Целый перечень запрещенных поступков.
- Зачитывалась ли вам именно эта статья?
- Э... да, сэр. Ее тоже зачитывали.
- Хорошо. Вы отказались свидетельствовать. Может быть, вы хотите
сделать заявление? Может быть, есть обстоятельства, смягчающие вашу вину?
- Как это, сэр?
- Может, что-то повлияло на вас? Обстоятельства, объясняющие ваше
поведение. Допустим, вы были больны и приняли лекарство. Присяга не
ограничивает вас по данному пункту. Вы можете сказать все, что вам поможет.
Суду необходимо узнать: что-либо заставляет вас чувствовать выдвинутое
против вас обвинение несправедливым? Если да, то что?
- Он ударил первым! Вы же слышали, он первый!
- Что еще?
- Но, сэр... разве этого недостаточно?
- Суд окончен. Новобранец Хендрик Теодор, смирно!
Лейтенант Спайке за время суда так и не садился. Теперь поднялся и
капитан Франкель. Атмосфера в комнате стала еще напряженнее.
- Суд приговаривает вас... - я замер и вдруг почувствовал, как у меня
заболел живот, -... к десяти ударам плетью и увольнению с резолюцией "За
несовместимое с уставом поведение".
Хендрик сглотнул.
Лейтенант Спайке продолжил:
- Приговор привести в исполнение сразу же после утверждения в
соответствующей инстанции, если, конечно, он будет утвержден. Все свободны.
Обвиняемого держать под стражей.
Последнее, видимо, было адресовано мне. Однако я абсолютно не знал,
что нужно делать... Наконец позвонил начальнику охраны и сидел с Хендриком,
пока за ним не пришли.
Во время дневного приема в медпункте капитан Франкель послал меня на
осмотр. Врач решил, что я могу возвращаться на службу. Я вернулся в роту
как раз, чтобы успеть переодеться к вечернему смотру. Зим не преминул
отчитать меня за пятна на форме. Синяк у него под глазом стал большим и
разноцветным, но я, как и все другие, изо всех сил старался ничего не
замечать.
На плацу уже был установлен здоровенный столб. Вместо обычных
сообщений и разнарядки на следующий день нам зачитали приговор трибунала.
Потом привели Хендрика со связанными впереди руками, двое из охраны
шли по бокам.
Мне никогда не приходилось видеть, как секут плетью. У нас в городе
устраивали нечто подобное, но отец каждый раз запрещал мне ходить к
Федеральному Центру. Однажды я нарушил запрет отца, но наказание в тот день
отменили, а новых попыток я больше не делал.
Ребята из охраны подняли Хендрика на руки и привязали к крюку,
торчавшему высоко на столбе. Потом с него сняли рубашку. Потом адъютант
произнес металлическим голосом:
- Привести в исполнение приговор суда. Шагнул вперед капрал-инструктор
из другого батальона. В руке он держал кнут. Начальник охраны отсчитывал
удары.
Отсчитывал медленно. От удара до удара проходило секунд пять, но
казалось, что время тянется нестерпимо медленно. При первых ударах Тэд
молчал, после третьего несколько раз всхлипнул.
Первое, что я увидел, когда очнулся, - лицо капрала Бронски. Он
разглядывал меня сверху, похлопывая по щеке.
- Ну, теперь все нормально? Возвращайся в строй. Ну, побыстрее. Нам
пора уходить.
Мы вернулись в расположение роты. Я почти не ужинал, как и многие
другие.
Никто не сказал ни слова насчет моего обморока. Позже я узнал, что был
не единственным, кто потерял на экзекуции сознание - этого зрелища не
выдержали человек тридцать новобранцев.
6
Мы слишком мало ценим то, что
нам дается без усилий... и было
бы очень странно, если бы мало
ценилась такая удивительная вещь,
как свобода.
Томас Пейн
Ночь после публичной экзекуции была самой тяжелой для меня в лагере
Курье. Никогда ни до, ни после я так не падал духом. Я не мог заснуть!
Нужно пройти полную подготовку в лагере, чтобы понять, до чего должен дойти
новобранец, чтобы не спать. Конечно, в тот день я не был на занятиях и не
устал. Но завтра мне предстояло включиться в обычный ритм, а плечо сильно
болело, хотя врач и уверял, что я "годен"... А под подушкой лежало письмо,
в котором мама умоляла меня наконец одуматься. И каждый раз, когда я
закрывал глаза, я сразу слышал тяжелый шлепающий звук и видел Тэда,
который, дрожа прижимался к столбу.
Мне было наплевать на потерю этих дурацких шевронов. Они больше ничего
не значили, так как я окончательно созрел для того, чтобы уволиться. Для
себя я решил. И если бы посреди ночи можно было достать бумагу и ручку, я,
не колеблясь, написал бы заявление.
Тэд совершил поступок, длившийся всего долю секунды. Это была
настоящая ошибка: конечно, он не любил лагерь (а кто его любит?), но он
старался пройти через все и получить привилегию - право быть избранным. Он
хотел стать политиком. Он часто убеждал нас, что многое сделает, когда
получит привилегии.
Теперь ему никогда не работать ни в одном общественном учреждении.
Всего одно движение - и он зачеркнул все шансы. Это случилось с ним, а
могло случиться со мной. Я живо представил, как совершаю подобное - завтра,
через неделю... и мне не дают даже уволиться, а ведут к столбу, сдирают
рубашку... Да, пришло время признать правоту отца. Самое время написать
домой, что я готов отправиться в Гарвард, а потом в компанию. Утром надо
первым делом увидеть сержанта Зима. Сержант Зим...
Мысли о нем беспокоили меня почти так же сильно, как и мысли о Тэде.
Когда трибунал закончился и все разошлись. Зим остался и сказал капитану:
- Могу я обратиться к командиру батальона, сэр?
- Конечно. Я как раз хотел поговорить с вами. Садитесь.
Зим искоса глянул на меня, то же самое сделал и капитан. Я понял, что
должен исчезнуть. В коридоре никого не было, кроме двух штатских клерков.
Далеко уходить я не смел - мог понадобиться капитану, поэтому взял стул и
сел недалеко от двери. Неожиданно я обнаружил, что дверь прикрыта неплотно
и голоса хорошо слышны.
Зим:
- Сэр, я прошу перевести меня в боевую часть. Франкель:
- Я плохо слышу тебя, Чарли. Опять у меня что-то со слухом.
Зим:
- Я говорю вполне серьезно, сэр. Это не мое дело... Капитан, этот
мальчик не заслужил десяти плетей.
Франкель:
- Конечно, не заслужил. И ты, и я - мы оба прекрасно знаем, кто на
самом деле дал маху. Он не должен был и прикоснуться к тебе, ты обязан
был усмирить его, когда он еще только подумал об этом. Ты что, не в
порядке?
- Не знаю. Может быть.
- Хмм! Но если так, куда ж тебя в боевую часть? Но сдается мне, это
неправда. Ведь я видел тебя три дня назад, когда мы вместе работали. Так
что случилось?
Зим ответил после долгой паузы.
- Думаю, что я просто считал его безопасным.
- Таких не бывает.
- Да, сэр. Но он был таким искренним, так честно старался, что я,
наверное, подсознательно расслабился.
Зим промолчал, а потом добавил:
- Думаю, все из-за того, что он мне нравился.
Франкель фыркнул.
- Инструктор не может себе этого позволять.
- Я знаю, сэр. Но так уж у меня получилось. Единственная вина Хендрика
состоит в том, что, как ему казалось, он на все знал ответ. Но я не
придавал этому слишком большого значения. Я сам был таким в его возрасте.
- Так вот в чем слабое место. Он нравился тебе... и потому ты не смог
его вовремя остановить. В результате трибунал, десять ударов и мерзкая
резолюция.
- Как бы хотелось, чтоб порку задали мне, - сказал вдруг Зим.
- Я чувствую, настанет и твой черед. Как ты думаешь, о чем я мечтал
весь этот час? Чего боялся больше всего с того момента, когда увидел, как
ты входишь и у тебя под глазом огромный синяк? Ведь я же хотел ограничиться
административным наказанием, парню даже не пришлось бы увольняться. Но я
никак не ожидал, что он может вот так при всех брякнуть, что ударил тебя.
Он глуп. Тебе нужно было отсеять его еще две недели назад... вместо того
чтобы нянчиться. Но он заявил обо всем при свидетелях, и я был вынужден
дать делу официальный ход... Иди лечись. И будь готов к тому, что на свете
появится еще один штатский, который будет нас ненавидеть.
- Именно поэтому и хочу, чтобы меня перевели. Сэр, я думаю, что так
будет лучше для лагеря.
- Неужели? Однако я решаю, что будет лучше для батальона, а не ты,
сержант... А давай, Чарли, вернемся на двенадцать лет назад. Ты был
капралом, помнишь?.. Уже делал из маменькиных сынков солдат. А можешь
сказать, кто из этих маменькиных сынков был хуже всех в твоей группе?
- Ммм... - Зим задержался с ответом. - Думаю, не совру, если скажу,
что самым трудным был ты.
- Я. И вряд ли бы ты назвал кого другого. А ведь я тебя ненавидел,
"капрал" Зим.
Даже из-за двери я почувствовал, что Зим удивлен и обижен.
- Правда, капитан? А ты, наоборот, нравился мне.
- Да? Конечно, ты не должен был меня ненавидеть - этого инструктор
тоже не может себе позволить. Мы не должны ни любить, ни ненавидеть их.
Только учить. Но если я тогда тебе нравился... хм, надо сказать, что твоя
любовь проявлялась в очень странных формах. Я презирал тебя тогда и мечтал
только о том, как до тебя добраться. Но ты всегда был настороже и ни разу
не дал мне шанса нарушить эту самую девять-ноль-восемь-ноль. И только
поэтому я здесь - благодаря тебе. Теперь насчет твоей просьбы. Я помню, что
во время учебы ты чаще всего отдавал одно и то же приказание. И оно очень
крепко застряло в моей голове. Надеюсь, ты помнишь? Теперь возвращаю его
тебе. Эй, служивый, заткнись и служи дальше!
- Да, сэр.
- Подтяни их. И поговори отдельно с Бронски. У него особенно заметна
тенденция размягчаться.
- Я встряхну его, сэр.
- Вот и хорошо. Следующий, кто полезет на инструктора, должен быть
уложен тихо и спокойно. Так, чтобы даже не смог дотронуться. Если
инструктор оплошает, то будет уволен по некомпетентности. Мы должны убедить
ребят в том, что нарушать статью не просто накладно, а невозможно... что
если кто-то попробует, то его тут же отключат, а потом обольют холодной
водой.
- Да, сэр. Я все сделаю.
- Да уж постарайся. Я не желаю, чтобы кто-то еще из моих ребят был
привязан к позорному столбу из-за нерасторопности своего наставника.
Свободен.
- Есть, сэр.
- Да, вот еще что, Чарли... как насчет сегодняшнего вечера? Может
быть, придешь к нам? Женщины намечают какие-то развлечения. Где-нибудь к
восьми?
- Есть. сэр.
- Это не приказ, а приглашение. Если ты действительно сдаешь, тебе не
мешает расслабиться. А теперь иди, Чарли, и не беспокой меня больше.
Увидимся вечером.
Зим вышел так резко, что я еле успел пригнуться, изображая, что
завязываю шнурки на ботинке. Но он все равно не заметил меня. А капитан
Франкель уже кричал:
- Дежурный! Дежурный! ДЕЖУРНЫЙ! Почему я должен повторять три раза?
Найдешь сейчас командиров рот Си, Эф и Джи и скажешь, что я буду рад их
видеть перед смотром. Потом быстро в мою палатку. Возьмешь чистую форму,
фуражку, туфли - но никаких медалей. Принесешь все сюда... Потом пойди к
врачу - как раз время дневного визита. Судя по всему, рука у тебя уже не
болит. Так, до врача у тебя целых тринадцать минут. Вперед, солдат!
Мне ничего не оставалось, как все это выполнить. Одного из командиров
рот я нашел в его кабинете, а двух других - в офицерском душе (как
дежурный, я мог заходить куда угодно). Форму для парада я положил перед
капитаном как раз, когда прозвучал сигнал дневного врачебного осмотра.
Франкель даже головы от бумаг не поднял, а только буркнул:
- Больше поручений нет. Свободен.
Таким образом я успел вернуться в роту и увидел последние часы Тэда
Хендрика в Мобильной Пехоте...
У меня оказалось много времени для того, чтобы подумать, пока я лежал,
не в силах заснуть, в палатке, а вокруг царила ночная тишина. Я всегда
знал, что сержант Зим работает за десятерых, но никогда не думал, что в
глубине души он может быть не таким жестким, самоуверенным, самодовольным,
чопорным. Всегда думалось, что уж этот человек точно живет в согласии с
миром и собой.
Почва уходила из-под ног - оказалось, я никогда не понимал сути жизни,
не знал, как устроен мир, в котором живу. Мир раскалывался на части, и
каждая превращалась в нечто незнакомое и пугающее.
В одном, однако, я был теперь уверен: мне даже не хотелось узнавать,
что такое на самом деле Мобильная Пехота. Если она слишком жестока для
собственных сержантов и офицеров, то для бедного Джонни она абсолютно
непригодна. Как можно не наделать ошибок в организации, сути которой ты не
понимаешь? Я вдруг реально ощутил, как меня вздергивают на виселице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
- Зачитывалась ли вам именно эта статья?
- Э... да, сэр. Ее тоже зачитывали.
- Хорошо. Вы отказались свидетельствовать. Может быть, вы хотите
сделать заявление? Может быть, есть обстоятельства, смягчающие вашу вину?
- Как это, сэр?
- Может, что-то повлияло на вас? Обстоятельства, объясняющие ваше
поведение. Допустим, вы были больны и приняли лекарство. Присяга не
ограничивает вас по данному пункту. Вы можете сказать все, что вам поможет.
Суду необходимо узнать: что-либо заставляет вас чувствовать выдвинутое
против вас обвинение несправедливым? Если да, то что?
- Он ударил первым! Вы же слышали, он первый!
- Что еще?
- Но, сэр... разве этого недостаточно?
- Суд окончен. Новобранец Хендрик Теодор, смирно!
Лейтенант Спайке за время суда так и не садился. Теперь поднялся и
капитан Франкель. Атмосфера в комнате стала еще напряженнее.
- Суд приговаривает вас... - я замер и вдруг почувствовал, как у меня
заболел живот, -... к десяти ударам плетью и увольнению с резолюцией "За
несовместимое с уставом поведение".
Хендрик сглотнул.
Лейтенант Спайке продолжил:
- Приговор привести в исполнение сразу же после утверждения в
соответствующей инстанции, если, конечно, он будет утвержден. Все свободны.
Обвиняемого держать под стражей.
Последнее, видимо, было адресовано мне. Однако я абсолютно не знал,
что нужно делать... Наконец позвонил начальнику охраны и сидел с Хендриком,
пока за ним не пришли.
Во время дневного приема в медпункте капитан Франкель послал меня на
осмотр. Врач решил, что я могу возвращаться на службу. Я вернулся в роту
как раз, чтобы успеть переодеться к вечернему смотру. Зим не преминул
отчитать меня за пятна на форме. Синяк у него под глазом стал большим и
разноцветным, но я, как и все другие, изо всех сил старался ничего не
замечать.
На плацу уже был установлен здоровенный столб. Вместо обычных
сообщений и разнарядки на следующий день нам зачитали приговор трибунала.
Потом привели Хендрика со связанными впереди руками, двое из охраны
шли по бокам.
Мне никогда не приходилось видеть, как секут плетью. У нас в городе
устраивали нечто подобное, но отец каждый раз запрещал мне ходить к
Федеральному Центру. Однажды я нарушил запрет отца, но наказание в тот день
отменили, а новых попыток я больше не делал.
Ребята из охраны подняли Хендрика на руки и привязали к крюку,
торчавшему высоко на столбе. Потом с него сняли рубашку. Потом адъютант
произнес металлическим голосом:
- Привести в исполнение приговор суда. Шагнул вперед капрал-инструктор
из другого батальона. В руке он держал кнут. Начальник охраны отсчитывал
удары.
Отсчитывал медленно. От удара до удара проходило секунд пять, но
казалось, что время тянется нестерпимо медленно. При первых ударах Тэд
молчал, после третьего несколько раз всхлипнул.
Первое, что я увидел, когда очнулся, - лицо капрала Бронски. Он
разглядывал меня сверху, похлопывая по щеке.
- Ну, теперь все нормально? Возвращайся в строй. Ну, побыстрее. Нам
пора уходить.
Мы вернулись в расположение роты. Я почти не ужинал, как и многие
другие.
Никто не сказал ни слова насчет моего обморока. Позже я узнал, что был
не единственным, кто потерял на экзекуции сознание - этого зрелища не
выдержали человек тридцать новобранцев.
6
Мы слишком мало ценим то, что
нам дается без усилий... и было
бы очень странно, если бы мало
ценилась такая удивительная вещь,
как свобода.
Томас Пейн
Ночь после публичной экзекуции была самой тяжелой для меня в лагере
Курье. Никогда ни до, ни после я так не падал духом. Я не мог заснуть!
Нужно пройти полную подготовку в лагере, чтобы понять, до чего должен дойти
новобранец, чтобы не спать. Конечно, в тот день я не был на занятиях и не
устал. Но завтра мне предстояло включиться в обычный ритм, а плечо сильно
болело, хотя врач и уверял, что я "годен"... А под подушкой лежало письмо,
в котором мама умоляла меня наконец одуматься. И каждый раз, когда я
закрывал глаза, я сразу слышал тяжелый шлепающий звук и видел Тэда,
который, дрожа прижимался к столбу.
Мне было наплевать на потерю этих дурацких шевронов. Они больше ничего
не значили, так как я окончательно созрел для того, чтобы уволиться. Для
себя я решил. И если бы посреди ночи можно было достать бумагу и ручку, я,
не колеблясь, написал бы заявление.
Тэд совершил поступок, длившийся всего долю секунды. Это была
настоящая ошибка: конечно, он не любил лагерь (а кто его любит?), но он
старался пройти через все и получить привилегию - право быть избранным. Он
хотел стать политиком. Он часто убеждал нас, что многое сделает, когда
получит привилегии.
Теперь ему никогда не работать ни в одном общественном учреждении.
Всего одно движение - и он зачеркнул все шансы. Это случилось с ним, а
могло случиться со мной. Я живо представил, как совершаю подобное - завтра,
через неделю... и мне не дают даже уволиться, а ведут к столбу, сдирают
рубашку... Да, пришло время признать правоту отца. Самое время написать
домой, что я готов отправиться в Гарвард, а потом в компанию. Утром надо
первым делом увидеть сержанта Зима. Сержант Зим...
Мысли о нем беспокоили меня почти так же сильно, как и мысли о Тэде.
Когда трибунал закончился и все разошлись. Зим остался и сказал капитану:
- Могу я обратиться к командиру батальона, сэр?
- Конечно. Я как раз хотел поговорить с вами. Садитесь.
Зим искоса глянул на меня, то же самое сделал и капитан. Я понял, что
должен исчезнуть. В коридоре никого не было, кроме двух штатских клерков.
Далеко уходить я не смел - мог понадобиться капитану, поэтому взял стул и
сел недалеко от двери. Неожиданно я обнаружил, что дверь прикрыта неплотно
и голоса хорошо слышны.
Зим:
- Сэр, я прошу перевести меня в боевую часть. Франкель:
- Я плохо слышу тебя, Чарли. Опять у меня что-то со слухом.
Зим:
- Я говорю вполне серьезно, сэр. Это не мое дело... Капитан, этот
мальчик не заслужил десяти плетей.
Франкель:
- Конечно, не заслужил. И ты, и я - мы оба прекрасно знаем, кто на
самом деле дал маху. Он не должен был и прикоснуться к тебе, ты обязан
был усмирить его, когда он еще только подумал об этом. Ты что, не в
порядке?
- Не знаю. Может быть.
- Хмм! Но если так, куда ж тебя в боевую часть? Но сдается мне, это
неправда. Ведь я видел тебя три дня назад, когда мы вместе работали. Так
что случилось?
Зим ответил после долгой паузы.
- Думаю, что я просто считал его безопасным.
- Таких не бывает.
- Да, сэр. Но он был таким искренним, так честно старался, что я,
наверное, подсознательно расслабился.
Зим промолчал, а потом добавил:
- Думаю, все из-за того, что он мне нравился.
Франкель фыркнул.
- Инструктор не может себе этого позволять.
- Я знаю, сэр. Но так уж у меня получилось. Единственная вина Хендрика
состоит в том, что, как ему казалось, он на все знал ответ. Но я не
придавал этому слишком большого значения. Я сам был таким в его возрасте.
- Так вот в чем слабое место. Он нравился тебе... и потому ты не смог
его вовремя остановить. В результате трибунал, десять ударов и мерзкая
резолюция.
- Как бы хотелось, чтоб порку задали мне, - сказал вдруг Зим.
- Я чувствую, настанет и твой черед. Как ты думаешь, о чем я мечтал
весь этот час? Чего боялся больше всего с того момента, когда увидел, как
ты входишь и у тебя под глазом огромный синяк? Ведь я же хотел ограничиться
административным наказанием, парню даже не пришлось бы увольняться. Но я
никак не ожидал, что он может вот так при всех брякнуть, что ударил тебя.
Он глуп. Тебе нужно было отсеять его еще две недели назад... вместо того
чтобы нянчиться. Но он заявил обо всем при свидетелях, и я был вынужден
дать делу официальный ход... Иди лечись. И будь готов к тому, что на свете
появится еще один штатский, который будет нас ненавидеть.
- Именно поэтому и хочу, чтобы меня перевели. Сэр, я думаю, что так
будет лучше для лагеря.
- Неужели? Однако я решаю, что будет лучше для батальона, а не ты,
сержант... А давай, Чарли, вернемся на двенадцать лет назад. Ты был
капралом, помнишь?.. Уже делал из маменькиных сынков солдат. А можешь
сказать, кто из этих маменькиных сынков был хуже всех в твоей группе?
- Ммм... - Зим задержался с ответом. - Думаю, не совру, если скажу,
что самым трудным был ты.
- Я. И вряд ли бы ты назвал кого другого. А ведь я тебя ненавидел,
"капрал" Зим.
Даже из-за двери я почувствовал, что Зим удивлен и обижен.
- Правда, капитан? А ты, наоборот, нравился мне.
- Да? Конечно, ты не должен был меня ненавидеть - этого инструктор
тоже не может себе позволить. Мы не должны ни любить, ни ненавидеть их.
Только учить. Но если я тогда тебе нравился... хм, надо сказать, что твоя
любовь проявлялась в очень странных формах. Я презирал тебя тогда и мечтал
только о том, как до тебя добраться. Но ты всегда был настороже и ни разу
не дал мне шанса нарушить эту самую девять-ноль-восемь-ноль. И только
поэтому я здесь - благодаря тебе. Теперь насчет твоей просьбы. Я помню, что
во время учебы ты чаще всего отдавал одно и то же приказание. И оно очень
крепко застряло в моей голове. Надеюсь, ты помнишь? Теперь возвращаю его
тебе. Эй, служивый, заткнись и служи дальше!
- Да, сэр.
- Подтяни их. И поговори отдельно с Бронски. У него особенно заметна
тенденция размягчаться.
- Я встряхну его, сэр.
- Вот и хорошо. Следующий, кто полезет на инструктора, должен быть
уложен тихо и спокойно. Так, чтобы даже не смог дотронуться. Если
инструктор оплошает, то будет уволен по некомпетентности. Мы должны убедить
ребят в том, что нарушать статью не просто накладно, а невозможно... что
если кто-то попробует, то его тут же отключат, а потом обольют холодной
водой.
- Да, сэр. Я все сделаю.
- Да уж постарайся. Я не желаю, чтобы кто-то еще из моих ребят был
привязан к позорному столбу из-за нерасторопности своего наставника.
Свободен.
- Есть, сэр.
- Да, вот еще что, Чарли... как насчет сегодняшнего вечера? Может
быть, придешь к нам? Женщины намечают какие-то развлечения. Где-нибудь к
восьми?
- Есть. сэр.
- Это не приказ, а приглашение. Если ты действительно сдаешь, тебе не
мешает расслабиться. А теперь иди, Чарли, и не беспокой меня больше.
Увидимся вечером.
Зим вышел так резко, что я еле успел пригнуться, изображая, что
завязываю шнурки на ботинке. Но он все равно не заметил меня. А капитан
Франкель уже кричал:
- Дежурный! Дежурный! ДЕЖУРНЫЙ! Почему я должен повторять три раза?
Найдешь сейчас командиров рот Си, Эф и Джи и скажешь, что я буду рад их
видеть перед смотром. Потом быстро в мою палатку. Возьмешь чистую форму,
фуражку, туфли - но никаких медалей. Принесешь все сюда... Потом пойди к
врачу - как раз время дневного визита. Судя по всему, рука у тебя уже не
болит. Так, до врача у тебя целых тринадцать минут. Вперед, солдат!
Мне ничего не оставалось, как все это выполнить. Одного из командиров
рот я нашел в его кабинете, а двух других - в офицерском душе (как
дежурный, я мог заходить куда угодно). Форму для парада я положил перед
капитаном как раз, когда прозвучал сигнал дневного врачебного осмотра.
Франкель даже головы от бумаг не поднял, а только буркнул:
- Больше поручений нет. Свободен.
Таким образом я успел вернуться в роту и увидел последние часы Тэда
Хендрика в Мобильной Пехоте...
У меня оказалось много времени для того, чтобы подумать, пока я лежал,
не в силах заснуть, в палатке, а вокруг царила ночная тишина. Я всегда
знал, что сержант Зим работает за десятерых, но никогда не думал, что в
глубине души он может быть не таким жестким, самоуверенным, самодовольным,
чопорным. Всегда думалось, что уж этот человек точно живет в согласии с
миром и собой.
Почва уходила из-под ног - оказалось, я никогда не понимал сути жизни,
не знал, как устроен мир, в котором живу. Мир раскалывался на части, и
каждая превращалась в нечто незнакомое и пугающее.
В одном, однако, я был теперь уверен: мне даже не хотелось узнавать,
что такое на самом деле Мобильная Пехота. Если она слишком жестока для
собственных сержантов и офицеров, то для бедного Джонни она абсолютно
непригодна. Как можно не наделать ошибок в организации, сути которой ты не
понимаешь? Я вдруг реально ощутил, как меня вздергивают на виселице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34