Однако женщины, с которыми у меня и в мыслях ничего не было, вроде Дари Лэнг и Синары Беллсток, почему-то приводят ее в бешенство! Она права: никакой логикой нельзя объяснить, что мы с ней до сих пор деловые партнеры».
Но в глубине души, сам себе не желая признаться, Луис понимал: Атвар Х'сиал отлично чувствовала феромонные сигналы, исходившие от Дари и Синары, да и от него самого. А феромоны лгать не умеют.
Глава 10
Отклонение от курса
В последний день перед вылетом Ханс Ребка старался держаться подальше от Дари Лэнг. Если она интерпретирует это как обиду на то, что его не сделали командиром экспедиции на Ледяной мир, – ничего не поделаешь. Два года назад они с Дари были так близки, что капитан ничего не мог от нее скрыть. Остатки этой близости еще сохранились, и Хансу не хотелось выдавать раньше времени свои замыслы. (Тем более, что он еще не продумал их до конца.) Поэтому Ребка старался больше времени проводить со своими будущими спутниками из команды выживания. Может быть, Бен Блеш и Лара Кистнер пока еще и не понимали, насколько важно как следует узнать своих партнеров до того, как начнутся неприятности, однако Ханс убедился в этом давно и на собственной шкуре. Они взяли шлюпку и отправились прогуляться в окрестностях «Гордости Ориона». Там Ребка с изумлением наблюдал, как от главного корабля на глазах отпочковывались два меньших. Это напоминало процесс размножения какого-то гигантского животного: новый корабль рос прямо из тела родителя, в конце концов отделяясь и обретая самостоятельность. Хансу пришло в голову, что аналогия может быть не только внешней: неужели «Гордость Ориона» содержит и биологические компоненты? Если так, то уровень технологии Четвертого Альянса превосходит даже мечты более бедных клайдов! Наверное, аппарат, который предстоит пилотировать ему самому, также обладает какими-то особыми возможностями. Впрочем, Бен Блеш и Лара Кистнер не выказывали особого удивления – похоже, эти чудеса не были для них новостью. Самого Ханса они разглядывали с гораздо большим интересом, словно некий странный феномен.
– Скажите, а что, во времена вашего детства были какие-то трудности с медицинским обслуживанием? – спросила Лара. – У нас такие проблемы корректируются еще в младенческом возрасте.
Пока Хансу Ребке не довелось познакомиться со счастливыми обитателями богатых планет спирального рукава, он и не подозревал, что имеет какие-то проблемы. На его родном Тойфеле, где постоянно не хватало пищи и основных микроэлементов, большая голова и узкая грудная клетка были скорее правилом, чем исключением. Ханс хотел объяснить это Ларе и Бену, но потом решил не тратить попусту время. Может, просто процитировать стишок, который сложили в Круге Фемуса: «Сколько ж надо человеку в прошлых жизнях нагрешить, чтоб на Тойфеле проклятом в наши дни рожденным быть?» Впрочем, скорее всего эти двое все равно ничего не поймут. Поэтому капитан лишь пожал плечами и ответил кратко:
– В детстве меня считали нормальным и даже счастливчиком.
Новый корабль уже достиг полного размера и сейчас приобретал окончательную форму. Ханс осмотрел его от носа до кормы. Полностью пригодный для межпланетных и межзвездных перелетов, космический челнок вовсе не выглядел большим. Пожалуй, тесноват для четверых. Даже если они будут хорошо ладить Друг с другом. А подобное, как Ханс знал по опыту, случается редко.
Пора было сменить тему и поговорить о чем-нибудь, что позволило бы лучше понять характеры своих спутников.
– На этом корабле еще никто никогда не летал. Надо бы его как-нибудь назвать. У кого есть идеи?
Лара Кистнер молча взглянула на своего коллегу. Так, ясно. Уважает старших и склонна соблюдать субординацию независимо от собственной точки зрения.
Бен Блеш задумался.
– Я согласен, кораблю нужно имя. Только вам не кажется, что профессор Лэнг также имеет право голоса в этом вопросе? Я думаю, она должна участвовать в обсуждении.
Молодой человек давал понять, что не намерен идти на поводу у Ханса. Может быть, он хочет поспорить? Так или иначе, по дороге и без того будет, о чем поспорить, а пока лучше избегать конфронтации.
– О, я вовсе не хотел исключать профессора Лэнг из обсуждения. Мы ничего не собираемся решать, пока она не выскажется. Я имел в виду лишь предварительные идеи.
– В таком случае, почему бы не назвать его «Спасителем»?
Так… Выдал вариант почти не размышляя, причем предложенное имя достаточно много говорит о личности Блеша. У него, должно быть, сильно преувеличенные представления о масштабах миссии, которую должна выполнить их маленькая группа. На самом деле им требуются факты и только факты. «Спаситель»! Слава Богу, если удастся спасти самих себя и собранную информацию! Если Лара Кистнер будет подчиняться Бену только потому, что он старший, а сам Блеш начнет строить из себя мессию, то неприятности гарантированы. Да уж, учудил Джулиан Грейвс, когда назначил его главным: теперь советуй не советуй – молокосос будет слушать только самого себя.
Хорошо, придется поруководить из задних рядов – не впервой.
– «Спаситель»? Неплохо, – кивнул Ханс. – Интересно, что скажет профессор Лэнг?
Он прекрасно знал, что она скажет: ничего. Ей все равно. Лишь бы не мешали заниматься Строителями, со всем остальным Дари согласна. Ханс перевел взгляд на блестящий корпус корабля, который уже полностью сформировался. Надо осмотреть его и убедиться, что там есть все необходимое. А пока – улыбаться и кивать. После старта будет достаточно времени, чтобы поднять маленький мятеж. Да, сделать это, видимо, придется…
* * *
– Советник Грейвс выразился вполне определенно. Свяжитесь с ним, пусть подтвердит. Пока корабль не сядет на Ледяной мир, решения принимаю я.
– И все же я точно знаю, что он ничего подобного не планировал. – Бен Блеш стоял за креслом пилота, в котором сидел Ребка.
В голосе молодого человека чувствовался гнев. Ханс не стал оборачиваться.
– Я не совсем понимаю суть ваших возражений, Бен. Так или иначе через несколько дней мы прибудем на Ледяной мир. Я просто стараюсь получить как можно больше предварительной информации.
– Делая бессмысленный крюк для осмотра мертвой планеты? Это нам ничего не даст! Если я чего-то не понимаю, объясните мне!
А по-моему, все понятно. Планета, к которой мы летим, находится в самой середине зоны, которая в нормальной звездной системе такой массы была бы пригодна для жизни. Сейчас на этой планете жизни нет – она слишком холодная. Возникает вопрос: не было ли там жизни раньше? Может быть, даже разумной – до того, как звезда потухла и все вымерзло…
Характеры членов «зеленой команды» вырисовывались уже вполне четко. Лара Кистнер неплохо выполняла работу, но определенно не была сильной личностью. Она во всем соглашалась с «боссом», да и остальным особо не противоречила. Бену Блешу нравилось командовать. Свое мнение он высказывал категоричным тоном и сразу закипал, когда ему противоречили. Когда в конце первого дня полета к Ледяному миру Ханс Ребка объявил, что сначала они посетят другую планету, Блеш стал резко возражать. Однако Дари неожиданно встала на сторону Ребки. Впрочем, это было вполне объяснимо: Ханс слишком часто спасал ей жизнь, чтобы ему не доверять.
– Я не намерен это терпеть! – раздраженно заявил Блеш. – Посмотрим, что скажет Джулиан Грейвс. Он положит конец нашему спору.
Ханс молча смотрел на растущий диск планеты. С последним высказыванием он собирался согласиться. Грейвс наверняка положит спору конец: он всегда был перестраховщиком. Если есть хоть малейшая вероятность, что визит на мертвую планету увеличит их шансы на Ледяном мире, советник по этике поддержит его обеими руками.
Бен Блеш вышел – очевидно, чтобы послать вызов на «Гордость Ориона». И это в момент, когда на экране появляется новая неизвестная планета! Ханс в очередной раз убедился, что имеет дело с дураком. А как еще назвать человека, который больше заботится о своем авторитете, чем о шансах выжить? Что же это за команда экспертов такая, какой идиот ее собирал? Им бы провести пару недель на Тойфеле – в порядке тренировки! Одно знакомство с Ремулером-точильщиком, предрассветным ураганом, стоило бы целого года лекций их прославленной Арабеллы Лунд, которую так уважает Грейвс.
Все, хватит философствовать! Ханс сосредоточился на планете. Диаметр – четырнадцать тысяч километров. Плюс показания масс-детекторов – значит, под внешними слоями есть металлическое ядро. Тем более такое высокое магнитное поле… Гравитация на поверхности на пятнадцать процентов превышает стандартную – многовато, но вполне допустимо, чего нельзя сказать о температуре. Кислородно-азотная атмосфера с примесью аргона, однако, судя по спектрам, никаких признаков углекислоты и водяных паров.
Подробные снимки того, что лежало под застывшей атмосферой, можно было сделать лишь перейдя на низкую орбиту. Тем не менее высокая отражательная способность поверхности – характерный блеск можно было заметить даже невооруженным глазом – уже сейчас указывала на мощный ледяной покров. Чтобы определить его толщину и установить, что лежит ниже, требовались высокоточные радиолокационные измерения. Для этого надо было высадиться на планету, а значит, перелет на Ледяной мир откладывался по крайней мере на два дня. Ханс подозревал это еще до старта с «Гордости Ориона». Если планета теплая, снимки высокого разрешения можно сделать и с орбиты. Но там лед, и если вы хотите узнать, как поверхность выглядела до того, как замерзла, без посадки не обойтись… Впрочем, Ханс в любом случае собирался побывать на планете – новый мир нужно почувствовать, а этого не сделаешь, находясь в космосе.
Объяснять это другим было бесполезно. Ханс разглядывал замерзший шар, отражающий тусклый свет далеких звезд. Если повезет, то Дари и остальные сами все поймут.
К несчастью, чувствительные датчики и радары «Спасителя» были слишком хороши. Они заключали в себе новейшие технологии Четвертого Альянса, и с высоты всего двух сотен километров видели почти все, оставляя мало простора для воображения.
– Высаживаться на поверхность? Что вы хотите там исследовать? – Бен Блеш наблюдал картинку на экране дисплея: холмы и долины, окрашенные в ослепительно белый цвет. – И так вполне очевидно, что произошло. Повсюду одно и то же: горы, ущелья и плоская поверхность океана – радар с синтезированной апертурой это подтверждает. Общее оледенение отсутствует: на это просто не было времени. Ясно, что, когда температура упала, все водяные пары и углекислота выпали на поверхность, образовав снежный покров. А после этого ничего не менялось. В воздухе сохранился кислород, а также азот и аргон – значит, все произошло очень быстро. В этом не может быть никаких сомнений! Что же в таком случае нам даст посадка на поверхность?
Этот вопрос Ханс задавал себе уже давно. Еще до того, как корабль перешел на низкую орбиту, он отправил запрос на «Гордость Ориона»: «Предположим, что внутренний источник энергии звезды был каким-то образом выключен в течение короткого времени (недель или месяцев). Как долго в этом случае продлится ее остывание за счет обычного излучения? Мне нужна приблизительная цифра: будут это годы, столетия, тысячелетия или миллионы лет?»
Грейвс прислал неутешительный ответ: «В. К. Талли делает расчет с помощью астрофизической библиотеки корабля. Ответ на ваш расчет зависит от нескольких неизвестных параметров, в частности, от стадии эволюции звезды и величины гравитационной энергии, накопленной в результате сжатия при ее остывании. Талли отказывается дать определенный ответ, но обещает проанализировать различные варианты».
Можно себе представить! Этот вживленный компьютер будет нести ахинею и ходить вокруг да около, пока с ума не сведет! К счастью, сидеть и слушать придется Грейвсу. Но почему В.К. все еще на борту «Гордости Ориона»? Ему давно следовало отправиться в путь.
Второе послание Грейвса оказалось более обнадеживающим: «Абсолютно минимальным значением времени радиационного охлаждения при крайних значениях параметров В.К. Талли считает двадцать тысяч лет. Более вероятная величина, учитывающая гравитационную энергию сжатия, – между восемью и восемнадцатью миллионами лет. Если время меньше, чем двадцать тысяч лет, то это означает, что процесс остывания был ускорен какой-то внешней силой. Рисунок трещин на льду, если таковые имеются на поверхности планеты, может служить визуальным индикатором времени остывания. Прилагаю изображения характерных рисунков, соответствующих различным скоростям охлаждения».
Ханс сравнил присланные картинки с орбитальными снимками. Под белым покровом хорошо просматривались трещины и разломы. Сомнений не оставалось: внутри звезды не просто прекратились термоядерные реакции, сменившись долгим остыванием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Но в глубине души, сам себе не желая признаться, Луис понимал: Атвар Х'сиал отлично чувствовала феромонные сигналы, исходившие от Дари и Синары, да и от него самого. А феромоны лгать не умеют.
Глава 10
Отклонение от курса
В последний день перед вылетом Ханс Ребка старался держаться подальше от Дари Лэнг. Если она интерпретирует это как обиду на то, что его не сделали командиром экспедиции на Ледяной мир, – ничего не поделаешь. Два года назад они с Дари были так близки, что капитан ничего не мог от нее скрыть. Остатки этой близости еще сохранились, и Хансу не хотелось выдавать раньше времени свои замыслы. (Тем более, что он еще не продумал их до конца.) Поэтому Ребка старался больше времени проводить со своими будущими спутниками из команды выживания. Может быть, Бен Блеш и Лара Кистнер пока еще и не понимали, насколько важно как следует узнать своих партнеров до того, как начнутся неприятности, однако Ханс убедился в этом давно и на собственной шкуре. Они взяли шлюпку и отправились прогуляться в окрестностях «Гордости Ориона». Там Ребка с изумлением наблюдал, как от главного корабля на глазах отпочковывались два меньших. Это напоминало процесс размножения какого-то гигантского животного: новый корабль рос прямо из тела родителя, в конце концов отделяясь и обретая самостоятельность. Хансу пришло в голову, что аналогия может быть не только внешней: неужели «Гордость Ориона» содержит и биологические компоненты? Если так, то уровень технологии Четвертого Альянса превосходит даже мечты более бедных клайдов! Наверное, аппарат, который предстоит пилотировать ему самому, также обладает какими-то особыми возможностями. Впрочем, Бен Блеш и Лара Кистнер не выказывали особого удивления – похоже, эти чудеса не были для них новостью. Самого Ханса они разглядывали с гораздо большим интересом, словно некий странный феномен.
– Скажите, а что, во времена вашего детства были какие-то трудности с медицинским обслуживанием? – спросила Лара. – У нас такие проблемы корректируются еще в младенческом возрасте.
Пока Хансу Ребке не довелось познакомиться со счастливыми обитателями богатых планет спирального рукава, он и не подозревал, что имеет какие-то проблемы. На его родном Тойфеле, где постоянно не хватало пищи и основных микроэлементов, большая голова и узкая грудная клетка были скорее правилом, чем исключением. Ханс хотел объяснить это Ларе и Бену, но потом решил не тратить попусту время. Может, просто процитировать стишок, который сложили в Круге Фемуса: «Сколько ж надо человеку в прошлых жизнях нагрешить, чтоб на Тойфеле проклятом в наши дни рожденным быть?» Впрочем, скорее всего эти двое все равно ничего не поймут. Поэтому капитан лишь пожал плечами и ответил кратко:
– В детстве меня считали нормальным и даже счастливчиком.
Новый корабль уже достиг полного размера и сейчас приобретал окончательную форму. Ханс осмотрел его от носа до кормы. Полностью пригодный для межпланетных и межзвездных перелетов, космический челнок вовсе не выглядел большим. Пожалуй, тесноват для четверых. Даже если они будут хорошо ладить Друг с другом. А подобное, как Ханс знал по опыту, случается редко.
Пора было сменить тему и поговорить о чем-нибудь, что позволило бы лучше понять характеры своих спутников.
– На этом корабле еще никто никогда не летал. Надо бы его как-нибудь назвать. У кого есть идеи?
Лара Кистнер молча взглянула на своего коллегу. Так, ясно. Уважает старших и склонна соблюдать субординацию независимо от собственной точки зрения.
Бен Блеш задумался.
– Я согласен, кораблю нужно имя. Только вам не кажется, что профессор Лэнг также имеет право голоса в этом вопросе? Я думаю, она должна участвовать в обсуждении.
Молодой человек давал понять, что не намерен идти на поводу у Ханса. Может быть, он хочет поспорить? Так или иначе, по дороге и без того будет, о чем поспорить, а пока лучше избегать конфронтации.
– О, я вовсе не хотел исключать профессора Лэнг из обсуждения. Мы ничего не собираемся решать, пока она не выскажется. Я имел в виду лишь предварительные идеи.
– В таком случае, почему бы не назвать его «Спасителем»?
Так… Выдал вариант почти не размышляя, причем предложенное имя достаточно много говорит о личности Блеша. У него, должно быть, сильно преувеличенные представления о масштабах миссии, которую должна выполнить их маленькая группа. На самом деле им требуются факты и только факты. «Спаситель»! Слава Богу, если удастся спасти самих себя и собранную информацию! Если Лара Кистнер будет подчиняться Бену только потому, что он старший, а сам Блеш начнет строить из себя мессию, то неприятности гарантированы. Да уж, учудил Джулиан Грейвс, когда назначил его главным: теперь советуй не советуй – молокосос будет слушать только самого себя.
Хорошо, придется поруководить из задних рядов – не впервой.
– «Спаситель»? Неплохо, – кивнул Ханс. – Интересно, что скажет профессор Лэнг?
Он прекрасно знал, что она скажет: ничего. Ей все равно. Лишь бы не мешали заниматься Строителями, со всем остальным Дари согласна. Ханс перевел взгляд на блестящий корпус корабля, который уже полностью сформировался. Надо осмотреть его и убедиться, что там есть все необходимое. А пока – улыбаться и кивать. После старта будет достаточно времени, чтобы поднять маленький мятеж. Да, сделать это, видимо, придется…
* * *
– Советник Грейвс выразился вполне определенно. Свяжитесь с ним, пусть подтвердит. Пока корабль не сядет на Ледяной мир, решения принимаю я.
– И все же я точно знаю, что он ничего подобного не планировал. – Бен Блеш стоял за креслом пилота, в котором сидел Ребка.
В голосе молодого человека чувствовался гнев. Ханс не стал оборачиваться.
– Я не совсем понимаю суть ваших возражений, Бен. Так или иначе через несколько дней мы прибудем на Ледяной мир. Я просто стараюсь получить как можно больше предварительной информации.
– Делая бессмысленный крюк для осмотра мертвой планеты? Это нам ничего не даст! Если я чего-то не понимаю, объясните мне!
А по-моему, все понятно. Планета, к которой мы летим, находится в самой середине зоны, которая в нормальной звездной системе такой массы была бы пригодна для жизни. Сейчас на этой планете жизни нет – она слишком холодная. Возникает вопрос: не было ли там жизни раньше? Может быть, даже разумной – до того, как звезда потухла и все вымерзло…
Характеры членов «зеленой команды» вырисовывались уже вполне четко. Лара Кистнер неплохо выполняла работу, но определенно не была сильной личностью. Она во всем соглашалась с «боссом», да и остальным особо не противоречила. Бену Блешу нравилось командовать. Свое мнение он высказывал категоричным тоном и сразу закипал, когда ему противоречили. Когда в конце первого дня полета к Ледяному миру Ханс Ребка объявил, что сначала они посетят другую планету, Блеш стал резко возражать. Однако Дари неожиданно встала на сторону Ребки. Впрочем, это было вполне объяснимо: Ханс слишком часто спасал ей жизнь, чтобы ему не доверять.
– Я не намерен это терпеть! – раздраженно заявил Блеш. – Посмотрим, что скажет Джулиан Грейвс. Он положит конец нашему спору.
Ханс молча смотрел на растущий диск планеты. С последним высказыванием он собирался согласиться. Грейвс наверняка положит спору конец: он всегда был перестраховщиком. Если есть хоть малейшая вероятность, что визит на мертвую планету увеличит их шансы на Ледяном мире, советник по этике поддержит его обеими руками.
Бен Блеш вышел – очевидно, чтобы послать вызов на «Гордость Ориона». И это в момент, когда на экране появляется новая неизвестная планета! Ханс в очередной раз убедился, что имеет дело с дураком. А как еще назвать человека, который больше заботится о своем авторитете, чем о шансах выжить? Что же это за команда экспертов такая, какой идиот ее собирал? Им бы провести пару недель на Тойфеле – в порядке тренировки! Одно знакомство с Ремулером-точильщиком, предрассветным ураганом, стоило бы целого года лекций их прославленной Арабеллы Лунд, которую так уважает Грейвс.
Все, хватит философствовать! Ханс сосредоточился на планете. Диаметр – четырнадцать тысяч километров. Плюс показания масс-детекторов – значит, под внешними слоями есть металлическое ядро. Тем более такое высокое магнитное поле… Гравитация на поверхности на пятнадцать процентов превышает стандартную – многовато, но вполне допустимо, чего нельзя сказать о температуре. Кислородно-азотная атмосфера с примесью аргона, однако, судя по спектрам, никаких признаков углекислоты и водяных паров.
Подробные снимки того, что лежало под застывшей атмосферой, можно было сделать лишь перейдя на низкую орбиту. Тем не менее высокая отражательная способность поверхности – характерный блеск можно было заметить даже невооруженным глазом – уже сейчас указывала на мощный ледяной покров. Чтобы определить его толщину и установить, что лежит ниже, требовались высокоточные радиолокационные измерения. Для этого надо было высадиться на планету, а значит, перелет на Ледяной мир откладывался по крайней мере на два дня. Ханс подозревал это еще до старта с «Гордости Ориона». Если планета теплая, снимки высокого разрешения можно сделать и с орбиты. Но там лед, и если вы хотите узнать, как поверхность выглядела до того, как замерзла, без посадки не обойтись… Впрочем, Ханс в любом случае собирался побывать на планете – новый мир нужно почувствовать, а этого не сделаешь, находясь в космосе.
Объяснять это другим было бесполезно. Ханс разглядывал замерзший шар, отражающий тусклый свет далеких звезд. Если повезет, то Дари и остальные сами все поймут.
К несчастью, чувствительные датчики и радары «Спасителя» были слишком хороши. Они заключали в себе новейшие технологии Четвертого Альянса, и с высоты всего двух сотен километров видели почти все, оставляя мало простора для воображения.
– Высаживаться на поверхность? Что вы хотите там исследовать? – Бен Блеш наблюдал картинку на экране дисплея: холмы и долины, окрашенные в ослепительно белый цвет. – И так вполне очевидно, что произошло. Повсюду одно и то же: горы, ущелья и плоская поверхность океана – радар с синтезированной апертурой это подтверждает. Общее оледенение отсутствует: на это просто не было времени. Ясно, что, когда температура упала, все водяные пары и углекислота выпали на поверхность, образовав снежный покров. А после этого ничего не менялось. В воздухе сохранился кислород, а также азот и аргон – значит, все произошло очень быстро. В этом не может быть никаких сомнений! Что же в таком случае нам даст посадка на поверхность?
Этот вопрос Ханс задавал себе уже давно. Еще до того, как корабль перешел на низкую орбиту, он отправил запрос на «Гордость Ориона»: «Предположим, что внутренний источник энергии звезды был каким-то образом выключен в течение короткого времени (недель или месяцев). Как долго в этом случае продлится ее остывание за счет обычного излучения? Мне нужна приблизительная цифра: будут это годы, столетия, тысячелетия или миллионы лет?»
Грейвс прислал неутешительный ответ: «В. К. Талли делает расчет с помощью астрофизической библиотеки корабля. Ответ на ваш расчет зависит от нескольких неизвестных параметров, в частности, от стадии эволюции звезды и величины гравитационной энергии, накопленной в результате сжатия при ее остывании. Талли отказывается дать определенный ответ, но обещает проанализировать различные варианты».
Можно себе представить! Этот вживленный компьютер будет нести ахинею и ходить вокруг да около, пока с ума не сведет! К счастью, сидеть и слушать придется Грейвсу. Но почему В.К. все еще на борту «Гордости Ориона»? Ему давно следовало отправиться в путь.
Второе послание Грейвса оказалось более обнадеживающим: «Абсолютно минимальным значением времени радиационного охлаждения при крайних значениях параметров В.К. Талли считает двадцать тысяч лет. Более вероятная величина, учитывающая гравитационную энергию сжатия, – между восемью и восемнадцатью миллионами лет. Если время меньше, чем двадцать тысяч лет, то это означает, что процесс остывания был ускорен какой-то внешней силой. Рисунок трещин на льду, если таковые имеются на поверхности планеты, может служить визуальным индикатором времени остывания. Прилагаю изображения характерных рисунков, соответствующих различным скоростям охлаждения».
Ханс сравнил присланные картинки с орбитальными снимками. Под белым покровом хорошо просматривались трещины и разломы. Сомнений не оставалось: внутри звезды не просто прекратились термоядерные реакции, сменившись долгим остыванием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44