- Вы не откажетесь временно, пока мы не приспособим для вас что-нибудь более постоянное, надеть, гм, костюм - совсем новый, уверяю вас… такой, как на мне?
- О! - воскликнул Ангел. Он отступил подальше, чтобы оглядеть Викария с ног до головы. - Носить одежды такие, как на вас! - сказал он. Это и озадачило его и позабавило. Глаза его стали круглыми и яркими, в уголках рта заиграла морщинка.
- Чудесно! - сказал он и захлопал в ладоши. - Какой, однако, странный, сумасшедший сон! Где они, эти одежды? - Он схватился за вырез своей шафрановой ризы.
- Дома! - остановил его Викарий. - Пожалуйте за мной. Переоденемся… дома.

Так Ангел был облачен в панталоны своего хозяина, рубашку, разрезанную вдоль спины (чтобы удобней устроить крылья), носки и туфли - парадные туфли Викария, воротник с галстуком и летний долгополый сюртук. Но когда надевали сюртук, снова дала себя знать боль, и это напомнило Викарию, что повязка наложена временная.
- Я позвоню, чтобы чай подали сейчас же, и пошлю Груммета за Крумпом, - сказал Викарий. - А обедать будем пораньше.
Пока Викарий выкрикивал в пролет лестницы свои распоряжения, Ангел в полном восторге разглядывал себя в трюмо. Если боль была ему чужда, то, видно, не чуждым (из-за снов, быть может) оказалось ему наслаждение несообразным.
Чай они пили в гостиной. Ангел сидел на рояльном табурете (на рояльном - из-за крыльев). Сначала он захотел лечь на коврик перед камином. В платье Викария он выглядел далеко не таким лучезарным, как там, на пустоши, одетый в шафрановую ризу. Его лицо все еще сияло, цвет волос и румянец на щеках были необычайно ярки, и в глазах его горел сверхчеловеческий свет, но крылья под сюртуком создавали впечатление горба. Смена одежды делала его вполне земным существом, штаны на нем морщились поперечными складками, туфли были ему сильно велики.
Он был очаровательно любезен и совершенно несведущ в самых элементарных вещах, связанных с цивилизацией. Как едят, он усвоил без особого труда, но Викарий немало повеселился, обучая гостя пить чай.
- Сплошная нелепость, - сказал Ангел. - В каком вы живете милом, забавно-уродливом мире. Подумать только - набивать всякой всячиной рот! Мы пользуемся ртом, только чтобы говорить и петь. Наш мир, знаете, неизлечимо красив. У нас так мало уродства, что мне все это кажется… восхитительным.
Миссис Хайниджер, экономка Викария, подавая чай, неодобрительно покосилась на Ангела. Она его зачислила в разряд «подозрительных просителей». Трудно сказать, кем бы она его посчитала, если бы увидела в шафрановом одеянии.
Ангел, шаркая ногами, прохаживался по комнате - чашка чая в одной руке, бутерброд в другой - и рассматривал мебель. За стеклянными дверьми, окаймляя лужайку, пламенели в жарком свете солнца подсолнух и георгины, а среди них огненным треугольником торчал зонтик миссис Джехорем. Очень смешным показался Ангелу портрет Викария над камином: непонятно было, зачем его туда повесили.
- Вы округлый, - заметил Ангел, кивнув на портрет. - Зачем вам нужен второй, плоский «вы»? - И его чрезвычайно позабавил зеркальный экран перед топкой камина. Дубовые стулья он нашел нелепыми.
- Вы же не прямоугольный, - сказал он, когда Викарий объяснил их назначение. - Мы никогда не складываемся пополам: мы, когда хотим отдохнуть, раскидываемся на асфоделях.
- Сказать по правде, - отвечал Викарий, - стулья всегда вызывали у меня недоумение. Их завели, мне думается, в те давние времена, когда полы были холодные и очень грязные. Я думаю, мы сохраняем их по привычке. У нас это стало как бы инстинктом - сидеть на стуле. Во всяком случае, если бы я зашел навестить одну из своих прихожанок и вдруг разлегся бы на полу, - казалось бы, самое естественное дело, - уж не знаю, как бы она поступила! Во всяком случае, это мигом разнеслось бы по всему приходу. А между тем полулежачая поза представляется мне наиболее естественной для отдыха. Греки и римляне…
- Что это такое? - перебил Ангел.
- Чучело зимородка. Я его убил.
- Убили!
- Подстрелил, - сказал Викарий. - Из ружья.
- Подстрелили! Как меня?
- Вас я, как видите, не убил. К счастью.
- Убивать - значит делать вот такое?
- Да, отчасти…
- Боже! И вы хотели сделать такое со мной, - хотели вставить мне стеклянные глаза и повесить меня в стеклянном ящике, заполненном чем-то очень некрасивым - зеленым и коричневым?
- Видите ли, - начал Викарий, - я ведь не сразу понял…
- Это и есть «умереть»? - вдруг спросил Ангел.
- Это мертвая птица. Она умерла.
- Бедненькая. Я должен побольше есть. Но вы сказали, что вы ее убили. Почему?
- Видите ли, - начал Викарий, - я увлекаюсь птицами, и я их… гм… коллекционирую. У меня недоставало этой разновидности.
Ангел остановил на нем недоуменный взгляд.
- Такую красивую птицу, - сказал он, содрогнувшись. - Потому что вам так вздумалось! У вас недоставало разновидности!
Минуту он размышлял.
- Вы часто убиваете? - спросил он Викария.
Муж науки
Пришел доктор Крумп. Груммет повстречал его в каких-нибудь ста ярдах от ворот. Это был крупный, грузный человек, чисто выбритый и с двойным подбородком. На нем была серая визитка (он всегда отдавал предпочтение серому) и клетчатый черно-белый галстук.
- Ну-с, что у нас болит? - спросил он еще в дверях и без тени удивления посмотрел в лучезарное лицо Ангела.
- Этот, гм-гм, джентльмен, - сказал Викарий, - или… гм… Ангел (Ангел поклонился) - ранен пулей… Из охотничьего ружья.
- Из охотничьего? - сказал доктор Крумп. - В июле месяце! Могу я взглянуть на рану, мистер… Ангел, так как будто?
- Он, вероятно, сможет облегчить вам боль, - сказал Викарий. - Позвольте, я помогу вам снять сюртук.
Ангел послушно повернулся.
- Искривление позвоночника? - про себя, но достаточно громко бормотал доктор Крумп, обходя Ангела вокруг. - Нет! Аномальный нарост. Ух ты! Вот так штука! - Он ухватил левое крыло. - Очень любопытно, - сказал он. - Двойные передние конечности. Раздвоение клювообразного отростка лопатки. Случай, конечно, возможный, но я с ним встречаюсь впервые. - Ангел дернулся под его ощупывающей рукой. - Плечо, предплечье - лучевая кость и локтевая. Все налицо. Несомненно, прирожденное. Перелом плеча. Любопытное изменение кожного покрова - перообразное. Ей-богу, почти крыло! Представляет, верно, большой интерес для сравнительной анатомии. Никогда не видел ничего подобного!.. Как вы, однако, попали под выстрел, мистер Ангел?
Викарий был неприятно поражен грубым практицизмом врача.
- Наш друг! - Ангел кивнул на Викария.
- К несчастью, это дело моих рук, - сказал Викарий и вышел вперед, чтобы дать объяснение. - Я принял этого джентльмена - то есть Ангела (гм-гм) - за большую птицу…
- Вы приняли его за большую птицу! Что же будет дальше? Нам пора заняться вашими глазами, - сказал доктор Крумп. - Я вам и раньше это говорил. - Он продолжал выстукивать и прощупывать, отмечая такт хмыканьем и невнятным бурчанием… - А знаете - для дилетанта повязка сделана очень недурно. Я ее, пожалуй, оставлю, - сказал он. - Любопытное уродство! Вам это не доставляет неудобства, мистер Ангел?
Он неожиданно обошел кругом, чтобы заглянуть Ангелу в лицо.
Ангел подумал, что его опрашивают о ране.
- Да, некоторое, - сказал он.
- Если бы не кости, я посоветовал бы мазать йодом утром и на ночь. Йод - самое верное дело. Смазывая йодом, можно даже лицо сделать совсем плоским. Но костные наросты, разрастание костей, тут, понимаете, дело посложней. Я, конечно, мог бы спилить их. Однако второпях такая вещь не делается…
- Вы о моих крыльях? - Ангел встревожился.
- О крыльях? - сказал врач. - Зовите их, коль угодно, крыльями! О них - а то о чем же?
- Спилить их?! - воскликнул Ангел.
- Не согласны? Что ж, дело ваше. Я вам только могу посоветовать…
- Спилить крылья! Какое вы смешное создание! - Ангел рассмеялся.
- Как хотите, - сказал врач. Он не переносил людей, которые любят смеяться. - Очень любопытные наросты, - сказал он, обращаясь к Викарию. И к Ангелу: - Хотя и неудобные. До сих пор я никогда не слышал о случаях такого полного удвоения - по крайней мере в животном мире. В растительном оно довольно обычно. В вашей семье это у вас одного? - Он не стал ждать ответа. - Частичное расщепление конечностей, такие случаи, мой милый Викарий, довольно обычны; знаете, шестипалые дети, телята о шести ногах или кошки с двойными пальцами. Разрешите, я вам помогу, - обратился он к Ангелу, который никак не мог управиться с сюртуком. - Но такое полное удвоение, да еще такое крылоподобное! Далеко не столь примечательно было бы, имей он попросту вторую пару рук.
Сюртук наконец надели. Врач и Ангел посмотрели друг на друга.
- Правда, - сказал доктор Крумп, - начинаешь понимать, как возник этот красивый миф об ангелах. Вид у вас несколько чахоточный, мистер Ангел, вас не лихорадит? Слишком яркий румянец - чуть ли не худший симптом, чем чрезмерная бледность. Любопытно, что ваша фамилия - Ангел. Я вам пришлю жаропонижающее питье - на случай, если ночью появится жажда…
Он сделал пометку на манжете. Ангел следил за ним задумчиво, с засветившейся в глазах улыбкой.
- Одну минуту, Крумп, - сказал Викарий и, взяв доктора под руку, проводил его до дверей.
Улыбка Ангела засияла ярче. Он глянул вниз на свои обутые в черное ноги.
- Он положительно думает, что я человек! - сказал Ангел. - Как он отнесся к крыльям, меня просто поразило. Какое же он смешное создание! Нет, сон и вправду необыкновенный!

- Вы не поняли, - шептал Викарий. - Он и есть ангел.
- Ш-ш-то-о? - чуть не, взвизгнул Доктор. Его брови поднялись, он улыбнулся.
- А крылья?
- Вещь вполне естественная, вполне… Небольшое уклонение от нормы.
- Вы уверены, что эти крылья естественны?
- Все, что существует, дорогой мой, естественно. Неестественного в мире не бывает. Если бы я думал, что бывает, я бросил бы практику и постригся в монахи. Бывают, конечно, аномалии. И даже…
- Но то, как я на него набрел… - начал Викарий.
- Да, расскажите мне, где вы его подобрали? - сказал Доктор. Он уселся в прихожей на столике.
Викарий начал, помявшись - он не был искусным рассказчиком, - со слухов о большой странной птице. Говорил он неуклюжими фразами (он хорошо знал своего епископа и, имея всегда перед глазами этот устрашающий пример, избегал привносить в повседневную речь тот стиль, которым пользовался в своих проповедях), и через каждые его три-четыре фразы Доктор слегка кивал головой и всасывал уголки губ, как бы разделяя рассказ на этапы и отмечая, что пока все в нем шло так, как и должно было идти. «Самовнушение», - пробурчал он раз.
- Извините? - переспросил Викарий.
- Ничего, - сказал Доктор. - Уверяю вас, ничего. Продолжайте, Так что же дальше? Это все чрезвычайно интересно.
Викарий рассказал, как он взял ружье и пошел на охоту.
- После дневного завтрака, так вы сказали? - перебил Доктор.
- Сразу после завтрака, - подтвердил Викарий.
- Этого, вы сами знаете, вам делать не следовало. Но прошу вас, продолжайте рассказ.
Он дошел до того, как, поднявшись к калитке, увидел Ангела.
- Стоя на солнцепеке, - ввернул Доктор. - В тени было двадцать шесть.
Когда Викарий кончил. Доктор сжал губы еще плотней, чем раньше, чуть улыбнулся и многозначительно посмотрел Викарию в глаза.
- Вы не… не думаете, - начал Викарий, запинаясь.
Доктор покачал головой. - Позвольте, - сказал он, взяв Викария за локоть.
- Вы выходите, - говорит он, - на полный желудок и в самую жару. На солнце уж, верно, выше тридцати. В вашем сознании, насколько оно наличествует, вихрятся мысли о чем-то крылатом. Я говорю «насколько наличествует», потому что большая часть вашей нервной энергии отлила книзу, на переваривание съеденного завтрака. Человек, валявшийся в орляке, встает перед вами, и вы палите, не целясь. Он кидается вверх по косогору… и тут оказывается… оказывается… что у него удвоение верхних конечностей, причем вторая их пара имеет некоторое сходство с крыльями. Конечно, это не более как совпадение. Ну, а радужные краски и прочее… Разве раньше у вас никогда не плавали перед глазами цветные пятна в яркий солнечный день?.. Вы уверены, что они были только на крыльях и больше нигде? Припомните.
- Но он и сам говорит, что он ангел! - возразил Викарий, выпучив круглые глазки и глубже засунув в карманы свои пухлые ручки.
- Эге! - произнес Доктор, сверля его глазами. - Так я и полагал. - Он умолк.
- А вы не думаете… - начал Викарий.
- Этот человек - имбецил, - сказал Доктор тихо и внушительно. - Им-бе-цил.
- Кто? - переспросил Викарий.
- Имбецил. Слабоумный. Вы не обратили внимания на женственность его лица? На его бессмысленный смешок? На его длинные волосы? И посмотрите, как он одет…
Рука Викария потянулась к подбородку.
- Это все признаки слабоумия, - сказал Доктор. - Многие дегенераты этого типа проявляют такую же склонность - присваивать себе какое-нибудь величественное наименование, намекающее на грозную силу. Один называет себя принцем Уэлльским, другой - архангелом Гавриилом, третий - самим господом богом. Ибсен мнит себя Великим Учителем, а Метерлинк - новым Шекспиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18