- Хочешь
попробовать вина?
- Ты только полегче, - предостерег он.
- Не останавливай меня. Я ведь не пьянчужка.
- Ты или не ты нализалась прошлой ночью?
- Ну, я, - сдалась она. - Но только потому, что это была моя первая
выпивка за последние годы.
Ему была приятна ее капитуляция.
- Конечно, конечно. Я так и думал.
- Ну? Присоединяешься ко мне?
- А, черт, почему бы и нет? - усмехнулся он. - Давай, попробуем
маленько. Слушай, мне нравятся эти кружки для пикника и тарелки тоже. Где
ты их достала?
- "Эберкромби и Фитч", - невозмутимо ответила Линда. - Нержавеющий
стальной сервиз на четыре персоны, тридцать девять долларов пятьдесят
центов... Ваше здоровье.
Майо разразился смехом.
- Я был дурак, что поднял этот скандал.
- Все нормально.
Они выпили и стали есть в теплом молчании, по-товарищески улыбаясь
друг другу. Линда сняла шелковую рубашку, чтобы загорать под жарким
полуденным солнцем, и Майо аккуратно повесил ее на ветку куста. Внезапно
Линда спросила:
- Так почему у тебя не было детства, Джим?
- Кто его знает. - Он помолчал. - Мне кажется, потому что моя мать
умерла, когда я был маленьким. И еще мне пришлось много работать.
- Почему?
- Отец был школьным учителем. Знаешь, сколько им платят?
- О, вот почему ты против яйцеголовых!
- Я?
- Конечно, ты. Только не обижайся.
- Может быть, и так, - уступил он. - Это было, конечно,
разочарованием для моего старика. Я играл за защитника в высшей школе, а
он хотел сделать из меня Эйнштейна.
- Тебе нравится футбол?
- Не как игра. Футбол был бизнесом. Эй, помнишь, как мы обычно
делились в детстве? "Эники, бэники, ели вареники..."
- Мы обычно говорили: "Шишел, мышел, этот вышел..."
- А помнишь: "Апрель глуп, иди в клуб, скажи учителю, что ты дуб"?
- "Я люблю кофе, я люблю чай, я люблю мальчиков и мальчики любят
меня..."
- Держу пари, что так и было, - торжествующе сказал Майо.
- Не меня.
- Почему?
- Я всегда была слишком высокой.
Он был изумлен.
- Ты не высокая, - заверил он ее. - Ты точь-в-точь как надо.
Правда... И прекрасно сложена. Я заметил это, когда мы волокли пианино. У
тебя неплохая для девушки мускулатура. Особенно ноги и там, где это...
Она вспыхнула.
- Перестань, Джим.
- Нет, честно.
- Хочешь еще вина?
- Благодарю. Налей и себе.
- Хорошо.
Удар расколол небо, как сверхзвуковой бомбардировщик, и за ним
последовал гул разваливающейся кирпичной кладки.
- Еще один небоскреб, - сказала Линда. - О чем мы говорили?
- Об играх, - подсказал Майо. - Извини, что я говорю с набитым ртом.
- О, конечно. Джим, а ты играл в Новой Гавани в "Уронить носовой
платок?" - И Линда пропела: - "Шина, резина, зеленая корзина, я несла
милому письмо и по дороге уронила..."
- Ну, - сказал он, довольный, - ты здорово поешь.
- А, перестань!
- Но это так. У тебя выдающийся голос. Не спорь со мной. Помолчи-ка,
я кое-что соображу. - Он довольно долго напряженно думал, допил вино и с
отсутствующим видом принял еще один стакан. Наконец, он пришел к какому-то
решению. - Ты будешь учиться музыке.
- Ты же знаешь, что я умираю от желания научиться, Джим!
- Значит, я на время остаюсь и научу тебя тому, что знаю сам. Погоди!
Погоди! - поспешно добавил он, прерывая ее возбуждение. - Я не собираюсь
оставаться в твоем доме. Я хочу иметь собственный угол.
- Конечно, Джим. Все, что ты скажешь.
- А потом я уеду на юг.
- Я обучу тебя вождению, Джим. Я сдержу свое слово.
- И не мистифицируй меня, Линда.
- Конечно, нет. Что за мистификация?
- Ты знаешь. Как в прошлый раз.
Они рассмеялись, чокнулись и допили вино. Внезапно Майо вскочил,
дернул Линду за волосы и побежал к памятнику Страны Чудес. В одно
мгновение он забрался на голову Алисы.
- Я Король на Горе! - крикнул он, глядя вокруг императорским взором.
- Я Король... - Он осекся и уставился вниз, к подножию статуи.
- Джим, что случилось?
Ни слова не говоря, Майо спустился вниз и шагнул к куче обломков,
покрытых разросшимися кустами. Он опустился на колени и стал раскапывать
их голыми руками. Линда подбежала к нему.
- В чем дело, Джим?
- Это старье было макетами яхт, - пробормотал он.
- Правильно. Боже, и это все? Я уж подумала, что тебе плохо или
что-нибудь в таком роде.
- Как они попали сюда?
- Это я выбросила их здесь, конечно.
- Ты?
- Да. Я же рассказывала тебе. Я очистила лодочный домик, когда
переехала в него. Это было сто лет назад.
- Ты сделала это?
- Да. Я...
- Убийца, - прорычал он, поднялся и свирепо уставился на нее. - Ты
убийца! Ты как все женщины, у тебя нет ни души, ни сердца. Сделать такое!
Он отвернулся и зашагал в сторону пруда. Линда последовала за ним,
совершенно сбитая с толку.
- Джим, я ничего не понимаю. Чего ты так взбесился?
- Ты должна стыдиться себя.
- Но мне нужно было очистить дом. Ты ведь не думаешь, что я должна
была жить среди массы макетов?
- Забудь все, что я говорил. Я еду на юг. Я не останусь с тобой, даже
если ты последний человек на Земле.
Линда застыла и вдруг бросилась вперед, обогнав его. Когда он вошел в
лодочный домик, она стояла перед дверью в комнату для гостей.
- Я нашла его, - сказала она, тяжело дыша. - Твоя дверь заперта.
- Дай мне ключ, Линда.
- Нет.
Он шагнул к ней, она вызывающе взглянула на него и осталась на месте.
- Вперед, - с вызовом сказала она. - Ударь меня.
Он остановился.
- О, я не дерусь с теми, кто не в моем весе.
Они продолжали стоять друг перед другом в полнейшем затруднении.
- Больно нужны мне эти вещи, - пробормотал, наконец, Майо. - Найду
где-нибудь не хуже.
- Иди, собирайся, - ответила Линда. Она швырнула ему ключ и отступила
в сторону. Тогда Майо увидел, что в двери нет замка. Он открыл дверь,
заглянул в комнату, закрыл дверь и посмотрел на Линду. Ее лицо оставалось
неподвижным, она что-то бормотала. Он усмехнулся. Затем они оба
разразились смехом.
- Ну, - сказал Майо, - опять ты сделала из меня мартышку. Не хотел бы
я играть в покер против тебя.
- Ты тоже силен блефовать, Джим. Я чуть не умерла со страху, когда ты
пошел на меня.
- Ты должна знать, что я никогда не ударю тебя.
- Догадываюсь. Теперь сядем и хорошенько все обсудим.
- А, забудь это, Линда. Я потерял голову из-за дурацких макетов и...
- Я имею в виду не лодки. Я имею в виду поездку на юг. Каждый раз,
когда ты выходишь из себя, ты хочешь уехать на юг. Зачем?
- Я же говорил тебе, найти парней, которые разбираются в телевидении.
- А зачем?
- Тебе не понять.
- Я постараюсь. Почему бы тебе не объяснить, чего ты добиваешься?..
Может, я могу помочь тебе.
- Ничем ты не можешь мне помочь. Ты же девушка.
- По крайней мере, я могу выслушать. Можешь доверять мне, Джим. Разве
мы не друзья? Расскажи мне все.

Ну, когда произошел взрыв (рассказывал Майо), я был в Беркшире с
Джилом Уоткинсом. Джил был моим приятелем, по-настоящему хорошим и
сообразительным парнем. Он два года проработал в МИТе до того, как
закончил колледж. По окончании он стал кем-то вроде главного инженера
ВНХА, телевизионной станции в Новой Гавани. У Джила было множество
увлечений. Одним из них была опе... селе... Не помню, как называется, это
значит - исследование пещер.
Итак, мы были в горном ущелье в Беркшире, проводили уик-энд под
землей, исследуя пещеру, пытаясь нанести ее на карту и вычислить, откуда
течет подземная река. У нас была с собой еда, припасы и спальные мешки.
Внезапно наш компас обезумел на целых двадцать минут, и это могло дать нам
ключ к разгадке, но Джил стал рассуждать о магнитных залежах и аномалиях.
Когда в воскресенье вечером мы пошли назад, компас снова стал вести
себя совершенно дико. Тогда Джил понял, что случилось.
- Христа ради, Джим, - сказал он, - произошло то, чего все боялись.
Они взорвали города, бомбами и радиацией отправили себя в ад, и мы должны
убраться подальше в проклятую пещеру, пока все не очистится.
Итак, мы с Джилом вернулись, сели на голодный паек и оставались там,
сколько могли. Наконец, мы снова выбрались наружу и вернулись пешком в
Новую Гавань. Она была мертва, как и все остальное. Джил нашел приемник и
попытался поймать хоть какие-нибудь радиопередачи. Ничего. Тогда мы
нагрузились консервами и обошли всю округу: Бриджпорт, Уотербери,
Хаутворт, Спрингфилд, Провиденс, Нью-Лондон... Большой сделали круг.
Никого. Ничего. Тогда мы вернулись в Новую Гавань, обосновались там и это
была вполне хорошая жизнь.
Днем мы запасались продуктами и возились с домом, поддерживая его в
хорошем состоянии. После ужина, к семи часам вечера Джил уходил в ВНХА и
включал станцию. Я шел в свой бар, отпирал его, подметал и включал
телевизор. Джил установил генератор и для него.
Было очень забавно смотреть передачи, которые показывал Джил. Он
начинал с новостей и погоды, в которой всегда ошибался. У него был только
"Альманах фермера" и старый барометр, который выглядел, как настенные
часы. Я не думаю, чтобы он работал, или, может быть, Джил никогда не имел
дела с погодой... Затем он передавал вечернюю программу.
У меня в баре был дробовик на случай налетов. Иногда что-нибудь в
передачах злило меня. Тогда я брал дробовик и стрелял от дверей бара в
экран, потом ставил другой телевизор. Я тратил два дня в неделю, собирая
телевизоры по всему городу.
В полночь Джил выключал станцию, я запирал бар, и мы встречались дома
за чашкой кофе. Джил спрашивал меня, сколько телевизоров я подстрелил
сегодня, и смеялся, когда я рассказывал ему. Я расспрашивал его о том, что
будет идти на следующей неделе, и спорил с ним, показывать фильм или
футбольный матч, записи которых были в ВНХА. Я не слишком любил вестерны,
а высокомудрые дискуссии просто ненавидел.
Но счастье отвернулось от нас: так было всю мою жизнь. Через два года
я обнаружил, что поставил последний телевизор, и встревожился. Тем же
вечером Джил показал один из коммерсов, где самоуверенная дамочка
рекламировала свадебные наряды вперемешку со стиральным порошком.
Естественно, я схватил ружье и только в последний момент удержался от
выстрела. Затем он пустил фильм о непонятом композиторе и еще несколько
подобных вещей. Когда мы встретились дома, меня прямо-таки всего трясло.
- Что случилось? - спросил Джил.
Я рассказал ему.
- Я думал, тебе нравится смотреть передачи, - сказал он.
- Только когда я могу стрелять в них.
- Несчастный байстрюк, - рассмеялся он. - Теперь ты моя пленная
аудитория.
- Джил, может, ты изменишь программу? Войди в мое положение.
- Будь благоразумен, Джим. ВНХА имеет разнообразные программы. Мы
действуем по принципу кафетерия - понемногу для каждого. Если тебе не
нравится передача, почему бы тебе не переключить канал?
- Ну, это уж глупо. Ты же знаешь, черт побери, что у нас в Новой
Гавани только один канал.
- Тогда выключи телевизор.
- Не могу я выключать телевизор в баре. Он входит в программу
развлечения посетителей. Этак я потеряю всех своих клиентов. Джил, ты
показываешь им ужасные фильмы, как, например, прошлой ночью этот
музыкальный про армию. Песни, танцы и поцелуи на башнях танков.
- Женщинам нравятся фильмы с военной начинкой.
- А коммерсы? Женщины всегда насмехаются над всеми этими подтяжками,
волшебными сигаретами и...
- А, - сказал Джил, - отправь в студию письмо.
Я так и сделал и через неделю получил ответ:
"Дорогой мистер Майо! Мы рады узнать, что Вы регулярно смотрите
передачи ВНХА, и благодарим Вас за интерес к нашей программе. Мы надеемся,
что Вы будете продолжать наслаждаться нашими передачами. Искренне Ваш
Джилберт О.Уоткинс, заведующий станцией". К письму были приложены два
билета на выставку. Я показал письмо Джилу. Он только пожал плечами.
- Как видишь, ты столкнулся с трудностями, Джим, - сказал он. - Их не
волнует, нравятся тебе передачи или нет. Они только хотят знать, смотришь
ли ты их.
Должен сказать тебе, два следующих месяца были для меня адом. Я не
мог выключать телевизор и не мог смотреть его, не стреляя из дробовика по
дюжине раз за вечер. Я тратил все свои силы, удерживаясь, чтобы не нажать
на спусковой крючок. Я весь изнервничался и понял, что должен что-нибудь с
этим сделать, чтобы обрести равновесие. Тогда однажды ночью я принес ружье
домой и застрелил Джила.
Весь следующий день я чувствовал себя гораздо лучше и, открывая бар в
семь часов, бодро насвистывал. Я подмел помещение, протер стойку и затем
включил телевизор, чтобы послушать новости и сводку погоды.
1 2 3 4 5 6