– Ты все еще работал над этим сточным проектом? – спросила Нинка, подойдя к супругу и поцеловав его в щеку.
– Конечно.
Она подняла голову.
– Ты можешь себе такое позволить?
– Не ради денег, но ради Тристина и Сальи.
– Неисправимый идеалист.
– Так как насчет обеда? – спросил сын.
– Я накрою. А вы умойтесь, – отозвался отец.
Когда Тристин, все еще с чашкой в руке, вошел в столовую, выходившую на средний садик, Элсин уже закончил сервировку. Горшок исходил паром на керамической подставке посреди круглого стола. Зелень и нарезанные ломтиками плоды, усыпанные сверху зрелыми дроблеными земляными орехами, наполняли большую деревянную миску перед тарелкой Тристина. У пустовавшего четвертого места за столом, где любила сидеть Салья, высилась корзина, полная душистого темного хлеба.
Нинка отворила скользящую стеклянную дверь в деревянной раме. Пришлось слегка приподнять ее, чтобы преодолеть неровный участок.
– Как я вижу, здесь нужен небольшой ремонт. Я займусь.
– Неисправимый инженер, – Элсин уселся и обратился к Тристину. – Накладывай себе. Все просто. Хлеб, салат и жаркое.
– Пахнет восхитительно, – Тристин подождал, пока усядется мать, прежде чем устроиться на своем стуле.
– Как всегда, не так ли? – заметила она. – Меня балуют год за годом.
Тристин подвинул горшок, чтобы мама наложила еду, затем выгрузил несколько полных черпаков курдейки с рисом на широкое бурое керамическое блюдо, после чего добавил столь же внушительную порцию зелени. Элсин налил чаю Нинке, затем стал накладывать жаркое.
– Итак, сперва о главном. Чтобы мне как следует побеспокоиться. Теперь уже можно. Как тебя ранило? – спросила мать. – Начни сначала.
– Она всегда так говорит, – Элсин рассмеялся. Тристин допил чай из своей чашки.
– Ревяки переправляли оборудование на Мару и хранили его в глубине пустошей почти три года, а чтобы отвлечь нас, то и дело производили налеты на станции Периметра…
Пока он описывал обстановку и последний налет, Элсин вновь и вновь наполнял его чашку.
– В конце концов, и выбор был невелик. Альтернатива – смерть. Снять доспехи я не мог, иначе бы задохнулся. А когда лежал в медцентре, мне передали предложение учиться на пилота, и я решил его принять. Пришлось продлить контракты Службы.
– Я не удивлена. – Мать кивнула. – Как бы ты ни любил дом, его тебе недостаточно. Пока.
Элсин прочистил горло.
– Тем более… мы об этом говорили, – и Нинка поглядела на мужа.
– О чем говорили? – И тут Тристин догадался. – Ты имеешь в виду, что Салья однажды вернется домой! А она действительно так любит дом, чтобы быть здесь счастливой?
Отец кивнул.
– Ты в любом случае еще многие годы будешь находиться далеко отсюда, испытывая судьбу. Ты не хотел прятаться даже тогда, когда тебя ранили, не правда ли?
– Нет, – признал Тристин с коротким смешком. – Полагаю, что нет.
– Тебе всегда нравилось быть хозяином положения.
– А тебе нет? – спросила Нинка, глядя на супруга. – Тристин захочет однажды поселиться дома. Как в свое время ты.
– Возможно, он дозреет до этого лет через пятьдесят, – ухмыльнулся Элсин. – Хорошо, что у нас такая молодежь, – он набрал полный рот жаркого и прожевал. – На этот раз кушанье удалось.
– Как всегда, – сказала Нинка, улыбаясь. Тристин нахмурился.
– Ты что имел в виду насчет молодежи? Что она рвется из дому, и… – не зная, как закончить, он умолк на полуслове.
– Речь о положении с Ревенантом, – отец вновь набрал в рот жаркого.
– Какое это имеет отношение ко мне? Или к дому? Или к Салье?
– А ты еще не смекнул, Тристин? Мы проигрываем.
– А как ты это смекнул?
– Я как-никак интегратор. На деталях я останавливаться не стану, смысла нет. Каждый делает все, на что способен. Делу не поможешь, вопя в горящем доме: «Пожар! Пожар!» Лучше попытаться отыскать побольше воды. – Он покачал головой. – Знаю, сравнение неуклюжее. На поверхностный взгляд, мы зашли в тупик. Наши границы с ревяками стабильны, мы не нападаем на их полностью освоенные планеты, а они на наши. Хотя, и мы и они могли бы. Их население растет…
– Достаточно быстро, чтобы восполнить потери на Оруме в течение нескольких столетий.
– В течение миллениума, – уточнил Элсин. – Я подсчитывал. Планеты велики. Но, в целом, ты здраво смотришь на вещи. Мы сделали выбор в пользу сбалансированной демографической стратегии, обоснованной экологически, технологически, экономически и культурно. И ограничиваем прирост населения. – Он помедлил и поглядел на сына. – Когда Мара будет готова к первоначальной колонизации с жизнью в атмосфере?
– Примерно через шестьдесят-восемьдесят лет, а если помогут игрушки Ньюсина или твои рецепты, то много скорее, – ухмыльнулся Тристин.
– А когда нам это действительно понадобится?
Сын пожал плечами.
– А как насчет «никогда»? – съязвила Нинка и рассмеялась. – Я наслушалась речей.
– Когда планету могли бы востребовать ревяки? – продолжал отец.
– Вероятно, прямо сейчас. Скорее всего, они как раз поэтому и начали наседать.
– Именно. Мы используем все, что имеем. – Элсин воздел руку и глотнул чаю. – С известного момента развитая технология становится бессмысленной. Значит ли что-нибудь для большинства людей при транзите система-система, что мы уменьшаем запаздывание при переходе с восьми недель до четырех суток? Для наших военных, да. Это преимущество, и какое. А для ревяк? Как это скажется на корабле-тройде, полном молодых миссионеров, готовых до последнего биться за дело Пророка? Им нечего терять и не к кому возвращаться, а если кто уцелеет, то станет патриархом. Это предел их мечтаний.
– Но… – Тристин попытался вставить хотя бы слово.
– Тебя превратили в предельно эффективную машину для сражений и убийств. Я даже знать не хочу, сколько ревяк ты уничтожил. Это их остановило? У нас, быть может, десять тысяч молодых людей, вроде тебя. Примерно у четверти из них хватает физиологической крепости, чтобы пройти полную модификацию. Получается, что число бойцов у нас не больше трех тысяч. Учитывая, сколько ресурсов вложено в тебя, можно сказать, что если каждый из вас не убивает около тысячи ревяк, то мы проигрываем всякий раз, когда погибает один наш военный. – Элсин так резко разломил кусок теплого хлеба, как будто хотел оторвать кому-то руку.
– Думаешь, нам следует превратить в черный оплавленный шар Орум и все ревячьи планеты?
– Нет. Здесь другая проблема. Кем мы станем, если такое совершим? Мы приравняем себя к нашим врагам. Эта мысль проходит через все «Эко-Тех Диалоги», и все-таки каждое поколение хочет про это забыть.
– Не вижу причин для уничтожения их планет! – Тристин ощетинился при мысли о такой жестокости. Он читал «Диалоги», не упустив ни запятой. – Они не бросали на нас ядерные бомбы, и мы не думаем о таком варварстве.
– И не бросят. Им нужны годные для жизни владения. Но как насчет, скажем, четырех кубических кайев камня, свистящего по спирали через атмосферу Перльи? Насколько цивилизованными мы после этого станем?
– Как ни крути, но если я приму твою позицию, то выход в поголовном уничтожении ревяк.
Отец рассмеялся.
– Не следует принимать мою позицию. Найди лучшую. Или способ ее опровергнуть. Полагаю, время, которое ты посвятишь Службе, пойдет тебе на пользу.
– А мы можем обсудить кое-что, кроме заката цивилизации? – вмешалась мать. – Мы видели Салью меньше месяца назад, когда она прилетала с Хелконьи.
– Там хуже, чем на старой Венере, но говорят, она однажды станет такой же зеленой, какой когда-то была Земля, – Элсин пригубил вина из кубка. – Конечно, потребуется миллениум. И продукция половины системы. Мыслящие лемминги, вот мы кто.
– Как Салья? – спросил Тристин.
– Нашла кое-кого. Он майор, думаю.
– Скорее, он ее нашел, – предположила мать. – Она никогда не высматривала женихов.
– Так всегда и бывает. Я нашел тебя, дорогая. Ты тоже никого не высматривала, – просиял Элсин.
– И теперь не высматриваю, пусть даже ты по уши увяз в саду и расчетах, как утилизовать отходы горючего. У тебя есть особое обаяние, которое со счетов не сбросишь.
– Кажется, он тает от счастья, – заметил сын.
– Тает? Да он уже давно растаял и плещет на солнышке. – рассмеялась мать. – Помнишь, как вы с Сальей подрыли каменный мостик, и он свалился прямо в пруд с карпами?
– Я и не подозревал, что он ничуть не удивится нашей проделке, – Тристин улыбнулся отцу. – А тот случай, когда Салья запустила флюоресцирующего карпа в нижний пруд и сказала, что старого карпа, оставшегося после дедушки, поразил особый ихтиовирус, паразитирующий на рыбах? Или когда…
Глава 17
Тристин допил зеленый чай из керамической кружки, тяжелой, громоздкой и тоже зеленой. Дедушкино творение, подарок внуку по случаю десятой годовщины.
– А-а… Чего-то такого вечно не хватает…
– Думаю, ты уже говорил об этом. – Элсин поставил свою чашку, меньшего размера и более хрупкую, у тарелки, полной тонких фруктовых ломтиков.
– Вероятно. Я мог не раз и не два что-то такое сказать. Отец прыснул.
– Хочешь еще? Ты изрядно попыхтел сегодня, упражняясь.
– Нет. Разве что позднее. Ты работаешь над проблемой стоков нынче утром?
– Я могу отложить расчеты. Ты говорил, что хотел бы податься к Скалам. Мы можем махнуть туда вместе.
– Там лучше после полудня. А прямо сейчас, с утра, я предпочел бы просто прогуляться. Мне нужно еще чуток поразмять ногу.
Отец кивнул.
– Если ты этого хочешь, давай. Я поработаю, затем свернусь, и после ланча мы возьмем скутер.
– Хорошая мысль. – Тристин встал и прошел к раковине, чтобы помыть кружку. – Когда сегодня появится мать? Кажется, она ушла еще до того, как я проснулся.
– Она упоминала о каких-то тестах. И придет не слишком поздно, но не была уверена, что освободится рано. И страстной поклонницей Скал ее не назовешь. Так что, думаю, сегодня подходящий день для их посещения.
Тристин улыбнулся. Замечание отца об отношении матери к Скалам было сильно приуменьшено. Когда и где бывший инженер корабельных систем мог приобрести такой страх высоты? Мама часто казалась сыну сотканной из противоречий.
– Я не слишком надолго, – сказал Тристин. – Неохота торчать в доме, когда на дворе так славно.
– Как сочтешь нужным. Мы можем двинуться в путь, когда бы ты ни вернулся, – Элсин отодвинул свой тяжелый деревянный стул, встал и понес чашку с тарелкой к старомодной раковине. Вымыв свою посуду, он потянулся за тарелкой сына.
– Мою мыть не нужно.
– Возражений нет, – ответил отец. – Сходи прогуляйся или что ты там задумал, а я поколдую над стоками, ну а затем Скалы. А на ланч можно зайти к Хирину.
– Хорошо бы. Там все еще подают это кушанье с жареными грибами?
– Когда я туда заходил в последний раз, подавали, – Элсин поставил посуду в сушилку, позаботившись, чтобы зеленая кружка ни во что не врезалась.
– Здорово. Такого рода еды не добудешь на Маре. – Тристин встал и поглядел через окно на чистые зеленоватые небеса. – Да, на дворе славно. Я ненадолго.
– Вернешься, когда захочется, и зайдешь за мной, – Элсин одарил сына улыбкой, но не направился к себе в кабинет. Просто стоял и смотрел. Тристин подошел к нему и наскоро обнял.
– Ненадолго, но мне действительно нужно размять ноги, прежде чем мы куда-нибудь поедем.
Элсин кивнул и молча наблюдал, как сын идет к выходу. Тристин закрыл за собой дверь и помедлил на небольшом крытом крылечке. Скользнул взглядом по ступенькам и по извилистой дорожке, любуясь садом, задержался на кедре бонсаи в круглой чаше, которую мощеная тропинка, разделившись, обегала с двух сторон. Деревце, казалось, ничуть не подросло с того дня, когда он отбыл служить на Мару, и даже с того времени, когда он ребенком впервые заметил этот кедр. Бонсаи требуют тщательного ухода, но если все делать правильно, то разницу в два-три десятка лет почти невозможно уловить. Легкий ветерок погладил его лицо, неся запах ранних цветов и низких сосен, окаймлявших сад справа и слева. Смена времен года!.. Как ему не хватало этих изменений в состоянии листвы. Ботанический купол в Клисине тоже неплох, но как же редко приходилось бывать там.
Порой он спрашивал себя: если он так влюблен в деревья и травы, почему согласился учиться на пилота? Чего ему действительно нужно от Службы? Или он служит просто потому, что на его подготовку затрачены средства, и немалые? Или он пока не нашел своего места в жизни?
Тристин спустился с крыльца, дошел до малыша-кедра и остановился, прослеживая прихотливый рисунок ветвей. Его пальцы коснулись мха у основания деревца. Суховат. Ясное небо не обещало обильного дождя, но за считанные часы все могло измениться. Утреннее солнышко грело лицо Тристина. Он двинулся по дорожке от дома, а затем, замедлив шаги, по аллее к Бульвару Солнечного Танца, откуда свернул на более узкую мощенную камнем тропу, бегущую краем Аллеи Хородиски. Солнечники порхали среди норфолкских сосен с симметрично расположенными ветками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45