Им не надо перестраиваться всякий раз, когда в ООН приходит новый Генеральный секретарь. Вряд ли нынешнему Генсеку, этому безмозглому, напыщенному лягушатнику, по силам было придумать что-либо подобное.
Он сделал паузу и, не глядя на Сюзанну, поправился:
— Я не хотел никого обидеть.
— Не прикидывайся, — строго возразила Монтинье. — И не оправдывайся. Лучше объясни, что все это значит?
— Я не оправдываюсь, — усмехнулся полковник и продолжил: — Предложение внесла оппозиция. Правда, смешно называть эту жалкую группку интриганов оппозицией! Открыл дискуссию советник из Шри-Ланки, один из главных авторов новой редакции. Послушала бы ты его! Жалкий лепет. Сессия ООН обязательно провалит предложение Тенеры. Однако сам факт возникновения дискуссии по этому поводу очень примечателен. Чья-то могучая рука направляет этот процесс. С одной стороны, соблюдены все демократические нормы, с другой — власть, как оставалась в распоряжении исполнительных органов, так и останется.
— Понятно, — откликнулась Сюзанна. Полковник пристально посмотрел на нее.
— Амньер здесь, — тихо сообщила Сюзанна. Калхари сделал глоток и ответил:
— Знаю, охрана доложила. С восьми часов сидит в твоем кабинете. Знает наверняка, что до девяти ты в Центре не появляешься. Он может найти в твоих документах что-то нежелательное?
— Ничего он не найдет.
— Тогда и волноваться не о чем.
— Но как же?.. Обосновался в чужом кабинете, наверное, вскрыл ящики стола, копается в моих бумагах. Это так неприятно. Что же мне делать?
— Команда, — неожиданно рявкнул полковник, — чашку кофе.
«Принято», — замигало чуть повыше нижней кромки экрана тридивизора. Далее Калхари заговорил прежним тоном:
— Он как раз и ждет, что ты сразу помчишься в свой кабинет, начнешь протестовать, скандалить. Не встречайся с Амньером до десяти часов.
— Почему?
В этот момент из пола рядом с кушеткой поднялось что-то вроде подноса с ножкой, на котором стояли две чашки горячего кофе. Калхари взял свой кофе, затем отдал приказ, и пластиковый столик покатил в сторону Сюзанны.
— Я не люблю сюрпризов, — сказал Калхари, — особенно со стороны таких высокопоставленных подонков, каким является Амньер. Если он решил действовать подобным методом, значит, рассчитывает поиграть у тебя на нервах. Вдруг ты выпалишь что-нибудь сгоряча! Я его давно знаю, он всегда любил провоцировать коллег, устраивать им сюрпризы. Кстати, он тоже не любит сюрпризов. Вот и надо выбить его из седла. В данный момент он ожидает, что ты ворвешься в кабинет, потребуешь объяснений. А ты не спеши. Присядь, выпей кофе, понаблюдай за политиками, и пусть этот ублюдок ждет.
Ровно в десять часов Сюзанна Монтинье вошла в свой кабинет и изобразила легкую заинтересованность.
— Кто вы, черт подери, и что здесь делаете?
Дэррил Амньер с удивлением отметил, что в жизни научный руководитель Центра выглядела еще прекрасней, чем на голографических снимках, которые имелись в ее деле. Она была ослепительно, просто соблазнительно хороша. Голограммы с ее изображениями, которые ему приходилось просматривать, не шли ни в какое сравнение с ее естественным обликом. Светлые волосы, собранные в узел и прикрытые сеточкой, напомнили ему школьные годы, первую влюбленность. Такие прически носили сестры в католической школе Святой Марии Магдалины, где он провел детство. Вспомнилась одна из сестер...
Сюзанна Монтинье по-прежнему ждала объяснений. К сожалению, вела себя спокойно, ни капельки гнева, ни всплесков эмоций. Два часа он просидел в полутемном кабинете — верхнее освещение так и не включил, и, оказывается, напрасно. Дэррил вздохнул. Ее первое возмущение не более чем игра, она успела подготовиться к встрече. Жаль, такая красивая женщина — и столько выдержки. Правда, ее немного портила худоба. Ей бы набрать еще килограммов пять. На последней голограмме она выглядела значительно упитаннее.
Дэррил Амньер, не торопясь, поднялся из-за чужого стола, снял шляпу и полупоклоном поприветствовал хозяйку кабинета.
— Меня зовут Дэррил Амньер. Я — генеральный инспектор Объединенного Совета. У меня такая работа, — произнес он по-французски.
Сюзанна Монтинье неприязненно взглянула на него, словно он был какой-то букашкой, обнаруженной в салате, затем, после паузы, кивком ответила на приветствие. Она опустила на стол несколько принесенных с собой папок, затем громко выговорила по-английски:
— Свет.
Под потолком вспыхнули лампы, и Дэррил вновь испытал удивление. Странная седина на голографических изображениях оказалась естественным цветом ее волос.
— Мне известно, кто вы, — заявила Сюзанна. — Интересно, это в ваших привычках врываться в чужие кабинеты за два часа до начала рабочего дня? — поинтересовалась она.
В ее взгляде ясно читался вызов. И поза соответствующая — грудь вперед, плечи расправлены, ну просто борец за правое дело.
— Мадемуазель, — Амньер даже расшаркался, — мне приходится применять подобный метод, когда у меня есть намерение вывести человека, с которым необходимо встретиться, из равновесия. Я сожалею, что решил и на этот раз воспользоваться подобным приемом. Примите мои извинения.
Сюзанна едва заметно улыбнулась:
— Неужели вы полагали, что никто в Центре не предупредит меня, мистер Амньер?
— Я полагал, что вы тотчас поспешите сюда и потребуете объяснений. В этом случае нам было бы легче разговаривать. Интересно, кто вас предупредил?
— Полковник Калхари, — обворожительно улыбнулась она и, помедлив, протянула руку. Дэррил пожал ее и вновь удивился — хватка у этой красавицы была мужская.
— Надеюсь, на этом инцидент исчерпан? — спросил он.
После того как Сюзанна кивнула, он обвел рукой стены.
— Просто удивительный кабинет, вы не находите? — заметил инспектор, разглядывая корешки книг на полке. Он провел пальцем по одному из них — последней монографии де Ностри, посвященной тончайшим нервным структурам.
— Никаких картин, голографии, — продолжал Амньер, искоса наблюдая за Сюзанной.
Монтинье не ответила, приняла вполне мужскую позу — плечи назад, грудь вперед, затем шагнула к рабочему столу. Приложила подушечку указательного пальца к замку. Там что-то щелкнуло, и ящик стола выдвинулся.
— Я редко здесь бываю. Чаще нахожусь в лабораториях, на нижнем этаже. Там у меня рабочее место, стол, раскладушка. Это на тот случай, когда приходится дежурить по ночам.
Она вытащила две папки и вновь задвинула ящик. Автоматический замок вновь щелкнул.
Между тем Амньер поинтересовался:
— Я смотрю, у вас вся подборка трудов де Ностри.
— По большей части они все подарены, — объяснила Сюзанна. — Жан-Луи есть Жан-Луи.
Амньер повернулся, бросил удивленный взгляд в ее сторону.
Усмехнувшись, Сюзанна пояснила:
— Он страдает неизлечимой формой самовлюбленности. Де Ностри полагает, что его труды должны украшать кабинет каждого уважающего себя геноинженера.
Гость охотно подхватил эту тему:
— Согласен, де Ностри — эгоист, однако учтите, удачливый эгоист.
Сюзанна улыбнулась еще приятней, еще завлекательней. Она сразу почувствовала, что гость заглотил крючок. Шарм сработал, ей удалось сменить тему и перевести разговор в безопасное, дискуссионное русло. Этакая дружеская болтовня по поводу де Ностри, проблем геноинженерии, от которых можно плавно перейти к причинам неожиданного визита такого высокопоставленного чиновника. Значит, Малко не прав. Амньера не только мальчики интересуют.
— Я бы не согласилась, если кто-то будет утверждать, что наша работа не дала никаких результатов, — осторожно возразила она.
— Но и безусловно успешной ее тоже не назовешь, — возразил Амньер. — Что касается де Ностри — да! У него есть результат. Это его «дети», если это слово уместно в данном случае. Им уже почти два года.
— В данном случае, — отозвалась Сюзанна, — «дети» самое неподходящее слово. Мистер, любой дурак может производить монстров. Смешать различные генные цепочки — не такая уж трудная задача. В ученой среде соединение геномов человека и леопарда считается чем-то вроде игры. Подобный подход вряд ли способен привести к серьезным результатам. Мы здесь занимаемся куда более трудной проблемой, и вы, как мне кажется, прекрасно осведомлены об этом. Существа, которых мы здесь конструируем, по сути, люди. Они человеческие дети!..
— Но они же мрут! Мрут как мухи!..
— Нет! То есть не совсем...
Сюзанна Монтинье взяла себя в руки, подавила гнев. Словно рядом в комнате оказался Малко и что-то успокаивающее прошептал ей на ухо.
Амньер тем временем наслаждался своим остроумием. И Монтинье ему понравилась. Прямота вообще нравилась ему — тех, кто прям, легче ломать. И приятнее.
— Вы приехали сюда, — неожиданно поинтересовалась Сюзанна, — чтобы нас закрыть?
— Я приехал сюда, чтобы решить этот вопрос.
В этот момент в помещениях Центра раздался сигнал тревоги. Амньер и Сюзанна удивленно переглянулись.
* * *
В тот самый момент, когда Амньер в сопровождении сотрудника охраны добрался до кабинета Сюзанны Монтинье, я сумел отыскать разрыв в плотном потоке времени и, воспользовавшись потоком гамма-лучей, оказался в каком-то вытянутом в длину, ограниченном со всех сторон пространстве.
Кажется, в ту эпоху оно называлось коридором.
Ладно, коридор так коридор.
В момент моего появления коридор словно ветром продуло. Одновременно раздалось что-то похожее на громкий хлопок или слабый выстрел. Этот звук был вызван потоком воздуха, промчавшимся со скоростью, во много раз превышающей скорость звука. Если бы кто-нибудь в эту минуту находился поблизости, то почувствовал бы прилив тепла. Обладай наблюдатель орлиными глазами, он еще заметил бы смутную, дробящуюся тень, мгновенно очертившуюся в этом замкнутом пространстве. Но это вряд ли. Таких людей не бывает. Кроме меня. Но меня трудно назвать человеком. Ладно, предположим, что заметил. В таком случае он разглядел бы человеческую фигуру, облаченную во все белое — от обуви на ногах до капюшона, прикрывающего голову. Причем все очертания отличались бы расплывчатостью, так всегда бывает, когда время ускоряется. Люди этого века просто не успели бы сфокусировать взгляд на внезапно возникшем белом призраке.
Понятно, им никогда не приходилось сталкиваться с быстрым временем, это им просто не дано.
Итак, я очутился в пустом коридоре. Цель была близка, и я, с трудом расталкивая молекулы воздуха, двинулся вперед. Здесь стоял полумрак — точнее, царили густые сумерки, в которых то и дело посверкивали микроскопические разряды ультрафиолета. Это исходящие от меня рентгеновские лучи сталкивались с частицами окружавшего мира. Спектр моего зрения основательно сдвинут в сторону радиодиапазона, так что я воспринимаю окружающее несколько иначе, чем местные жители.
Приходилось спешить, прилагать усилия, чтобы пробиться через обволакивающую атмосферу, к чему я не очень-то привык. Не в моих привычках торопиться, суетиться, волноваться. Естественно, в том случае, если речь не идет о жизни или смерти. Тогда приходится поторапливаться. Просто мне нельзя упустить следы врага. Он обещал отрезать мне голову и сожрать ее. Поверьте, я вполне допускаю, что Камбер Тремодиан, дай ему шанс, так и поступит.
А предоставлять ему такую возможность я не намерен. Так что, воплотившись в разрыве быстрого времени, я продолжал упорно продвигаться вперед.
До чего же вязок воздух вашей эпохи!
Проход, где я материализовался, вывел меня к полностью изолированной части здания, в которой проводились генно-инженерные исследования. Сзади, за моей спиной располагалась душевая, отделявшая рабочую зону на первом этаже от всего остального — нестерильного — мира, то есть от второго этажа. Впереди виднелись раздвижные двери, ведущие в маленькую камеру, называемую предбанником. Камера была оборудована раздвижными дверями со специальным блокиратором, не позволявшим створкам открываться одновременно. Пока одна пара створок не сомкнется, другая не тронется с места. Только через предбанник можно попасть в лабораторию.
Другими словами, я находился в самом сердце Центра, входившего в систему научных учреждений, руководимых Бюро биотехнологических исследований ООН. Странно, но здесь отсутствовали шлюзовые камеры, обеспечивающие полную стерильность при входе в рабочую зону, хотя в те времена это уже должно было стать обычной практикой. Наверное, устроители решили, что дешевле поддерживать внутри рабочих помещений небольшое избыточное давление, чем устраивать шлюз с дорогостоящим оборудованием. Когда двери открывались, воздух выдувался наружу, унося с собой все вредные примеси.
Я был в нескольких метрах от предбанника, когда его двери раздвинулись и двое сотрудников в белых накидках, бахилах и перчатках вышли в коридор. Меня развеселило сходство между нашими нарядами — точнее, между людьми и призраком, каким я являлся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Он сделал паузу и, не глядя на Сюзанну, поправился:
— Я не хотел никого обидеть.
— Не прикидывайся, — строго возразила Монтинье. — И не оправдывайся. Лучше объясни, что все это значит?
— Я не оправдываюсь, — усмехнулся полковник и продолжил: — Предложение внесла оппозиция. Правда, смешно называть эту жалкую группку интриганов оппозицией! Открыл дискуссию советник из Шри-Ланки, один из главных авторов новой редакции. Послушала бы ты его! Жалкий лепет. Сессия ООН обязательно провалит предложение Тенеры. Однако сам факт возникновения дискуссии по этому поводу очень примечателен. Чья-то могучая рука направляет этот процесс. С одной стороны, соблюдены все демократические нормы, с другой — власть, как оставалась в распоряжении исполнительных органов, так и останется.
— Понятно, — откликнулась Сюзанна. Полковник пристально посмотрел на нее.
— Амньер здесь, — тихо сообщила Сюзанна. Калхари сделал глоток и ответил:
— Знаю, охрана доложила. С восьми часов сидит в твоем кабинете. Знает наверняка, что до девяти ты в Центре не появляешься. Он может найти в твоих документах что-то нежелательное?
— Ничего он не найдет.
— Тогда и волноваться не о чем.
— Но как же?.. Обосновался в чужом кабинете, наверное, вскрыл ящики стола, копается в моих бумагах. Это так неприятно. Что же мне делать?
— Команда, — неожиданно рявкнул полковник, — чашку кофе.
«Принято», — замигало чуть повыше нижней кромки экрана тридивизора. Далее Калхари заговорил прежним тоном:
— Он как раз и ждет, что ты сразу помчишься в свой кабинет, начнешь протестовать, скандалить. Не встречайся с Амньером до десяти часов.
— Почему?
В этот момент из пола рядом с кушеткой поднялось что-то вроде подноса с ножкой, на котором стояли две чашки горячего кофе. Калхари взял свой кофе, затем отдал приказ, и пластиковый столик покатил в сторону Сюзанны.
— Я не люблю сюрпризов, — сказал Калхари, — особенно со стороны таких высокопоставленных подонков, каким является Амньер. Если он решил действовать подобным методом, значит, рассчитывает поиграть у тебя на нервах. Вдруг ты выпалишь что-нибудь сгоряча! Я его давно знаю, он всегда любил провоцировать коллег, устраивать им сюрпризы. Кстати, он тоже не любит сюрпризов. Вот и надо выбить его из седла. В данный момент он ожидает, что ты ворвешься в кабинет, потребуешь объяснений. А ты не спеши. Присядь, выпей кофе, понаблюдай за политиками, и пусть этот ублюдок ждет.
Ровно в десять часов Сюзанна Монтинье вошла в свой кабинет и изобразила легкую заинтересованность.
— Кто вы, черт подери, и что здесь делаете?
Дэррил Амньер с удивлением отметил, что в жизни научный руководитель Центра выглядела еще прекрасней, чем на голографических снимках, которые имелись в ее деле. Она была ослепительно, просто соблазнительно хороша. Голограммы с ее изображениями, которые ему приходилось просматривать, не шли ни в какое сравнение с ее естественным обликом. Светлые волосы, собранные в узел и прикрытые сеточкой, напомнили ему школьные годы, первую влюбленность. Такие прически носили сестры в католической школе Святой Марии Магдалины, где он провел детство. Вспомнилась одна из сестер...
Сюзанна Монтинье по-прежнему ждала объяснений. К сожалению, вела себя спокойно, ни капельки гнева, ни всплесков эмоций. Два часа он просидел в полутемном кабинете — верхнее освещение так и не включил, и, оказывается, напрасно. Дэррил вздохнул. Ее первое возмущение не более чем игра, она успела подготовиться к встрече. Жаль, такая красивая женщина — и столько выдержки. Правда, ее немного портила худоба. Ей бы набрать еще килограммов пять. На последней голограмме она выглядела значительно упитаннее.
Дэррил Амньер, не торопясь, поднялся из-за чужого стола, снял шляпу и полупоклоном поприветствовал хозяйку кабинета.
— Меня зовут Дэррил Амньер. Я — генеральный инспектор Объединенного Совета. У меня такая работа, — произнес он по-французски.
Сюзанна Монтинье неприязненно взглянула на него, словно он был какой-то букашкой, обнаруженной в салате, затем, после паузы, кивком ответила на приветствие. Она опустила на стол несколько принесенных с собой папок, затем громко выговорила по-английски:
— Свет.
Под потолком вспыхнули лампы, и Дэррил вновь испытал удивление. Странная седина на голографических изображениях оказалась естественным цветом ее волос.
— Мне известно, кто вы, — заявила Сюзанна. — Интересно, это в ваших привычках врываться в чужие кабинеты за два часа до начала рабочего дня? — поинтересовалась она.
В ее взгляде ясно читался вызов. И поза соответствующая — грудь вперед, плечи расправлены, ну просто борец за правое дело.
— Мадемуазель, — Амньер даже расшаркался, — мне приходится применять подобный метод, когда у меня есть намерение вывести человека, с которым необходимо встретиться, из равновесия. Я сожалею, что решил и на этот раз воспользоваться подобным приемом. Примите мои извинения.
Сюзанна едва заметно улыбнулась:
— Неужели вы полагали, что никто в Центре не предупредит меня, мистер Амньер?
— Я полагал, что вы тотчас поспешите сюда и потребуете объяснений. В этом случае нам было бы легче разговаривать. Интересно, кто вас предупредил?
— Полковник Калхари, — обворожительно улыбнулась она и, помедлив, протянула руку. Дэррил пожал ее и вновь удивился — хватка у этой красавицы была мужская.
— Надеюсь, на этом инцидент исчерпан? — спросил он.
После того как Сюзанна кивнула, он обвел рукой стены.
— Просто удивительный кабинет, вы не находите? — заметил инспектор, разглядывая корешки книг на полке. Он провел пальцем по одному из них — последней монографии де Ностри, посвященной тончайшим нервным структурам.
— Никаких картин, голографии, — продолжал Амньер, искоса наблюдая за Сюзанной.
Монтинье не ответила, приняла вполне мужскую позу — плечи назад, грудь вперед, затем шагнула к рабочему столу. Приложила подушечку указательного пальца к замку. Там что-то щелкнуло, и ящик стола выдвинулся.
— Я редко здесь бываю. Чаще нахожусь в лабораториях, на нижнем этаже. Там у меня рабочее место, стол, раскладушка. Это на тот случай, когда приходится дежурить по ночам.
Она вытащила две папки и вновь задвинула ящик. Автоматический замок вновь щелкнул.
Между тем Амньер поинтересовался:
— Я смотрю, у вас вся подборка трудов де Ностри.
— По большей части они все подарены, — объяснила Сюзанна. — Жан-Луи есть Жан-Луи.
Амньер повернулся, бросил удивленный взгляд в ее сторону.
Усмехнувшись, Сюзанна пояснила:
— Он страдает неизлечимой формой самовлюбленности. Де Ностри полагает, что его труды должны украшать кабинет каждого уважающего себя геноинженера.
Гость охотно подхватил эту тему:
— Согласен, де Ностри — эгоист, однако учтите, удачливый эгоист.
Сюзанна улыбнулась еще приятней, еще завлекательней. Она сразу почувствовала, что гость заглотил крючок. Шарм сработал, ей удалось сменить тему и перевести разговор в безопасное, дискуссионное русло. Этакая дружеская болтовня по поводу де Ностри, проблем геноинженерии, от которых можно плавно перейти к причинам неожиданного визита такого высокопоставленного чиновника. Значит, Малко не прав. Амньера не только мальчики интересуют.
— Я бы не согласилась, если кто-то будет утверждать, что наша работа не дала никаких результатов, — осторожно возразила она.
— Но и безусловно успешной ее тоже не назовешь, — возразил Амньер. — Что касается де Ностри — да! У него есть результат. Это его «дети», если это слово уместно в данном случае. Им уже почти два года.
— В данном случае, — отозвалась Сюзанна, — «дети» самое неподходящее слово. Мистер, любой дурак может производить монстров. Смешать различные генные цепочки — не такая уж трудная задача. В ученой среде соединение геномов человека и леопарда считается чем-то вроде игры. Подобный подход вряд ли способен привести к серьезным результатам. Мы здесь занимаемся куда более трудной проблемой, и вы, как мне кажется, прекрасно осведомлены об этом. Существа, которых мы здесь конструируем, по сути, люди. Они человеческие дети!..
— Но они же мрут! Мрут как мухи!..
— Нет! То есть не совсем...
Сюзанна Монтинье взяла себя в руки, подавила гнев. Словно рядом в комнате оказался Малко и что-то успокаивающее прошептал ей на ухо.
Амньер тем временем наслаждался своим остроумием. И Монтинье ему понравилась. Прямота вообще нравилась ему — тех, кто прям, легче ломать. И приятнее.
— Вы приехали сюда, — неожиданно поинтересовалась Сюзанна, — чтобы нас закрыть?
— Я приехал сюда, чтобы решить этот вопрос.
В этот момент в помещениях Центра раздался сигнал тревоги. Амньер и Сюзанна удивленно переглянулись.
* * *
В тот самый момент, когда Амньер в сопровождении сотрудника охраны добрался до кабинета Сюзанны Монтинье, я сумел отыскать разрыв в плотном потоке времени и, воспользовавшись потоком гамма-лучей, оказался в каком-то вытянутом в длину, ограниченном со всех сторон пространстве.
Кажется, в ту эпоху оно называлось коридором.
Ладно, коридор так коридор.
В момент моего появления коридор словно ветром продуло. Одновременно раздалось что-то похожее на громкий хлопок или слабый выстрел. Этот звук был вызван потоком воздуха, промчавшимся со скоростью, во много раз превышающей скорость звука. Если бы кто-нибудь в эту минуту находился поблизости, то почувствовал бы прилив тепла. Обладай наблюдатель орлиными глазами, он еще заметил бы смутную, дробящуюся тень, мгновенно очертившуюся в этом замкнутом пространстве. Но это вряд ли. Таких людей не бывает. Кроме меня. Но меня трудно назвать человеком. Ладно, предположим, что заметил. В таком случае он разглядел бы человеческую фигуру, облаченную во все белое — от обуви на ногах до капюшона, прикрывающего голову. Причем все очертания отличались бы расплывчатостью, так всегда бывает, когда время ускоряется. Люди этого века просто не успели бы сфокусировать взгляд на внезапно возникшем белом призраке.
Понятно, им никогда не приходилось сталкиваться с быстрым временем, это им просто не дано.
Итак, я очутился в пустом коридоре. Цель была близка, и я, с трудом расталкивая молекулы воздуха, двинулся вперед. Здесь стоял полумрак — точнее, царили густые сумерки, в которых то и дело посверкивали микроскопические разряды ультрафиолета. Это исходящие от меня рентгеновские лучи сталкивались с частицами окружавшего мира. Спектр моего зрения основательно сдвинут в сторону радиодиапазона, так что я воспринимаю окружающее несколько иначе, чем местные жители.
Приходилось спешить, прилагать усилия, чтобы пробиться через обволакивающую атмосферу, к чему я не очень-то привык. Не в моих привычках торопиться, суетиться, волноваться. Естественно, в том случае, если речь не идет о жизни или смерти. Тогда приходится поторапливаться. Просто мне нельзя упустить следы врага. Он обещал отрезать мне голову и сожрать ее. Поверьте, я вполне допускаю, что Камбер Тремодиан, дай ему шанс, так и поступит.
А предоставлять ему такую возможность я не намерен. Так что, воплотившись в разрыве быстрого времени, я продолжал упорно продвигаться вперед.
До чего же вязок воздух вашей эпохи!
Проход, где я материализовался, вывел меня к полностью изолированной части здания, в которой проводились генно-инженерные исследования. Сзади, за моей спиной располагалась душевая, отделявшая рабочую зону на первом этаже от всего остального — нестерильного — мира, то есть от второго этажа. Впереди виднелись раздвижные двери, ведущие в маленькую камеру, называемую предбанником. Камера была оборудована раздвижными дверями со специальным блокиратором, не позволявшим створкам открываться одновременно. Пока одна пара створок не сомкнется, другая не тронется с места. Только через предбанник можно попасть в лабораторию.
Другими словами, я находился в самом сердце Центра, входившего в систему научных учреждений, руководимых Бюро биотехнологических исследований ООН. Странно, но здесь отсутствовали шлюзовые камеры, обеспечивающие полную стерильность при входе в рабочую зону, хотя в те времена это уже должно было стать обычной практикой. Наверное, устроители решили, что дешевле поддерживать внутри рабочих помещений небольшое избыточное давление, чем устраивать шлюз с дорогостоящим оборудованием. Когда двери открывались, воздух выдувался наружу, унося с собой все вредные примеси.
Я был в нескольких метрах от предбанника, когда его двери раздвинулись и двое сотрудников в белых накидках, бахилах и перчатках вышли в коридор. Меня развеселило сходство между нашими нарядами — точнее, между людьми и призраком, каким я являлся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59