Все ее тело и большую часть лица покрывал красивый коричневый мех.
– Привет, – сказала она. – Хочешь прокатиться?
– Можно.
– А можно и мне?
– Наверное, – ответил он. – Вот только как насчет твоих родителей?
Девочка пожала плечами, и Хаос проснулся. Она сидела рядом, точь-в-точь как во сне, но они по-прежнему находились в пустыне, в авто Келлога. Позади садилось солнце, его тусклое сияние заполняло машину. Хаос почувствовал жуткую жажду. Отыскал между передними сиденьями бутылку с водой, напился.
– Привет, – сказала девочка. Мелинда, вспомнил он. Мелинда Селф.
– Ты давно проснулась?
– Не очень. Можешь еще поспать. Мне все равно.
– Нет. Я хочу ехать.
– А может, еще еды принести? Он отдал ей ключи, она вышла и отперла багажник. Хаос протер глаза, повернулся на сиденье и уставился назад, на полотно автострады. Теперь он был уверен, что малоамериканцы их не преследуют. Интересно, подумал он, как они поступили с Келлогом, когда нашли его лежащим с окровавленной головой у водохранилища? И что он им сказал?
Вернулась Мелинда с охапкой банок. Выбрала одну. Вскрыла.
– Мне снился сон, – сказал Хаос. – Но не от Келлога. Мой собственный. Впервые в жизни.
– Угу, – отозвалась она с, набитым ртом.
– Совершенно не такой, как остальные, – продолжал он. – Как будто я – не я. И все кругом иначе. Там был компьютер, я с ним разговаривал, а еще машина с солнечными панелями…
– Машина и мне снилась.
– Это была другая машина, – сказал он. – Из пластмассы, кажется, и ключи не такие, как эти. Не знаю, на что похожа… Может, на гоночную.
– Угу. Я ее тоже видела. Но только она не ехала. И еще кругом была вода и деревья. « И ты выходишь из дома…
Хаос посидел молча. Осмыслил. Девчонкин сон сходился с его собственным. Эффект Келлога. При отсутствии самого Келлога.
Но, может, для Мелинды это нормально? Своих снов она отродясь не видала. Значит, дело только в ней. Келлог далеко, и она просто-напросто подсматривает сны того, кто ближе.
Он вспомнил слова Келлога о том, что эффект сновидений – ерунда, что Хаос, если попытается, сам его добьется. Но Келлог на своем веку чего только не нагородил: начнешь разбираться – увидишь миллион противоречий.
Но по крайней мере в одном Келлог был прав: Хаос очень многого не понимал.
А как насчет самого сна? Что он означал?
– Это похоже на то, что было прежде? – спросила Мелинда.
– Нет, – поспешно ответил он. – Всего-навсего сон. Забудь.
– Ладно.
Хаос завел машину, выехал на автостраду и запасся терпением для нового перегона. Мелинда выбросила в окно пустую жестянку, а консервный нож убрала в бардачок.
А вообще-то жалко, – сказала она некоторое время спустя.
– Чего тебе жалко?
– Я бы очень хотела туда попасть. Мне там понравилось.
Мне тоже, подумал Хаос. Но вслух не сказал. Он припомнил завершение сна, чувство одиночества, и подумал: должно быть, она не знает всей истории. Она видела только машину, озеро и лес. Настоящий рай, на ее взгляд. Но во сне был не рай. Там были какие-то реальные проблемы. Ему показалось, что там совсем не просто.
Почему же ей так хочется туда вернуться? Он гнал машину все утро, пока солнце не поднялось в зенит. Впереди пустыню сменяли горы. Он оставил позади несколько городов, не обращая внимания на дорожные знаки и указатели въездов. Мелинда принюхивалась, присматривалась к далеким зданиям, а Хаос на них почти не глядел. Они ни разу не свернули с автострады. Когда приходило время есть, съезжали с обочины и копались в багажнике. В конце концов в баке иссяк бензин, и Хаос опустошил запасную канистру Келлога. Заодно помочился на столбик рекламного щита, а Мелинда перешла через магистраль и присела на корточки на песке.
По пути им не встретилось ни единой души, только брошенные машины. От самой Малой Америки – ни единого признака человеческой жизни.
– Бензин скоро кончится, – сказал Хаос.
– А ты мой шланг выбросил, – сказала она.
– У Келлога в багажнике есть. Возле первой попавшейся машины они остановились и осушили бак. К сумеркам расстояние между ними и горами сократилось вдвое. Впереди туман казался зеленым. Хаос остановил машину за гаражом, запертым на висячий замок, и развел небольшой костер, а тем временем Мелинда собрала обед из консервов и воды. Когда наступила ночь, они снова заснули в машине, он – на заднем сиденье, она – на переднем.
Опять ему снился дом у озера, но на этот раз он к компьютеру не подходил. Не был готов вникать в его теории и проблемы. Слишком уж похоже на общение с Келлогом. Когда он проснулся, солнце почти уже встало, а девочки на переднем сиденье не было. Он выбрался из машины, запретив себе даже упоминать о сне.
Ее нигде не было видно. Либо она – в кювете на той стороне автострады, либо ушла погулять в пустыню, на север, на поросшие кустами холмы. Он прополоскал рот водой, сплюнул на песок, затем подошел к гаражу – отлить на стену. Струйка зашелестела, разбиваясь об алюминий, и он не услышал голос девочки, пока не опорожнил мочевой пузырь.
– Перекрывай, – сказала она, – тут уже потоп.
Он обошел сарай и увидел полуоторванный лист алюминия.
– Ты погляди, – сказала она, высовывая голову наружу. – Тут интересно. Залезай.
Стараясь не порезать руки, он взялся за алюминиевый лист, расширил отверстие и пролез в гараж.
– Смотри. Машины.
Пол был земляной, сваи, на которых стоял гараж, выступали из песка. Когда глаза привыкли к сумраку, Хаос увидел, что так взволновало девочку: автомобили напоминали машину из его сна. Короткие, приземистые. Корпуса из легкой пластмассы, панели солнечных аккумуляторов. И вместо замочных скважин – пластины фотоэлементов. Обе машины были целехоньки, будто только что с конвейера, в полутьме слабо сиял лак.
Мелинда гордо улыбнулась:
– Смотри.
Она прижала ладонь к пластине, дверца отворилась, ожил двигатель.
– Выруби, – сказал он. Она снова приложила ладонь к дверце, машина закрылась и умолкла.
– Почему она работает в темноте? спросила девочка.
– Может, стартовые аккумуляторы или что-нибудь в этом роде, – предположил он. – Не знаю.
– Мы можем па ней поехать, – сказала она с надеждой.
– Нет.
– Откуда они?
– Не знаю, – сердито ответил Хаос. – И не хочу об этом говорить. Все, уходим.
Он протиснулся в лаз, она – следом. В молчании они разделили новую банку, затем он раскидал ногой останки костра и забросил мусор как можно дальше в пустыню. Они забрались в машину Келлога и поехали. На сарай au так ни разу и не оглянулся.
В разгаре утра они достигли предгорий и, взбираясь по серпантину, угодили в туман. Когда остановились перекусить у ручья, туман еще просвечивал – казалось, зеленоватые жгуты липнут к скалам, деревьям и даже асфальту; иные плыли над землей, точно призраки. В полдень облако сгустилось, дорога впереди исчезла, в небе, все быстрее теряющем синеву, полоскались зеленые флаги. Машина еле ползла, Хаос напрягал глаза, высматривая впереди редкие обрывки дорожного полотна или ограждения. Гор он уже не видел, слои зеленого кружева стали непроницаемы, все реже на ветровое стекло падали лучи солнца.
– Подними боковое стекло, – сказал он Мелинде, которая молчала с самого завтрака. Она кивнула и закрутила ручку.
Теперь автомобиль продвигался короткими рывками. Дорога сгинула напрочь, Хаос с трудом видел капот. Даже воздух между ветровым стеклом и лицом был насыщен туманом.
– Тащимся, как черепаха, – сказала Мелинда.
– Ничего, терпимо, – ответил он. – А ведь хорошо, что мы не в той солнечной машине, верно? Через такой туман лучи не проходят.
– Да какая разница? Все равно еле ползем. В конце концов ему пришлось остановиться. Он повернул голову к Мелинде, между ними висел зеленый занавес. Она помахала ладонью, но это почти не помогло.
– И сюда забирается, – сказала она.
– Машина не герметична. Даже с поднятыми стеклами.
– А может, те солнечные машины герметичны?
Хаос рассмеялся:
– Возможно.
Он вышел из машины и встал рядом. У зелени не было глубины, казалось, перед тобой лист бумаги. Он поднял ладони к лицу и не увидел их. С гор прилетел ветер, сплющил последние крохи видимого пространства.
Мелинда ощупью обогнула машину и взяла Хаоса за руку:
– Может, лучше повернуть?
– Давай чуток прогуляемся, – сказал он.
– Давай.
Держа ее за руку, он отошел от машины к щебенчатой бровке дороги. И дальше сквозь слепящую зелень их вел хруст щебня.
Мун стиснул руку дочери. Они сидели в приемной Белого Уолната. В непроницаемой зелени кто-то шуршал бумагами на столе. Уже час прошел после первого разговора с секретаршей, и весь этот час Мун просидел в кресле. Влажная рука дочери ответила на пожатие. Они ждали. Мун слышал шум генераторов, питавших громадное сооружение, они были где-то близко, так близко, что казалось, принюхайся хорошенько, и учуешь дефицитный и дорогой полупрозрачный воздух.
Уже много лет Мун не видел ничего, кроме зелени. Только лаборатория Белого Уолната располагала техникой, которая позволяла видеть нормально, и ни разу доселе Мун не проникал так глубоко в недра этого сооружения. Дочь и вовсе не понимала, что значит»нормально видеть». Потому-то он ее сюда и привел. Решил добиться, чтобы ее взяли в белоуолнатскую школу, где талантливым детям дозволено учиться на свету. Таков был его план. Но если он рухнет, Мун утешится мыслью, что дочь была здесь. Неделю, день… Да хоть бы час! Просто увидеть. Один-единственный разок. Чтобы узнать.
Но в Белом Уолнате он встретил упорное и организованное сопротивление. Во всяком случае, так Муну казалось. В этом офисе, куда посетитель мог обратиться с просьбой или жалобой, стояла зелень; Муну и его дочери не давали даже одним глазком взглянуть на вожделенный зримый мир за воздухонепроницаемой дверью. А персонал на все его вопросы отвечал молчанием каменных истуканов.
– Мистер Мун, – позвала наконец женщина. Он взял дочь за руку и повел к столу.
– Пройдите со мной. – Секретарша взяла его за плечо и повела сквозь ряды столов, через несколько проходов, в дальнюю часть зала. Затем звук шагов подсказал, что они входят в помещение поуже, может быть, в коридор, и с обновленной надеждой Мун подумал, что скоро они с дочерью, быть может, увидят свет.
Секретарша скользнула прочь, скрылась за дверью, через которую они вошли; тут же грубые руки схватили Муна за плечи и оторвали от дочери.
– Линда! – выкрикнул он.
– Папа!
– Молчать! – рявкнули в ухо Муну. Грубые руки повалили его в кресло. – Сиди тихо. – По шуму Мун определил, что вокруг него три-четыре человека.
– В чем дело? – спросил он.
– В твоих глазах. Сиди спокойно.
– Папа?
– Линда, все в порядке. Тебе ничего плоxoгo не сделают.
Затрещала рвущаяся ткань. Кто-то запрокинул Муну голову, поднял волосы со лба. По векам мазнула влажная вата. Неприятный запах… Перекись водорода. Затем – сухое полотенце, и тут же на глаза легло что-то жесткое и холодное. Мун недоумевал: зачем нужны шоры в нормальном свете? Он услышал возглас Линды – ее вытолкали с кресла К и погнали в дальний конец комнаты. В следующее мгновение чьи-то ладони толкнули его в плечи, в том же направлении. Справа и слева от него стояли люди. Впереди чмокнули резиновые прокладки, засвистел воздух. Мунa тычками погнали вперед, через воздушный шлюз, и вдруг он сообразил, что чернота на глазах – не очки для слепца, а тонированные пластмассовые линзы, они должны защитить атрофированные глаза от света.
Он снова видел. Но еле-еле. Различал впереди силуэты дочери и двух ее поводырей.
Видел яркие лампочки на потолке коридора. Повернув голову, кое-как рассмотрел людей, шедших совсем рядом.
Его быстро провели коридором в лифт. Кабина камнем ринулась вниз, остановилась, разъехались створки двери. Двое вывели Линду и исчезли. Мун двинулся вслед, но оставшиеся два проводника удержали его на месте. Кабина закрылась.
– Э, постойте, – сказал Мун. – Куда…
– Успокойся. Нам надо с тобой поговорить. А с ней все будет в порядке.
– Что вы…
– Ты же сам ее привел, хочешь устроить в школу. Значит, ей надо пройти кое-какие экзамены. Верно? – В его предплечье больно впились чужие пальцы.
Это нечестно, подумал Мун. Я хочу быть с ней, когда она поймет, что значит «видеть». Я хочу разделить с ней это мгновение.
И вообще, он не хотел сумрака за пластмассой линз. Он хотел ошеломить ее светом.
Кабина провалилась па этаж и открылась; Муна провели по другому коридору в кабинет без мебели. Он пытался рассмотреть через пластмассовые кружочки лица и одежду сопровождающих, но видел только дымчатые силуэты. Принесли стулья. Муна усадили посреди кабинета, спиной к двери.
– Мун, – сказал один из незнакомцев, – Ты назвался фамилией Мун.
– Да…
– Но мы никогда о тебе не слышали. У тебя было другое имя.
Мун невольно поднял руку, схватился за липкую ленту на переносице. Он хотел видеть, с кем разговаривает.
– Руку с лица! А ну, живо! Вот так. Сиди спокойно, руки на коленях. Назови настоящую фамилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Привет, – сказала она. – Хочешь прокатиться?
– Можно.
– А можно и мне?
– Наверное, – ответил он. – Вот только как насчет твоих родителей?
Девочка пожала плечами, и Хаос проснулся. Она сидела рядом, точь-в-точь как во сне, но они по-прежнему находились в пустыне, в авто Келлога. Позади садилось солнце, его тусклое сияние заполняло машину. Хаос почувствовал жуткую жажду. Отыскал между передними сиденьями бутылку с водой, напился.
– Привет, – сказала девочка. Мелинда, вспомнил он. Мелинда Селф.
– Ты давно проснулась?
– Не очень. Можешь еще поспать. Мне все равно.
– Нет. Я хочу ехать.
– А может, еще еды принести? Он отдал ей ключи, она вышла и отперла багажник. Хаос протер глаза, повернулся на сиденье и уставился назад, на полотно автострады. Теперь он был уверен, что малоамериканцы их не преследуют. Интересно, подумал он, как они поступили с Келлогом, когда нашли его лежащим с окровавленной головой у водохранилища? И что он им сказал?
Вернулась Мелинда с охапкой банок. Выбрала одну. Вскрыла.
– Мне снился сон, – сказал Хаос. – Но не от Келлога. Мой собственный. Впервые в жизни.
– Угу, – отозвалась она с, набитым ртом.
– Совершенно не такой, как остальные, – продолжал он. – Как будто я – не я. И все кругом иначе. Там был компьютер, я с ним разговаривал, а еще машина с солнечными панелями…
– Машина и мне снилась.
– Это была другая машина, – сказал он. – Из пластмассы, кажется, и ключи не такие, как эти. Не знаю, на что похожа… Может, на гоночную.
– Угу. Я ее тоже видела. Но только она не ехала. И еще кругом была вода и деревья. « И ты выходишь из дома…
Хаос посидел молча. Осмыслил. Девчонкин сон сходился с его собственным. Эффект Келлога. При отсутствии самого Келлога.
Но, может, для Мелинды это нормально? Своих снов она отродясь не видала. Значит, дело только в ней. Келлог далеко, и она просто-напросто подсматривает сны того, кто ближе.
Он вспомнил слова Келлога о том, что эффект сновидений – ерунда, что Хаос, если попытается, сам его добьется. Но Келлог на своем веку чего только не нагородил: начнешь разбираться – увидишь миллион противоречий.
Но по крайней мере в одном Келлог был прав: Хаос очень многого не понимал.
А как насчет самого сна? Что он означал?
– Это похоже на то, что было прежде? – спросила Мелинда.
– Нет, – поспешно ответил он. – Всего-навсего сон. Забудь.
– Ладно.
Хаос завел машину, выехал на автостраду и запасся терпением для нового перегона. Мелинда выбросила в окно пустую жестянку, а консервный нож убрала в бардачок.
А вообще-то жалко, – сказала она некоторое время спустя.
– Чего тебе жалко?
– Я бы очень хотела туда попасть. Мне там понравилось.
Мне тоже, подумал Хаос. Но вслух не сказал. Он припомнил завершение сна, чувство одиночества, и подумал: должно быть, она не знает всей истории. Она видела только машину, озеро и лес. Настоящий рай, на ее взгляд. Но во сне был не рай. Там были какие-то реальные проблемы. Ему показалось, что там совсем не просто.
Почему же ей так хочется туда вернуться? Он гнал машину все утро, пока солнце не поднялось в зенит. Впереди пустыню сменяли горы. Он оставил позади несколько городов, не обращая внимания на дорожные знаки и указатели въездов. Мелинда принюхивалась, присматривалась к далеким зданиям, а Хаос на них почти не глядел. Они ни разу не свернули с автострады. Когда приходило время есть, съезжали с обочины и копались в багажнике. В конце концов в баке иссяк бензин, и Хаос опустошил запасную канистру Келлога. Заодно помочился на столбик рекламного щита, а Мелинда перешла через магистраль и присела на корточки на песке.
По пути им не встретилось ни единой души, только брошенные машины. От самой Малой Америки – ни единого признака человеческой жизни.
– Бензин скоро кончится, – сказал Хаос.
– А ты мой шланг выбросил, – сказала она.
– У Келлога в багажнике есть. Возле первой попавшейся машины они остановились и осушили бак. К сумеркам расстояние между ними и горами сократилось вдвое. Впереди туман казался зеленым. Хаос остановил машину за гаражом, запертым на висячий замок, и развел небольшой костер, а тем временем Мелинда собрала обед из консервов и воды. Когда наступила ночь, они снова заснули в машине, он – на заднем сиденье, она – на переднем.
Опять ему снился дом у озера, но на этот раз он к компьютеру не подходил. Не был готов вникать в его теории и проблемы. Слишком уж похоже на общение с Келлогом. Когда он проснулся, солнце почти уже встало, а девочки на переднем сиденье не было. Он выбрался из машины, запретив себе даже упоминать о сне.
Ее нигде не было видно. Либо она – в кювете на той стороне автострады, либо ушла погулять в пустыню, на север, на поросшие кустами холмы. Он прополоскал рот водой, сплюнул на песок, затем подошел к гаражу – отлить на стену. Струйка зашелестела, разбиваясь об алюминий, и он не услышал голос девочки, пока не опорожнил мочевой пузырь.
– Перекрывай, – сказала она, – тут уже потоп.
Он обошел сарай и увидел полуоторванный лист алюминия.
– Ты погляди, – сказала она, высовывая голову наружу. – Тут интересно. Залезай.
Стараясь не порезать руки, он взялся за алюминиевый лист, расширил отверстие и пролез в гараж.
– Смотри. Машины.
Пол был земляной, сваи, на которых стоял гараж, выступали из песка. Когда глаза привыкли к сумраку, Хаос увидел, что так взволновало девочку: автомобили напоминали машину из его сна. Короткие, приземистые. Корпуса из легкой пластмассы, панели солнечных аккумуляторов. И вместо замочных скважин – пластины фотоэлементов. Обе машины были целехоньки, будто только что с конвейера, в полутьме слабо сиял лак.
Мелинда гордо улыбнулась:
– Смотри.
Она прижала ладонь к пластине, дверца отворилась, ожил двигатель.
– Выруби, – сказал он. Она снова приложила ладонь к дверце, машина закрылась и умолкла.
– Почему она работает в темноте? спросила девочка.
– Может, стартовые аккумуляторы или что-нибудь в этом роде, – предположил он. – Не знаю.
– Мы можем па ней поехать, – сказала она с надеждой.
– Нет.
– Откуда они?
– Не знаю, – сердито ответил Хаос. – И не хочу об этом говорить. Все, уходим.
Он протиснулся в лаз, она – следом. В молчании они разделили новую банку, затем он раскидал ногой останки костра и забросил мусор как можно дальше в пустыню. Они забрались в машину Келлога и поехали. На сарай au так ни разу и не оглянулся.
В разгаре утра они достигли предгорий и, взбираясь по серпантину, угодили в туман. Когда остановились перекусить у ручья, туман еще просвечивал – казалось, зеленоватые жгуты липнут к скалам, деревьям и даже асфальту; иные плыли над землей, точно призраки. В полдень облако сгустилось, дорога впереди исчезла, в небе, все быстрее теряющем синеву, полоскались зеленые флаги. Машина еле ползла, Хаос напрягал глаза, высматривая впереди редкие обрывки дорожного полотна или ограждения. Гор он уже не видел, слои зеленого кружева стали непроницаемы, все реже на ветровое стекло падали лучи солнца.
– Подними боковое стекло, – сказал он Мелинде, которая молчала с самого завтрака. Она кивнула и закрутила ручку.
Теперь автомобиль продвигался короткими рывками. Дорога сгинула напрочь, Хаос с трудом видел капот. Даже воздух между ветровым стеклом и лицом был насыщен туманом.
– Тащимся, как черепаха, – сказала Мелинда.
– Ничего, терпимо, – ответил он. – А ведь хорошо, что мы не в той солнечной машине, верно? Через такой туман лучи не проходят.
– Да какая разница? Все равно еле ползем. В конце концов ему пришлось остановиться. Он повернул голову к Мелинде, между ними висел зеленый занавес. Она помахала ладонью, но это почти не помогло.
– И сюда забирается, – сказала она.
– Машина не герметична. Даже с поднятыми стеклами.
– А может, те солнечные машины герметичны?
Хаос рассмеялся:
– Возможно.
Он вышел из машины и встал рядом. У зелени не было глубины, казалось, перед тобой лист бумаги. Он поднял ладони к лицу и не увидел их. С гор прилетел ветер, сплющил последние крохи видимого пространства.
Мелинда ощупью обогнула машину и взяла Хаоса за руку:
– Может, лучше повернуть?
– Давай чуток прогуляемся, – сказал он.
– Давай.
Держа ее за руку, он отошел от машины к щебенчатой бровке дороги. И дальше сквозь слепящую зелень их вел хруст щебня.
Мун стиснул руку дочери. Они сидели в приемной Белого Уолната. В непроницаемой зелени кто-то шуршал бумагами на столе. Уже час прошел после первого разговора с секретаршей, и весь этот час Мун просидел в кресле. Влажная рука дочери ответила на пожатие. Они ждали. Мун слышал шум генераторов, питавших громадное сооружение, они были где-то близко, так близко, что казалось, принюхайся хорошенько, и учуешь дефицитный и дорогой полупрозрачный воздух.
Уже много лет Мун не видел ничего, кроме зелени. Только лаборатория Белого Уолната располагала техникой, которая позволяла видеть нормально, и ни разу доселе Мун не проникал так глубоко в недра этого сооружения. Дочь и вовсе не понимала, что значит»нормально видеть». Потому-то он ее сюда и привел. Решил добиться, чтобы ее взяли в белоуолнатскую школу, где талантливым детям дозволено учиться на свету. Таков был его план. Но если он рухнет, Мун утешится мыслью, что дочь была здесь. Неделю, день… Да хоть бы час! Просто увидеть. Один-единственный разок. Чтобы узнать.
Но в Белом Уолнате он встретил упорное и организованное сопротивление. Во всяком случае, так Муну казалось. В этом офисе, куда посетитель мог обратиться с просьбой или жалобой, стояла зелень; Муну и его дочери не давали даже одним глазком взглянуть на вожделенный зримый мир за воздухонепроницаемой дверью. А персонал на все его вопросы отвечал молчанием каменных истуканов.
– Мистер Мун, – позвала наконец женщина. Он взял дочь за руку и повел к столу.
– Пройдите со мной. – Секретарша взяла его за плечо и повела сквозь ряды столов, через несколько проходов, в дальнюю часть зала. Затем звук шагов подсказал, что они входят в помещение поуже, может быть, в коридор, и с обновленной надеждой Мун подумал, что скоро они с дочерью, быть может, увидят свет.
Секретарша скользнула прочь, скрылась за дверью, через которую они вошли; тут же грубые руки схватили Муна за плечи и оторвали от дочери.
– Линда! – выкрикнул он.
– Папа!
– Молчать! – рявкнули в ухо Муну. Грубые руки повалили его в кресло. – Сиди тихо. – По шуму Мун определил, что вокруг него три-четыре человека.
– В чем дело? – спросил он.
– В твоих глазах. Сиди спокойно.
– Папа?
– Линда, все в порядке. Тебе ничего плоxoгo не сделают.
Затрещала рвущаяся ткань. Кто-то запрокинул Муну голову, поднял волосы со лба. По векам мазнула влажная вата. Неприятный запах… Перекись водорода. Затем – сухое полотенце, и тут же на глаза легло что-то жесткое и холодное. Мун недоумевал: зачем нужны шоры в нормальном свете? Он услышал возглас Линды – ее вытолкали с кресла К и погнали в дальний конец комнаты. В следующее мгновение чьи-то ладони толкнули его в плечи, в том же направлении. Справа и слева от него стояли люди. Впереди чмокнули резиновые прокладки, засвистел воздух. Мунa тычками погнали вперед, через воздушный шлюз, и вдруг он сообразил, что чернота на глазах – не очки для слепца, а тонированные пластмассовые линзы, они должны защитить атрофированные глаза от света.
Он снова видел. Но еле-еле. Различал впереди силуэты дочери и двух ее поводырей.
Видел яркие лампочки на потолке коридора. Повернув голову, кое-как рассмотрел людей, шедших совсем рядом.
Его быстро провели коридором в лифт. Кабина камнем ринулась вниз, остановилась, разъехались створки двери. Двое вывели Линду и исчезли. Мун двинулся вслед, но оставшиеся два проводника удержали его на месте. Кабина закрылась.
– Э, постойте, – сказал Мун. – Куда…
– Успокойся. Нам надо с тобой поговорить. А с ней все будет в порядке.
– Что вы…
– Ты же сам ее привел, хочешь устроить в школу. Значит, ей надо пройти кое-какие экзамены. Верно? – В его предплечье больно впились чужие пальцы.
Это нечестно, подумал Мун. Я хочу быть с ней, когда она поймет, что значит «видеть». Я хочу разделить с ней это мгновение.
И вообще, он не хотел сумрака за пластмассой линз. Он хотел ошеломить ее светом.
Кабина провалилась па этаж и открылась; Муна провели по другому коридору в кабинет без мебели. Он пытался рассмотреть через пластмассовые кружочки лица и одежду сопровождающих, но видел только дымчатые силуэты. Принесли стулья. Муна усадили посреди кабинета, спиной к двери.
– Мун, – сказал один из незнакомцев, – Ты назвался фамилией Мун.
– Да…
– Но мы никогда о тебе не слышали. У тебя было другое имя.
Мун невольно поднял руку, схватился за липкую ленту на переносице. Он хотел видеть, с кем разговаривает.
– Руку с лица! А ну, живо! Вот так. Сиди спокойно, руки на коленях. Назови настоящую фамилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28