Впрочем, некоторые говорили другое. Слухи, неведомо кем распространяемые, кружили по городу, вызывая страх. Говорили, будто гвардейцы, мстя за свое поражение на турнире, напали на Листьев и прирезали их где-то в лесу. Или просто похитили, чтобы привезти в Гнездо и бросить к ногам Матери. Слыша такое, люди скрежетали зубами, их руки сами сжимали рукояти палок.
Дорон весь день кружил по городу, ловя сплетни в трактирах и кабаках, подслушивая перешептывания торговцев. В полдень снова наблюдал за обходом стен Горчема, а к вечеру отправился в обратный путь. Через два дня бан должен умереть.
* * *
— Почему они так со мной поступили? Скажи, Лист, ты человек мудрый. Почему они назвали меня предателем и покрыли позором мое имя?
— А может, ты и верно предатель…
Магвер вскочил с земли, его щеки пылали, глаза превратились в щелочки.
— Лист, — прошипел он, — я не…
Дорон спокойно смотрел на него.
— Сядь, Магвер. Я ведь знаю, что это не так. Я чувствую. Я знал, что должен тебе помочь.
— Скажи, Лист, что мне делать? Позор обрушился на мою голову. Как изменить судьбу? Я должен встретиться с Острым, объяснить ему все, узнать, почему он меня обвинил.
— Ты еще слаб…
— Я чувствую, что ко мне возвращаются силы, еще день-два, и я смогу отправиться в долгий путь. Я должен туда вернуться.
— Глупишь, парень, словно волк у тебя разум выгрыз. Сначала надо узнать, кого из твоей группы схватили городовые. Только потом можно будет что-то установить. Впрочем, думается, это не самая удачная мысль.
— Почему, Лист?
— Подумай: тебя сочли предателем. И вот теперь, вместо того чтобы находиться в руках палачей или подыхать от яда оборотника, ты ни с того ни с сего появляешься целехонький и здоровый. Кто тебе поверит? Подумают, что тебе помогли знахари бана и ты расставляешь очередную ловушку. Так что не спеши.
Лист замолчал. У него возникли подозрения, которыми он не хотел делиться с юношей. Возможно ли, чтобы Острый не различил предателя? Ведь он — Шепчущий, человек, владеющий магией, умеющий заглянуть человеку в мысли и душу. А может, именно поэтому? Может, подготавливая разум Магвера к овладению собачьим телом, он что-то увидел, предчувствовал? Может, почуял в мыслях след предательства, может, скверные намерения, может, другое решение?
— Магвер, попытайся вначале подумать. Быть может, отыщешь какую-то причину, из-за которой Острый мог назвать тебя предателем?
— Я сказал тебе, господин…
— Нет, я не о том, хотел ты его выдать или нет. Но может, сказал что-то такое, что дало ему повод к подозрениям. Или о чем-то таком подумал. Он уловил твои мысли и чувства. Ведь он должен был прощупать твой ум, прежде чем научил нападать на другие разумы, даже собачьи. Может, отыскал в твоих желаниях что-то такое, что его удивило. Подумай, вспомни…
— Ничего такого я не помню, — сказал Магвер. Он смотрел на Дорона как человек, который знает, что говорит, и не испытывает никаких сомнений. Неожиданно он что-то припомнил, стиснул губы.
— Ну?.. — тихо спросил Лист.
Магвер застыл, его руки дрожали.
— Что-то было, — медленно проговорил он. — Сейчас, когда я начал задумываться, мне кажется, будто бы что-то было…
— Что?
— Что-то очень важное, настолько важное, что может объяснить все. Удивление и тревога появились на его лице.
— Что?
— Не помню, — сказал Магвер. — Не могу вспомнить.
* * *
Дорон не хотел пока выдавать Магверу свой план. Паренек вначале выспрашивал, потом, увидев, что Лист не желает рассказывать, перестал. Однако его любопытство возрастало. Лист не бросал слов на ветер, видимо, придумал что-то удачное. Но ведь это не умещается в голове — убить человека, не имея возможности это сделать, пока ты жив сам. На удивление накладывалось сожаление. Магвер так хотел, чтобы Дорон ему поверил! Ведь достаточно было одного дня, чтобы Магвер стал предан Листу телом и душой. Как раньше в Остром, так теперь в Листе он видел олицетворение давней мудрости, праведной мощи, понимания мира. Насколько же различными были два эти мужчины, и все же похожими. Оба накладывали на человека невидимые узы, опутывали звучанием своего голоса, взглядом, малейшим жестом. Их можно было любить или ненавидеть. И когда мир Магвера рухнул, когда он почувствовал себя преданным всеми — появился Лист. Спас от верной и мучительной смерти, кормил, поил, давал отвары из трав. Слушал и объяснял. Этого было достаточно, чтобы Лист занял в мыслях Магвера место, опустевшее после Острого.
* * *
Все больше возов с данью съезжалось к Горчему. Запряженные волами телеги тянулись длинными обозами с солью и шкурами, зерном и кремнем. Толпы заполняли улицы, ведь нечасто доводилось видеть в Даборе полудиких лесных людей из-под Урегги, гордых вассалов Ассальдона с островов на Мокрадлах, холопов из Ариема. Часть товаров, плоды тяжких трудов народа Лесистых Гор, отберут посланцы Города Ос.
Зерно не интересовало гвардейцев. Земля Ос рожала достаточно зерна, чтобы возить его еще и из Даборы. Достаточно кремня поставляли копи у подножия гор Марке-Диб. Гвардейцы забирали у приезжих луки и йопаны, вышитые одежды, кремневые инструменты и оружие. Этого было немного: десять — двенадцать телег. Казалось бы — ерунда по сравнению с длинными обозами, съезжающими в Дабору. Но гвардейцы отбирали самое лучшее, выполненное особо старательно и тщательно. Йопы, плетенные из ремней; клееные троегнутые луки; тщательно отшлифованные каменные инструменты.
Половину полученной осенью дани бан тратил на содержание работающих на Город Ос ремесленников, и люди знали, что эти десять упряжек в действительности вывозят результат годового труда целого края.
Половина осенней дани шла в Увегну. Там жили Мастера Стекла. Они делали стекло для бана и многих сановников, продавали в Ольтомар и кочевникам. Но самые красивые и ценнейшие изделия мастеров забирала Гвардия. Именно за ними гвардейцы в основном и приезжали в Дабору. Весь год Шершни сидели в Остроде, крепости, стоявшей у основания Круга Лесистых Гор. Весной их питали поставки из Города, а осенью часть гвардейцев направлялась в Дабору за данью.
Так было и теперь.
Поздним вечером два воза ехали по главной улице Даборы от Западных Ворот к Горчему. Они прибыли из Тулуогре, края, лежащего на юге Лесистых Гор. Их сопровождали меньше десятка солдат бана.
На улице все еще было много народа. Большинство останавливалось, чтобы полюбоваться цветными, плетеными из крашеной шерсти шапочками, которыми обитатели Тулуогре украшали головы своих волов.
— Что везете? — крикнул кто-то из толпы.
Ответа он, конечно, не дождался ни от возниц, ни от солдат. Зато какой-то оборванец выскочил на середину улицы и проорал:
— Знаю я их, ублюдков! Папки для наших спин везут! Палки для городовых!
Он хотел снова юркнуть в толпу, но в этот момент из толпы неожиданно выскочили двое стражников. Оборванец метнулся в сторону, но к нему уже бежали и те солдаты, которые до того присматривали за возами.
— Палки! Палки! Я чувствую их своей спиной! — верещал какой-то сгорбленный дедок, опирающийся на костыль и одетый в рваное тряпье.
Стражники ворвались в толпу, преследуя оборванца, вызвавшего скандал. При этом они, не щадя никого, раздавали удары палками направо и налево.
— О Земля! — воскликнула какая-то женщина. С залитым кровью лицом она повалилась на землю. Муж наклонился, чтобы помочь ей встать, но на него налетел один из стражников. Они перевернулись и упали, солдат поднялся первым. Мужчина прыгнул ему под ноги, головка палицы ударилась о землю, оба покатились по грязным доскам.
— Палки! Палки! — продолжал верещать старец.
Солдаты слишком глубоко врезались в толпу. Осыпаемые ударами люди гневно зашумели.
Командир стражников схватил свистульку. Его повалили на землю, принялись пинать.
Но солдаты уже успели прийти в себя и, сгрудившись около возов, принялись избивать напирающих людей.
— Палки везут, чтобы избивать ими нас! — Старик недвижимо стоял среди бьющихся и кричал.
Опирающиеся спинами об один из возов стражники выдержали бы до прихода помощи. Они стояли плечом к плечу, били ловко, крепко, не обращая внимания на нарастающий напор горожан. Красные от крови концы палок колотили по головам, втыкались в животы, переламывали руки.
Могучий черноволосый мужчина вскочил на воз. Скинул возницу, щелкнул бичом. Волы двинулись вперед. Стражники лишились опоры. Один упал, его тут же накрыла толпа. Второму угодил в голову метко брошенный камень.
В этот момент в начале улицы появилась помощь. Городовые бежали к дерущимся, крича, потрясая щитами и копьями. Даборцы бросились бежать, оставляя на земле убитых и раненых. Прыснули во все стороны, скрываясь в боковых улочках, часть помчалась к Западным Воротам. За ними побежали городовые и солдаты, положив еще несколько человек.
Рядом с покинутым возом и валяющимися на земле телами остался только согбенный старик и надрывался:
— Палки! Палки на наши головы!
Так он и стоял, пока не вернулась первая группа солдат. Ее командир подошел к деду и сильным ударом палицы переломил ему шею.
* * *
— Это бунчук! — крикнул Магвер. Сидящий на коротком древке кремневый шар был выкрашен зеленым. Рукоять оплетена красным ремнем. — А тебя не узнают в воротах?
— Борода закрыла мне лицо и знак, башмаки у меня на толстой подошве, кожу я зачернил. — Дорон кончил обгладывать заячью кость, бросил в огонь, вытер ладони.
— А потом? — тихо спросил Магвер.
— У меня есть вот что. — Лист поднял лежащий рядом мешочек. Вывалил содержимое на землю. Там были шлем, кафтан, башмаки и штаны — полная форма телохранителя бана.
— И что дальше? — Магвер пытался в который уже раз выудить из Дорона хоть какие-нибудь сведения, но Лист покрутил головой и принялся снова запихивать одежду в мешок.
— Где ты взял бунчук?
— Получил от бана двадцать лет назад.
— Мало у кого такой есть.
— Зеленый с красной ручкой? Да, мало у кого. Я могу войти во дворище бана в любой момент, по моему приказу прислужники должны будут разбудить Пенге Афру, меня обязаны слушаться все его сотники.
— Но я все еще не знаю, господин…
— Думай, — усмехнулся Дорон. — От меня ты больше не услышишь ни слова. Во всяком случае, пока.
— Почему? Или ты все еще не доверяешь мне?
— Доверяю.
— Тогда почему же?
— Не знаю, поймешь ли ты, Магвер. — Дорон помолчал. — Ну хорошо, попытаюсь. Слушай внимательно. Пришло время знамений. Странных знамений. Больших знамений. Волнуется народ на пограничьях. Зашевелились Шершни. Восстали рабы в копях. В этом году Гнездо прислало за данью большой отряд. Все это на первый взгляд кажется обычным, бунты и увеличение размера податей случались и раньше. Но столько знамений одновременно не появлялось ни разу. А ведь это только начало. Деревья, священные мои братья, опять явили свою волю. Выбрали человека, хотя я — их предыдущий слуга — все еще хожу по белу свету. Такого не случалось давно. Вдобавок они вторично выбрали его здесь, в Даборе. Это знамение крупнее предыдущих, но не последнее. Посуди сам: бановские убийцы нападают на Листа, друга Священных Деревьев, избранника Гая! Почему, что за причина? Не знаю и, возможно, никогда правды об этом не узнаю. Но они его убили! Говорю тебе, не так просто убить Листа! За ним стоит мощь Земли Родительницы и детей ее, самых старых деревьев. Но его убили. Бан боится чего-то, может быть, что-то замышляет. Что мог он знать об Ольгомаре? Ничего! А я знаю, знаю: бану наворожили. В листике, который вырос на карогге из Священного Гая, я нашел зерно. Неизвестное мне зерно. Мои глаза не помнят, а пальцы не узнают его формы и шероховатости, его запах мне незнаком. Я, Лист, не могу припомнить дерева, его родителя. Значит, это зерно нового дерева, которое Земля Родительница дала людям. Это знамение. Я не умею его прочесть, но могу сказать просто: нечто новое должно явиться на свет. Что? Чего испугался бан? Откуда мог об этом знать, ведь пророчество было дано уже после смерти Ольгомара. Пенге Афра — маг, но откуда он мог черпать силу, достаточную, чтобы убить Листа? Хотелось бы знать ответ на этот вопрос, но для меня сейчас важнее другое. Месть. И я ее свершу. Как — сказать тебе не могу. Ибо пока мысль о каком-либо событии таится в человеческой голове, она недоступна другим. Но как только кто-нибудь выразит эту мысль словами, даже если он одинок, в самой сердцевине леса, слова эти начинают существовать. В дыхании, в коре деревьев, в шуме трав, в волчьей тропе. И тогда уже ничто не в состоянии изгнать их из мира. Такие, затаившиеся в тысячах вещей, слова умелый человек может прочесть. Пенге Афра достаточно могуществен. Но от меня он не услышит ничего. Однако я проведу тебя в Дабору. А там вскоре узнают все.
— Когда отправимся? — серьезно спросил Магвер. Он неожиданно понял, что Дорон, так свободно разговаривающий с ним, идет на смерть. Что шип Черной Розы уже коснулся груди Листа, уже покалывает его кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35