В то же самое время, мозг его занимали проблемы
Роколла, он думал о том, как ему остановить Хозяина и вывезти
оттуда детей, а глаза, - бывшие, хоть он того и не знал,
глазами художника и поэта, - автоматически перебегали с
приборов к морю, с моря к небу и с неба к приборам.
За плексигласовой оболочкой наступал, стирая горизонт,
опаловый вечер. Сизая дымка и плывшие на одном с вертолетом
уровне окрашенные в цвета фламинго кучевые облака без всякой
разграничительной линии переходили в океан. Мысли мистера
Фринтона обратились к уровням существования. Его летучая рыба,
трудясь, плыла в прохладных высотах, а далеко внизу под ним
проплывала рыба морская, и траулер, похожий на жабу,
старательно ковылял по поверхности моря, вытянув лягушачьи
лапки кильватерных струй. Все они пребывали в одном и том же
аквариуме.
Он вдруг заметил, что расположение бурунов не отвечает
правильному - елочкой - рисунку волн. Строго определенные ряды
или дуги пенных гребней, какие видишь на пляже, в море
отсутствовали. Вместо этого морские анемоны распускались, не
соблюдая порядка, кое-как разбросанные по далекой от него
опрятной ряби. Словно перхоть, подумал он. Да, они походили на
перхоть на ровной, серой шкуре океана, раскинувшейся в семи
тысячах футов под целеустремленным фюзеляжем. Или на редкие,
неуверенные снежинки в теплом меху.
Между тем, Роколл не превосходил размерами торчащую из
Ла-Манша глыбу Ортака и его еще предстояло найти.
Прилечу уже в сумерки, думал он. Приятно было бы сейчас
подлетать к Лондонскому аэропорту. Тогда я пересек бы кружевной
подол побережья под гудение крыльев, непреклонно режущих
сумрак, и увидел бы поля для гольфа с их ловушками, точь в точь
похожими на оттиск ногтя большого пальца, и старые шрамы от
военных бомбардировок, - лунные кратеры омертвелой ткани на
широкой, смутной, уютной, узорчатой, обжитой плоти Англии. Да,
и машины, жуками ползущие по словно бы нанесенным на карту
дорогам, переключали бы боковые огни, и в темноте пролетая над
Лондоном, я увидел бы, как кружат, словно светящиеся колесные
спицы, мириады улиц. Мигали бы уличные фонари, мигал бы весь
этот нескончаемый улей, потому, думал он, что пока вертолет
пролетал бы мимо, каждая из ближних каминных труб заслоняла бы
каждое из дальних светящихся окон, заставляя их гаснуть и
вспыхивать снова так, будто они и в самом деле мигают.
Как же избавиться от детей за столь малое время?
Покушение на Хозяина может закончиться чем угодно, - вплоть
до уничтожения острова. Когда ученому маньяку достаются в
безраздельное пользование такие вещи, как атомная энергия,
конец света становится всего лишь вопросом времени. Будь она,
скажем, у Гитлера, разве не обратил бы он всю планету в
погребальный костер, вместо того, чтобы просто обливаться
бензином рядышком с собственным бункером? Видимо, сознанию
каждого тирана любезен принцип "После меня хоть потоп". К тому
же многие ученые - люди психически неуравновешенные. То, что
Трясун именовал "научным подходом" зачастую сводится к
холодному, безумному и бесстрастному любопытству. Они вводят
себе новоизобретенные сыворотки, яды и прочие панацеи не из
самозабвенного служения благу человечества, но потому, что их
томит любознательность, а то и мазохизм. От мысли "Что будет,
если я введу себе ксилокаин?" до мысли "Что будет, если я
сброшу супербомбу?" всего один шаг и шаг маленький.
Если твое столкновение с Хозяином закончится провалом, он
может повернуть вибраторы внутрь, - да собственно говоря, и
вовне, - и включить их на полную мощность. Все это чертовски
рискованно.
Хоп! - с удовлетворением подумал он. Вон он, по левому
борту, черный, одинокий и крошечный на фоне рдеющего моря.
"Красен закат, пастух будет рад".
Левой рукой мистер Фринтон ослабил рычаг, задающий число
оборотов винта, двинул вперед циклическую рукоятку, увеличивая
скорость снижающейся машины с семидесяти пяти узлов до
восьмидесяти. По мере падения высоты, остров медленно вырастал,
- оба, остров и вертолет, устремившись навстречу друг другу,
изменяли свои размеры и расположение, но не быстроту и не
характер движения.
Он сделал круг, отметил направление стрелы анемометра,
определил подветренную сторону и развернулся против ветра.
Левая рука опустила рычаг оборотов еще ниже, свернув вовнутрь,
чтобы уменьшить мощность двигателя, расположенный на рычаге
переключатель, а правая вновь легла на циклическую рукоятку.
Все это время, пока руки его возились со всевозможными рычагами
управления, ноги, забытые прочими частями тела, жили
собственной жизнью, управляясь с гасившими закручивание
педалями.
Машина нырнула вниз, и винт пошел в обратную сторону, рычаг
сдвинулся вверх, рукоятка вперед, затем наоборот, - реверс на
реверс в поисках равновесия.
Вертолет завис в десяти футах над водой.
Он оттянул рычаг вниз до упора, еще довернул переключатель
на рукояти, отключая двигатель, на миг уронил на колени руки и
вздохнул.
Все переключатели - отключены.
Подача масла - отключена.
Вентиляционные шторки двигателя - открыты.
Гирополукомпас - заперт.
Подача топлива - отключена.
Приехали.
Когда вертолет втянули внутрь и письменный рапорт отправился
к Хозяину, мистер Фринтон отдал себя в руки Пинки, вышедшему,
как обычно, чтобы встретить его и, как обычно, встреченному
излюбленной приятельской дразнилкой: "Ну, как ты, старый
арап?". Майор спустился на лифте и коридором прошел на кухню,
обедать.
В кухне близнецы приглядывали за обедом, чтобы не остыл.
- Ну вот и началось, - без предисловий сказал он,
присаживаясь к столу, на котором стояла горячая фасоль,
помидоры и консервированные сосиски.
- Вы привезли ванадий?
- Он и в самом деле не был готов, так что мне даже нет
необходимости притворяться. Придется слетать за ним еще раз.
Если удастся сняться с острова без того, чтобы вокруг болталось
много народу, я, пожалуй, рискну и попытаюсь вас вывезти. Он
может и не заметить вашего отсутствия. Возможно, мне удастся
оправдаться тем, что вы как-то спрятались на вертолете, а после
удрали.
Он мрачно помешал ложкой фасоль.
- Вся беда в том, что мне придется вернуться без вас и
как-то все объяснить. Я сомневаюсь, что он поверит, будто в
вертолете так легко спрятаться. Может, под каким-нибудь
тряпьем? Правда, как тогда быть с дифферентом? Он не пилот, но
большую часть этих вещей понимает.
Мистер Фринтон повернулся к старому негру, который стоял у
стола, улыбаясь, слушая, ожидая, когда можно будет подложить
добавки.
- Проволока еще не готова, Пинки. Привезу в следующий раз.
- Мы можем поговорить?
- Пинки мешать не станет, - ответил мистер Фринтон,
притворяясь, будто собирается ткнуть старика вилкой между
ребер. - Правда, Пинки? Наш черномазый думает только о том, как
бы понаделать побольше вибраторов да доверху набить нас бобами,
- так что ли, старый Отелло?
В ответ он получил еще один половник фасоли.
- А что началось? - спросил Никки.
Их переполняло желание рассказать майору о новом союзнике,
но и в промедлении была своя прелесть.
- Я мог бы назвать это Операция "Оверлорд", но в точности
такое название уже было использовано. Назовем ее, если хотите,
Операция "Новый Хозяин". Сегодня у нас День Д минус десять. Все
есть в газетах. Гляньте.
Он перебросил им мятый номер "Миррор" с вечными фотографиями
облаченных в купальники девушек, которые красуются на палубах
яхт и, привстав на цыпочки, тянутся к какими-то веревкам, что
столь удлиняет ноги и возвышает бюст. Двухдюймовые заголовки
гласили: "ХОЗЯИН?".
- А я думал, он передатчика не включает.
- Разумеется, не включает. Но это не мешает ему посылать
письма. Я каждую неделю увожу целый мешок почты, правда, в
основном - купоны футбольного тотализатора, заполненные
техниками.
- Тут говорится, - читая, пересказывал Никки, - что к ужасам
современной военной техники добавилось новое оружие, угрожающее
самим основам цивилизации и британскому домашнему очагу. А на
шестой странице - смотрим шестую страницу, - вот, еще один
заголовок, "ПУГАЮЩАЯ МИСТИФИКАЦИЯ?". Половину страницы занимает
стать Кассандры, с уверениями, что если бы президент Эйзенхауэр
не играл в гольф, ничего бы и не случилось, а в редакционной
статье сказано, что сэру Антони Идену следует подать в
отставку, и еще, - постойте-ка, - мелким шрифтом пояснено, что
неустановленный ученый, местоположение которого неизвестно,
угрожает нанести десятого августа сверхзвуковой удар, если не
будут выполнены его требования. Почему сверхзвуковой?
- Что-то им нужно было сказать.
- Но при чем тут...
- Кстати, - сказал мистер Фринтон, не донеся сосиску до рта,
- а не засунуть ли вас в пару почтовых мешков? Они не очень
большие.
Близнецы, знавшие теперь, что мистер Бленкинсоп на их
стороне, уже не так стремились сбежать с острова.
- А что говорят люди? - спросила Джуди.
- Практически ничего. Когда вышли газеты, я ехал в автобусе
по Белфасту, народу было много, мне пришлось стоять, а газет я
купить не успел. Я пытался прочитать заголовки через плечо
одной девушки. По-моему, машинистка. Довольно миловидная. На
первую страницу она вообще не взглянула, шестую пробежала
сверху вниз и погрузилась в Дороти Пуп. Что-то такое насчет
сетчатых чулок.
- Но хоть кого-то это должно было встревожить?
- Вечером я прошелся по пабам. В пабах, как правило, можно
услышать очень разумные разговоры. Один мужчина, с виду
совершенный церковный староста, сказал, что "теперь весь
тотализатор пойдет насмарку", а другой, докер, ответил, что
"это заговор консерваторов, не желающих пропустить проект по
здравоохранению". В этом кабачке больше никаких разговоров не
было. В последнем из тех, что я посетил, состоялась целая
беседа на эту тему. Хозяин паба спросил: "А пиво от этой штуки
не скиснет?". Девица за стойкой сказала: "Фиг мы теперь сможем
принимать по Ти-Ви Фрэнка Синатру". А сидевшая в углу
старухауборщица поинтересовалась: "Может мне, наконец, вернут
мой ночной горшок, которым эта старая хулиганка, моя
свояченица, запустила в электрика, то есть это она так
говорит".
- Значит, они сочли его угрозы пропагандой? - спросил Никки.
- И никто их всерьез не воспринял?
- Вовсе нет, - ответил мистер Фринтон. - Они воспринимают
их, но увязывая с вещами, которые им близки, а это, пожалуй,
лучший способ до них достучаться. Я думаю, что в ближайшие
десять дней он станет бомбить их письмами и извещениями, каждое
из которых будет содержать немного больше новых подробностей,
не указывая, где мы находимся, пока в День Д он не начнет
по-настоящему. Вот тогда он развернет оболочку и задействует
радиопередатчик. Хотя, может быть, оболочка будет вносить
помехи? Я уже отвез на почту целый мешок писем, адресованных в
газеты Америки и еще нескольких дюжин стран. В эти страны почта
будет доходить со все большими отсрочками, и когда письма
вскроют, все, что в них сказано, сразу попадет в мировую
прессу. Если бы я сегодня воздушной почтой отправил в Нью-Йорк
письмо со словом "Ба-бах!" или еще какимнибудь, то этот
"ба-бах" оказался бы в газетах только через четыре дня - сразу,
как пришло бы письмо. Он мог бы сегодня отправить в Гонолулу
полный план операции, зная, что в Гонолулу письмо все равно
вскроют не раньше ее начала.
- Но если их ничего, кроме сетчатых чулок, не волнует?
- Рано или поздно они заволнуются.
- А вы волнуетесь?
- Очень.
- Мы тут, - скромно сказала Джуди, - припасли для вас
кое-что, от чего ваше волнение немного утихнет. Мы кое-что
выяснили.
Это сообщение не очень заинтересовало его, во всяком случае,
меньше, чем горячая фасоль. Он сказал с полным ртом:
- Да что вы говорите!
- Угадайте, что это?
- Понятия не имею.
- Китаец за нас.
Мистер Фринтон положил вилку с ножом и уставился на них. Ни
удовольствия, ни гнева, ни удивления не было на его лице, - он
просто смотрел и только.
- Дальше, - тихо сказал он.
- Мы вроде как прощупали его.
- Так.
- Он считает, что Хозяина следует остановить.
Руки мистера Фринтона неподвижно лежали по сторонам от
тарелки, и тишина стояла такая, будто сердца у всех троих
внезапно остановились.
Ровным голосом он спросил:
- Вы понимаете, насколько опасно то, что вы сделали?
- Он обещал, что ничего никому не скажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Роколла, он думал о том, как ему остановить Хозяина и вывезти
оттуда детей, а глаза, - бывшие, хоть он того и не знал,
глазами художника и поэта, - автоматически перебегали с
приборов к морю, с моря к небу и с неба к приборам.
За плексигласовой оболочкой наступал, стирая горизонт,
опаловый вечер. Сизая дымка и плывшие на одном с вертолетом
уровне окрашенные в цвета фламинго кучевые облака без всякой
разграничительной линии переходили в океан. Мысли мистера
Фринтона обратились к уровням существования. Его летучая рыба,
трудясь, плыла в прохладных высотах, а далеко внизу под ним
проплывала рыба морская, и траулер, похожий на жабу,
старательно ковылял по поверхности моря, вытянув лягушачьи
лапки кильватерных струй. Все они пребывали в одном и том же
аквариуме.
Он вдруг заметил, что расположение бурунов не отвечает
правильному - елочкой - рисунку волн. Строго определенные ряды
или дуги пенных гребней, какие видишь на пляже, в море
отсутствовали. Вместо этого морские анемоны распускались, не
соблюдая порядка, кое-как разбросанные по далекой от него
опрятной ряби. Словно перхоть, подумал он. Да, они походили на
перхоть на ровной, серой шкуре океана, раскинувшейся в семи
тысячах футов под целеустремленным фюзеляжем. Или на редкие,
неуверенные снежинки в теплом меху.
Между тем, Роколл не превосходил размерами торчащую из
Ла-Манша глыбу Ортака и его еще предстояло найти.
Прилечу уже в сумерки, думал он. Приятно было бы сейчас
подлетать к Лондонскому аэропорту. Тогда я пересек бы кружевной
подол побережья под гудение крыльев, непреклонно режущих
сумрак, и увидел бы поля для гольфа с их ловушками, точь в точь
похожими на оттиск ногтя большого пальца, и старые шрамы от
военных бомбардировок, - лунные кратеры омертвелой ткани на
широкой, смутной, уютной, узорчатой, обжитой плоти Англии. Да,
и машины, жуками ползущие по словно бы нанесенным на карту
дорогам, переключали бы боковые огни, и в темноте пролетая над
Лондоном, я увидел бы, как кружат, словно светящиеся колесные
спицы, мириады улиц. Мигали бы уличные фонари, мигал бы весь
этот нескончаемый улей, потому, думал он, что пока вертолет
пролетал бы мимо, каждая из ближних каминных труб заслоняла бы
каждое из дальних светящихся окон, заставляя их гаснуть и
вспыхивать снова так, будто они и в самом деле мигают.
Как же избавиться от детей за столь малое время?
Покушение на Хозяина может закончиться чем угодно, - вплоть
до уничтожения острова. Когда ученому маньяку достаются в
безраздельное пользование такие вещи, как атомная энергия,
конец света становится всего лишь вопросом времени. Будь она,
скажем, у Гитлера, разве не обратил бы он всю планету в
погребальный костер, вместо того, чтобы просто обливаться
бензином рядышком с собственным бункером? Видимо, сознанию
каждого тирана любезен принцип "После меня хоть потоп". К тому
же многие ученые - люди психически неуравновешенные. То, что
Трясун именовал "научным подходом" зачастую сводится к
холодному, безумному и бесстрастному любопытству. Они вводят
себе новоизобретенные сыворотки, яды и прочие панацеи не из
самозабвенного служения благу человечества, но потому, что их
томит любознательность, а то и мазохизм. От мысли "Что будет,
если я введу себе ксилокаин?" до мысли "Что будет, если я
сброшу супербомбу?" всего один шаг и шаг маленький.
Если твое столкновение с Хозяином закончится провалом, он
может повернуть вибраторы внутрь, - да собственно говоря, и
вовне, - и включить их на полную мощность. Все это чертовски
рискованно.
Хоп! - с удовлетворением подумал он. Вон он, по левому
борту, черный, одинокий и крошечный на фоне рдеющего моря.
"Красен закат, пастух будет рад".
Левой рукой мистер Фринтон ослабил рычаг, задающий число
оборотов винта, двинул вперед циклическую рукоятку, увеличивая
скорость снижающейся машины с семидесяти пяти узлов до
восьмидесяти. По мере падения высоты, остров медленно вырастал,
- оба, остров и вертолет, устремившись навстречу друг другу,
изменяли свои размеры и расположение, но не быстроту и не
характер движения.
Он сделал круг, отметил направление стрелы анемометра,
определил подветренную сторону и развернулся против ветра.
Левая рука опустила рычаг оборотов еще ниже, свернув вовнутрь,
чтобы уменьшить мощность двигателя, расположенный на рычаге
переключатель, а правая вновь легла на циклическую рукоятку.
Все это время, пока руки его возились со всевозможными рычагами
управления, ноги, забытые прочими частями тела, жили
собственной жизнью, управляясь с гасившими закручивание
педалями.
Машина нырнула вниз, и винт пошел в обратную сторону, рычаг
сдвинулся вверх, рукоятка вперед, затем наоборот, - реверс на
реверс в поисках равновесия.
Вертолет завис в десяти футах над водой.
Он оттянул рычаг вниз до упора, еще довернул переключатель
на рукояти, отключая двигатель, на миг уронил на колени руки и
вздохнул.
Все переключатели - отключены.
Подача масла - отключена.
Вентиляционные шторки двигателя - открыты.
Гирополукомпас - заперт.
Подача топлива - отключена.
Приехали.
Когда вертолет втянули внутрь и письменный рапорт отправился
к Хозяину, мистер Фринтон отдал себя в руки Пинки, вышедшему,
как обычно, чтобы встретить его и, как обычно, встреченному
излюбленной приятельской дразнилкой: "Ну, как ты, старый
арап?". Майор спустился на лифте и коридором прошел на кухню,
обедать.
В кухне близнецы приглядывали за обедом, чтобы не остыл.
- Ну вот и началось, - без предисловий сказал он,
присаживаясь к столу, на котором стояла горячая фасоль,
помидоры и консервированные сосиски.
- Вы привезли ванадий?
- Он и в самом деле не был готов, так что мне даже нет
необходимости притворяться. Придется слетать за ним еще раз.
Если удастся сняться с острова без того, чтобы вокруг болталось
много народу, я, пожалуй, рискну и попытаюсь вас вывезти. Он
может и не заметить вашего отсутствия. Возможно, мне удастся
оправдаться тем, что вы как-то спрятались на вертолете, а после
удрали.
Он мрачно помешал ложкой фасоль.
- Вся беда в том, что мне придется вернуться без вас и
как-то все объяснить. Я сомневаюсь, что он поверит, будто в
вертолете так легко спрятаться. Может, под каким-нибудь
тряпьем? Правда, как тогда быть с дифферентом? Он не пилот, но
большую часть этих вещей понимает.
Мистер Фринтон повернулся к старому негру, который стоял у
стола, улыбаясь, слушая, ожидая, когда можно будет подложить
добавки.
- Проволока еще не готова, Пинки. Привезу в следующий раз.
- Мы можем поговорить?
- Пинки мешать не станет, - ответил мистер Фринтон,
притворяясь, будто собирается ткнуть старика вилкой между
ребер. - Правда, Пинки? Наш черномазый думает только о том, как
бы понаделать побольше вибраторов да доверху набить нас бобами,
- так что ли, старый Отелло?
В ответ он получил еще один половник фасоли.
- А что началось? - спросил Никки.
Их переполняло желание рассказать майору о новом союзнике,
но и в промедлении была своя прелесть.
- Я мог бы назвать это Операция "Оверлорд", но в точности
такое название уже было использовано. Назовем ее, если хотите,
Операция "Новый Хозяин". Сегодня у нас День Д минус десять. Все
есть в газетах. Гляньте.
Он перебросил им мятый номер "Миррор" с вечными фотографиями
облаченных в купальники девушек, которые красуются на палубах
яхт и, привстав на цыпочки, тянутся к какими-то веревкам, что
столь удлиняет ноги и возвышает бюст. Двухдюймовые заголовки
гласили: "ХОЗЯИН?".
- А я думал, он передатчика не включает.
- Разумеется, не включает. Но это не мешает ему посылать
письма. Я каждую неделю увожу целый мешок почты, правда, в
основном - купоны футбольного тотализатора, заполненные
техниками.
- Тут говорится, - читая, пересказывал Никки, - что к ужасам
современной военной техники добавилось новое оружие, угрожающее
самим основам цивилизации и британскому домашнему очагу. А на
шестой странице - смотрим шестую страницу, - вот, еще один
заголовок, "ПУГАЮЩАЯ МИСТИФИКАЦИЯ?". Половину страницы занимает
стать Кассандры, с уверениями, что если бы президент Эйзенхауэр
не играл в гольф, ничего бы и не случилось, а в редакционной
статье сказано, что сэру Антони Идену следует подать в
отставку, и еще, - постойте-ка, - мелким шрифтом пояснено, что
неустановленный ученый, местоположение которого неизвестно,
угрожает нанести десятого августа сверхзвуковой удар, если не
будут выполнены его требования. Почему сверхзвуковой?
- Что-то им нужно было сказать.
- Но при чем тут...
- Кстати, - сказал мистер Фринтон, не донеся сосиску до рта,
- а не засунуть ли вас в пару почтовых мешков? Они не очень
большие.
Близнецы, знавшие теперь, что мистер Бленкинсоп на их
стороне, уже не так стремились сбежать с острова.
- А что говорят люди? - спросила Джуди.
- Практически ничего. Когда вышли газеты, я ехал в автобусе
по Белфасту, народу было много, мне пришлось стоять, а газет я
купить не успел. Я пытался прочитать заголовки через плечо
одной девушки. По-моему, машинистка. Довольно миловидная. На
первую страницу она вообще не взглянула, шестую пробежала
сверху вниз и погрузилась в Дороти Пуп. Что-то такое насчет
сетчатых чулок.
- Но хоть кого-то это должно было встревожить?
- Вечером я прошелся по пабам. В пабах, как правило, можно
услышать очень разумные разговоры. Один мужчина, с виду
совершенный церковный староста, сказал, что "теперь весь
тотализатор пойдет насмарку", а другой, докер, ответил, что
"это заговор консерваторов, не желающих пропустить проект по
здравоохранению". В этом кабачке больше никаких разговоров не
было. В последнем из тех, что я посетил, состоялась целая
беседа на эту тему. Хозяин паба спросил: "А пиво от этой штуки
не скиснет?". Девица за стойкой сказала: "Фиг мы теперь сможем
принимать по Ти-Ви Фрэнка Синатру". А сидевшая в углу
старухауборщица поинтересовалась: "Может мне, наконец, вернут
мой ночной горшок, которым эта старая хулиганка, моя
свояченица, запустила в электрика, то есть это она так
говорит".
- Значит, они сочли его угрозы пропагандой? - спросил Никки.
- И никто их всерьез не воспринял?
- Вовсе нет, - ответил мистер Фринтон. - Они воспринимают
их, но увязывая с вещами, которые им близки, а это, пожалуй,
лучший способ до них достучаться. Я думаю, что в ближайшие
десять дней он станет бомбить их письмами и извещениями, каждое
из которых будет содержать немного больше новых подробностей,
не указывая, где мы находимся, пока в День Д он не начнет
по-настоящему. Вот тогда он развернет оболочку и задействует
радиопередатчик. Хотя, может быть, оболочка будет вносить
помехи? Я уже отвез на почту целый мешок писем, адресованных в
газеты Америки и еще нескольких дюжин стран. В эти страны почта
будет доходить со все большими отсрочками, и когда письма
вскроют, все, что в них сказано, сразу попадет в мировую
прессу. Если бы я сегодня воздушной почтой отправил в Нью-Йорк
письмо со словом "Ба-бах!" или еще какимнибудь, то этот
"ба-бах" оказался бы в газетах только через четыре дня - сразу,
как пришло бы письмо. Он мог бы сегодня отправить в Гонолулу
полный план операции, зная, что в Гонолулу письмо все равно
вскроют не раньше ее начала.
- Но если их ничего, кроме сетчатых чулок, не волнует?
- Рано или поздно они заволнуются.
- А вы волнуетесь?
- Очень.
- Мы тут, - скромно сказала Джуди, - припасли для вас
кое-что, от чего ваше волнение немного утихнет. Мы кое-что
выяснили.
Это сообщение не очень заинтересовало его, во всяком случае,
меньше, чем горячая фасоль. Он сказал с полным ртом:
- Да что вы говорите!
- Угадайте, что это?
- Понятия не имею.
- Китаец за нас.
Мистер Фринтон положил вилку с ножом и уставился на них. Ни
удовольствия, ни гнева, ни удивления не было на его лице, - он
просто смотрел и только.
- Дальше, - тихо сказал он.
- Мы вроде как прощупали его.
- Так.
- Он считает, что Хозяина следует остановить.
Руки мистера Фринтона неподвижно лежали по сторонам от
тарелки, и тишина стояла такая, будто сердца у всех троих
внезапно остановились.
Ровным голосом он спросил:
- Вы понимаете, насколько опасно то, что вы сделали?
- Он обещал, что ничего никому не скажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29