.. Такое
попустительство со стороны марсианских властей всегда раздражало меня. Я
негодовал, почему они прилагали все усилия для поддержания дыхания людей с
других планет, имеющих склонность смотреть на меня как на урода-верзилу.
А у землян наше давление десять единиц вообще не должно вызывать
недовольство. Примитивные горные растения на их планете существуют при
двенадцати (а некоторые и двадцати пяти) единицах без искусственной
поддержки, и целые общины жили на высоте при давлении двенадцать единиц, в
том числе и мои предки в Андах.
Я представил себе план города. Время бежало слишком быстро, и имело
смысл взять такси: усталость росла, а мне нужна была ясная голова для
разговора с Тодером.
Я остановился у автоматического компрессора, установленного при входе
в шлюз переходного туннеля, и принялся искать монеты, чтобы оплатить
заправку баллона для маски. Я не снимал маску с тех пор, как вышел из
апартаментов Большого Канала, опрометчиво решив остаться на открытой улице
вместо того, чтобы воспользоваться пешеходным туннелем. Но Питер и Лилит
были великодушны - они отпустили меня с полным баллоном. Поэтому, как
оказалось, я израсходовал только четверть резервуара и подумал, что успею
заправить его позднее.
Я потратил много времени, разыскивая такси, наконец я поймал его и
назвал водителю адрес Тодера.
Развалившись на мягком сиденьи, я мысленно вернулся к своему
таинственному центаврианскому "сородичу". Вероятно, Юму и его работодателя
не удивило, что этот незнакомец спрашивал о родственниках, предки которых
расстались с его предками, возможно, пять поколений назад. Почему бы и
нет? Центавриане отличались приверженностью к семье. Я вспомнил старшего
офицера, выкинувшего меня на Дарис, который кичился своими семейными
связями, ведущими к самому Тирану. Я не знал, каким близким было это
родство, но только не прямым, поскольку тогда бы он ходил в чине капитана,
а не старшего офицера.
Хоуск. Значило ли для меня что-нибудь это имя? Конечно, нет. Я не
знаю своей родословной, я даже не смогу назвать девичью фамилию своей
матери. Она не имела возможности сказать мне об этом лично.
Моя мать умерла при родах. Такое до сих пор еще случалось. А мой
отец, утомленный старый человек, жил сейчас в каком-нибудь отдаленном
поселке вроде Вояджера или снова летел неизвестно куда.
Я не любил думать о своей семье. Что толку?
Тодер был для меня и отцом, и учителем, а мой настоящий отец был рад
препоручить меня его заботам.
Обычно я думал о своей обособленности как о форме самостоятельности,
независимости, настоящем образце марсианского поведения. Юридически
подданные Земли, мы были в известном смысле отвергнуты все до единого. Не
это ли обстоятельство и вызывало чувство одиночества?
Сейчас я начал понимать, что это не так.
Продолжая свои размышления, я подумал, что фамилия Хоуск могла быть
вымышленной. Если же она была подлинной, то я, вероятно, смогу узнать
что-нибудь неожиданное о своих родственниках.
Однако я не допускал мысли, что майор Хоуск мог быть моим
родственником. Я склонен думать, что родня моего предка скорее выбрала бы
созвездие Большой Медведицы, нежели Центавра.
Делая такие предположения, я, конечно же, не основывался на том, что
было сейчас. Медведианская и центаврианская нации развивались на
протяжении нескольких поколений, и сейчас они сильно отличаются друг от
друга. Говорят, центавриане суровы и властолюбивы, а медведиане
непосредственны и азартны.
Мне кажется, что причина столь резкого различия характеров двух
родственных народов скрыта не в простом стремлении в первые дни
межзвездной колонизации одних людей к созвездию Большой Медведицы, других
- к мирам Центавра. Целый ряд тяжелых экономических бедствий обрушился на
центавриан, что заставило их воскресить древнюю организационную структуру
"Тиран" и поддерживать ее до тех пор, пока не минует кризис. Временный
диктатор организовал их жизнь с учетом постоянно надвигающейся катастрофы.
Это обстоятельство, естественно, сильно повлияло на формирование
национального характера центавриан. Отсутствие какой-либо системы у
медведиан также отразилось на их образе жизни и, следовательно, мышлении.
Я внезапно вспомнил о девушке с Харигола. Мне казалось, что я любил
ее. Это был единственный раз, когда я подумывал о женитьбе и воспитании
детей вне Марса. Хотел бы я знать, почему мой дальний предок не направился
к мирам Большой Медведицы.
Мне бы хотелось родиться несколькими поколениями раньше, во времена,
как говорил Юма, последней немарсианской ветви моей родословной. Тогда не
возникал вопрос о независимости колонизированных миров, вышедших из Старой
Системы. Колонии были квазифедеральными, зависимыми государствами, первые
зерна марсианской гордости, марсианских традиций только начинали пускать
ростки, тогда же появились первые изменения в телосложении людей,
родившихся на Марсе. В мое время, в эту угнетающую эпоху, мне казалось,
что Старая система была покрыта куполом, через дыры в котором сыпались
звезды, словно песок.
Голова кружилась, силы иссякали, веки слипались, будто под действием
земной гравитации, было невыносимо тяжело. Но я собрал свои последние силы
- мне необходимо снова увидеть Тодера. Я должен рассказать ему об этих
запутанных событиях, мучивших меня, попросить у него совета и указаний.
Я был уже почти у цели. Такси осторожно подкатило к шлюзу пешеходного
туннеля, вероятно ближайшему от дома Тодера.
Я натянул маску, оплатил стоимость проезда, засунув монеты в щель, и
наконец выпрямился во весь рост. Еще один повод для раздражения! Почему
все вещи на Марсе изготовляются для людей ростом не больше шести футов или
около этого? Почему здесь используют такси, предназначенные для
высокогравитационных миров, подобных Земле. Черт побери их всех!
Я взглянул на нужное мне здание. Я был рад видеть, что Тодер покинул
обычное марсианское окружение и поднялся на несколько ступенек по лестнице
благополучия.
Этот дом содержался в хорошем состоянии, он был недавно превосходно
отремонтирован и со вкусом покрашен. Я надеялся, что, оказывая хорошо
оплачиваемые услуги, он не изменил своим марсианским принципам. Ведь
многое, слишком многое изменилось!
7
А Тодер не изменился. О, внешне да: тощее тело еще больше
ссутулилось, седые волосы поредели, глаза глубоко спрятались в мелкой сети
морщин. В душе, я решил, он нисколько не изменился.
Я собирался долго извиняться, но это оказалось излишним. Он узнал
меня и приветствовал так, словно я покинул его всего несколько дней назад.
Тодер провел меня в большую неприбранную комнату, похожую на его прежнюю.
Диаграммы, чертежи, полки с катушками микрокниг покрывали стены. Всюду -
на каждой полке, на каждой плоской поверхности - лежали предметы,
подаренные ему или собранные им самим, которые он использовал, обучая меня
и моих товарищей основам различных наук. Знакомые бусинки, нанизанные на
шнурок, затронули чувственную струну, но были и новые предметы, причем со
смыслом: тибетские молитвенные колеса, статуэтки с миров Большой
Медведицы, представляющие Восприятие, Надежду и Уверенность, игровая доска
с Центавра вроде тех, которые я видел на Дарисе, но на которых так и не
научился играть.
Как и все марсианские дети, я обучался в школе, иначе не смог бы
получить квалификацию межзвездного инженера. Но Тодер, конечно, был не
обычным школьным учителем. В детстве я слышал, как взрослые называли его
"гуру". Я был самоуверенным парнем и считал для себя унизительным просить
его объяснить значение этого слова. Однажды я наткнулся на него в одном из
словарей: гуру - духовный наставник, проводник мистических учений Древней
Индии.
Я никогда не слышал о космических кораблях, приводимых в движение
молитвенными колесами, и поэтому эта информация только усилила мое
намерение расстаться с Тодером и пробраться на корабль, отправляющийся к
звездам.
Однако это не было побегом. Я любил Тодера, он был мне ближе, чем
родной отец. Просто масштаб его мыслей ограничивался окоченевшим
марсианским ландшафтом и формированием поистине марсианской личности. Я
уважал его наставления, но считал, что они не имеют силы в наше время. Он
говорил об отношениях индивидуумов, я же интересовался новостями в великих
державах, включающих более двадцати планетных систем, в каждой из которых
проживают миллиарды людей. Он говорил о моем становлении как марсианина -
я думал о юридических тонкостях, закрепляющих мое официальное
существование как гражданина Земли. Я бы скорее умер, чем согласился
провести всю свою жизнь в так называемом "домашнем мире". И я стремился
покинуть его.
Он принес маленькие ореховые бисквиты и две чашечки местного кофе и
осторожно сел в широкое кресло, стоявшее напротив меня.
- Ты выглядишь очень утомленным, - сказал учитель.
- Ну... - я подыскивал слова, чтобы поделикатнее перейти к причине
моего визита.
Но проницательный Тодер давно уже все понял и решил вывести меня из
замешательства:
- Рэй! Я знаю, только экстраординарное событие могло привести тебя ко
мне! Я предполагаю, с тобой что-то произошло, хотя я и старался снабдить
твою бронированную голову мыслями и знаниями, которые помогли бы тебе
решить любую проблему. Если это так, я не нуждаюсь в твоих извинениях или
оправданиях. Я снабдил тебя семенами знаний, и сейчас они прорастают.
Какое большее вознаграждение может желать человек?
- Извините, - пробормотал я, - было бы оскорблением думать иначе. - Я
отхлебнул кофе. - Я кратко изложу то, что случилось...
Я рассказал ему о четырех мужчинах в масках, похитивших меня прошлой
ночью, когда я в раздумьях бродил по городу, о пытке нейрохлыстом и моей
неспособности ответить на все их вопросы. Я рассказал о двух землянах,
спасших меня от смерти в песчаной пыли. И, наконец, я поведал, как поиски
моего старого учителя привели меня к женщине, называвшей себя королем
геральдической палаты, и как ее ассистент Юма, возможно, навел меня на
след моих похитителей, рассказав о некоем центаврианском майоре Хоуске,
интересовавшемся моей родословной.
Тодер слушал меня в полном молчании, не двигаясь, только грудная
клетка поднималась и опускалась в такт медленного марсианского дыхания.
Когда я закончил, он молчал еще три вздоха, я считал их, а затем
вернулся в настоящее время и обратился ко мне:
- Расскажи поподробнее о полете. Название корабля?
- "Хипподамия".
Он потер свой подбородок:
- Ты знаешь, что это означает?
- Нет. Это важно?
- Это?! Рэй, я считал, что ты больше уделял внимания моим урокам. По
крайней мере, ты не должен был забыть этимологию слова "центавр".
Я нахмурился. Утомление достигло и моего сознания, стирая память
подобно песчаной волне, гонимой ветром. Но я попытался ответить:
- В древней мифологии - получеловек-полулошадь. Предполагается, что
термин возник в среде примитивных племен как следствие их первых контактов
с всадниками.
- Упрощенный ответ, но верный. Хипподамия - это дрессировка лошадей,
или дрессировка центавров. Многое можно узнать о ходе развития
человеческого интеллекта, изучая учения предков, Рэй. Люди сохраняли в
памяти заслуживающий внимания опыт и знания задолго до появления
психологического и научного самоанализа.
Он пристально посмотрел на меня и продолжил:
- Ты, наверное, предпочел бы, чтобы я отложил эту попытку
рассортировать твою беспорядочную информацию? Ты знаешь гораздо больше,
чем тебе кажется, и, возможно, только твоя усталость не позволяет тебе
правильно понять ситуацию. Завтра ты сможешь сам найти верные ответы.
- Нет, пожалуйста, - я с трудом удерживал слипавшиеся веки. - Мне
необходима ваша помощь, и немедленно.
- Ха! Как много ты сможешь понять в таком состоянии? Я говорю
загадками, ты ведь однажды обвинил меня в этом... Однако не будем
возвращаться к прошлому. Я уйду в сжатое время.
Его глаза изменили направление - они бессмысленно уставились в стену
за моей спиной.
- Ты утверждаешь, что весь полет занимался сверхмощными двигателями,
которые без постоянного контроля наверняка отделились бы от корпуса. Но ты
же должен был познакомиться со своими коллегами.
- Половину из них я не знаю даже по имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
попустительство со стороны марсианских властей всегда раздражало меня. Я
негодовал, почему они прилагали все усилия для поддержания дыхания людей с
других планет, имеющих склонность смотреть на меня как на урода-верзилу.
А у землян наше давление десять единиц вообще не должно вызывать
недовольство. Примитивные горные растения на их планете существуют при
двенадцати (а некоторые и двадцати пяти) единицах без искусственной
поддержки, и целые общины жили на высоте при давлении двенадцать единиц, в
том числе и мои предки в Андах.
Я представил себе план города. Время бежало слишком быстро, и имело
смысл взять такси: усталость росла, а мне нужна была ясная голова для
разговора с Тодером.
Я остановился у автоматического компрессора, установленного при входе
в шлюз переходного туннеля, и принялся искать монеты, чтобы оплатить
заправку баллона для маски. Я не снимал маску с тех пор, как вышел из
апартаментов Большого Канала, опрометчиво решив остаться на открытой улице
вместо того, чтобы воспользоваться пешеходным туннелем. Но Питер и Лилит
были великодушны - они отпустили меня с полным баллоном. Поэтому, как
оказалось, я израсходовал только четверть резервуара и подумал, что успею
заправить его позднее.
Я потратил много времени, разыскивая такси, наконец я поймал его и
назвал водителю адрес Тодера.
Развалившись на мягком сиденьи, я мысленно вернулся к своему
таинственному центаврианскому "сородичу". Вероятно, Юму и его работодателя
не удивило, что этот незнакомец спрашивал о родственниках, предки которых
расстались с его предками, возможно, пять поколений назад. Почему бы и
нет? Центавриане отличались приверженностью к семье. Я вспомнил старшего
офицера, выкинувшего меня на Дарис, который кичился своими семейными
связями, ведущими к самому Тирану. Я не знал, каким близким было это
родство, но только не прямым, поскольку тогда бы он ходил в чине капитана,
а не старшего офицера.
Хоуск. Значило ли для меня что-нибудь это имя? Конечно, нет. Я не
знаю своей родословной, я даже не смогу назвать девичью фамилию своей
матери. Она не имела возможности сказать мне об этом лично.
Моя мать умерла при родах. Такое до сих пор еще случалось. А мой
отец, утомленный старый человек, жил сейчас в каком-нибудь отдаленном
поселке вроде Вояджера или снова летел неизвестно куда.
Я не любил думать о своей семье. Что толку?
Тодер был для меня и отцом, и учителем, а мой настоящий отец был рад
препоручить меня его заботам.
Обычно я думал о своей обособленности как о форме самостоятельности,
независимости, настоящем образце марсианского поведения. Юридически
подданные Земли, мы были в известном смысле отвергнуты все до единого. Не
это ли обстоятельство и вызывало чувство одиночества?
Сейчас я начал понимать, что это не так.
Продолжая свои размышления, я подумал, что фамилия Хоуск могла быть
вымышленной. Если же она была подлинной, то я, вероятно, смогу узнать
что-нибудь неожиданное о своих родственниках.
Однако я не допускал мысли, что майор Хоуск мог быть моим
родственником. Я склонен думать, что родня моего предка скорее выбрала бы
созвездие Большой Медведицы, нежели Центавра.
Делая такие предположения, я, конечно же, не основывался на том, что
было сейчас. Медведианская и центаврианская нации развивались на
протяжении нескольких поколений, и сейчас они сильно отличаются друг от
друга. Говорят, центавриане суровы и властолюбивы, а медведиане
непосредственны и азартны.
Мне кажется, что причина столь резкого различия характеров двух
родственных народов скрыта не в простом стремлении в первые дни
межзвездной колонизации одних людей к созвездию Большой Медведицы, других
- к мирам Центавра. Целый ряд тяжелых экономических бедствий обрушился на
центавриан, что заставило их воскресить древнюю организационную структуру
"Тиран" и поддерживать ее до тех пор, пока не минует кризис. Временный
диктатор организовал их жизнь с учетом постоянно надвигающейся катастрофы.
Это обстоятельство, естественно, сильно повлияло на формирование
национального характера центавриан. Отсутствие какой-либо системы у
медведиан также отразилось на их образе жизни и, следовательно, мышлении.
Я внезапно вспомнил о девушке с Харигола. Мне казалось, что я любил
ее. Это был единственный раз, когда я подумывал о женитьбе и воспитании
детей вне Марса. Хотел бы я знать, почему мой дальний предок не направился
к мирам Большой Медведицы.
Мне бы хотелось родиться несколькими поколениями раньше, во времена,
как говорил Юма, последней немарсианской ветви моей родословной. Тогда не
возникал вопрос о независимости колонизированных миров, вышедших из Старой
Системы. Колонии были квазифедеральными, зависимыми государствами, первые
зерна марсианской гордости, марсианских традиций только начинали пускать
ростки, тогда же появились первые изменения в телосложении людей,
родившихся на Марсе. В мое время, в эту угнетающую эпоху, мне казалось,
что Старая система была покрыта куполом, через дыры в котором сыпались
звезды, словно песок.
Голова кружилась, силы иссякали, веки слипались, будто под действием
земной гравитации, было невыносимо тяжело. Но я собрал свои последние силы
- мне необходимо снова увидеть Тодера. Я должен рассказать ему об этих
запутанных событиях, мучивших меня, попросить у него совета и указаний.
Я был уже почти у цели. Такси осторожно подкатило к шлюзу пешеходного
туннеля, вероятно ближайшему от дома Тодера.
Я натянул маску, оплатил стоимость проезда, засунув монеты в щель, и
наконец выпрямился во весь рост. Еще один повод для раздражения! Почему
все вещи на Марсе изготовляются для людей ростом не больше шести футов или
около этого? Почему здесь используют такси, предназначенные для
высокогравитационных миров, подобных Земле. Черт побери их всех!
Я взглянул на нужное мне здание. Я был рад видеть, что Тодер покинул
обычное марсианское окружение и поднялся на несколько ступенек по лестнице
благополучия.
Этот дом содержался в хорошем состоянии, он был недавно превосходно
отремонтирован и со вкусом покрашен. Я надеялся, что, оказывая хорошо
оплачиваемые услуги, он не изменил своим марсианским принципам. Ведь
многое, слишком многое изменилось!
7
А Тодер не изменился. О, внешне да: тощее тело еще больше
ссутулилось, седые волосы поредели, глаза глубоко спрятались в мелкой сети
морщин. В душе, я решил, он нисколько не изменился.
Я собирался долго извиняться, но это оказалось излишним. Он узнал
меня и приветствовал так, словно я покинул его всего несколько дней назад.
Тодер провел меня в большую неприбранную комнату, похожую на его прежнюю.
Диаграммы, чертежи, полки с катушками микрокниг покрывали стены. Всюду -
на каждой полке, на каждой плоской поверхности - лежали предметы,
подаренные ему или собранные им самим, которые он использовал, обучая меня
и моих товарищей основам различных наук. Знакомые бусинки, нанизанные на
шнурок, затронули чувственную струну, но были и новые предметы, причем со
смыслом: тибетские молитвенные колеса, статуэтки с миров Большой
Медведицы, представляющие Восприятие, Надежду и Уверенность, игровая доска
с Центавра вроде тех, которые я видел на Дарисе, но на которых так и не
научился играть.
Как и все марсианские дети, я обучался в школе, иначе не смог бы
получить квалификацию межзвездного инженера. Но Тодер, конечно, был не
обычным школьным учителем. В детстве я слышал, как взрослые называли его
"гуру". Я был самоуверенным парнем и считал для себя унизительным просить
его объяснить значение этого слова. Однажды я наткнулся на него в одном из
словарей: гуру - духовный наставник, проводник мистических учений Древней
Индии.
Я никогда не слышал о космических кораблях, приводимых в движение
молитвенными колесами, и поэтому эта информация только усилила мое
намерение расстаться с Тодером и пробраться на корабль, отправляющийся к
звездам.
Однако это не было побегом. Я любил Тодера, он был мне ближе, чем
родной отец. Просто масштаб его мыслей ограничивался окоченевшим
марсианским ландшафтом и формированием поистине марсианской личности. Я
уважал его наставления, но считал, что они не имеют силы в наше время. Он
говорил об отношениях индивидуумов, я же интересовался новостями в великих
державах, включающих более двадцати планетных систем, в каждой из которых
проживают миллиарды людей. Он говорил о моем становлении как марсианина -
я думал о юридических тонкостях, закрепляющих мое официальное
существование как гражданина Земли. Я бы скорее умер, чем согласился
провести всю свою жизнь в так называемом "домашнем мире". И я стремился
покинуть его.
Он принес маленькие ореховые бисквиты и две чашечки местного кофе и
осторожно сел в широкое кресло, стоявшее напротив меня.
- Ты выглядишь очень утомленным, - сказал учитель.
- Ну... - я подыскивал слова, чтобы поделикатнее перейти к причине
моего визита.
Но проницательный Тодер давно уже все понял и решил вывести меня из
замешательства:
- Рэй! Я знаю, только экстраординарное событие могло привести тебя ко
мне! Я предполагаю, с тобой что-то произошло, хотя я и старался снабдить
твою бронированную голову мыслями и знаниями, которые помогли бы тебе
решить любую проблему. Если это так, я не нуждаюсь в твоих извинениях или
оправданиях. Я снабдил тебя семенами знаний, и сейчас они прорастают.
Какое большее вознаграждение может желать человек?
- Извините, - пробормотал я, - было бы оскорблением думать иначе. - Я
отхлебнул кофе. - Я кратко изложу то, что случилось...
Я рассказал ему о четырех мужчинах в масках, похитивших меня прошлой
ночью, когда я в раздумьях бродил по городу, о пытке нейрохлыстом и моей
неспособности ответить на все их вопросы. Я рассказал о двух землянах,
спасших меня от смерти в песчаной пыли. И, наконец, я поведал, как поиски
моего старого учителя привели меня к женщине, называвшей себя королем
геральдической палаты, и как ее ассистент Юма, возможно, навел меня на
след моих похитителей, рассказав о некоем центаврианском майоре Хоуске,
интересовавшемся моей родословной.
Тодер слушал меня в полном молчании, не двигаясь, только грудная
клетка поднималась и опускалась в такт медленного марсианского дыхания.
Когда я закончил, он молчал еще три вздоха, я считал их, а затем
вернулся в настоящее время и обратился ко мне:
- Расскажи поподробнее о полете. Название корабля?
- "Хипподамия".
Он потер свой подбородок:
- Ты знаешь, что это означает?
- Нет. Это важно?
- Это?! Рэй, я считал, что ты больше уделял внимания моим урокам. По
крайней мере, ты не должен был забыть этимологию слова "центавр".
Я нахмурился. Утомление достигло и моего сознания, стирая память
подобно песчаной волне, гонимой ветром. Но я попытался ответить:
- В древней мифологии - получеловек-полулошадь. Предполагается, что
термин возник в среде примитивных племен как следствие их первых контактов
с всадниками.
- Упрощенный ответ, но верный. Хипподамия - это дрессировка лошадей,
или дрессировка центавров. Многое можно узнать о ходе развития
человеческого интеллекта, изучая учения предков, Рэй. Люди сохраняли в
памяти заслуживающий внимания опыт и знания задолго до появления
психологического и научного самоанализа.
Он пристально посмотрел на меня и продолжил:
- Ты, наверное, предпочел бы, чтобы я отложил эту попытку
рассортировать твою беспорядочную информацию? Ты знаешь гораздо больше,
чем тебе кажется, и, возможно, только твоя усталость не позволяет тебе
правильно понять ситуацию. Завтра ты сможешь сам найти верные ответы.
- Нет, пожалуйста, - я с трудом удерживал слипавшиеся веки. - Мне
необходима ваша помощь, и немедленно.
- Ха! Как много ты сможешь понять в таком состоянии? Я говорю
загадками, ты ведь однажды обвинил меня в этом... Однако не будем
возвращаться к прошлому. Я уйду в сжатое время.
Его глаза изменили направление - они бессмысленно уставились в стену
за моей спиной.
- Ты утверждаешь, что весь полет занимался сверхмощными двигателями,
которые без постоянного контроля наверняка отделились бы от корпуса. Но ты
же должен был познакомиться со своими коллегами.
- Половину из них я не знаю даже по имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20