Видишь, в какую историю ты ввязалась?
— Не вижу. Я этого не понимаю. И не хочу понимать. Отпустите меня, и я никому ничего не скажу!
— Ты собираешься искать его?
— Я не скажу, что я буду делать.
— А что ты можешь делать?
— У меня есть нож.
— Нож! Ты знаешь вообще, что такое Меч Бога?
— Я знаю ровно столько, сколько знает каждый честный канальщик, что значит, что я не хочу иметь с ним никаких дел. Но я и не сдаюсь! Спите спокойно, м'сэр, спите спокойно, и позвольте мне делать то, что я должна делать, и я никому не выдам, что вы мне рассказали.
— Девочка, ты безрассудна.
— Такая я уж есть. Уже много дней. Но я не собираюсь оставлять его в их когтях.
— Ты знаешь, что он из Нев Хеттека?
— Я точно этого не знала, но так и думала.
— Губернатор Нев Хеттека — человек по имени Карл Фон. Знаешь, что Фон принадлежит Мечу?
Сердце Альтаир забилось чаще и болезненнее, чем прежде.
— До меня доходили слухи.
— Мондрагоны были обыкновенными адвентистами, как большинство жителей Нев Хеттека. Старый, добротный дом. Томас, младший сын, был принят в Меч. Тебя это не шокирует?
— Он сказал мне, что когда-то принадлежал ему. Он сказал, что покинул их.
— Что он рассказал еще? Она помотала головой.
— Это очень важно. Почему он покончил с ними. И насколько далеко он был посвящен в их совещания. Он был близким другом Фона. Он стоял очень высоко в собраниях Совета Нев Хеттека, имел доступ к куда более высоким уровням, чем его отец. Возможно, Мондрагон узнал больше, чем хотел узнать. Но что бы он ни сделал с этим знанием — это привело к его концу. Вся семья была убита. Кроме Томаса Мондрагона. Он был поставлен перед судом, как шарристский саботажник.
— Это неправда!
— Это стандартное обвинение против всякого врага губернатора. Он был приговорен к смерти. Казнь дважды назначалась и снова откладывалась. Потом он сбежал, сбежал из резиденции губернатора; так, по крайней мере, говорят слухи, которые переносятся по реке. Со всем, что он знал. Теперь ты понимаешь, почему наш губернатор хочет вынудить его исчезнуть из Меровингена? Он несет с собой неприятности. Он овеществляет правду на двух ногах. Он знает вещи, которые наш губернатор — официально — не хотел бы знать никогда; это касается внутренних дел Нев Хеттека. Слово для этого война, девочка. Война против проклятого Нев Хеттека и его губернатора-изменника — если определенные силы в Синьори получат публичное подтверждение того, что знает Томас Мондрагон. И они желают заполучить его. И совершенно определенно, его хотят и шарристы. Он знает точные подробности операций Меча Бога и возможную тактику против Меча. Здешняя полиция тоже с удовольствием допросила бы его, если бы могла осмелиться на то, чтобы официально узнать ответы. Меч непременно желает заполучить его снова; здесь агенты Карла Фона. И если жрец Ревентатистской Академии узнает, что он здесь, в пределах его досягаемости, и если ревентатисты заполучат его в свои руки, тогда они тоже захотят получить публичное признание, прежде чем повесить его. А тем временем наш губернатор… Он просто хочет выдворить его из города, прежде чем Нев Хеттек получит уверенность, что Меровинген владеет средствами начать войну. Он стар и беспокоится о наследнике, а эта история как раз то, что может принести трудности с наследником. Изменения в структуре власти. Меч уже много лет выступает здесь, и этот факт известен на самых высоких уровнях. Точно также, как и то, что здесь активны шарристы — но об этом тебе лучше не говорить даже шепотом, девушка.
— Значит, его утащили шарристы? Этот патат… пата…
— Все террористические группы маскируются друг под друга. Меч использует патати так же, как и шарристы и джейнисты. Поэтому из этого нельзя сделать никаких выводов. Вероятнее всего, это был Меч, но я не исключаю и других. Я не исключил бы их даже тогда, когда они заявили бы, кто они такие. Партии лгут; это их большое оружие. Они подсовывают друг другу в башмаки свои акции, и Мондрагон знает, что может быть со всем этим враньем. Он был участником их тайных совещаний.
— Но… Ведь у вас есть люди… — Она показала на вооруженных людей вокруг. — Убит ваш двоюродный брат, ворвались в ваш дом; неужели вы не хотите ничего предпринять?
— Неужели ты не можешь заглянуть дальше этого мгновения? Бореги не могут действовать. Мы могли бы начать эту войну. Мы могли бы ее развязать… и тогда твой друг Мондрагон в лучшем случае может кончить головой в петле. Все равно, какая бы партия его ни захватила. А некоторые из них еще хуже. Я предпочел бы, чтобы обитатели моего дома не были вынуждены стоять вместе с ним в Юстициарии.
— Ну, у меня нет никого. У меня на пути не стоит ничего. Дайте мне просто уйти, и я найду этих проклятых собак. Я сдеру с них шкуру… — Альтаир почти кричала. Она отодвинула стул назад, но человек позади нее крепко удержал ее захватом за спинку. — К черту вас всех!
— Девочка, скажи еще раз, как тебя зовут?
— Джонс! Джонс, черт побери вас всех! Вы бесполезны, вы — ничто. Вы можете меня отпустить, и это не будет вам стоить совсем ничего.
— Но это может стоить очень много для меня, сэра. Это может дорого стоить нам всем.
Он встал и посмотрел на нее, она сидела перед столом как в ловушке, потом протянул руку и поднял ее подбородок.
Боже мой, если я плюну в него, они сразу же расправятся со мной.
— Но ты думаешь не этими понятиями, правда? Ты не понимаешь ни одного слова из того, что я говорю.
— И что с этого?
— Что с того, что одной войной больше, одной меньше? Для тебя это, возможно, ничего не значит, но я заверяю тебя, для меня это значит очень многое. Сколько времени уже прошло?
— Может быть… может быть, час, полтора… — Ее подбородок задрожал в его руке. Он убрал руку. Она сжала кулаки и скомкала фуражку. — Зачем?
— Я не могу с уверенностью сказать тебе, где он прячется. Могу сделать два предположения. Одно касается речной лодки там, в порту; она привезла его сюда и может увезти назад. Они, возможно, немедленно доставили его на борт. Но, может быть, и нет… потому что этот корабль — первое место, за которым может следить партия противника, а появление противника куда более, чем просто вероятность, как только эта новость разнесется. Я готов спорить, что они не исчезли немедленно и что они не используют такую приметную лодку. Что-нибудь неприметное, рыбацкую шхуну, каботажное судно. Вдоль всей Старой Дамбы лежат приливные ворота. За этот район я спорю. Они должны будут найти лодку и доставить своего заключенного туда…
— Тогда они еще не могли уехать с ним! При отливе к этим воротам не выбраться. Приливные каналы имеют разницу в четыре уровня, вода слишком мелкая…
— Можно привести еще одну причину, как бы плохо ни было задумываться об этом. У них будут к нему вопросы. Мы не говорим о бандах, ты понимаешь. Мы говорим об организации, которая проникла до самого Синьори, такой, которая знает, что он был здесь достаточно долго, чтобы скомпрометировать определенных членов, если решился на это. Известные люди могут быть очень заинтересованы в том, чтобы раскрыть все его здешние связи. Поставлена на карту их безопасность, и тогда приказы Карла Фона могут отступить на второе место после их собственных интересов. Им понадобится место и время, чтобы задать ему вопросы в своих собственных интересах, место близ гавани, место, где никакие соседи не вызовут полицию.
— Это касается всего проклятого приливного района!
— Я тоже так думаю. — Бореги дал своим людям знак рукой. — Она может идти.
Альтаир отодвинула стул, и на этот раз не почувствовала никакого сопротивления. Она поднялась и размяла колени.
— Я отправляю тебя, понимаешь? Это помощь, которую я могу предложить. Я лично приказываю тебе сохранить в тайне все, что ты знаешь и что я рассказал тебе, и ничего не предпринимать. Но я сомневаюсь, что ты так поступишь. Хочешь есть? Нужны деньги?
Она помотала головой.
— Мне нужно идти; вот и все. — Небо, он по-настоящему пригвоздил меня, рассказал мне слишком много. Он наверняка довольно скоро прикажет сбросить меня в канал. Я должна добраться до двери, это все, все, что я могу сделать; я не могу думать о еде, не смогу ничего затолкать в свой желудок, не смогу и спать, пока он у них в руках…
Пленный. О, Боже, а что же еще?
— М'сэра. — Она услышала голос Бореги. Издалека. Он обращался к женщине. — Джонс. — Это он к ней. Она повернулась у верхнего края лестницы, покачнувшись от головокружения, снова овладела собой и посмотрела на него, ответив на его взгляд.
Чего ему нужно? Все-таки задержать меня?
— Кому ты уже упоминала наше имя?
— Никому. — Она порывисто покачала головой. — Я не… Боже мой, неужели он должен узнать это, прежде чем
они инсценируют несчастный случай? Кого это волнует? Кого здесь это волнует?
— Никому?
— Это касается только меня, — ответила она, повернулась и ступила на лестницу. Она почти потеряла равновесие. Весь мир то приближался, то удалялся, становился размытым и опять отчетливым, зал со всеми его каменными стенами в прожилках и светом электрических ламп.
Рука схватила Альтаир за локоть. Она стряхнула ее, но рука схватила снова. Так они прошли до ворот и по ступенькам спустились вниз, по неровным каменным ступенькам, которые все вели вниз по проходу к причалу, к ее лодке, которая стояла в прямоугольнике света из открытой двери. Воздух был холодным от воды и спертым от каменных стен протоки-туннеля. Железо и камень, и гниль. Альтаир уставилась на ступени внизу. Ее толкнули под локоть.
— Вот, — сказал мужчина, один из трех, которые стащили ее по лестнице вниз. Монеты блестели на его протянутой руке, серебряный и бронзовый блеск в свете лампы. Она посмотрела на них, потом подняла взгляд на мужчину.
— Это мне не поможет, — сказала она, даже без горечи. Душащий комок образовался в ее горле, — Проклятье, это совсем мне не поможет!
Она забралась в лодку и дернула причальный канат.
— Вы не против, если я заведу мотор? -
— Семья очень бы оценила, если бы вы не…
— Конечно, конечно. — Слезы просохли, и сила понеслась по жилам Альтаир, как приступ жара. — Убирайтесь к черту! — Она сунула шест в воду, и поверхность воды между ней и Бореги стала увеличиваться. — Проклятые трусы!
Ей было трудно повернуть скип. Часть этой работы ей пришлось проделать в темноте, после того как люди опять вошли и закрыли за собой дверь. Колеса взвизгнули и загремели цепи, и большие водяные ворота впустили призрачный звездный свет, который лежал на воде канала снаружи. И легкий ветер тоже появился, со свистом беспрепятственно ворвался в туннель Бореги и с шумом опять вылетел из него.
Она толкнулась шестом и быстро послала скип через узкое отверстие, повернула и поплыла в темноте прочь, мимо стен Синьори, высоких, гладких и злобных, и Золотой Мост висел над Большим Каналом, как темная вуаль на лице Синьори.
Она проехала с помощью шеста до первой опоры Золотого Моста, пока внутри у нее все не заболело, а израненные подошвы на начало жечь на палубе. Потом сделала рукой невежливый жест в сторону острова Бореги, втянула шест в лодку и пошла на нос, чтобы завести мотор.
Первая попытка. Вторая. Она торопливо возилась со стартером, и ее руки тряслись. Третий рывок стартера. Кха. Четвертый. Кашель и старт. Ветер вспрыгнул и засвистел вокруг угла Бореги. Альтаир натянула потуже фуражку на голову, установила руль в рабочее положение и села, чтобы править, зажав румпель подмышкой. У Альтаир не было больше никаких сил, и она чувствовала только холод и дрожь, которые бежали вверх по ногам и заставляли стучать зубы.
В плену. Он в плену.
Еще худшая картина пришла ей на ум. Она закрыла глаза и снова широко их открыла, пытаясь тем самым прогнать картину, картину темного места со светом лампы, похожее на подвал Богара, но без друзей в поле зрения, без надежды и без помощи, и без честно настроенного суда, окруженный только врагами.
О, Боже! Приливная вода, приливная вода и приливные ворота! Вот где это должно быть! Я пришла вверх по Змее в Большой Канал вскоре после колокола, и они были еще там, пока он звонил — поэтому они и убили Уэша — стало быть, я была неподалеку сзади их. Я почти видела их, так близко к ним была, но я не видела ни одной лодки, которая бы спускалась по Большому Каналу. Только эта лодка, которая удалялась к Маргрейву. К Маргрейву на запад. Проклятье, я их видела! Они уплывали прочь, он был у них на борту, и я этого не знала…
У приливных ворот у нас Поги, Кай и трясина, там, возле Хафиза. Если бы был прилив, они могли бы пройти сквозь отверстие гавани, но это не пройдет; они должны пройти приливными воротами, в этом сноб Бореги был прав. А прилив не достигнет своей наивысшей точки до середины шестого часа. Значит, им придется…
Она прищурилась и резко подняла голову, когда стена Синьори приблизилась к ней, резко повернула и снова направилась в центр канала, когда он приближался к массивным опорам креста Сеньори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Не вижу. Я этого не понимаю. И не хочу понимать. Отпустите меня, и я никому ничего не скажу!
— Ты собираешься искать его?
— Я не скажу, что я буду делать.
— А что ты можешь делать?
— У меня есть нож.
— Нож! Ты знаешь вообще, что такое Меч Бога?
— Я знаю ровно столько, сколько знает каждый честный канальщик, что значит, что я не хочу иметь с ним никаких дел. Но я и не сдаюсь! Спите спокойно, м'сэр, спите спокойно, и позвольте мне делать то, что я должна делать, и я никому не выдам, что вы мне рассказали.
— Девочка, ты безрассудна.
— Такая я уж есть. Уже много дней. Но я не собираюсь оставлять его в их когтях.
— Ты знаешь, что он из Нев Хеттека?
— Я точно этого не знала, но так и думала.
— Губернатор Нев Хеттека — человек по имени Карл Фон. Знаешь, что Фон принадлежит Мечу?
Сердце Альтаир забилось чаще и болезненнее, чем прежде.
— До меня доходили слухи.
— Мондрагоны были обыкновенными адвентистами, как большинство жителей Нев Хеттека. Старый, добротный дом. Томас, младший сын, был принят в Меч. Тебя это не шокирует?
— Он сказал мне, что когда-то принадлежал ему. Он сказал, что покинул их.
— Что он рассказал еще? Она помотала головой.
— Это очень важно. Почему он покончил с ними. И насколько далеко он был посвящен в их совещания. Он был близким другом Фона. Он стоял очень высоко в собраниях Совета Нев Хеттека, имел доступ к куда более высоким уровням, чем его отец. Возможно, Мондрагон узнал больше, чем хотел узнать. Но что бы он ни сделал с этим знанием — это привело к его концу. Вся семья была убита. Кроме Томаса Мондрагона. Он был поставлен перед судом, как шарристский саботажник.
— Это неправда!
— Это стандартное обвинение против всякого врага губернатора. Он был приговорен к смерти. Казнь дважды назначалась и снова откладывалась. Потом он сбежал, сбежал из резиденции губернатора; так, по крайней мере, говорят слухи, которые переносятся по реке. Со всем, что он знал. Теперь ты понимаешь, почему наш губернатор хочет вынудить его исчезнуть из Меровингена? Он несет с собой неприятности. Он овеществляет правду на двух ногах. Он знает вещи, которые наш губернатор — официально — не хотел бы знать никогда; это касается внутренних дел Нев Хеттека. Слово для этого война, девочка. Война против проклятого Нев Хеттека и его губернатора-изменника — если определенные силы в Синьори получат публичное подтверждение того, что знает Томас Мондрагон. И они желают заполучить его. И совершенно определенно, его хотят и шарристы. Он знает точные подробности операций Меча Бога и возможную тактику против Меча. Здешняя полиция тоже с удовольствием допросила бы его, если бы могла осмелиться на то, чтобы официально узнать ответы. Меч непременно желает заполучить его снова; здесь агенты Карла Фона. И если жрец Ревентатистской Академии узнает, что он здесь, в пределах его досягаемости, и если ревентатисты заполучат его в свои руки, тогда они тоже захотят получить публичное признание, прежде чем повесить его. А тем временем наш губернатор… Он просто хочет выдворить его из города, прежде чем Нев Хеттек получит уверенность, что Меровинген владеет средствами начать войну. Он стар и беспокоится о наследнике, а эта история как раз то, что может принести трудности с наследником. Изменения в структуре власти. Меч уже много лет выступает здесь, и этот факт известен на самых высоких уровнях. Точно также, как и то, что здесь активны шарристы — но об этом тебе лучше не говорить даже шепотом, девушка.
— Значит, его утащили шарристы? Этот патат… пата…
— Все террористические группы маскируются друг под друга. Меч использует патати так же, как и шарристы и джейнисты. Поэтому из этого нельзя сделать никаких выводов. Вероятнее всего, это был Меч, но я не исключаю и других. Я не исключил бы их даже тогда, когда они заявили бы, кто они такие. Партии лгут; это их большое оружие. Они подсовывают друг другу в башмаки свои акции, и Мондрагон знает, что может быть со всем этим враньем. Он был участником их тайных совещаний.
— Но… Ведь у вас есть люди… — Она показала на вооруженных людей вокруг. — Убит ваш двоюродный брат, ворвались в ваш дом; неужели вы не хотите ничего предпринять?
— Неужели ты не можешь заглянуть дальше этого мгновения? Бореги не могут действовать. Мы могли бы начать эту войну. Мы могли бы ее развязать… и тогда твой друг Мондрагон в лучшем случае может кончить головой в петле. Все равно, какая бы партия его ни захватила. А некоторые из них еще хуже. Я предпочел бы, чтобы обитатели моего дома не были вынуждены стоять вместе с ним в Юстициарии.
— Ну, у меня нет никого. У меня на пути не стоит ничего. Дайте мне просто уйти, и я найду этих проклятых собак. Я сдеру с них шкуру… — Альтаир почти кричала. Она отодвинула стул назад, но человек позади нее крепко удержал ее захватом за спинку. — К черту вас всех!
— Девочка, скажи еще раз, как тебя зовут?
— Джонс! Джонс, черт побери вас всех! Вы бесполезны, вы — ничто. Вы можете меня отпустить, и это не будет вам стоить совсем ничего.
— Но это может стоить очень много для меня, сэра. Это может дорого стоить нам всем.
Он встал и посмотрел на нее, она сидела перед столом как в ловушке, потом протянул руку и поднял ее подбородок.
Боже мой, если я плюну в него, они сразу же расправятся со мной.
— Но ты думаешь не этими понятиями, правда? Ты не понимаешь ни одного слова из того, что я говорю.
— И что с этого?
— Что с того, что одной войной больше, одной меньше? Для тебя это, возможно, ничего не значит, но я заверяю тебя, для меня это значит очень многое. Сколько времени уже прошло?
— Может быть… может быть, час, полтора… — Ее подбородок задрожал в его руке. Он убрал руку. Она сжала кулаки и скомкала фуражку. — Зачем?
— Я не могу с уверенностью сказать тебе, где он прячется. Могу сделать два предположения. Одно касается речной лодки там, в порту; она привезла его сюда и может увезти назад. Они, возможно, немедленно доставили его на борт. Но, может быть, и нет… потому что этот корабль — первое место, за которым может следить партия противника, а появление противника куда более, чем просто вероятность, как только эта новость разнесется. Я готов спорить, что они не исчезли немедленно и что они не используют такую приметную лодку. Что-нибудь неприметное, рыбацкую шхуну, каботажное судно. Вдоль всей Старой Дамбы лежат приливные ворота. За этот район я спорю. Они должны будут найти лодку и доставить своего заключенного туда…
— Тогда они еще не могли уехать с ним! При отливе к этим воротам не выбраться. Приливные каналы имеют разницу в четыре уровня, вода слишком мелкая…
— Можно привести еще одну причину, как бы плохо ни было задумываться об этом. У них будут к нему вопросы. Мы не говорим о бандах, ты понимаешь. Мы говорим об организации, которая проникла до самого Синьори, такой, которая знает, что он был здесь достаточно долго, чтобы скомпрометировать определенных членов, если решился на это. Известные люди могут быть очень заинтересованы в том, чтобы раскрыть все его здешние связи. Поставлена на карту их безопасность, и тогда приказы Карла Фона могут отступить на второе место после их собственных интересов. Им понадобится место и время, чтобы задать ему вопросы в своих собственных интересах, место близ гавани, место, где никакие соседи не вызовут полицию.
— Это касается всего проклятого приливного района!
— Я тоже так думаю. — Бореги дал своим людям знак рукой. — Она может идти.
Альтаир отодвинула стул, и на этот раз не почувствовала никакого сопротивления. Она поднялась и размяла колени.
— Я отправляю тебя, понимаешь? Это помощь, которую я могу предложить. Я лично приказываю тебе сохранить в тайне все, что ты знаешь и что я рассказал тебе, и ничего не предпринимать. Но я сомневаюсь, что ты так поступишь. Хочешь есть? Нужны деньги?
Она помотала головой.
— Мне нужно идти; вот и все. — Небо, он по-настоящему пригвоздил меня, рассказал мне слишком много. Он наверняка довольно скоро прикажет сбросить меня в канал. Я должна добраться до двери, это все, все, что я могу сделать; я не могу думать о еде, не смогу ничего затолкать в свой желудок, не смогу и спать, пока он у них в руках…
Пленный. О, Боже, а что же еще?
— М'сэра. — Она услышала голос Бореги. Издалека. Он обращался к женщине. — Джонс. — Это он к ней. Она повернулась у верхнего края лестницы, покачнувшись от головокружения, снова овладела собой и посмотрела на него, ответив на его взгляд.
Чего ему нужно? Все-таки задержать меня?
— Кому ты уже упоминала наше имя?
— Никому. — Она порывисто покачала головой. — Я не… Боже мой, неужели он должен узнать это, прежде чем
они инсценируют несчастный случай? Кого это волнует? Кого здесь это волнует?
— Никому?
— Это касается только меня, — ответила она, повернулась и ступила на лестницу. Она почти потеряла равновесие. Весь мир то приближался, то удалялся, становился размытым и опять отчетливым, зал со всеми его каменными стенами в прожилках и светом электрических ламп.
Рука схватила Альтаир за локоть. Она стряхнула ее, но рука схватила снова. Так они прошли до ворот и по ступенькам спустились вниз, по неровным каменным ступенькам, которые все вели вниз по проходу к причалу, к ее лодке, которая стояла в прямоугольнике света из открытой двери. Воздух был холодным от воды и спертым от каменных стен протоки-туннеля. Железо и камень, и гниль. Альтаир уставилась на ступени внизу. Ее толкнули под локоть.
— Вот, — сказал мужчина, один из трех, которые стащили ее по лестнице вниз. Монеты блестели на его протянутой руке, серебряный и бронзовый блеск в свете лампы. Она посмотрела на них, потом подняла взгляд на мужчину.
— Это мне не поможет, — сказала она, даже без горечи. Душащий комок образовался в ее горле, — Проклятье, это совсем мне не поможет!
Она забралась в лодку и дернула причальный канат.
— Вы не против, если я заведу мотор? -
— Семья очень бы оценила, если бы вы не…
— Конечно, конечно. — Слезы просохли, и сила понеслась по жилам Альтаир, как приступ жара. — Убирайтесь к черту! — Она сунула шест в воду, и поверхность воды между ней и Бореги стала увеличиваться. — Проклятые трусы!
Ей было трудно повернуть скип. Часть этой работы ей пришлось проделать в темноте, после того как люди опять вошли и закрыли за собой дверь. Колеса взвизгнули и загремели цепи, и большие водяные ворота впустили призрачный звездный свет, который лежал на воде канала снаружи. И легкий ветер тоже появился, со свистом беспрепятственно ворвался в туннель Бореги и с шумом опять вылетел из него.
Она толкнулась шестом и быстро послала скип через узкое отверстие, повернула и поплыла в темноте прочь, мимо стен Синьори, высоких, гладких и злобных, и Золотой Мост висел над Большим Каналом, как темная вуаль на лице Синьори.
Она проехала с помощью шеста до первой опоры Золотого Моста, пока внутри у нее все не заболело, а израненные подошвы на начало жечь на палубе. Потом сделала рукой невежливый жест в сторону острова Бореги, втянула шест в лодку и пошла на нос, чтобы завести мотор.
Первая попытка. Вторая. Она торопливо возилась со стартером, и ее руки тряслись. Третий рывок стартера. Кха. Четвертый. Кашель и старт. Ветер вспрыгнул и засвистел вокруг угла Бореги. Альтаир натянула потуже фуражку на голову, установила руль в рабочее положение и села, чтобы править, зажав румпель подмышкой. У Альтаир не было больше никаких сил, и она чувствовала только холод и дрожь, которые бежали вверх по ногам и заставляли стучать зубы.
В плену. Он в плену.
Еще худшая картина пришла ей на ум. Она закрыла глаза и снова широко их открыла, пытаясь тем самым прогнать картину, картину темного места со светом лампы, похожее на подвал Богара, но без друзей в поле зрения, без надежды и без помощи, и без честно настроенного суда, окруженный только врагами.
О, Боже! Приливная вода, приливная вода и приливные ворота! Вот где это должно быть! Я пришла вверх по Змее в Большой Канал вскоре после колокола, и они были еще там, пока он звонил — поэтому они и убили Уэша — стало быть, я была неподалеку сзади их. Я почти видела их, так близко к ним была, но я не видела ни одной лодки, которая бы спускалась по Большому Каналу. Только эта лодка, которая удалялась к Маргрейву. К Маргрейву на запад. Проклятье, я их видела! Они уплывали прочь, он был у них на борту, и я этого не знала…
У приливных ворот у нас Поги, Кай и трясина, там, возле Хафиза. Если бы был прилив, они могли бы пройти сквозь отверстие гавани, но это не пройдет; они должны пройти приливными воротами, в этом сноб Бореги был прав. А прилив не достигнет своей наивысшей точки до середины шестого часа. Значит, им придется…
Она прищурилась и резко подняла голову, когда стена Синьори приблизилась к ней, резко повернула и снова направилась в центр канала, когда он приближался к массивным опорам креста Сеньори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40