- Бой в долине уже начался! - закричал Тибериас. - А бубны и
барабаны Конан, видимо, расположил на склонах гор. Быстрее!
И он уверенно двинулся прямо на звук, словно определив, где
находится конечная цель. Проклиная туман, Валериус двинулся за
ним, про себя решив, что нет худа без добра - пелена тумана
скроет его передвижение и сыграет ему на руку. Конан не заметит
его. Он нападет на ненавистного циммерийца со спины, как только
солнце рассеет этот туман.
Он уже не мог определить, что сейчас находится вокруг: обрывы,
лес или пропасти. Громыхание приближалось, и за этим гулом
совершенно невозможно было услышать шум битвы.
Неожиданно по обеим сторонам от всадников из тумана вынырнули
высокие скальные колонны, и Валериус вздрогнул, поняв, что они
минуют какую-то узкую расщелину. Но их проводник не показывал
никакого замешательства, а скалы расступились и вновь исчезли в
тумане. Узкое место осталось позади, и, если бы кто-нибудь
замышлял устроить ловушку, лучше всего это было бы сделать
именно там. Валериус перевел дух.
Но Тибериус вдруг остановился. Ритмичный гул оглушал, а Валериус
никак не мог понять, откуда он раздается. То казалось, что
справа, то слева, то спереди, и даже сзади. Он нетерпеливо
оглядывался вокруг, но не мог разглядеть ничего, кроме
клубящегося тумана да оседающей на стали доспехов влаги. Длинная
колонна закованных в сталь рыцарей за его спиной казалась ему в
туманном мареве процессией ведьм.
- Чего ты ждешь, мерзавец? - сурово взглянул он на проводника.
Тибериас не ответил, продолжая вслушиваться в устрашающий гул. А
потом он резко обернулся и с презрительной усмешкой посмотрел в
глаза Валериусу.
- Туман расходится, мой король, - процедил он враз изменившимся
злым голосом. - Смотри!
Грохот замолк. Мгла начала рассеиваться. И сражу же, высокие и
величественные, вверху показались вершины гор. Туман опускался
все ниже, редел и бледнел. Валериус поднялся в стременах... и с
губ его слетел крик, многократно повторенный эхом и всеми его
солдатами. Вокруг всюду громоздились скалы. Они стояли не посреди
широкой долины, как предполагал еще несколько мгновений назад, а
в слепом котле, окруженном вертикальными скалами высотой в
несколько сотен футов, единственный вход в который они только что
прошли.
- Подонок! - Валериус что было сил ударил Тибериуса по лицу своим
закованным в сталь кулаком. - Что это за дьявольская шутка!?
Оборванец сплюнул кровь и зашелся зловещим смехом.
- Шутка, что избавит свет от одной отвратительной твари!
- Смотри, грязная обезьяна!
И вновь Валериус вскрикнул, как громом пораженный. Вход в
котловину преградила огромная людская толпа, молчаливая и
неподвижная, как скульптурная группа - сотни заросших оборванцев
с пиками и копьями в руках. А сверху, со скал, выглядывали другие
лица - тысячи! - дикие, изможденные, страшные. Глаза их горели от
ненависти.
- Хитрость Конана! - зарычал Валериус.
- Нет, Конан об этом ничего не знает! - рассмеялся Тибериас. -
Это хитрость людей, доведенных тобою до нужды, тех, кого ты
разорил и превратил в зверей. Амальрик был прав: Конан не стал
делить свою армию. Мы же - свора, за кусок хлеба бегущая за ним,
волки этих гор, люди без дома и без надежды. Это был наш план, и
жрецы Ассуры послали нам в помощь туман. Посмотри на них, мой
король! Каждый из них носит на себе знак твоей власти - на теле
или в душе!
А теперь посмотри на меня! Ты не узнаешь меня, правда? Но это
клеймо на моем лице выжег твой палач! Когда-то ты знал меня - мое
имя было Анилис. Моих сыновей ты приказал повесить, а жену мою
твои наемники изнасиловали и зарубили. Ты говорил, что я
расстанусь с жизнью, если заманю тебя в ловушку? Боги всемогущие!
Да мы отдали бы тысячи жизней, все отдали бы, лишь бы купить за
это твою голову!
И теперь она наша! Посмотри на людей, доведенных тобою до нищеты,
на тени людей, что когда-то жили и радовались жизни! Пришел их
час! Эта каменная котловина станет твоей могилой. Попробуй-ка
влезть на скалы: они высоки и обрывисты. Попробуй-ка вырваться:
эти люди встанут на твоем пути и выцарапают тебе глаза! Собака!
Встретимся в аду!
И, откинувшись назад, он громко рассмеялся, а эхо его зловещего
смеха многократно отразилось от скал. Валериус выскочил из седла
и с размаху ударил его своим длинным мечом, рассекая плечо и
грудь. Тибериас упал навзничь, но не перестал смеяться, хотя
хлынувшая из его рта кровь превратила смех в хрипение.
Вновь загрохотали бубны и барабаны, охватывая котловину кольцом
низкого гула, а сверху, со скал, полетели первые камни и хлынул
свистящий ливень стрел, заглушая крики и стоны умирающих...










ДОРОГА В АРХЕРОН
Небо на востоке уже заалело, когда Амальрик во главе своей армии
подошел ко входу в Долину Львов. Долину эту окружали крутые
горные склоны, а дно было иссечено нагромождениями скал различной
высоты и вида. Армия Конана стояла на самом большом возвышении,
ожидая нападения противника. Корпус из Гундерляндии,
присоединившийся к ней незадолго до этого, состоял примерно из
семи тысяч боссонских лучников и четырех тысяч всадников -
баронов с севера и запада со своими дружинами.
Воины, вооруженные пиками, общим числом около двенадцати тысяч -
в основном, гундерийцы и, кроме того, четыре тысячи акулонцев из
других областей, - стояли в дальнем, узком конце долины,
выстроившись наподобие огромного клина. По обоим флангам
располагались по пять тысяч боссонских лучников. А позади пехоты
стояли с поднятыми пиками и копьями конные рыцари - десять тысяч
понтейнцев, и девять - акулонских баронов с всеми своими
вассалами.
Это была удачная позиция: ее невозможно было обойти со стороны, -
это означало бы необходимость карабкаться на кручи под ливнем
стрел и ударами мечей. Обоз Конана стоял непосредственно за
спиной выстроенного войска, в узкой, похожей на змею части
долины. Циммериец не опасался нападения сзади - горы были полны
бесконечно преданными ему людьми: беглецами из центральных
областей Акулонии и разоренными дворянами.
Занять такую позицию уже само по себе было достаточно трудно, но
оставить ее было еще трудней. По существу, она одновременно
являлась и бастионом, и ловушкой, и единственным выходом из нее
была победа, хотя, при большом желании, можно было покинуть
Долину Львов и через узкий проход в задней ее части.

Ксалтотун поднялся на высокий холм, возвышавшийся неподалеку от
входа в Долину Львов. Это место было великолепным наблюдательным
пунктом - оно находилось выше всех остальных точек долины и
давным-давно было названо Королевским Алтарем. Причины этого
были, видимо, известны только Ксалтотуну, на памяти которого
прошли многие столетия.
Он был не один - с ним пришли двое безмолвных длинноволосых слуг,
тащившие за собой связанную молодую девушку. Они быстро и умело
уложили ее на широком венчавшем вершину камне, по виду
действительно напоминавшем алтарь. Никто не помнил уже, сколько
столетий этот камень простоял здесь во власти ветров и дождей, и
казалось, что это не просто обычная скала, а какой-то
удивительный и таинственный символ. Но чем он был в
действительности и кто его сюда водрузил, забыл даже Ксалтотун.
Когда слуги - сгорбленные карлики - отошли прочь, чернокнижник
остался в одиночестве. Взгляд его был прикован к долине, ветер
развевал его бороду.
Глаза его пробежали по поблескивающей неподалеку реке, окружающим
со всех сторон долину горным склонам, блестящему стальному клину
рядов противника, выстроившихся на господствующей высоте,
железным чепцам лучников, сверкающим среди кустарника и обломков
скал, молчаливым рыцарям, восседавшим на нетерпеливо бьющих
копытами конях, их развевающимся пиорушам и поднятым, как лес
игл, копьям. А прямо у подножия холма были видны сомкнутые
стальные ряды немедийцев, неумолимо вливавшиеся в устье долины,
и за ними - красные палатки и шатры баронов и рыцарей, и
серые - обычных солдат.
Алый штандарт с драконом колыхался во главе стальной реки.
Впереди, ровными шеренгами, шли стрелки с наполовину поднятыми
арбалетами, держа пальцы на спусковых крючках. Дальше шли отряды
копейщиков, а за ними - главная сила армии - конные рыцари. Перья
над их головами гордо развевались по ветру, копья с вызовом
смотрели в небо, а огромные жеребцы выступали, как на параде.
Рыцарей было тридцать одна тысяча, и, как и у большинства
государств, именно они составляли ударный кулак армии. Пешие
воины же, вооруженные копьями, пиками и арбалетами, должны были
лишь расчищать дорогу коннице.
Армия Акулонии безмолвно и неподвижно ожидала их приближения.
И вот, не меняя строя, немедийские арбалетчики стали стрелять
прямо с ходу, но их стрелы летели вверх и либо не долетали, либо
просто отскакивали на излете от стальных панцирей высоко над ними
стоявших гундерийцев. Зато, когда ряды арбалетчиков сами попали в
зону поражения боссонских лучников, те внесли в немедийские ряды
некоторое замешательство.
Через некоторое время, осознав всю бессмысленность попытки
ответить противнику такой же смертоносной лавиной стрел,
немедийцы стали откатываться назад. На них были легкие панцири,
не защищавшие их от тяжелых стрел врага, которые прошивали их
насквозь. Немедийская пехота, предназначенная для расчистки
дороги коннице, тоже не справилась со своей задачей и была
вынуждена отступить.
Арбалетчики уступили место в рядах наемникам, которых всегда без
колебаний посылали на смерть. Единственной их целью теперь было
заслонить собой ряды наступающих рыцарей, пока те не
соприкоснутся с противником. Когда отряды стрелков окончательно
вышли из-под обстрела, наемники рванулись прямо под ливень стрел,
давая возможность почти беспрепятственно идти за ними рыцарям.
Они медленно продвигались вперед, пядь за пядью сокращая
расстояние до рядов гундерийцев. Еще немного - последний рывок, и
вот уже зазвучали трубы, оставшиеся в живых пехотинцы рассыпались
в стороны, и конница выплеснулась вперед.
Но нет, - и это было бесполезно: их стальная река вновь утонула в
тучах свистящей смерти. Стрелы, длинные, как дротики, находили
каждую щель в их панцирях. Жеребцы, с трудом взбирающиеся по
каменным торосам, опрокидывались на спины, увлекая за собой
всадников. Стальные фигуры устлали землю. Атака захлебнулась и
схлынула назад.
Амальрик был в ярости - все это нападение на занявшего столь
удачную позицию противника было безумием. Но ему ничего не
оставалось делать. Он перестроил ряды. Сам Тараскуз рвался встать
во главе своих рыцарей, в ярости размахивая мечом, но руководство
армией взял полностью барон Тор. Он проклинал все и вся, видя
неподвижный лес копий за спинами гундерийцев, и молил бога, чтобы
его отход выманил акулонскую конницу, которая, спустившись вниз,
станет легкой добычей его арбалетчиков, а потом и самой
немедийской конницы. Но противник даже не дрогнул. Немедийские
рыцари выхватывали из рук снующих между рекой и полем битвы слуг
бурдюки с водой и, снимая шлемы, обливали ею свои потные головы.
Лежавшие тут и там раненые беспомощно просили пить. Зато
оборонявшиеся, которых снабжал водой бьющий в горной части долины
источник, казалось, совершенно не испытывают жажды, несмотря на
горячий весенний ветер.
Ксалтотун, стоя на высоком каменном обрыве у Королевского Алтаря,
бесстрастно следил за бушующими внизу стальными волнами. Вот с
поднятыми копьями и развевающимися перьями в атаку вновь пошли
рыцари. Они преодолели было ливень стрел... но разбились, как
штормовая волна, о стену пик и копий неприятеля. Над шлемами
поднимались мечи и топоры, но пики гундерийцев безжалостно
сбрасывали всадников на землю и калечили коней. Они стояли, как
неприступная стена. Их былая военная слава вновь получала свое
подтверждение. Это была самая стойкая пехота на свете, и по
традиции дух их оставался несокрушимым. Ряды их были, все равно
что скала, а за их спинами развевался штандарт с золотым
акулонским львом. И среди них, на самом острие стального клина,
как ураган, дрался огромного роста атлет в черных доспехах, чей
окровавленный топор крушил с одинаковой легкостью и кости, и
железо.
Но и немедийцам было не занимать упорства и отваги, хотя им
так и не удавалось сломить железный клин. Кроме того,
стрелы, летящие со скал, целыми десятками косили их плотные ряды.
От их собственных арбалетчиков не было никакого прока, а
пехотинцы не могли взобраться на крутые склоны, чтобы навязать
боссонским лучникам ближний бой. Снова и снова накатывались и
отступали рыцари, и много коней уже металось в хаосе битвы с
пустыми седлами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34