Игрель пришлось очень трудно, очень туго. Ей угрожали, ее имя публично опозорили…
…И Наварх в то время стал мишенью для нападок. Однажды он предложил Игрель Тинси убежать вместе. Игрель, усталая, утратившая иллюзии, была готова на все. Они отправились на Корфу, где провели три счастливых года.
Однако настал день, когда Фогель Фильшнер появился на пороге их маленькой виллы. Хотя облик его почти не изменился, это был другой человек: жесткий, с пронзительным взглядом и властным голосом. Новый образ жизни явно пошел ему на пользу.
Фогель был само дружелюбие:
— Что прошло, то прошло. Игрель Тинси? Это в прошлом. Она отдала себя вам, тем хуже для нее. Я старомоден: мне не нужна женщина, которая принадлежала другому. Поверьте, Игрель не достанется ни грамма моей любви… Она должна была ждать. Да. Должна была ждать. Она должна была понять, что я вернусь. Теперь вернулся я… но не моя любовь к Игрель Тинси.
Наварх успокоился, вынес бутылку вина. Соперники сели в саду, ели апельсины и пили озо. Поэт опьянел и заснул. Когда он пробудился, Фогель Фильшнер исчез, а с ним — Игрель Тинси.
Через день Фогель Фильшнер появился снова. Наварх был в ярости:
— Где она? Что ты сделал с нею?
— Она в покое и безопасности.
— А как же твое слово? Ты сказал, что больше ее не любишь.
— Это правда. Я сдержу свое слово. Игрель никогда не узнает моей любви, но она не узнает и любви другого. Ты недооцениваешь силу моей страсти, поэт. Любовь может переплавиться в ненависть в горниле времени. Игрель будет служить, и служить хорошо. Она не добьется моей любви, но, возможно, смягчит ненависть.
Наварх бросился на Фогеля Фильшнера, но тот без труда справился с ним и ушел.
Спустя девять лет Виоль Фалюш связался с Навархом. Правда, экран видеофона не зажегся — поэт только слышал голос. Наварх умолял вернуть Игрель Тинси, и Виоль Фалюш согласился. Через два дня в дом поэта принесли двухлетнее дитя.
— Я выполнил обещание, — объявил призрачный голос. — Ты получил свою Игрель Тинси.
— Это ее дочь?
— Это Игрель Тинси — вот все, что тебе нужно знать. Я отдаю ее под твою опеку. Воспитывай ее, охраняй, расти, следи, чтобы она осталась девственницей. В один прекрасный день я вернусь за ней.
Голос смолк. Наварх обернулся и поглядел на девочку. Даже теперь ее сходство с Игрель было поразительным… Что делать? Наварха обуревали сложные чувства. Он не мог воспринимать девочку как дочь, как наследие прошлой любви. Поэт чувствовал, что в их отношения всегда примешивается горечь. Наварх не мыслил любви без обладания.
Эта внутренняя борьба чувств отразилась на воспитании девочки. Наварх не дал ей умереть с голоду, предоставил убежище, не заходя дальше этого в своих заботах. Девушка выросла независимой и скрытной, не имела друзей и не задавала никаких вопросов.
Когда она созрела, сходство с Игрель Тинси проступило еще сильнее, и Наварха терзали воскресшие воспоминания.
Прошло двенадцать лет, но Виоль Фалюш не появлялся. Однако Наварх больше не тешил себя иллюзиями, напротив, в нем росла уверенность: Виоль Фалюш вот-вот вернется и заберет девочку. Он попытался намекнуть девушке на опасность, которая исходит от Виоля Фалюша, но наталкивался на ее скрытность и сомневался, поняла ли она его. Наварх пытался спрятать свою подопечную, что было очень трудно из-за ее диких повадок, увозил в глухие уголки Земли.
Когда девушке исполнилось шестнадцать, они жили в Эдмонтоне, в Канаде, куда стекались толпы пилигримов поглазеть на Священную Голень. Наварх надеялся затеряться в море людей, которых ничего не интересовало, кроме беспрерывных празднеств, процессий и священных ритуалов.
Однако он ошибался. Как-то вечером экран видеофона засветился, и высокая фигура возникла на фоне голубых вспышек, которые затмевали черты лица. Однако Наварх узнал Виоля Фалюша.
— Ну, Наварх, — зазвучал знакомый голос, — что ты делаешь в святом городе? Похоже, ты стал преданным адептом Кальзибы, раз живешь здесь, в тени Голени?
— Я изучаю, — промямлил Наварх. — Занимаюсь сравнительной историей религий.
— А что с девочкой? Я имею в виду Игрель… Надеюсь, с ней все в порядке?
— Прошлым вечером она была в добром здравии. С тех пор я ее не видел.
Наварху, почудилось, что взгляд собеседника так и впился в него.
— Она невинна?
— Откуда я знаю? — огрызнулся поэт. — Я же не могу следить за ней днем и ночью. В любом случае, какое тебе дело?
И снова поэту показалось, что взгляд старинного врага пронизывает его насквозь.
— Это мое дело во всех отношениях, и в такой степени, что ты и представить себе не можешь.
— Твой язык несколько коряв, — фыркнул Наварх. — И мне с трудом верится, что ты говоришь всерьез.
Виоль Фалюш мягко рассмеялся:
— Когда-нибудь ты посетишь Дворец Любви, старина Наварх, когда-нибудь ты будешь моим гостем.
— Только не я! — покачал головой Наварх. — Я — новый Антей. Никогда мои подошвы не оторвутся от земной почвы, пусть даже придется упасть на нее лицом и вцепиться обеими руками.
— Ну ладно, вернемся к девушке. Позови Игрель. Я хочу видеть ее. — Странная нотка зазвучала в голосе Виоля Фалюша — смесь нежности и гнева.
— Как — если я не знаю, где она? Болтается по улицам, плавает в каноэ по озеру или валяется в чьей-то постели?
Непонятный звук прервал Наварха. Но голос Виоля Фалюша не утратил мягкости:
— Никогда не говори этого, старина Наварх. Она была отдана на твое попечение. Ты получил ясные инструкции. И следовал им? Подозреваю, что нет.
— Лучшая инструкция — это сама жизнь, — отмахнулся Наварх, — и я не педант, ты же знаешь.
Наступило минутное молчание. Затем Виоль Фалюш сказал:
— Ты знаешь, почему я поместил девочку под твою опеку?
— Я путаюсь в собственных побуждениях, — буркнул Наварх, — откуда мне знать твои?
— Я открою тебе причину: ты хорошо меня знаешь, ты знаешь, что мне требуется, без всяких инструкций.
Наварх заморгал:
— Это не приходило мне в голову.
— Тогда, старина Наварх, ты невнимателен.
— Это я уже слышал сотни раз.
— Но теперь ты знаешь, чего я жду, и, надеюсь, исправишь ошибки.
Экран погас. Наварх в ярости и отчаяньи метался по Большой Флотской улице, идущей от площади Красоток к Святилищу Голени и запруженной толпами пилигримов. Он почувствовал себя бесконечно чужим и одиноким в гуще людей, охваченных мистической экзальтацией, и поспешил укрыться в чайном домике.
Несколько чашек терпкого напитка помогли ему овладеть собой.
«Чего же, — терялся в догадках Наварх, — ожидал Виоль Фалюш? Он питает романтический интерес к девочке. Наверно, хочет получить ее покорной, восторженной, готовой ко всему». Поэт не мог сдержать мрачного стона, привлекшего к нему удивленные взгляды других посетителей чайного домика, среди которых большинство составляли пилигримы.
«Виоль Фалюш хотел, чтобы девочке внушили: ее ожидает великая честь. Он мечтал получить ее заранее влюбленной…» Паломники глядели на странного человека с возрастающим подозрением. Наварх вскочил и выбежал из чайного домика. Причин оставаться в Эдмонтоне больше не было.
Пару раз в разговоре с девушкой он упомянул о Виоле Фалюше в печальном тоне, ибо уверовал, что она обречена. После одного такого разговора девушка сбежала, к счастью, как раз перед очередным визитом Виоля Фалюша на Землю. Тот вновь потребовал показать девушку, и Наварху пришлось сказать всю правду. Неизменно мягкий голос вкрадчиво произнес:
— Лучше, чтобы она нашлась, Наварх.
Но Наварх не пытался искать беглянку, пока не убедился, что Виоль Фалюш отбыл с Земли.
Здесь Джерсен прервал его вопросом:
— Откуда вы это знали?
Наварх попробовал увильнуть, но в конце концов признался, что мог связаться с Виолем Фалюшем во время его визитов на Землю по специальному номеру.
— Значит, можете и сейчас?
— Да, да, конечно, — выдавил из себя Наварх, — если бы хотел, но я не хочу.
Он продолжал рассказ, но теперь уже держался осторожнее, сопровождал слова множеством округлых жестов и старался не встречаться глазами с Джерсеном.
Из уклончивых слов Джерсен понял, что Наварх надеялся использовать его как орудие против Виоля Фалюша, детали своего плана Наварх так и не раскрыл. С огромными предосторожностями, всегда оставляя путь к отступлению, поэт пытался расставить ловушки Фалюшу. Однако случившееся опрокинуло все планы.
— А теперь, — бормотал Наварх, тыча костлявым пальцем в макет «Космополиса», — еще и это!
— Вы полагаете, что статья заденет Виоля Фалюша?
— Разумеется! Он не умеет прощать — это основное качество его души.
— Давайте обсудим статью с самим Фалюшем.
— И что нам это даст? Мы только ускорим расправу.
Джерсен понимающе покачал головой:
— Ну, тогда лучше опубликовать статью в теперешнем виде.
— Нет, нет! — взорвался Наварх. — Разве я не объяснил все? Он отомстит беспощадно и очень изобретательно! Статья приведет его в безумную ярость:
Фалюш ненавидит свое детство, он приезжает в Амбуле только для расправы со своими старыми врагами. Знаете, что случилось с Рудольфом Радго, который смеялся над прыщами Фогеля Фильшнера? Его лицо теперь усеяно фурункулами благодаря саркойскому яду. Была такая Мария, которая пересела от Фогеля за другую парту, потому что тот постоянно шмыгал носом. Ныне у несчастной нет и следа носа. Дважды ей делали пластическую операцию, и дважды она теряла новый нос. Похоже, она останется без носа на всю жизнь. Не следует раздражать Виоля Фалюша. — Наварх скосил глаза на Джерсена. — Что это вы пишете?
— Новый материал очень интересен. Я вставлю его в статью.
Поэт всплеснул руками так бурно, что его стул чуть не опрокинулся.
— У вас нет ни капли благоразумия!
— Возможно, если мы обсудим статью с Виолем Фалюшем, он разрешит публикацию.
— Вы безумнее меня.
— Мы можем попытаться.
— Очень хорошо, — прокаркал Наварх. — У меня нет выбора. Но, предупреждаю, я отрекусь от статьи.
— Как хотите. Мы позвоним отсюда или с брандвахты?
— С брандвахты.
Обиталище Наварха колыхалось на волнах, тихое и безлюдное.
— Где девушка? — спросил Джерсен. — Зан Зу, Друзилла, или как ее там?
— Задавать такие вопросы, — хмыкнул поэт, — все равно что спрашивать, какого цвета ветер.
Он пробежал по трапу, прыгнул на борт и отчаянным, трагическим жестом широко распахнул дверь. Наварх бросился к видеофону, нажал кнопки и пробормотал ключевое слово. Экран ожил — на нем появился одинокий цветок лаванды. Наварх обернулся к Джерсену:
— Он на Земле. Когда Фалюш улетает, лепестки цветка голубеют.
Послышались такты нежной мелодии, и через секунду-другую зазвучал голос:
— О, Наварх, мой старый компаньон. С другом?
— Да, срочное дело. Это — мистер Генри Лукас, представляющий журнал «Космополис».
— Журнал с традициями! Не встречались ли мы раньше? Что-то в вас есть знакомое…
— Я недавно с Саркоя, — сказал Джерсен. — Ваше имя там до сих пор на слуху.
— Отвратительная планета — Саркой. Однако не лишена зловещей красоты.
Наварх вмешался в беседу:
— У меня с мистером Лукасом вышел спор, и я хочу решительно отмежеваться от его дел.
— Мой дорогой Наварх, вы тревожите меня. Мистер Лукас наверняка человек воспитанный.
— Вы увидите.
— Как уже сказал Наварх, я работаю на «Космополис», — продолжал Джерсен. — Фактически я из числа управляющих. Один наш сотрудник подготовил сенсационную статью. Я заподозрил автора в преувеличениях и решил проконсультироваться с Навархом, который усугубил сомнения. Такое ощущение, что автор статьи столкнулся с Навархом, когда тот был в несколько возбужденном состоянии, и на основании случайных высказываний сделал ложные выводы.
— Ах да, статья! Она у вас?
Джерсен показал макет.
— Вот она. Я настаивал на проверке фактов, ведь Наварх утверждает, что автор чересчур свободно интерпретировал полученные сведения. Он полагает, что будет честнее, если вы ознакомитесь со статьей до публикации.
— Звучит благородно, Наварх! Ну что ж, позвольте мне исследовать эту тревожащую вас помеху. Поверьте, я не буду слишком суров.
Джерсен поднес журнал к передаточному устройству. Виоль Фалюш читал.
Время от времени он шипел что-то сквозь зубы, издавал невнятные возгласы.
— Переверните страницу, пожалуйста. — Его голос звучал вежливо и мягко.
— Спасибо. Я закончил. — Последовало минутное молчание, затем голос снова полился из динамика — изысканно любезный, с чуть заметной ноткой угрозы:
— Наварх, вы были чересчур беззаботны, даже для Безумного Поэта.
— Ба! — пробормотал Наварх. — Разве я не открестился сразу от этой затеи?
— Не совсем. Я отметил манеру изложения, великолепный стиль, характерный лишь для поэта. Вы лукавите.
Наварх набрался храбрости и заявил:
— Правда служит, так сказать, отражением жизни. Она всегда прекрасна.
— Лишь в глазах наблюдающего, — возразил Виоль Фалюш. — Я не нашел никакой красоты в этой омерзительной статье. Мистер Лукас был совершенно прав, что побеспокоился узнать мою реакцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
…И Наварх в то время стал мишенью для нападок. Однажды он предложил Игрель Тинси убежать вместе. Игрель, усталая, утратившая иллюзии, была готова на все. Они отправились на Корфу, где провели три счастливых года.
Однако настал день, когда Фогель Фильшнер появился на пороге их маленькой виллы. Хотя облик его почти не изменился, это был другой человек: жесткий, с пронзительным взглядом и властным голосом. Новый образ жизни явно пошел ему на пользу.
Фогель был само дружелюбие:
— Что прошло, то прошло. Игрель Тинси? Это в прошлом. Она отдала себя вам, тем хуже для нее. Я старомоден: мне не нужна женщина, которая принадлежала другому. Поверьте, Игрель не достанется ни грамма моей любви… Она должна была ждать. Да. Должна была ждать. Она должна была понять, что я вернусь. Теперь вернулся я… но не моя любовь к Игрель Тинси.
Наварх успокоился, вынес бутылку вина. Соперники сели в саду, ели апельсины и пили озо. Поэт опьянел и заснул. Когда он пробудился, Фогель Фильшнер исчез, а с ним — Игрель Тинси.
Через день Фогель Фильшнер появился снова. Наварх был в ярости:
— Где она? Что ты сделал с нею?
— Она в покое и безопасности.
— А как же твое слово? Ты сказал, что больше ее не любишь.
— Это правда. Я сдержу свое слово. Игрель никогда не узнает моей любви, но она не узнает и любви другого. Ты недооцениваешь силу моей страсти, поэт. Любовь может переплавиться в ненависть в горниле времени. Игрель будет служить, и служить хорошо. Она не добьется моей любви, но, возможно, смягчит ненависть.
Наварх бросился на Фогеля Фильшнера, но тот без труда справился с ним и ушел.
Спустя девять лет Виоль Фалюш связался с Навархом. Правда, экран видеофона не зажегся — поэт только слышал голос. Наварх умолял вернуть Игрель Тинси, и Виоль Фалюш согласился. Через два дня в дом поэта принесли двухлетнее дитя.
— Я выполнил обещание, — объявил призрачный голос. — Ты получил свою Игрель Тинси.
— Это ее дочь?
— Это Игрель Тинси — вот все, что тебе нужно знать. Я отдаю ее под твою опеку. Воспитывай ее, охраняй, расти, следи, чтобы она осталась девственницей. В один прекрасный день я вернусь за ней.
Голос смолк. Наварх обернулся и поглядел на девочку. Даже теперь ее сходство с Игрель было поразительным… Что делать? Наварха обуревали сложные чувства. Он не мог воспринимать девочку как дочь, как наследие прошлой любви. Поэт чувствовал, что в их отношения всегда примешивается горечь. Наварх не мыслил любви без обладания.
Эта внутренняя борьба чувств отразилась на воспитании девочки. Наварх не дал ей умереть с голоду, предоставил убежище, не заходя дальше этого в своих заботах. Девушка выросла независимой и скрытной, не имела друзей и не задавала никаких вопросов.
Когда она созрела, сходство с Игрель Тинси проступило еще сильнее, и Наварха терзали воскресшие воспоминания.
Прошло двенадцать лет, но Виоль Фалюш не появлялся. Однако Наварх больше не тешил себя иллюзиями, напротив, в нем росла уверенность: Виоль Фалюш вот-вот вернется и заберет девочку. Он попытался намекнуть девушке на опасность, которая исходит от Виоля Фалюша, но наталкивался на ее скрытность и сомневался, поняла ли она его. Наварх пытался спрятать свою подопечную, что было очень трудно из-за ее диких повадок, увозил в глухие уголки Земли.
Когда девушке исполнилось шестнадцать, они жили в Эдмонтоне, в Канаде, куда стекались толпы пилигримов поглазеть на Священную Голень. Наварх надеялся затеряться в море людей, которых ничего не интересовало, кроме беспрерывных празднеств, процессий и священных ритуалов.
Однако он ошибался. Как-то вечером экран видеофона засветился, и высокая фигура возникла на фоне голубых вспышек, которые затмевали черты лица. Однако Наварх узнал Виоля Фалюша.
— Ну, Наварх, — зазвучал знакомый голос, — что ты делаешь в святом городе? Похоже, ты стал преданным адептом Кальзибы, раз живешь здесь, в тени Голени?
— Я изучаю, — промямлил Наварх. — Занимаюсь сравнительной историей религий.
— А что с девочкой? Я имею в виду Игрель… Надеюсь, с ней все в порядке?
— Прошлым вечером она была в добром здравии. С тех пор я ее не видел.
Наварху, почудилось, что взгляд собеседника так и впился в него.
— Она невинна?
— Откуда я знаю? — огрызнулся поэт. — Я же не могу следить за ней днем и ночью. В любом случае, какое тебе дело?
И снова поэту показалось, что взгляд старинного врага пронизывает его насквозь.
— Это мое дело во всех отношениях, и в такой степени, что ты и представить себе не можешь.
— Твой язык несколько коряв, — фыркнул Наварх. — И мне с трудом верится, что ты говоришь всерьез.
Виоль Фалюш мягко рассмеялся:
— Когда-нибудь ты посетишь Дворец Любви, старина Наварх, когда-нибудь ты будешь моим гостем.
— Только не я! — покачал головой Наварх. — Я — новый Антей. Никогда мои подошвы не оторвутся от земной почвы, пусть даже придется упасть на нее лицом и вцепиться обеими руками.
— Ну ладно, вернемся к девушке. Позови Игрель. Я хочу видеть ее. — Странная нотка зазвучала в голосе Виоля Фалюша — смесь нежности и гнева.
— Как — если я не знаю, где она? Болтается по улицам, плавает в каноэ по озеру или валяется в чьей-то постели?
Непонятный звук прервал Наварха. Но голос Виоля Фалюша не утратил мягкости:
— Никогда не говори этого, старина Наварх. Она была отдана на твое попечение. Ты получил ясные инструкции. И следовал им? Подозреваю, что нет.
— Лучшая инструкция — это сама жизнь, — отмахнулся Наварх, — и я не педант, ты же знаешь.
Наступило минутное молчание. Затем Виоль Фалюш сказал:
— Ты знаешь, почему я поместил девочку под твою опеку?
— Я путаюсь в собственных побуждениях, — буркнул Наварх, — откуда мне знать твои?
— Я открою тебе причину: ты хорошо меня знаешь, ты знаешь, что мне требуется, без всяких инструкций.
Наварх заморгал:
— Это не приходило мне в голову.
— Тогда, старина Наварх, ты невнимателен.
— Это я уже слышал сотни раз.
— Но теперь ты знаешь, чего я жду, и, надеюсь, исправишь ошибки.
Экран погас. Наварх в ярости и отчаяньи метался по Большой Флотской улице, идущей от площади Красоток к Святилищу Голени и запруженной толпами пилигримов. Он почувствовал себя бесконечно чужим и одиноким в гуще людей, охваченных мистической экзальтацией, и поспешил укрыться в чайном домике.
Несколько чашек терпкого напитка помогли ему овладеть собой.
«Чего же, — терялся в догадках Наварх, — ожидал Виоль Фалюш? Он питает романтический интерес к девочке. Наверно, хочет получить ее покорной, восторженной, готовой ко всему». Поэт не мог сдержать мрачного стона, привлекшего к нему удивленные взгляды других посетителей чайного домика, среди которых большинство составляли пилигримы.
«Виоль Фалюш хотел, чтобы девочке внушили: ее ожидает великая честь. Он мечтал получить ее заранее влюбленной…» Паломники глядели на странного человека с возрастающим подозрением. Наварх вскочил и выбежал из чайного домика. Причин оставаться в Эдмонтоне больше не было.
Пару раз в разговоре с девушкой он упомянул о Виоле Фалюше в печальном тоне, ибо уверовал, что она обречена. После одного такого разговора девушка сбежала, к счастью, как раз перед очередным визитом Виоля Фалюша на Землю. Тот вновь потребовал показать девушку, и Наварху пришлось сказать всю правду. Неизменно мягкий голос вкрадчиво произнес:
— Лучше, чтобы она нашлась, Наварх.
Но Наварх не пытался искать беглянку, пока не убедился, что Виоль Фалюш отбыл с Земли.
Здесь Джерсен прервал его вопросом:
— Откуда вы это знали?
Наварх попробовал увильнуть, но в конце концов признался, что мог связаться с Виолем Фалюшем во время его визитов на Землю по специальному номеру.
— Значит, можете и сейчас?
— Да, да, конечно, — выдавил из себя Наварх, — если бы хотел, но я не хочу.
Он продолжал рассказ, но теперь уже держался осторожнее, сопровождал слова множеством округлых жестов и старался не встречаться глазами с Джерсеном.
Из уклончивых слов Джерсен понял, что Наварх надеялся использовать его как орудие против Виоля Фалюша, детали своего плана Наварх так и не раскрыл. С огромными предосторожностями, всегда оставляя путь к отступлению, поэт пытался расставить ловушки Фалюшу. Однако случившееся опрокинуло все планы.
— А теперь, — бормотал Наварх, тыча костлявым пальцем в макет «Космополиса», — еще и это!
— Вы полагаете, что статья заденет Виоля Фалюша?
— Разумеется! Он не умеет прощать — это основное качество его души.
— Давайте обсудим статью с самим Фалюшем.
— И что нам это даст? Мы только ускорим расправу.
Джерсен понимающе покачал головой:
— Ну, тогда лучше опубликовать статью в теперешнем виде.
— Нет, нет! — взорвался Наварх. — Разве я не объяснил все? Он отомстит беспощадно и очень изобретательно! Статья приведет его в безумную ярость:
Фалюш ненавидит свое детство, он приезжает в Амбуле только для расправы со своими старыми врагами. Знаете, что случилось с Рудольфом Радго, который смеялся над прыщами Фогеля Фильшнера? Его лицо теперь усеяно фурункулами благодаря саркойскому яду. Была такая Мария, которая пересела от Фогеля за другую парту, потому что тот постоянно шмыгал носом. Ныне у несчастной нет и следа носа. Дважды ей делали пластическую операцию, и дважды она теряла новый нос. Похоже, она останется без носа на всю жизнь. Не следует раздражать Виоля Фалюша. — Наварх скосил глаза на Джерсена. — Что это вы пишете?
— Новый материал очень интересен. Я вставлю его в статью.
Поэт всплеснул руками так бурно, что его стул чуть не опрокинулся.
— У вас нет ни капли благоразумия!
— Возможно, если мы обсудим статью с Виолем Фалюшем, он разрешит публикацию.
— Вы безумнее меня.
— Мы можем попытаться.
— Очень хорошо, — прокаркал Наварх. — У меня нет выбора. Но, предупреждаю, я отрекусь от статьи.
— Как хотите. Мы позвоним отсюда или с брандвахты?
— С брандвахты.
Обиталище Наварха колыхалось на волнах, тихое и безлюдное.
— Где девушка? — спросил Джерсен. — Зан Зу, Друзилла, или как ее там?
— Задавать такие вопросы, — хмыкнул поэт, — все равно что спрашивать, какого цвета ветер.
Он пробежал по трапу, прыгнул на борт и отчаянным, трагическим жестом широко распахнул дверь. Наварх бросился к видеофону, нажал кнопки и пробормотал ключевое слово. Экран ожил — на нем появился одинокий цветок лаванды. Наварх обернулся к Джерсену:
— Он на Земле. Когда Фалюш улетает, лепестки цветка голубеют.
Послышались такты нежной мелодии, и через секунду-другую зазвучал голос:
— О, Наварх, мой старый компаньон. С другом?
— Да, срочное дело. Это — мистер Генри Лукас, представляющий журнал «Космополис».
— Журнал с традициями! Не встречались ли мы раньше? Что-то в вас есть знакомое…
— Я недавно с Саркоя, — сказал Джерсен. — Ваше имя там до сих пор на слуху.
— Отвратительная планета — Саркой. Однако не лишена зловещей красоты.
Наварх вмешался в беседу:
— У меня с мистером Лукасом вышел спор, и я хочу решительно отмежеваться от его дел.
— Мой дорогой Наварх, вы тревожите меня. Мистер Лукас наверняка человек воспитанный.
— Вы увидите.
— Как уже сказал Наварх, я работаю на «Космополис», — продолжал Джерсен. — Фактически я из числа управляющих. Один наш сотрудник подготовил сенсационную статью. Я заподозрил автора в преувеличениях и решил проконсультироваться с Навархом, который усугубил сомнения. Такое ощущение, что автор статьи столкнулся с Навархом, когда тот был в несколько возбужденном состоянии, и на основании случайных высказываний сделал ложные выводы.
— Ах да, статья! Она у вас?
Джерсен показал макет.
— Вот она. Я настаивал на проверке фактов, ведь Наварх утверждает, что автор чересчур свободно интерпретировал полученные сведения. Он полагает, что будет честнее, если вы ознакомитесь со статьей до публикации.
— Звучит благородно, Наварх! Ну что ж, позвольте мне исследовать эту тревожащую вас помеху. Поверьте, я не буду слишком суров.
Джерсен поднес журнал к передаточному устройству. Виоль Фалюш читал.
Время от времени он шипел что-то сквозь зубы, издавал невнятные возгласы.
— Переверните страницу, пожалуйста. — Его голос звучал вежливо и мягко.
— Спасибо. Я закончил. — Последовало минутное молчание, затем голос снова полился из динамика — изысканно любезный, с чуть заметной ноткой угрозы:
— Наварх, вы были чересчур беззаботны, даже для Безумного Поэта.
— Ба! — пробормотал Наварх. — Разве я не открестился сразу от этой затеи?
— Не совсем. Я отметил манеру изложения, великолепный стиль, характерный лишь для поэта. Вы лукавите.
Наварх набрался храбрости и заявил:
— Правда служит, так сказать, отражением жизни. Она всегда прекрасна.
— Лишь в глазах наблюдающего, — возразил Виоль Фалюш. — Я не нашел никакой красоты в этой омерзительной статье. Мистер Лукас был совершенно прав, что побеспокоился узнать мою реакцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27