Монахи недвусмысленно намекали, что о Драфне и Лоран они придерживаются такого же мнения. Кроме того, складывалось ощущение, что монахи чего-то недоговаривают, что-то скрывают; они тщательно прислушивались к тому, что говорят другие, от них же слышали только молитвы во славу механизмов.
Фелдон привел с собой провидцев из Саринта и шаманов и колдунов из Юмока, горной страны, располагавшейся на северных берегах континента. Эти крепко сбитые люди с кожей землистого цвета носили одежду и шапки из кожи тюленей и постоянно обильно потели. Лоран казалось, что именно это и сроднило их с Фелдоном – и он, и шаманы чувствовали себя в Терисии очень неуютно.
Архимандрит со своей стороны предоставила в помощь городских ученых и библиотеки. Представители науки и представители библиотек обладали весьма разными знаниями и сильно отличались друг от друга по темпераменту – от библиофилов-энтузиастов до закоснелых хранителей. Последние были готовы скорее умереть, чем позволить чужакам прикоснуться к их драгоценным фолиантам и распространить содержащуюся там информацию. Впрочем, ласковые речи и стальная воля архимандрита дали союзу возможность прочесть и эти книги.
Лишь в одном союз познал горечь поражения. Певцы-колдуны из Сумифы отказались помогать терисийцам. Вместо этого они присоединились к Мишре, обратив свои знания ему на службу.
– Не вижу ничего страшного, – сказал Драфна, узнав об этом. – Даже лучшие из этих сумифцев – да чего уж там, все алмаазцы – ужасно назойливые люди. Язык их состоит из трелей и щебета, когда они говорят, невозможно понять ни слова.
– Однако они хранят древнее знание, – спокойно возразила архимандрит. – В их песнях заключена некая сила, благодаря ей они могут успокаивать и даже управлять дикими животными.
– Это все брехня, – фыркнул Драфна.
– Возможно, – ответила Лоран, – но они могут использовать неизвестный нам природный эффект. Мы могли бы у них поучиться.
– Если в их учении и есть что-то дельное, – парировал Драфна, – то оно скрыто под таким слоем чуши и жульничества, что не стоит тратить время на его поиски. Все это столь же бесполезно, как бесполезен этот джиксийский машинный бог. Вот уж уроды: опасные фанатики, бесконечно зудящие о своей механической утопии. У них точно не все дома. – Для пущей убедительности ученый постучал себе кулаком по лысине.
Обычно, едва Драфна открывал рот, Фелдон начинал хмуриться. На этот раз он ударил ладонью по столу.
– Нечего возводить напраслину на сумифских магов, ничего не проверив. Если мы чего-то не понимаем, это не значит, что это глупость.
Драфна ответил ледяным тоном:
– Я просто хочу сказать, что мне с трудом верится, что песнями можно успокаивать диких животных, только и всего.
– А мне с трудом верилось, что люди могут летать на транских машинах, – отрезал Фелдон. – С еще большим трудом мне верилось, что существуют механические драконы. Тем не менее их существование – факт, и факт признанный, поэтому я бы хотел быть готов к их появлению под этими стенами.
Этот разговор всплыл в памяти Лоран на пороге покоев Фелдона. Он и Драфна теперь постоянно спорили во время советов. Не поэтому ли Фелдон позвал ее к себе, не желая выносить новые предложения на общий совет?
Лоран постучала, глухой голос пригласил ее войти.
Покои Фелдона были обставлены более чем скромно – низкий стол, обычно заваленный книгами, несколько стульев, небольшая доска на стене. Фелдон сидел за столом, на котором на сей раз возвышался один-единственный предмет.
– Вы уже слышали новости? – спросила Лоран, входя.
Фелдон поднял на нее усталый взгляд.
– Про Иотию? Мне рассказал за завтраком Драфна. Это уже древняя история.
Лоран кивнула. Из фалладжийской пустыни даже слухи доходили с большим опозданием. И вот вчера прибыли беженцы из Зегона – оказывается, Урза перешел границу Корлиса и Иотии и начал освобождать город за городом. Превосходство в воинской силе у аргивян было столь велико, что фалладжи практически не сопротивлялись.
– Да, древняя история, – сказал Фелдон. – Новости дошли до нас только сейчас, так что я не поручусь, что пару дней назад под ударами Как-Его-Там не пал Томакул.
– Или, наоборот, фалладжи организовали контрнаступление и отбросили его войска назад, – заметила Лоран. – Но, полагаю, вы пригласили меня не затем, чтобы обсуждать вести с фронтов. Что-то случилось?
– Что вы скажете вот об этом? – спросил в ответ хромой ученый, жестом приглашая Лоран подойти поближе к столу. – Эту штуку нашли в своих сетях юмокские рыбаки – те самые, что год назад привезли нам коралловый шлем.
Предмет, на который указывал Фелдон, представлял собой невысокую широкую чашу с двумя ручками на тяжеловесной подставке. Материал напоминал медь, но Лоран была готова поклясться, что подобной меди она никогда раньше не видела. Предмет походил на жертвенные чаши, использовавшиеся в древних аргивских культах.
– Называется силекс, – сказал Фелдон, не отрывая глаз от чаши. – По крайней мере, так на ней написано. И пришла она к нам от [ в этом месте явно должно быть какое-то название, но в книге его не было – видимо, опечатка. прим. Vened'а ] или из Голгота. Оба названия я прочел впервые.
– Вы знаете, что это такое? – спросила Лоран.
Фелдон наклонил чашу в сторону аргивянки. Внутренняя поверхность чаши была испещрена изображениями маленьких фигурок, расположенных цепью и по спирали сходившихся от края чаши к центру.
– Эти значки – текст, рассказывающий о предназначении этой штуки, – сказал Фелдон.
Лоран сузила глаза.
– Вот эта спираль содержит транские знаки, – сказала она наконец.
Фелдон кивнул.
– Верно, но я не знаю их языка, – сказал он, затем показал на другую цепочку знаков. – А вот это – фалладжийские буквы, и хотя графика очень древняя, я смог их разобрать. А вот эти значки похожи на те, что используют для записи своих песней сумифцы, а эти совпадают с рунами на моем посохе. А вот эти, – Фелдон показал на другую спираль, – я вижу впервые. Нет ли у вас предположения, что они могут означать?
– Наверное, это ключ к транской графике, – ответила Лоран. – Ключ, позволяющий владельцу предмета научиться читать надписи на древних языках.
Фелдон улыбнулся:
– В самом деле. К сожалению, у этих надписей довольно мрачное содержание.
Лоран подняла бровь:
– А именно?
Фелдон заглянул внутрь чаши.
– Я еще не все понял, но основную идею уловил. Итак, как я сказал, предмет называется силекс, он из [ опять та же самая опечатка. прим Vened'а ] или от Голгота. Из текста непонятно, что или кто такой этот Голгот – страна, король или мастер, сработавший чашу. И судя по всему, этот предмет предвещает конец света.
Лоран безмолвно уставилась на Фелдона. Фелдон покачал головой:
– Я знаю, что вы сейчас думаете – что это все чушь, сказки и шарлатанство. Поэтому-то я и не решился показать эту вещь всем остальным. Драфна давно утвердился во мнении, что еще немного, и я начну расхаживать по башне с зажженным кадилом и крутить молитвенные колеса. И все же выслушайте меня – вот перевод с древнефалладжийского: «Сотри все с лица земли, очисти ее. По твоей воле наступит конец. Уничтожь империи и начни все сначала». И вот еще фраза: «Имей силу решиться – и наступит конец. Наполни меня воспоминаниями о земле». Звучит довольно недвусмысленно.
– «Наполни меня воспоминаниями», – повторила Лоран. – Звучит как болтовня шарлатанов. Как в старинных сказках, где для заклинаний требовались шепот умирающего солнца и улыбка кошки. Кажется, у фалладжи была такая сказка про город, который заключили в бутылку и он спасся, а весь мир был уничтожен?
Фелдон поднял глаза:
– Значит, вас это не убеждает? Лоран отрицательно покачала головой:
– Я думаю, что эта находка поможет нам раскрыть многие тайны. Возможно, здесь записано какое-то предостережение, сделанное в древние времена. Но слова про конец света не кажутся мне убедительными.
– Ладно. А теперь возьмите чашу в руки, – сказал Фелдон, откидываясь на спинку кресла. – Не бойтесь, возьмите ее.
Лоран взялась за ручки и подняла чашу со стола. Едва она прикоснулась к металлу, ее охватило какое-то необъяснимое беспокойство – такое чувство возникает, когда полуденное солнце вдруг скрылось и над всем миром простерлась тень. Лоран огляделась вокруг, и ей показалось, что в комнате и вправду стало темнее. Ей почудилось, что из проникшей в комнату тьмы раздался крик, печальный плач ребенка, такой тихий, что Лоран едва расслышала его.
Аргивянка поставила чашу на стол и отпустила ручки. В тот же миг тьма исчезла и все стало как прежде. Как будто солнце снова вышло из-за туч, и плач ребенка затих.
– Вижу, вы тоже это почувствовали, – сказал Фелдон. Лоран кивнула и присела напротив Фелдона, так что силекс оказался точно между ними.
– Тут что-то есть.
– Что-то такое, чего мы еще не понимаем, – согласился Фелдон. – Что это? Предупреждение? Оружие?
– Но что это вообще значит? – спросила Лоран. – «Наполни меня воспоминаниями»…
– Разве Хуркиль не обучала вас технике медитации? – поинтересовался Фелдон.
– Она обучила архимандрита, а та кое-чему научила меня, – ответила Лоран. – Но существует очень много техник медитации, у разных ученых они разные, например у певцов-колдунов из Сумифы…
Фелдон оборвал ее жестом:
– Я спрашиваю о той технике, которой пользуется наша молчаливая подруга Хуркиль.
– Архимандрит говорит, что она усаживается поудобнее и думает о своем родном Лат-Наме, о лазурных волнах, покрытых белыми барашками, о том, как они разбиваются о берег, на миг зависая в воздухе. Я думаю, что мысли о родине позволяют ей достичь покоя, – сказала Лоран. – Пока они живы в ее памяти, ей нет нужды возвращаться на свой родной остров.
– И это все? – спросил Фелдон.
Лоран пожала плечами:
– Была пара странных случаев, – сказала она. – Архимандрит говорила, что после медитаций Хуркиль в ее комнатах становилось чище, как будто в них убирали. Книги сами собой оказывались на полках, а перья – в футляре. И конечно, никто не признавался, что это сделал он.
– И вы верите в это? – прорычал ее собеседник.
– Мне кажется, нам нужно глубже в это вникнуть, – ответила Лоран. – Если бы речь шла не о Хуркиль, Драфна заявил бы, что все это сказки и бредни.
– Верно, – кивнул Фелдон. – Но пытались ли вы попробовать сами? Пытались ли вы сосредоточенно вспоминать свою родину?
Лоран снова пожала плечами:
– Я не слишком хочу думать о том, что сейчас делается в Аргиве.
– Да, пожалуй, – сказал ученый. – А я попробую-таки выучиться медитации. Кажется, есть нечто общее между искусством медитации и идеей наполнить некий сосуд воспоминаниями о земле.
Лоран не ответила, а поглядела на чашу. Она протянула руку, но не решилась вновь прикоснуться к медному предмету.
Тишину нарушил Фелдон:
– Если это оружие, может ли им воспользоваться кто-то из братьев?
Лоран отрицательно покачала головой:
– Не думаю. Это же не механизм, нет ни тросов, ни противовесов, ни шестеренок, ни источника энергии. Есть предупреждение, да и чувство опасности возникает, когда касаешься ее.
Фелдон кивнул:
– Согласен. И все же почему мне так не хочется никому об этом рассказывать?
Лоран задумалась.
– Во всяком случае, надо рассказать архимандриту, – сказала она. – И надо обязательно переписать эти значки на пергамент. Несомненно, переводы помогут нам в работе. А потом спрятать чашу в надежное место, чтобы ее не выкрали. Просто на всякий случай – а вдруг эта чаша в самом деле может то, что на ней написано.
Фелдон еще раз кивнул, не отрывая глаз от силекса.
– В этом есть некое искушение, не правда ли? В том, чтобы стереть все с лица земли и начать все сначала?
Лоран поднялась с кресла, но задержалась у двери.
– Да, – согласилась она, – но в таком случае скорее всего ваши ледники расплавятся. Что же вы будете изучать?
Фелдон грустно улыбнулся:
– Разумно. Что бы там ни происходило между Мишрой и Как-Его-Там, дела еще не так плохи.
Лоран улыбнулась в ответ и оставила Фелдона наедине с его вопросами. Оказавшись в коридоре, она потерла ладони. Пальцы едва повиновались: только сейчас, спустя примерно полчаса с момента, как она взяла в руки чашу, они начали постепенно оживать. Она несколько раз сжала и разжала кулаки, пытаясь вернуть пальцам чувствительность.
«Да что это я, – подумала Лоран. – Ведь правда, дела идут совсем неплохо».
Пока.
Глава 25: Дыба
Тавнос лежал в темнице. Его запястья были закованы в кандалы, ноги были точно так же скованы футовой цепью. Цепи соединялись друг с другом третьей, совсем короткой, к ней. была прикована четвертая цепь, длиннее прочих, а она в свою очередь была прикована к большому железному кольцу в полу. Все было сделано с тем расчетом, чтобы узник не только передвигаться, но и просто встать практически не мог.
Впрочем, темница была такая маленькая, что передвигаться было некуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Фелдон привел с собой провидцев из Саринта и шаманов и колдунов из Юмока, горной страны, располагавшейся на северных берегах континента. Эти крепко сбитые люди с кожей землистого цвета носили одежду и шапки из кожи тюленей и постоянно обильно потели. Лоран казалось, что именно это и сроднило их с Фелдоном – и он, и шаманы чувствовали себя в Терисии очень неуютно.
Архимандрит со своей стороны предоставила в помощь городских ученых и библиотеки. Представители науки и представители библиотек обладали весьма разными знаниями и сильно отличались друг от друга по темпераменту – от библиофилов-энтузиастов до закоснелых хранителей. Последние были готовы скорее умереть, чем позволить чужакам прикоснуться к их драгоценным фолиантам и распространить содержащуюся там информацию. Впрочем, ласковые речи и стальная воля архимандрита дали союзу возможность прочесть и эти книги.
Лишь в одном союз познал горечь поражения. Певцы-колдуны из Сумифы отказались помогать терисийцам. Вместо этого они присоединились к Мишре, обратив свои знания ему на службу.
– Не вижу ничего страшного, – сказал Драфна, узнав об этом. – Даже лучшие из этих сумифцев – да чего уж там, все алмаазцы – ужасно назойливые люди. Язык их состоит из трелей и щебета, когда они говорят, невозможно понять ни слова.
– Однако они хранят древнее знание, – спокойно возразила архимандрит. – В их песнях заключена некая сила, благодаря ей они могут успокаивать и даже управлять дикими животными.
– Это все брехня, – фыркнул Драфна.
– Возможно, – ответила Лоран, – но они могут использовать неизвестный нам природный эффект. Мы могли бы у них поучиться.
– Если в их учении и есть что-то дельное, – парировал Драфна, – то оно скрыто под таким слоем чуши и жульничества, что не стоит тратить время на его поиски. Все это столь же бесполезно, как бесполезен этот джиксийский машинный бог. Вот уж уроды: опасные фанатики, бесконечно зудящие о своей механической утопии. У них точно не все дома. – Для пущей убедительности ученый постучал себе кулаком по лысине.
Обычно, едва Драфна открывал рот, Фелдон начинал хмуриться. На этот раз он ударил ладонью по столу.
– Нечего возводить напраслину на сумифских магов, ничего не проверив. Если мы чего-то не понимаем, это не значит, что это глупость.
Драфна ответил ледяным тоном:
– Я просто хочу сказать, что мне с трудом верится, что песнями можно успокаивать диких животных, только и всего.
– А мне с трудом верилось, что люди могут летать на транских машинах, – отрезал Фелдон. – С еще большим трудом мне верилось, что существуют механические драконы. Тем не менее их существование – факт, и факт признанный, поэтому я бы хотел быть готов к их появлению под этими стенами.
Этот разговор всплыл в памяти Лоран на пороге покоев Фелдона. Он и Драфна теперь постоянно спорили во время советов. Не поэтому ли Фелдон позвал ее к себе, не желая выносить новые предложения на общий совет?
Лоран постучала, глухой голос пригласил ее войти.
Покои Фелдона были обставлены более чем скромно – низкий стол, обычно заваленный книгами, несколько стульев, небольшая доска на стене. Фелдон сидел за столом, на котором на сей раз возвышался один-единственный предмет.
– Вы уже слышали новости? – спросила Лоран, входя.
Фелдон поднял на нее усталый взгляд.
– Про Иотию? Мне рассказал за завтраком Драфна. Это уже древняя история.
Лоран кивнула. Из фалладжийской пустыни даже слухи доходили с большим опозданием. И вот вчера прибыли беженцы из Зегона – оказывается, Урза перешел границу Корлиса и Иотии и начал освобождать город за городом. Превосходство в воинской силе у аргивян было столь велико, что фалладжи практически не сопротивлялись.
– Да, древняя история, – сказал Фелдон. – Новости дошли до нас только сейчас, так что я не поручусь, что пару дней назад под ударами Как-Его-Там не пал Томакул.
– Или, наоборот, фалладжи организовали контрнаступление и отбросили его войска назад, – заметила Лоран. – Но, полагаю, вы пригласили меня не затем, чтобы обсуждать вести с фронтов. Что-то случилось?
– Что вы скажете вот об этом? – спросил в ответ хромой ученый, жестом приглашая Лоран подойти поближе к столу. – Эту штуку нашли в своих сетях юмокские рыбаки – те самые, что год назад привезли нам коралловый шлем.
Предмет, на который указывал Фелдон, представлял собой невысокую широкую чашу с двумя ручками на тяжеловесной подставке. Материал напоминал медь, но Лоран была готова поклясться, что подобной меди она никогда раньше не видела. Предмет походил на жертвенные чаши, использовавшиеся в древних аргивских культах.
– Называется силекс, – сказал Фелдон, не отрывая глаз от чаши. – По крайней мере, так на ней написано. И пришла она к нам от [ в этом месте явно должно быть какое-то название, но в книге его не было – видимо, опечатка. прим. Vened'а ] или из Голгота. Оба названия я прочел впервые.
– Вы знаете, что это такое? – спросила Лоран.
Фелдон наклонил чашу в сторону аргивянки. Внутренняя поверхность чаши была испещрена изображениями маленьких фигурок, расположенных цепью и по спирали сходившихся от края чаши к центру.
– Эти значки – текст, рассказывающий о предназначении этой штуки, – сказал Фелдон.
Лоран сузила глаза.
– Вот эта спираль содержит транские знаки, – сказала она наконец.
Фелдон кивнул.
– Верно, но я не знаю их языка, – сказал он, затем показал на другую цепочку знаков. – А вот это – фалладжийские буквы, и хотя графика очень древняя, я смог их разобрать. А вот эти значки похожи на те, что используют для записи своих песней сумифцы, а эти совпадают с рунами на моем посохе. А вот эти, – Фелдон показал на другую спираль, – я вижу впервые. Нет ли у вас предположения, что они могут означать?
– Наверное, это ключ к транской графике, – ответила Лоран. – Ключ, позволяющий владельцу предмета научиться читать надписи на древних языках.
Фелдон улыбнулся:
– В самом деле. К сожалению, у этих надписей довольно мрачное содержание.
Лоран подняла бровь:
– А именно?
Фелдон заглянул внутрь чаши.
– Я еще не все понял, но основную идею уловил. Итак, как я сказал, предмет называется силекс, он из [ опять та же самая опечатка. прим Vened'а ] или от Голгота. Из текста непонятно, что или кто такой этот Голгот – страна, король или мастер, сработавший чашу. И судя по всему, этот предмет предвещает конец света.
Лоран безмолвно уставилась на Фелдона. Фелдон покачал головой:
– Я знаю, что вы сейчас думаете – что это все чушь, сказки и шарлатанство. Поэтому-то я и не решился показать эту вещь всем остальным. Драфна давно утвердился во мнении, что еще немного, и я начну расхаживать по башне с зажженным кадилом и крутить молитвенные колеса. И все же выслушайте меня – вот перевод с древнефалладжийского: «Сотри все с лица земли, очисти ее. По твоей воле наступит конец. Уничтожь империи и начни все сначала». И вот еще фраза: «Имей силу решиться – и наступит конец. Наполни меня воспоминаниями о земле». Звучит довольно недвусмысленно.
– «Наполни меня воспоминаниями», – повторила Лоран. – Звучит как болтовня шарлатанов. Как в старинных сказках, где для заклинаний требовались шепот умирающего солнца и улыбка кошки. Кажется, у фалладжи была такая сказка про город, который заключили в бутылку и он спасся, а весь мир был уничтожен?
Фелдон поднял глаза:
– Значит, вас это не убеждает? Лоран отрицательно покачала головой:
– Я думаю, что эта находка поможет нам раскрыть многие тайны. Возможно, здесь записано какое-то предостережение, сделанное в древние времена. Но слова про конец света не кажутся мне убедительными.
– Ладно. А теперь возьмите чашу в руки, – сказал Фелдон, откидываясь на спинку кресла. – Не бойтесь, возьмите ее.
Лоран взялась за ручки и подняла чашу со стола. Едва она прикоснулась к металлу, ее охватило какое-то необъяснимое беспокойство – такое чувство возникает, когда полуденное солнце вдруг скрылось и над всем миром простерлась тень. Лоран огляделась вокруг, и ей показалось, что в комнате и вправду стало темнее. Ей почудилось, что из проникшей в комнату тьмы раздался крик, печальный плач ребенка, такой тихий, что Лоран едва расслышала его.
Аргивянка поставила чашу на стол и отпустила ручки. В тот же миг тьма исчезла и все стало как прежде. Как будто солнце снова вышло из-за туч, и плач ребенка затих.
– Вижу, вы тоже это почувствовали, – сказал Фелдон. Лоран кивнула и присела напротив Фелдона, так что силекс оказался точно между ними.
– Тут что-то есть.
– Что-то такое, чего мы еще не понимаем, – согласился Фелдон. – Что это? Предупреждение? Оружие?
– Но что это вообще значит? – спросила Лоран. – «Наполни меня воспоминаниями»…
– Разве Хуркиль не обучала вас технике медитации? – поинтересовался Фелдон.
– Она обучила архимандрита, а та кое-чему научила меня, – ответила Лоран. – Но существует очень много техник медитации, у разных ученых они разные, например у певцов-колдунов из Сумифы…
Фелдон оборвал ее жестом:
– Я спрашиваю о той технике, которой пользуется наша молчаливая подруга Хуркиль.
– Архимандрит говорит, что она усаживается поудобнее и думает о своем родном Лат-Наме, о лазурных волнах, покрытых белыми барашками, о том, как они разбиваются о берег, на миг зависая в воздухе. Я думаю, что мысли о родине позволяют ей достичь покоя, – сказала Лоран. – Пока они живы в ее памяти, ей нет нужды возвращаться на свой родной остров.
– И это все? – спросил Фелдон.
Лоран пожала плечами:
– Была пара странных случаев, – сказала она. – Архимандрит говорила, что после медитаций Хуркиль в ее комнатах становилось чище, как будто в них убирали. Книги сами собой оказывались на полках, а перья – в футляре. И конечно, никто не признавался, что это сделал он.
– И вы верите в это? – прорычал ее собеседник.
– Мне кажется, нам нужно глубже в это вникнуть, – ответила Лоран. – Если бы речь шла не о Хуркиль, Драфна заявил бы, что все это сказки и бредни.
– Верно, – кивнул Фелдон. – Но пытались ли вы попробовать сами? Пытались ли вы сосредоточенно вспоминать свою родину?
Лоран снова пожала плечами:
– Я не слишком хочу думать о том, что сейчас делается в Аргиве.
– Да, пожалуй, – сказал ученый. – А я попробую-таки выучиться медитации. Кажется, есть нечто общее между искусством медитации и идеей наполнить некий сосуд воспоминаниями о земле.
Лоран не ответила, а поглядела на чашу. Она протянула руку, но не решилась вновь прикоснуться к медному предмету.
Тишину нарушил Фелдон:
– Если это оружие, может ли им воспользоваться кто-то из братьев?
Лоран отрицательно покачала головой:
– Не думаю. Это же не механизм, нет ни тросов, ни противовесов, ни шестеренок, ни источника энергии. Есть предупреждение, да и чувство опасности возникает, когда касаешься ее.
Фелдон кивнул:
– Согласен. И все же почему мне так не хочется никому об этом рассказывать?
Лоран задумалась.
– Во всяком случае, надо рассказать архимандриту, – сказала она. – И надо обязательно переписать эти значки на пергамент. Несомненно, переводы помогут нам в работе. А потом спрятать чашу в надежное место, чтобы ее не выкрали. Просто на всякий случай – а вдруг эта чаша в самом деле может то, что на ней написано.
Фелдон еще раз кивнул, не отрывая глаз от силекса.
– В этом есть некое искушение, не правда ли? В том, чтобы стереть все с лица земли и начать все сначала?
Лоран поднялась с кресла, но задержалась у двери.
– Да, – согласилась она, – но в таком случае скорее всего ваши ледники расплавятся. Что же вы будете изучать?
Фелдон грустно улыбнулся:
– Разумно. Что бы там ни происходило между Мишрой и Как-Его-Там, дела еще не так плохи.
Лоран улыбнулась в ответ и оставила Фелдона наедине с его вопросами. Оказавшись в коридоре, она потерла ладони. Пальцы едва повиновались: только сейчас, спустя примерно полчаса с момента, как она взяла в руки чашу, они начали постепенно оживать. Она несколько раз сжала и разжала кулаки, пытаясь вернуть пальцам чувствительность.
«Да что это я, – подумала Лоран. – Ведь правда, дела идут совсем неплохо».
Пока.
Глава 25: Дыба
Тавнос лежал в темнице. Его запястья были закованы в кандалы, ноги были точно так же скованы футовой цепью. Цепи соединялись друг с другом третьей, совсем короткой, к ней. была прикована четвертая цепь, длиннее прочих, а она в свою очередь была прикована к большому железному кольцу в полу. Все было сделано с тем расчетом, чтобы узник не только передвигаться, но и просто встать практически не мог.
Впрочем, темница была такая маленькая, что передвигаться было некуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72