Он шагал по темной траве, идя на звуки перепуганного голоса, и наконец заметил женщину – это была жонглерша кинжалами Мария.
Сердце его сжалось. Он много раз видел, как она проходила мимо его загончика, а однажды даже остановилась, чтобы послушать возбужденный детский смех. Он помнил ее черные, как полночь, длинные волосы, и белые, как луна, глаза. Он хорошо запомнил эту женщину.
Одним прыжком Гермос преодолел разделявшее их расстояние и опустился на колени перед Марией, чьи руки, одежда и ноги были покрыты кровью. Все ее тело сотрясалось от страха, а с губ срывались новые и новые крики. Он осторожно обнял слепую.
– С тобой все в порядке, леди, – успокоил он, и его глубокий голос показался великану неуклюжим и грубым.
Она прижалась к его костлявой узкой груди.
– Я слышала его! Он…, он был еще там, – бормотала она.
– Ты цела, – повторил великан, поглаживая ее по спине граблей руки.
Теперь толпа оказалась рядом с ними: хромоножка, пара размалеванных шутов, уроды-близнецы, укротитель, женщина с козлиным лицом. Чем ближе они подходили, тем медленнее были шаги.
– Посмотрите-ка – кровь!
– Мария умирает, да?
– Что это делает Гермос?
Гермос перевел взгляд со слепой жонглерши на обступившую толпу, все смотрели на них со страхом, но никто не двигался с места.
– Пропустите! – бормотал толстяк, протискиваясь сквозь толпу. Он сбросил черный плащ, оставшись в красном шелковом камзоле, из рукава которого вытащил связку носовых платков. Опускаясь на колени рядом с Гермосом, он облизнул верхнюю губу с черными усиками.
– С ней все в порядке? – спросил он, поднимая подбородок Марии и заглядывая в ее перепуганное лицо.
Гермос отвел глаза, не выдержав пристального взгляда толстяка.
– Она кричала, – ответил он громоподобным голосом.
– Тут произошло убийство! – снова выкрикнула Мария, вырываясь из рук великана.
– Убийство? – нахмурился толстяк, заметив кровавое пятно, которое растекалось по его шелковому рукаву. – Кто?
– Это Борго, – выдохнула Мария, закрывая слепые глаза руками, – по крайней мере, мне так показалось. Тело там…, в кровати. – Она махнула в сторону вагончика.
– Боже, – прошептал толстяк, поднимая глаза к колесу луны.
Вагончик был темен, дверь беспомощно болталась на петлях. Кругом громоздились другие палатки и вагончики, но ни в одном не горел свет. Быстро поднимаясь на ноги, человек в плаще начал:
– Мсье великан…
– Гермос, – представился великан.
– Гермос, – повторил толстяк и улыбка осветила его лицо, – помоги ей. – Он быстро взглянул на Марию, потом на Гермоса. – Я Моркасл, между прочим, маг и волшебник.
Гермос грустно кивнул, когда волшебник уже шел к вагончику. Внимание толпы переключилось с окровавленной женщины на дверь ее домика. Когда Моркасл приблизился к входу, его лицо побледнело, а черные усики встали дыбом. Запихивая платки в рукав, он извлек оттуда свечу, зажег ее и двинулся ко входу, высоко поднимая ноги, будто шагал по мелкой речке.
Когда помещение немного осветилось, Моркасл увидел, что все вокруг алое, будто комната была выкрашена вместо краски кровью. Кровь покрывала стены и капала с потолка. Стопка одежды, пакет крупы, яблоки на подоконнике – все было в крови. Особенно кровать.
Моркасл тяжело вздохнул и закрыл платком нос и рот. Глаза его сами собой закрылись, и он отшатнулся к двери.
– Ты в порядке, – сказал он сам себе, – ты в порядке. Тебе не стоит на это смотреть. – Несмотря на уговоры, глаза медленно открылись.
На кровати лежало тело. Это был Борго – карлик, глотавший шпаги, один из самых старых артистов Карнавала. Он выступал тут сотни лет, каждый вечер глотая шпаги, которые были длиннее, чем он сам. Теперь он неподвижно лежал на алых простынях, раскинув сведенные судорогой руки. Большая голова карлика запрокинулась назад, а широко открытые глаза пялились на массивную рукоятку шпаги, торчавшую у него изо рта. Обоюдоострый конец ее клинка выглядывал из распоротого живота. На ноге карлика явственно виднелся кровавый отпечаток женской руки.
Спотыкаясь Моркасл бросился вон из двери, отбежал немного и упал на землю, спрятав лицо в ладонях. Тихо перешептываясь, подходили другие артисты. Кто-то подобрал свечу и тоже направился к вагончику. Качая головой, Моркасл встал и поковылял в сторону Гермоса и Марии.
– Не верю! – бормотал он. Лицо его приняло серо-зеленый оттенок. – Не верю!
Мария повернула заплаканное лицо к волшебнику.
– Убийца был еще там, когда я вошла. Я ударила его, у него должна быть длинная царапина на спине.
Холодный пот выступил на лбу мага.
– Забери ее отсюда, Гермос. Возьми ее в свою палатку. Следи, чтобы с ней все было в порядке, а я пошлю за жандармами в Л'Мораи.
Глаза великана вспыхнули, он мгновение колебался, а потом подошел к слепой женщине. Он подхватил ее на руки, но Мария вырвалась, разжимая хватку его костлявых рук.
– Я могу идти, – сказала она, поднимаясь на ноги. Потом она добавила с скрытой горечью:
– Я слепая, а не безногая. – Кроткая улыбка смягчила слова. – К тому же я возвращаюсь в свой вагончик.
Моркасл шагнул к ней и просительно произнес:
– Пожалуйста, не надо. Это не место для женщин.
– Это мой дом! – настаивала она, отталкивая мужчин и направляясь к вагончику. – Я вымою кровь.
Как гигантская тень, Гермос последовал за ней.
– Ты не можешь туда вернуться, – крикнул вдогонку Моркасл, тяжело вздыхая. – Все испорчено.
Чем ближе Мария подходила к вагончику, тем увереннее становились ее шаги. Дрожащей рукой она оперлась на угол домика и затем двинулась дальше.
– Простыни, одежда, кровать, пол, – бормотал, шагая сзади Моркасл, – все, все пропиталось кровью.
Гермос рассматривал слепую женщину, задумчиво хмуря лоб. Она отошла от двери, глубоко вдыхая холодный ночной воздух.
Моркасл опустил руку ей на плечо.
– Ты все равно не можешь начать уборку до того, как придет жандарм. Да и потом сомневаюсь, чтобы тебе удалось все вычистить. Ты сто раз прополощешь простыни, но кровь так и не исчезнет.
– Я слепая, – ответила Мария. – Я могу жить и с пятнами.
– Пойдем, леди, – как можно нежнее прогрохотал Гермос.
Она задумалась, поджав губы, а потом кивнула.

***
Входя в высокую палатку, которую он называл своим домом, Гермос пригнулся. Медленно и осторожно он подталкивал впереди слепую. Она вцепилась в его костлявую руку, когда ноги коснулись незнакомого песочного пола. Несмотря на слепоту, она покрутила головой, словно оглядывалась.
– Судя по звукам, тесная, но высокая палатка, – громко заметила Мария, – но пахнет чисто.
Гермос растянул губы в нервной улыбке. В обоих случаях Мария оказалась права. Хотя потолок палатки был высоким, ее стены образовывали небольшой квадрат, и, чтобы пристроить свое длинное тело, Гермосу приходилось ложиться по диагонали – голова на одной кровати, ноги на другой. Кровати так и стояли, разделяя небольшое пространство пополам. Но Гермос мало обращал на это внимания: у него теперь были новые вещи, главной из которых был сундук, который ему дал Кукольник – владелец Карнавала. Это была простая черная коробка с металлическим замочком.
Опасливо ступая, Гермос подвел Марию к одной из кроватей. Ощупав руками деревянную раму, Мария села. Гермос отпустил ее руку и сел на кровать напротив, она жалобно скрипнула под его весом.
– У тебя две кровати? – удивилась Мария.
Гермос медленно кивнул, но вспомнив, что она ничего не видит, ответил:
– Да. Одна для головы, другая – для ног.
Мария улыбнулась, и это смягчило ее напряженное лицо.
– Ты спишь на двух кроватях, – повторила она. – Не проще ли попросить Кукольника сделать тебе одну – длинную?
– А я и не подумал об этом, – просто отозвался Гермос. Мария кивнула:
– А ты не слишком разговорчивый. Он покачал головой, наклоняясь к ней. Рядом с ним она казалась особенно маленькой, вся была перепачкана кровью и дрожала от страха. Тяжело вздыхая, он спросил:
– А ты?
Мария задумалась.
– Я не против разговоров. До болезни я много болтала, любила читать вслух отцу. У меня остались книги.
Снова вздыхая в наступившей тишине, Гермос переспросил:
– До болезни?
– Да, – грустно ответила Мария. – Мы часто вместе читали сказки – «Кролик связанные уши» и «Конь и копье». Знаешь их?
Великан покачал головой:
– Я не должен был спрашивать. Мария с удивлением наклонилась к нему:
– Что ты имеешь в виду?
– Никто не хочет говорить про чуму, – ответил он.
– А я не против, – возразила Мария, положив руку ему на колено. – Только так я могу говорить об отце.
– Он тебе читал вслух? – уточнил Гермос.
– Да. А я читала ему. – Она пожала плечами. – Боюсь, теперь все книги испортились – на них тоже попала кровь.
– Я могу их отчистить, – предложил Гермос. – И могу почитать тебе.
– Ты умеешь читать?
– Да, – ответил великан смущенным басом. – Я всегда умел. Лицо Марии потемнело.
– Если ты умеешь читать сквозь кровь… – Она покачала головой, потом они долго сидели молча, пока Мария не продолжила:
– А что ты делаешь…, я имею в виду в свободное время?
– Сплю и ем, – начал Гермос и осекся. – В смысле…, я вырезаю по дереву.
– Правда? – просияла Мария. – Ты мне дашь что-нибудь потрогать?
Гермос молча встал. Он перешагнул через кровать и открыл сундучок кукольника. Когда он вернулся к Марии, в руках у него была вырезанная из дерева лошадь ростом с кошку. Ее тщательно отполированная поверхность отливала коричневым.
– Вот, – сказал он, давая фигурку в руки Марии. – Это лошадь.
Девушка вздохнула, ощупывая чуткими пальцами игрушку.
– Красивая. – Она потрогала костлявую морду, мускулистые ноги и гладкий круп статуэтки. – Так вот как выглядят лошади. Я гладила их гривы, трогала кожу и даже один раз каталась верхом. Но я никогда не видела ни одну лошадь, даже в детстве, а если и видела, то чума выжгла мою память, как и зрение. Но эта фигурка дает мне представление о том, каковы лошади.
– Это Кин-са, – застенчиво пояснил Гермос. Он снова полез в коробку и достал оттуда еще две фигурки, поменьше, чем первая, и тоже протянул ей. – Собака – Ру-па, а кот Сейлор.
Мария восхищенно рассмеялась:
– Это были твои животные до того, как ты стал работать в Карнавале?
Гермос помрачнел и забрал у нее лошадь.
– Нет. Это боги.
– Боги? – повторила Мария удивленно. – Прости. Я не знала, что кто-то в Карнавале еще верит в богов.
Гермос собрал все три фигурки.
– Прости, – еще раз повторила слепая, поворачивая к нему печальное лицо.
– Да ладно, – отозвался Гермос, убирая статуэтки в сундук.
– Я тоже хотела бы, чтобы у меня были боги, в которых я могла бы верить, – продолжала Мария, – расскажи мне о них. Кто это Кин-са?
Гермос тяжело вздохнул:
– Это бог лошадей.
– Ага, – отозвалась Мария, с интересом кивая. – А Ру-па – бог собак, а Сейлор – кошек.
– Да, – подтвердил Гермес, а потом стал говорить, будто читая катехизис:
– Есть бог свиней, коров, кур, коз, крыс и зайцев.
– У них тоже есть имена?
– Да. – Гермос задумчиво прищурился, а потом снова полез в сундук. – Сейчас я вырезаю их всех вместе. – Он вынул из коробки длинную доску, напоминавшую конек крыши. – А когда закончу, то повешу у себя над дверью. – Он положил доску на колени Марии.
– Ой, – воскликнула она, ощутив тяжесть, и начала ощупывать резьбу. В центре стоял Кин-са – бог коней, с боков от него были вырезаны Ру-па и Сейлор. Вокруг них толпились те, кого Гермос назвал Му-са – бог свиней, Винар – коров, Фэейвиус – крыс и другие. В уголке Мария нащупала странный необработанный островок дерева.
– Что это? – спросила она.
– Это Тидхэр – бог кроликов, – объяснил Гермос, а потом застенчиво добавил:
– Он еще не закончен.
– А у тебя есть бог людей?
Гермос отрицательно покачал головой.
– Не думаю. С ним что-то случилось.
– А ты кому молишься? – бесхитростно спросила Мария.
– Чаще всего Кин-са, – ответил Гермос, убирая доску. – Он самый сильный. Самый быстрый.
– С сегодняшнего дня, если ты не возражаешь, – сказала Мария, – я тоже буду молиться Кин-са.
– Так спокойнее, – отозвался Гермос, осторожно пряча в сундучок своих богов. – Ты видела его…, слышала его? Убийцу?
Улыбка исчезла с лица девушки, а губы вытянулись в горькую линию.
– Да, слышала. Я тоже ранила его. Ударила в спину.
Беря плащ, который висел в углу палатки, Гермос заботливо укрыл плечи девушки.
– Ты испугалась?
– Да, – просто ответила Мария, посильнее запахиваясь. – Хотя нет, тогда мне не было страшно. Все случилось слишком быстро. Но теперь я боюсь.
– Мне очень жаль, – отозвался Гермос слишком быстро, потом встал и подошел к выходу из палатки, вглядываясь в черноту ночи. – Ты знала Борго?
– Все знали Борго, – ответила Мария, вспомнив, каким было на ощупь лицо карлика. – Он был гравер, как ты. Правда, каменщик. Много-много лет назад, когда я только попала сюда, он вырезал мне из кварца очень красивое маленькое деревце. Оно было таким замечательным, что на нем можно было потрогать каждый лист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38