Увидела мышка на снегу сосновую шишку, ухватила зубом, скребет и все черным глазом поглядывает – нет ли хоря.
А злой хорь по мышиным следам полает, красным хвостом снег метет.
Рот разинул – вот-вот на мышь кинется… Вдруг мышка царапнула нос о шишку, да с перепугу – нырь в снег, только хвостом вильнула. И нет ее.
Хорь даже зубами скрипнул – вот досада. И побрел, побрел хорь по белому снегу. Злющий, голодный – лучше не попадайся.
А мышка так ничего и не подумала об этом случае, потому что в голове мышиной мозгу меньше горошины. Так-то.
Козел
В поле – тын, под тыном – собачья голова, в голове толстый жук сидит с одним рогом посреди лба.
Шел мимо козел, увидал тын, – разбежался да как хватит в тын головой, – тын закряхтел, рог у козла отлетел.
– То-то, – жук сказал, – с одним-то рогом сподручнее, иди ко мне жить.
Полез козел в собачью голову, только морду ободрал.
– Ты и лазить-то не умеешь, – сказал жук, крылья раскрыл и полетел.
Прыгнул козел за ним на тын, сорвался и повис на тыну.
Шли бабы мимо тына – белье полоскать, сняли козла и вальками отлупили.
Пошел козел домой без рога, с драной мордой, с помятыми боками.
Шел – молчал.
Смехота, да и только.
Ёж
Теленок увидал ежа и говорит:
– Я тебя съем!
Еж не знал, что теленок ежей не ест, испугался, клубком свернулся и фыркнул:
– Попробуй.
Задрав хвост, запрыгал глупый телонок, боднуть норовит, потом растопырил передние ноги и лизнул ежа.
– Ой, ой, ой! – заревел теленок и побежал к корове-матери, жалуется.
– Еж меня за язык укусил.
Корова подняла голову, поглядела задумчиво и опять принялась траву рвать.
А еж покатился в темную нору под рябиновый корень и сказал ежихе:
– Я огромного зверя победил, должно быть, льва!
И пошла слава про храбрость ежову за синее озеро, за темный лес.
– У нас еж – богатырь, – шепотом со страху говорили звери.
Лиса
Под осиной спала лиса и видела воровские сны.
Спит лиса, не спит ли – все равно нет от нее житья зверям.
И ополчились на лису – еж, дятел да ворона.
Дятел и ворона вперед полетели, а еж следом покатился.
Дятел да ворона сели на осину.
– Тук-тук-ту-к, – застучал дятел клювом по коре.
И лиса увидела сон – будто страшный мужик топором машет, к ней подбирается.
Еж к сосне подбегает, и кричит ему ворона:
– Карр еж!.. Карр еж!..
«Кур ешь, – думает ворона, – догадался проклятый мужик».
А за ежом ежиха да ежата катятся, пыхтят, переваливаются…
– Карр ежи! – заорала ворона.
«Караул, вяжи!» – подумала лиса, да как спросонок вскочит, а ежи ее иголками в нос…
– Отрубили мой нос, смерть пришла, – ахнула лиса и – бежать.
Прыгнул на нее дятел и давай долбить лисе голову. А ворона вдогонку: «Карр».
С тех пор лиса больше в лес не ходила, не воровала.
Выжили душегуба.
Заяц
Летит по снегу поземка, метет сугроб на сугроб… На кургане поскрипывает сосна:
– Ох, ох, кости мои старые, ноченька-то разыгралась, ох, ох…
Под сосной, насторожив уши, сидит заяц.
– Что ты сидишь, – стонет сосна, – съест тебя волк, – убежал бы.
– Куда мне бежать, кругом бело, все кустики замело, есть нечего…
– А ты порой, поскреби.
– Нечего искать, – сказал заяц и опустил уши.
– Ох, старые глаза мои, – закряхтела сосна, – бежит кто-то, должно быть, волк, – волк и есть.
Заяц заметался.
– Спрячь меня, бабушка…
– Ох, ох, ну, прыгай в дупло, косой.
Прыгнул заяц в дупло, а волк подбегает и кричит сосне:
– Сказывай, старуха, где косой?
– Почем я знаю, разбойник, не стерегу я зайца, вон ветер как разгулялся, ох, ох…
Метнул волк серым хвостом, лег у корней, голову на лапы положил. А ветер свистит в сучьях, крепчает…
– Не вытерплю, не вытерплю, – скрипит сосна.
Снег гуще повалил, налетел лохматый буран, подхватил белые сугробы, кинул их на сосну.
Напружилась сосна, крякнула и сломалась… Серого волка, падая, до смерти зашибла…
Замело их бураном обоих. А заяц из дупла выскочил и запрыгал куда глаза глядят.
«Сирота я, – думал заяц, – была у меня бабушка-сосна, да и ту замело…»
И капали в снег пустяковые заячьи слезы.
Кот Васька
У Васьки-кота поломались от старости зубы, а ловить мышей большой был охотник Васька-кот.
Лежит целые дни на теплой печурке и думает – как бы зубы поправить…
И надумал, а надумавши, пошел к старой колдунье.
– Баушка, – замурлыкал кот, – приставь мне зубы, да острые, железные, костяные-то я давно обломал.
– Ладно, – говорит колдунья, – за это отдашь мне то, что поймаешь в первый раз.
Поклялся кот, взял железные зубы, побежал домой. Не терпится ему ночью, ходит по комнате, мышей вынюхивает.
Вдруг мелькнуло что-то, бросился кот, да, видно, промахнулся.
Пошел – опять метнулось.
«Погоди же!» – думает кот Васька, остановился, глаза скосил и поворачивается, да вдруг как прыгнет, завертелся волчком и ухватил железными зубами свой хвост.
Откуда ни возьмись явилась старая колдунья.
– Давай, – говорит, хвост по уговору.
Заурлыкал кот, замяукал, слезами облился. Делать нечего. Отдал хвост. И стал кот – куцый. Лежит целые дни на печурке и думает: «Пропади они, железные зубы, пропадом!»
Сова и кот
В дубовом дупле жила белая сова – лунь-птица, у совы было семь детенышей, семь родных сыновей.
Раз ночью улетела она, – мышей половить и яиц напиться.
А мимо дуба шел дикий, лесной кот. Услыхал кот, как совята пищат, залез в дупло и поел их – всех семь.
Наевшись, тут же, в теплом гнезде, свернулся и заснул.
Прилетела сова, глянула круглыми глазами, видит – кот спит. Все поняла.
– Котик лесной, – запела сова сладким голосом, – пусти переночевать, студено в лесу-то.
Кот спросонок не разобрал и пустил сову. Легли они в дупле рядышком.
Сова и говорит:
– Отчего, у тебя, кот, усы в крови?
– Ушибся, кума, рану лизал.
– А отчего у тебя, кот, рыльце в пуху?
– Сокол меня трепал, насилу ушел я от него.
– А от чего у тебя, кот, глаза горят?
Обняла сова кота лапами и выпила глаза его. Клюв о шерсть вытерла и закричала:
Совят! Семь, семь.
Совят! Кот съел.
Мудрец
По зеленой траве-мураве ходят куры, на колесе белый петух стоит и думает: пойдет дождь или не пойдет?
Склонив голову, одним глазом на тучу посмотрит и опять думает.
Чешется о забор свинья.
– Черт знает, – ворчит свинья, – сегодня арбузные корки опять отдали корове.
– Мы всегда довольны! – хором сказали куры.
– Дуры! – хрюкнула свинья. – Сегодня я слышала, как божилась хозяйка накормить гостей курятиной.
– Как, как, как, как, что такое? – затараторили куры.
– Поотвертят вам головы – вот и «как, что такое», – проворчала свинья и легла в лужу.
Сверху вниз задумчиво посмотрел петух и молвил:
– Куры, не бойтесь, от судьбы не уйдешь. А я думаю, что дождь будет. Как вы, свинья?
– А мне все равно.
– Боже мой, – заговорили куры, – вы, петух, предаетесь праздным разговорам, а между тем из нас могут сварить суп.
Петуха это насмешило, он хлопнул крыльями и кукарекнул.
– Меня, петуха, в суп – никогда!
Куры волновались. В это время на порог избы вышла с огромным ножом хозяйка и сказала:
– Все равно, – он старый, его и сварим.
И пошла к петуху. Петух взглянул на нее, но гордо продолжал стоять на колесе.
Но хозяйка подходила, протянула руку… Тогда почувствовал он зуд в ногах и побежал очень шибко: чем дальше, тем шибче.
Куры разлетелись, а свинья притворилась спящей.
«Пойдет дождь или не пойдет?» – думал петух, когда его, пойманного, несли на порог, чтобы рубить голову.
И, как жил он, так и умер, – мудрецом.
Гусак
Идут с речки по мерзлой траве белые гуси, впереди злой гусак шею вытягивает, шипит:
– Попадись мне кто, – защиплю.
Вдруг низко пролетела лохматая галка и крикнула:
– Что, поплавали! Вода-то замерзла.
– Шушура! – шипит гусак.
За гусаком переваливаются гусенята, а позади – старая гусыня. Гусыне хочется снести яйцо, и она уныло думает: «Куда мне, на зиму глядя, яйцо нести?»
А гусенята вправо шейки нагнут и пощиплют щавель и влево шейки нагнут и пощиплют.
Лохматая галка боком по траве назад летит, кричит:
– Уходите, гуси, скорей, у погребицы ножи точат, свиней колют и до вас, гусей, доберутся.
Гусак на лету, с шипом, выхватил галке перо из хвоста, а гусыня расколыхалась:
– Вертихвостка, орешь – детей моих пугаешь.
– Щавель, щавель, – шепчут гусенята, – померз, померз.
Миновали гуси плотину, идут мимо сада, и вдруг по дороге им навстречу бежит голая свинья, ушами трясет, а за ней бежит работник, засучивает рукава.
Наловчился работник, ухватил свинью за задние ноги и поволок по мерзлым кочкам. А гусак работника за икры с вывертом, щипом щипал, хватом хватал.
Гусенята отбежали, смотрят, нагнув головы. Гусыня, охая, засеменила к мерзлому болоту.
– Го, го, – закричал гусак, – все за мной!
И помчались гуси полулетом на двор. На птичьем дворе стряпуха точила ножи, гусак к корыту подбежал, отогнал кур да уток, сам наелся, детей накормил и, зайдя сзади, ущипнул стряпуху.
– Ах, ты! – ахнула стряпуха, а гусак отбежал и закричал:
– Гуси, утки, куры, все за мной!
Взбежал гусак на пригорок, белым крылом махнул и крикнул:
– Птицы, все, сколько ни есть, летим за море! Летим!
– Под облака! – закричали гусенята.
– Высоко, высоко! – кокали куры.
Подул ветерок. Гусак посмотрел на тучку, разбежался и полетел.
За ним прыгнули гусенята и тут же попадали – уж очень зобы понабили.
Индюк замотал сизым носом, куры со страху разбежались, утки, приседая, крякали, а гусыня расстроилась, расплакалась – вся вспухла.
– Как же я, как же я с яйцом полечу!
Подбежала стряпуха, погнала птиц на двор. А гусак долетел до облака.
Мимо треугольником дикие гуси плыли. Взяли дикие гуси гусака с собой за море. И гусак кричал:
– Гу-уси, куры, утки, не поминайте ли-ихом…
Грибы
Братца звали Иван, а сестрицу – Косичка. Мамка была у них сердитая: посадит на лавку и велит молчать. Сидеть скучно, мухи кусаются или Косичка щипнет – и пошла возня, а мамка рубашонку задернет да – шлеп…
В лес бы уйти, там хоть на голове ходи – никто слова не скажет…
Подумали об этом Иван да Косичка да в темный лес и удрали.
Бегают, на деревья лазают, кувыркаются в траве, – никогда визга такого в лесу не было слышно.
К полудню ребятишки угомонились, устали, захотели есть.
– Поесть бы, – захныкала Косичка.
Иван начал живот чесать – догадывается.
– Мы гриб найдем и съедим, – сказал Иван. – Пойдем, не хнычь.
Нашли они под дубом боровика и только сорвать его нацелились, Косичка зашептала:
– А может, грибу больно, если его есть?
Иван стал думать. И спрашивает:
– Боровик, а боровик, тебе больно, если тебя есть?
Отвечает боровик хрипучим голосом:
– Больно.
Пошли Иван да Косичка под березу, где рос подберезовик, и спрашивают у него:
– А тебе, подберезовик, если тебя есть, больно?
– Ужасно больно, – отвечает подберезовик.
Спросили Иван да Косичка под осиной подосинника, под сосной – белого, на лугу – рыжика, груздя сухого да груздя мокрого, синявку-малявку, опенку тощую, масленника, лисичку и сыроежку.
– Больно, больно, – пищат грибы.
А груздь мокрый даже губами зашлепал:
– Што вы ко мне приштали, ну ваш к лешему…
– Ну, – говорит Иван, – у меня живот подвело.
А Косичка дала реву. Вдруг из-под прелых листьев вылезает красный гриб, словно мукой сладкой обсыпан – плотный, красивый.
Ахнули Иван да Косичка:
– Миленький гриб, можно тебя съесть?
– Можно, детки, можно, с удовольствием, – приятным голосом отвечает им красный гриб, так сам в рот и лезет.
Присели над ним Иван да Косичка и только разинули рты, – вдруг откуда ни возьмись налетают грибы: боровик и подберезовик, подосинник и белый, опенка тощая и синявка-малявка, мокрый груздь да груздь сухой, масленник, лисички и сыроежки, и давай красного гриба колотить-колошматить:
– Ах ты, яд, Мухомор, чтобы тебе лопнуть, ребятишек травить удумал…
С Мухомора только мука летит.
– Посмеяться я хотел, – вопит Мухомор…
– Мы тебе посмеемся! – кричат грибы и так навалились, что осталось от Мухомора мокрое место – лопнул.
И где мокро осталось, там даже трава завяла с мухоморьего яда…
– Ну, теперь, ребятишки, раскройте рты по-настоящему, – сказали грибы.
И все грибы до единого к Ивану да Косичке, один за другим, скок в рот – и проглотились.
Наелись до отвалу Иван да Косичка и тут же заснули.
А к вечеру прибежал заяц и повел ребятишек домой. Увидела мамка Ивана да Косичку, обрадовалась, всего по одному шлепку отпустила, да и то любя, а зайцу дала капустный лист:
– Ешь, барабанщик!
Братца звали Иван, а сестрицу – Косичка. Мамка была у них сердитая: посадит на лавку и велит молчать. Сидеть скучно, мухи кусаются или Косичка щипнет – и пошла возня, а мамка рубашонку задернет да – шлеп…
В лес бы уйти, там хоть на голове ходи – никто слова не скажет…
Подумали об этом Иван да Косичка да в темный лес и удрали.
Бегают, на деревья лазают, кувыркаются в траве, – никогда визга такого в лесу не было слышно.
К полудню ребятишки угомонились, устали, захотели есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24