Машина поспорила сама с собой. Прошло очень много времени с тех пор, как она последний раз работала на полную мощь. Она вновь открыла, что ей это ощущение вполне нравится.
Но зашитые в нее инструкции были четкими и не оставляли никакого места для логических отклонений. При отсутствии активирующего мозга ей полагалось вернуться к состоянию спячки на пониженной мощности. Это означало дезактивацию всех, кроме самых элементарных ремонтно-охранительных функций. Кранг вздохнул. Цели построивших его, казалось, часто отличались от его желаний, но у него не было возможности изменить свою программу. Огромные лопасти в глубине известняковых пещер, канализировавшие непрекращающиеся вихри планеты, начали опускаться. Генераторы, черпавшие бессчетные эрги энергии из расплавленного ядра планеты, уменьшили подачу, и кипящий железо-никелевый центр успокоился.
Медленно, но эффективно Кранг приступил к выполнению задачи по выключению самого себя.
22
Флинкс сполз со скамьи и поднялся. Голова у него все еще пульсировала, но настоящая боль почти исчезла. Он напивался допьяна только раз в жизни. Теперь к нему вернулись воспоминания о мучившем его после этого чудовищном похмелье. После того как они пронеслись вблизи от нейтронной звезды, у него были измочалены и измотаны мускулы. Теперь они контролировались натянутой не менее туго, чем струны рояля, оскорбленной и подвергнутой жестокому насилию нервной системой, а костный мозг вибрировал в точном соответствии с тяжеловесным ритмом смолкнувшего Кранга. Он заглянул внутрь, бессознательно перестраивая определенные клеточные структуры. Боль растаяла, оставив после себя вспышку света.
Он огляделся кругом.
С помощью своего друга Трузензюзекс медленно поднимался на ноги. Флинкс совершенно не желал представлять себе, что именно пережил инсектоид с его незащищенным экзоскелетом. Неожиданный наклон здания помешал Малайке добиться успеха в его попытке добраться до помоста. Теперь он сидел на краю скамьи, массируя колено и заботливо проверяя себя на предмет возможных повреждений. В общем, он казался целым, так как с его толстых губ срывалось во все возрастающем изобилии множество ругательств на замечательно большом числе языков.
Удостоверившись, что с его челанксийскими спутниками все в порядке, Флинкс обратил все свое внимание к змею. Маленькое кожистое тело плотно свернулось в спираль под колпаком активации. Оно не подавало никаких признаков жизни. Стараясь не угодить под этот купол головой, он взял Пипа со скамьи. Тот все еще не шевелился. Он осторожно прозондировал тельце своим обновленным стимулированным мозгом. Его вытолкнули в новую незнакомую вселенную, и он все еще испытывал некоторую неуверенность (а если честно — страх) в своих способностях. Он прозондировал глубже. Мини-дракончик послужил проводником силам, управиться с которыми было выше его возможностей. Подобно перегруженному конденсатору, ему требовалась определенная реорганизация и переналадка.
Остальные собрались вместе и стояли с другой стороны, молча следя и тактично не выражая сочувствия. Незанятой частью своего мозга он быстро обыскал их головы. Все трое были еще ошеломлены событиями последних нескольких минут. Почти так же сильно, как и он, подумал Флинкс с горькой иронией. Он чувствовал излучаемую ими симпатию, и ему становилось лучше.
Последняя переналадка, одна упрямая артерия… нет, тут! Одно тонкое веко затрепетало, поднялось. Выглянул и повел взглядом маслянисто-черный глаз. Он повернулся вверх и встретился со взглядом Флинкса. Медленными рваными движениями дракончик начал раскручиваться. Флинкс высунул язык. Пип резко выбросил свой, до соприкосновения в старом жесте дружбы и приязни. Флинкс почувствовал, как напряжение начинает покидать мускулы Пипа, и успокаивается пульс.
Он бросил привычку плакать примерно с того времени, когда открыл, что это не приносит никакой пользы, кроме промывки зрачков. И все же сейчас в уголках его глаз появилась подозрительная влага. Он отвернулся, чтобы ненароком не оскорбить этим других. Если бы он оставался лицом к ним или взял на себя труд прозондировать, то мог бы заметить на лице Трузензюзекса нечто большее, чем всего лишь сочувствие.
23
Челнок остался невредим, и они поднимались в верхние слои атмосферы с большей легкостью и уверенностью, чем при путешествии вниз. Управляли Ата с Вульфом. Другие находились в задней части салона, сосредоточив свои мысли впервые за последнее время не на настоящем, а на будущем.
— Ну, сэр, — сказал Малайке Трузензюзекс. — Мы приносим вам свои извинения. Похоже, что наш вклад оказался исключительно бесприбыльным. Признаться, вначале это нас по-настоящему не заботило. Но после перенесенных вами расходов и опасностей я желал бы, чтобы вы могли получить с этого что-то в смысле более материальной выгоды.
— О, вы теперь без нужды пессимистичны, мой твердопанцирный рафики. — Коммерсант энергично запыхтел невероятно дурно пахнущей трубкой. — Мне достался город, несомненно заполненный до отказа тар-айимскими артефактами и изобретениями… если я когда-нибудь смогу откопать их из этого дьявольского песка! Прекрасная, пригодная для обитания планета. С процветающей водной экологической системой, вероятно, совместимой с челанксийской нормой. Я думаю, эта планета может даже вернуть к жизни парусные корабли, ндийо!
— Этот аспект ускользает от моего понимания, — сказал философ.
— Когда мы вернемся, я покажу вам триоиды. Один из наиболее поэтических образчиков технологического прошлого человека. Нет, нет, с точки зрения феда я не готов считать это путешествие банкротством! И всегда можно поиграть с Крангом, ж е ? Даже если наш юный друг настаивает, что все дело в нелепой случайности, к которой он не имеет ни малейшего отношения. — Он вопросительно посмотрел на Флинкса, который их всех старательно игнорировал. — Но вот для вас, боюсь, это стало настоящим разочарованием. Вы теперь, должно быть, даже более подавлены, чем когда мы приземлились, же?
— Все зависит от того, как посмотреть на это, — сказал Цзе-Мэллори. — Когда мы пустились по следу этой штуки, мы на самом деле понятия не имели, что ожидали найти, за исключением того, что это что-то большое. Когда мы нашли ее, то не знали, что именно нашли. А теперь, когда мы покинули ее… ну, когда вы будете готовы вернуться и раскопать те артефакты, — он взглянул на брата по кораблю, — мы с Тру будем более чем счастливы помочь вам в сортировке, если не в раскопках. И мы все еще можем, как вы говорите, «поиграть» с самим Крангом. Он, по меньшей мере, будет основой для многих объемистых научных работ. — Он улыбнулся и покачал головой. — Одни только психологические и социологические намеки… а, Тру?
— Безусловно, брат. — Транкс усердно пытался изобразить человеческую позу глубокой задумчивости, потерпел неудачу и удовольствовался вместо этого выражением ностальгической беззаботности. Результат также вышел не совсем удачным.
— Похоже, что легенды браннеров и наших первобытных гоминидов имели под собой некоторое основание. Кто бы такое заподозрил? Кранг — и оружие, и музыкальный инструмент.
Они теперь покинули атмосферу, и Ата проложила курс на сближение со «Славной Дыркой».
— Это многое говорит нам о тар-айимах, не упоминая уж о большом шаге к объяснению их интереса к двум таким, казалось бы, противоположным областям, как война и искусство. Не могу, однако, сказать, что мне нравится их вкус. Лично я предпочитаю Дебюсси и Корецкого. Несомненно, для их ушей — или что там у них было — такие звуки являлись приятными и волнующими, может быть, даже патриотичными.
— Песня смерти грохочет, гибель людей в литавры бьет, — процитировал Цзе-Мэллори.
— Порзакалит, двадцать третий сонет, — сказал Трузензюзекс. — Для этого требуется-таки поэт.
— Возможно, я чересчур туп, — проговорил Малайка, — но я все еще не понимаю, как эта келелекуу заработала!
— Вы, капитан, в этом отношении не одиноки, скорее, типичный представитель большинства. Однако, если пожелаете, я могу выдвинуть гипотезу.
— Так валяйте, выдвигайте!
— Очевидно, — продолжал транкс, осторожно отмахивая прочь ядовитые клубы дыма, производимые дымящей трубкой коммерсанта, — машина генерирует какой-то вид вибрации, признаться, я лично колеблюсь навешивать на него ярлык «звуковые волны». Вероятно, какая-то смесь звуковых и гравитационных характеристик волновых форм, которые мы не можем отождествить, хотя и заметили их воздействие!
Помните, как при нашем первоначальном прохождении сквозь атмосферу я отметил необычную плотность двойного слоя ветроблеска? — Малайка кивнул. — Вероятно, эти слои поддерживаются искусственно. Волновое излучение — давайте назовем его, за неимением лучшего или более точного термина, К-волнами — генерируется Крангом. Эти волны проходят сквозь нижний слой металлического ветроблеска, но не сквозь верхний, более плотный. И соответственно, «зацикливаются» потом между двумя слоями, так как теперь они достаточно ослаблены, чтобы оказаться в состоянии прорваться обратно сквозь нижний. Ручаюсь, так они скачут вокруг всей планеты. И наверное не один раз, ибо их постоянно обновляют генераторы Кранга.
— О, теперь я знаю, что это, вероятно, не звуковые волны, — сказал Малайка, — но всепланетная циркуляция в атмосфере? Из единственного генерирующего источника… поддерживание определенной минимальной силы… требуемая мощность… Вы действительно думаете, что такое возможно?
— Я, мой дорогой Малайка, считаю возможным все — если явно не продемонстрировано обратное, — тем более, когда дело связано с этой машиной.
— Это могут быть даже простые звуковые волны, — вставил Цзе-Мэллори. — В прошлом на самой Земле, в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году по старому календарю, в главном океане произошел взрыв вулкана на острове под названием Кракатау. Ударная волна несколько раз обогнула земной шар. Грохот взрыва — помните, простые звуковые волны — слышали на всем полушарии. Учитывая способности тар-айимов и тот факт, что это было намного больше, чем всего лишь звуковые волны, я бы считал генератор таких волн достаточно мощным оружием. Кроме того, мне кажется, что вас не требуется долго убеждать после полученной нами крайне захватывающей демонстрации.
— Вывод постфактум, — сухо сказал Трузензюзекс. — Очень проницательно с твоей стороны, брат. Однако, так как я в этом отношении чуть-чуть осведомленней тебя…
— Спорно!
— …то я брошу это дело. Тар-айимы, как ты говоришь, были вполне способны усиливать природу, извините за каламбур.
— Я бы предположил тогда, что это объясняет случившееся с нашим рафики Никососом, — пробормотал вполголоса Малайка. — Как только его челнок вошел в район действующих вибраций…
— Деструктивное колебание? — добавил Цзе-Мэллори.
— Растрясло на куски? Возможно, — согласился Трузензюзекс. — Или они вызвали аварию, или ослабили атомную структуру. Даже в том, что было, вероятно, самым безопасным местом на планете, вибрации — «музыка», если вам угодно — чуть не развалили мой скелет. Устройство не невозможное. Фантастическое — да, но не невозможное. Меня лично больше интересует метод, примененный для ликвидации их звездолета.
— Ндийо, — согласился Малайка. — Как насчет этого? Он и близко не подходил к атмосфере и поэтому не мог попасть в капкан слоев ветроблеска.
— Если бы Кранг вдобавок к поддержанию непроницаемого защитного экрана вокруг планеты не имел также способностей к нападению, то он бы был не более чем патовым устройством, — продолжал транкс. — Устройство целиком оборонительного характера противоречило бы всему, что мы знаем о психологии тар-айимов. И вы все знаете, как к концу нашего тяжелого испытания столь значительно изменилось качество вибрации. Так вот, Флинкс, ты говоришь, что почувствовал уничтожение другого звездолета, и все же не было никаких признаков взрыва? Ни вспышки, ничего?
Безопасный вопрос, и это он едва ли мог отрицать.
— Совершенно верно, сэр. Он просто… пропал.
— Гм. Подозреваемая возможность, которая, вероятно, никогда не будет подтверждена, но… вспомните, что наш корабль находился на очень небольшом расстоянии и все же явно не пострадал… Я подозреваю, господа, что Кранг — это гравитационный генератор, но такой мощи, о какой не мечтали даже древние Боги. — Он посмотрел прямо в лицо Малайке. — Капитан, что произойдет, если гравитационное поле диаметром приблизительно в один сантиметр и с напряжением, сравнимым по силе с поверхностью нейтронной звезды, столкнется с реальной массой?
Смуглое лицо Малайки за несколько секунд отразило всю гамму чувств от озадаченности до понимания и изумления. А голос отразил сразу все состояния.
— Маниса! Это пустит в ход Прерывание Шварцшильда! Но это же!..
— Невозможно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32