеку конверт. Всего-во. При чем тут какие-то юридические отношения?
— Где конверт?
— Kак? — удивилась Энн. — Я полагала, что у вас. Kто-то из ваших людей основательно порылся в моем кабинете, да и во всей квартире. Если не у вас, то уж не знаю, где он может быть.
Эплтон замер и, не мигая, уставился на Энн.
— Мисс Харрисон, — сказал он наконец. -Вы самый хладнокровный посетитель из всех, кто когда-либо побывал здесь.
— Что поделаешь, — усмехнулась она, -когда входишь в клетку со львом, то льва бояться не следует.
— Вы и я, — Эплтон лениво постучал ручкой по столу, — люди одной породы. Вы пришли сюда, чтобы заключить сделку.
— Я пришла, — поправила она, — чтобы согнать вас с моей шеи.
— Конверт, — предложил он, — и Фрост восстановлен.
— Приговор отменен? — саркастически улыбнулась она. — Татуировки сведены? Возвращены имущество и работа, воспоминания стерты, слухи рассеяны?
— Мы можем договориться, — кивнул Эплтон.
— Это очень мило с вашей стороны, -заметила она. — Ведь вы могли запросто убрать его.
— Мисс Харрисон, — грустно произнес Эплтон. — Похоже, вы считаете нас чудовищами.
— Kонечно, — согласилась она.
— Конверт? — спросил он.
— Думаю, он у вас.
— А если нет?
— Тогда не знаю. И все это, в любом случае, бессмысленно. Я пришла сюда не затем, чтобы, как вы выразились, заключить сделку.
— Но раз уж вы тут?
— Не имею полномочий. Такие разговоры должны вестись с самим Фростом.
— Вы можете ему передать.
— Да, — произнесла она беспечно. -Могла бы…
Эплтон подался вперед слишком быстро, выдав свое нетерпение.
— Тогда, может быть, вы это сделаете?
— Я не договорила. Могла бы — если бы знала, где он теперь. Право же, мистер Эплтон, не вижу в этом смысла. Мне все это неинтересно, и я сомневаюсь, что интересно и самому Фросту.
— Но Фрост…
— Вряд ли он вам доверяет.
Она поднялась и пошла к дверям.
Эплтон неуклюже вскочил и заторопился за ней.
— А что до того дельца… — начал было он.
— Я решила, — оборвала его Энн, — что подам свой иск. Мне стало ясно, что доверять вам я не могу.
Уже в лифте ее начали одолевать сомнения: ну, и чего, собственно, она достигла? Дала понять, что обнаружила слежку, это — раз. И узнала, что Эплтон, как и она, не осведомлен о том, где теперь Фрост.
Она прошла через вестибюль, вышла на улицу и направилась к стоянке; там, возле ее машины, стоял какой-то человек — высокий и худой. Он был сед, лицо избороздили морщины.
Увидев Энн, он отворил перед ней дверь машины и сказал:
— Мисс Харрисон, мы не знакомы, но я — ваш друг, а вы нуждаетесь в друзьях. Вы говорили с Эплтоном…
— Будьте добры, оставьте меня в покое, — резко ответила Энн.
— Меня зовут Джордж Саттон, — сказал он, склонившись к ее уху. — Я из Святых. Эплтон бы многое дал, чтобы заполучить меня. Я родился Святым и останусь им навсегда. Не верите — взгляните.
Саттон распахнул рубашку и показал на правую сторону груди.
— Видите, нет шрама, — пояснил он. -Мне не вшивали передатчик.
— Но шрам мог исчезнуть.
— Нет, — покачал головой Саттон. -Следы остаются. Вы растете, и вам вшивают новые передатчики. А последний — когда вам уже лет двадцать. Шрамы не исчезают.
— Забирайтесь в машину, — приказала Энн, — не то вас заметят. Но если вы не из Святых…
— Вы думаете, я из Нетленного Центра? Но…
— Полезайте же, — оборвала его объяснения Энн.
На улице машина моментально растворилась в общем потоке.
— Я видел Дэниэла Фроста, — начал Саттон. — В ту, первую ночь. Один из моих людей привел его, и я с ним говорил.
— О чем?
— О многом. О наших лозунгах, например. Он считает эту работу простым мальчишеством. Я спросил его и о том, верит ли он в Бога. Я всегда спрашиваю об этом людей. Мисс, это странный вопрос — о чем мы говорили? Какая разница?
— Разницы нет, я знаю, о чем шла речь.
— Вы его видели?
— Нет, я его не видела.
— А кто?
— Другой человек. Дэн рассказал ему о вашем разговоре, о Библии, о Боге:
— Значит, теперь вы мне верите?
— Не знаю, — бесстрастно произнесла она. — Кажется, хотя и не вполне. Я не уверена ни в чем. Это кошмар: ничего не знаешь, находишься под наблюдением. Я знала, что они следят за мной, я их видела. Поняла, что телефон прислушивается. Не смогла смириться, потому и пошла к Эплтону. Но ведь и вы — тоже следили!
Он кивнул.
— Да. За вами, за Фростом и за тем человеком — за Чэпмэном. Мисс, мы не только пишем лозунги на стенах. Мы делаем и многое другое, мы боремся с Нетленным Центром любыми способами.
— Зачем?
— Они наши враги, враги человечества. Мы — все, что осталось от прежнего мира, а теперь мы — подполье, и туда нас загнали они.
— Да я не это имела в виду. Зачем вы следили за нами?
— Но, поймите, мы можем помочь вам. Мы были рядом, когда произошло убийство около ресторана. Мы помогли бы Фросту, но он обошелся и без нас.
— Вы знаете, где он?
— Нет. Мы знаем только, что он угнал машину. Видимо, покинул город. Мы потеряли его из виду, когда он направился на запад.
— И вы решили, что знаю я.
— Нет, не совсем так. Мы бы не пошли на контакт с вами, не пойди вы к Эплтону.
— Какая связь? Что же, я не могу…
— Нет, конечно же. Но теперь Эплтону известно, что вы знаете о слежке. Пока вы изображали из себя дурочку, вы были в безопасности.
— А теперь — нет?
— Вам не под силу воевать с Центром. Никто из людей на это не способен. Несчастный случай, что угодно. Мы уже насмотрелись на то, как это бывает.
— Но что ему от меня нужно?
— Да не нужно ему от вас ничего, ему нужно, чтобы вас не было. Он уберет вас, уберет Фроста и будет чист, как стеклышко.
— Вы что-то знаете?
— Мисс, — тяжело вздохнул Саттон, — я был бы идиотом, когда бы не имел своих каналов в Центре.
Вот оно как, — подумала она. Не религиозные фанатики, не простодушные сочинители лозунгов, а хорошо организованные мятежники, которые годами остаются в тени, доставляя Центру больше неприятностей, чем кто-либо еще.
Но и они обречены. Никто не может устоять против структуры, которая, по сути, стала владелицей всего мира, да еще и обещает вечную жизнь.
Но в такой гигантской структуре неизбежно сыщутся «каналы». Их найдут не только Святые, а любой, кому это понадобится. Потому что существует алчность, а раз так — всегда отыщутся те, кто пойдет на это, лишь бы улучшить свои виды на вторую жизнь.
— Полагаю, что должна быть вам благодарна, — сказала Энн.
— Не за что.
— Где вас высадить?
— Мисс Харрисон, хочу сказать вам еще несколько слов и надеюсь, что вы меня выслушаете.
— Да, конечно.
— Та бумага…
— Так она и вам нужна?
— Если с вами что-то произойдет, если вдруг…
— Нет, — твердо сказала Энн. — Бумага не моя. Она принадлежит Дэниэлу Фросту.
— Но если документ пропадет? Разве вы не понимаете, что это оружие? Я не знаю, что в нем, но…
— Понятно. Вы используете все, что попадает вам в руки. Неважно что и неважно — каким образом.
— Не слишком лестно для нас, но, признаюсь, дела обстоят именно так.
— Мистер Саттон, — сказала Энн. — Я бы хотела, чтобы вы вышли.
— Если вы так хотите, мисс.
— Да, я так хочу. И оставьте меня в покое. За мной и так уже следят, а сразу с двух сторон — это уже многовато.
Визит к Эплтону был ошибкой, поняла она. Какой там суд, дела такого сорта к суду не имеют отношения! И в блефе, как бы тот ни был удачен, тоже нет ничего хорошего. Слишком высока ставка, слишком много людей тут завязано. Со всеми не сблефуешь, от всех не спрячешься.
Выход? Возвращаться домой или в контору она уже не может, остается единственное…
Она притормозила, и Саттон тяжело выбрался на тротуар.
— Спасибо, что подвезли, — не без ехидства поблагодарил он.
— Что вы, что вы, — механически ответила она.
У нее были с собой какие-то деньги, кредитная карточка, так что возвращаться действительно незачем.
Ну вот, в бегах, усмехнулась она. Впрочем, не совсем так. Ехать к кому-то, это не то же самое, что от кого-то убегать. Слава Богу, хотя бы с ним пока все в порядке.
28
Остался позади Чикаго с окутанными туманом громадами каменных башен, теснящимися вдоль озера. Теперь Фрост продвигался на север по узким, петляющим дорогам. Временами они сужались до того, что становились непроходимыми, тогда он возвращался и искал другой путь — другую едва приметную в траве дорогу, которая вела в нужном направлении.
И так на протяжении всего пути от восточного берега, в час по чайной ложке. Хотя, собственно, куда спешить? У него нет никакой причины — не переставал он удивляться — ехать именно туда. Это место он выбрал, положившись целиком на эмоции, без какого-то особого умысла. Что он там найдет? Покой? Возможность заново обрести себя? Это лишь фантазии. Он приедет, а там окажется пусто и скучно, и само место ничем не отличается от любого другого. Странно, но он все равно продолжал свой путь — ведомый каким-то -смутным внутренним побуждением.
Людей Фрост встречал редко. Земли, по которым он проезжал, были заброшены. Изредка натыкался он на какую-нибудь нищую семейку, которая нашла себе пристанище в одном из покинутых фермерских домов. Иногда попадались мелкие деревушки, все еще обитаемые — какие-то люди упорно отказывались присоединиться к остальным, уйти в мегаполисы, и существовали на крошечных островках среди пустых и обветшалых строений.
Временами он видел спасательные станции: машины, вертолеты стояли, готовые отправиться за телом в тот самый миг, когда вмонтированный в плоть передатчик прекратит подавать сигналы, что сердце человека еще бьется — определив на мониторе место его смерти.
Какая там у них работа, думал Фрост. Месяцы, наверное, проходят без единого вызова: считанные единицы умирают в квадрате, что обслуживает станция.
Но даже в местах, которые полностью обезлюдели, станции существовали — были ведь и путешественники.
Потому что, невзирая на все слухи и сплетни, Нетленный Центр поддерживал веру в себя, продолжая традиции, заложенные в момент его основания.
Так и должно быть, говорил себе Фрост, ощущая прилив гордости. И никак иначе: эта вера — единственный фундамент, на котором может быть воздвигнута столь прочная социальная структура.
Разбитые дороги не позволяли ехать быстро. А еще приходилось останавливаться, чтобы раздобыть пропитание.
Он собирал ягоды, наведывался в старые, но еще плодоносящие сады. Рыбачил — не без успеха — в мелких ручьях и небольших речках. Даже попытался сделать лук из орехового прута. Вырезал ясеневые стрелы и часами тренировался в стрельбе. Но это оказалось пустой тратой времени
— лук получился корявый и бил не точно. Правда, ему удалось подстрелить крота — старого и жилистого. Но все-таки это было мясо, настоящее мясо — впервые за многие недели скитаний.
В заброшенном фермерском доме он отыскал котелок, ржавый, но целый. Несколькими днями позже на берегу мутного пруда поймал черепаху, неосмотрительно отошедшую слишком далеко от воды, и сварил себе суп. Вкус был сомнителен, но какая разница, главное — еда.
Наступили праздные времена. Он не прятался, не убегал, медленно продвигаясь по длинной, извилистой дороге — хорошее время. Найдя удачное место, он останавливался на несколько дней — отдыхал, рыбачил, купался, пытался заготовить провизию впрок: даже коптил рыбу — впрочем, эксперимент не удался.
Назад Фрост уже не оглядывался. Конечно, Маркус Эплтон продолжал охотиться за ним, но он мог еще не сообразить, что его жертва покинула город. Kонечно, кражу машины давно обнаружили; возможно, нашлась и та машина, с которой он снял номера. Ну и что? Kак это могло привести преследователей к нему? Да и то — опознать машину — труд нелегкий, слишком они все похожи. Впрочем, как могло быть иначе, когда их выпускала единственная компания, вовсе не заботящаяся о расширении ассортимента: покупали и так, других ведь не было.
Фрост добрался до реки. Начинались знакомые места. Старый железный мост, рыжий от ржавчины, все еще нависал над водой, к востоку сгрудились серые, пожухлые здания покинутой деревни, а на запад от моста вдоль реки — тянулась старая проселочная дорога.
Двадцать миль, прикинул Фрост, всего двадцать миль, и он дома. Хотя какой там дом — просто место, где когда-то бывал.
Фрост свернул на дорогу; узкая колея почти сплошь заросла травой, по обочинам буйствовал кустарник, ветви скребли по корпусу машины.
Ярдов через сто деревья кончились, уступив место небольшому лугу, который был когда-то кукурузным полем. За лугом вновь начинались заросли. Наподалеку, на вершине холма, среди разросшегося кустарника стояли два полуразрушенных строения.
А возле дороги раскинулся лагерь. Грязные, залатанные палатки были расположены кругом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20