Учительницу, которая носит юбки со сколотым между ног подолом, потому что вокруг «эти грязные мальчишки»?
– Под каждым кустом и за каждым углом. Да, знаю.
– Утром она схватила меня за пуговицу и начала таинственно шептать об Арчин:
«Бедняжка, она не сумасшедшая, она просто перепугана.» – Мирза достал из кармана сигареты. – Можно, я покурю, пока ты ешь?
– Да, конечно, – Пол замялся. – Ты с ней согласен?
– Хочешь, чтобы я ставил диагноз больной, которую даже толком не видел?
Но то же самое я слышал и от сестры Уэллс. «Никогда не видела ничего похожего,» – так она сказала. – «Она не глупа, она очень сообразительна.
Но я ума не приложу, почему ее надо всему учить, даже одеваться,» – Мирза щелкнул зажигалкой. – И, как я понял, она все время просит людей называть по-английски предметы, которые есть в палате.
– Верно. Утром она просила меня о том же.
– Короче говоря, это представляется мне аномальностью. А ты что думаешь?
– Хочу сначала послушать тебя. Все равно у меня рот занят.
– Как ты можешь запихивать в себя столько помоев?.. Хотя подозреваю, что это отвлекающий маневр. – Мирза нахмурился. – Держу пари, Элсоп пытался убедить тебя, что она страдает полным набором симптомов истерии: эксгибиционизм, истерическая амнезия, и весь этот джаз. А сам при этом прекрасно понял, что столкнулся с явлением исключительным.
– Хотел бы я, – сказал Пол с неожиданной пылкостью, – чтобы Бог дал мне твой талант предсказывать человеческое поведение.
– Это не талант. Это означает, что я пропускаю через голову все, что жители этой страны принимают как должное, и чему я должен учиться, потому что иностранец.
– Что ты думаешь о культурном шоке? – спросил Пол.
– Что? А, ты имеешь в виду шок, когда человека забрасывают в центр Китая или куда там еще, а он не может даже прочесть указатели на столбах?
– Мирза стряхнул с сигареты пепел. – Да, некоторые из моих пакистанских приятелей этим страдают.
Из богатых домов у себя на родине приезжают сюда, живут, как свиньи в трущобах, не заботясь даже о том, чтобы помыть окна и разобрать бумаги, не пытаются завести друзей среди местеых и, как только кончается срок учебы, или ради чего там они сюда приехали, возвращаются домой со вздохом облегчения. – Он помолчал.
– А к чему ты вдруг спрашиваешь?
– К Арчин, – неохотно ответил Пол.
«Когда идея приходит мне в голову, она похожа на удар, или на паралич.
Вид при этом наверняка глупый.»
– Понимаю. Ты думаешь, что она – давай посмотрим – неграмотная дочь или жена какого-нибудь иммигранта, не знаю, или ее привез в Британию более образованный родственник, и она ни слова не знает на чужом языке: Но что она делала в лесу без одежды? Или муж-деспот выгнал ее в таком виде из дома за какую-нибудь провинность?
– Я бы не стал вдаваться в столь глубокие подробности, – задумчиво произнес Пол.
– Но это, по крайней мере, дает хоть какое-то направление.
– Флаг тебе в руки. Но имей в виду, если ты изложишь свою идею Сопливому Элу, он решит, что это его изобретение, а не твое. Он очень ревниво относится к чужим мыслям, не замечал? – Мирза бросил взгляд на часы. – Черт, я собирался еще минут десять почитать после ланча: Так что ты собираешься делать с Арчин?
– Элсоп насочинял целый список: анализ мочи, рентген головы – да, хорошо, что ты мне напомнил, надо послать заявку в Бликхем. И еще одну вещь, которую придумал сам. Кстати, тебе не попадался по-настоящему хороший невербальный интеллектуальный тест?
– Ну, разве что для животных. Но ты можешь спросить у Барри Тамбелоу.
Пол щелкнул пальцами. Он встречался с Тамбелоу, когда тот приезжал в Чент выявлять больных детей с врожденным слабоумием, которые по положению должны были находиться в специальных заведениях, но жили здесь из-за вечной нехватки места.
– Спасибо. Я мог бы и сам догадаться.
– Может, он тебе что-нибудь и подскажет. На нашего святого Джо очень похоже – смотреть на педиатрию как на модное увлечение вместо того, чтобы взять в штат хорошего детского психолога. Если бы: Ладно, мои предрассудки и так всем известны. Пока.
Оставшись один, Пол принялся машинально перемешивать в тарелке тушеные яблоки, думал же он при этом совсем о другом.
«Не сумасшедшая, а просто перепуганная. Нет, это общие слова, слишком часто умственные расстройства сопровождаются беспочвенным страхом. И что-то в ней очень рациональное, в этой Арчин. Да, параноики рациональны, даже слишком, но паранойя – это уже серьезно, а все похоже склоняются к тому, что у нее не больше, чем истерия: Если она действительно хочет знать английский, придется ее учить. Без языка мы все равно ничего не сделаем.»
13
Неприятности начались на следующий день.
После разговора с Мирзой Пол на некоторое время задержался в больнице.
Полный благих намерений позаниматься после ужина, он остановился у «Иголки» купить пару кварт пива и честно направился домой.
Неотвязное чувство, что он в большем долгу перед Арчин, чем перед другими своими пациентами, поскольку именно в ее болезни воплотились его воображаемые страхи, долго стояло между ним и учебником, пока, вконец разъярившись, он не принял твердое решение выкинуть ее из головы по крайней мере до тех пор, пока не получит результатов анализов и рентгеновского снимка.
Следуя этому решению, он большую часть утра посвятил разбору бумаг и отчетам нянечек и сестер о том, как проходит химиотерапия, назначенная некоторым пациентам. Все шло хорошо, если не считать двух довольно крупных неприятностей.
Мелкие не прекращались никогда, и Пол давно к ним приспособился.
Первая заключалась в весьма невеселом появлении новой больной. Из Бликхема привезли старую женщину – она лежала там с переломом шейки бедра.
Долгое пребывание в больнице, как это часто случается, уничтожило остатки ее самосознания; день за днем личность деградировала, пока после многочисленных проволочек с выпиской врачи Бликхемской больницы не диагносцировали у нее необратимое старческое слабоумие и не связались с Чентом.
Это больше походило на доставку груза, а не человека: завернутый в одеяло скелет, беззубое лицо с застывшим на нем выражением детской озабоченности. Во время поездки она испачкала одежду, и теперь вокруг нее стоял невыносимый запах испражнений.
«Это эгоизм, но я рад, что женщины живут дольше мужчин. Есть надежда умететь раньше, чем дойдешь до такого состояния.» Почти две трети обитателей Чента составляли женщины, а доля их среди хронических гериатриков была еще больше. Ничего удивительного, думал иногда Пол, что древние связывали истерию с болезнями матки: во все века женщины сходят с ума в два раза чаще мужчин.
Вторая неприятность началась с телефонного звонка.
– Доктор Фидлер? – он узнал голос сестры Уэллс. – В палате ЧП. Боюсь, что из-за этой девушки Арчин.
Секунда оцепенения. Затем:
– Сейчас иду!
«Только не говори, что она еще кому-то сломала руку!» Он нашел сестер Кирк и Уэллс в женском отделении: те стояли над хитролицей Мэдж Фелпс, которая судорожно вцепилась в щетку для волос с нарисованным на ней аляповатым цветком. Арчин в это время сидела на аккуратно заправленной койке, время от времени трогая пальцами воспаленный красный след на щеке.
– Что случилось? – спросил Пол.
Сестра Уэллс заправила под колпак выбившуюся прядь волос.
– Мэдж говорит, что Арчин хотела украсть у нее эту расческу, поэтому она ее ударила. Я пыталась разобраться, что было на самом деле, но это не так легко.
«Кроме всего прочего, то, что придумывают сумасшедшие, – собственные версии правды.» Пол нахмурился.
– Что они вообще здесь делают?
Сестра Кирк принялась рассказывать.
– Мэдж отказалась выходить из палаты, сказала, что не доверяет Арчин.
Мы оставили ее здесь в ночной сорочке, чтобы посмотреть, что будет дальше.
А Арчин вообще нет смысла куда-то выводить, потому что она не понимает, чего от нее хотят.
– Она все продолжает играть в английский язык, – повышая голос, перебила сестра Уэллс. – Боюсь, это раздражает больных, она пристает ко всем подряд, чтобы ей говорили названия самых обычных предметов.
«Играть?»
Но этот выпад Пол оставил без внимания.
– Она стала цепляться к Мэдж сразу после завтрака, наверное, потому, что больше не к кому, и, видимо, решила выяснить, как называются эти штуки. Но даже сестры не трогают без разрешения ее имущество, потому что иначе могут потерять клок волос. Шлепок расческой – я бы сказала, что она еще легко отделалась.
– Грязная воровка! – громко произнесла Мэдж. – Должна сидеть в клетке целый день и целую ночь, а мы будем смотреть в дырочку и смеяться.
Арчин встала с кровати. С безнадежным видом она вернулась в свой бокс и закрыла за собой дверь.
– Кажется, она поняла, – удивленно сказала сестра Уэллс.
«Поняла? Нет, просто сдалась.»
Но прежде, чем Пол успел раскрыть рот, от входной двери раздался голос:
– Сестра! Сестра, привет, что у вас тут происходит?
«Наша экономка во всей своей красе, как говорит Мирза.» Выслушав отчет, старшая сестра Тородей повернулась к Полу.
– Вы не считаете, доктор, что ей нужны успокоительные? Не могут же мои сестры тратить все свое время на ее фокусы.
– Нет, – ответил Пол.
Экономка заморгала глазами.
– Простите?
– Я сказал, нет. Я не собираюсь прописывать Арчин никаких лекарств, пока не удостоверюсь, что она в них нуждается.
Старшая сестра Тородей была слишком хорошо воспитана, чтобы рассмеяться ему в лицо, но она нашла другой способ.
– Сестра, что вы об этом думаете?
– Воткнуть в нее иголки! – громко сказала Мэдж. – Много иголок!
Много-много иголок!
– А ну, тихо! – резко приказала экономка, и Мэдж, испуганно притихла. – Сестра, вы говорили:
– Ну, с ней не так уж много проблем, – пробормотала сестра Уэллс.
– Минуту назад вы сказали, что она надоедает сестрам и больным.
Определитесь, пожалуйста, сестра Уэллс!
«Больше всего меня раздражает, когда они стремятся избавиться от пациентов, которые доставляют им беспокойство.» Почти забытая мысль в сопровождении неясного удивления вдруг пришла ему в голову. Возможно, вчерашнее замечание Мирзы о церковных ассоциациях, которые вызывает надтреснутый звон башенных часов, вытащило у него из памяти фразу, которую он слышал когда-то, но не вспоминал много лет: терпи дураков с радостью.
«Хотя бывают дураки и дураки: Нет, дело не только в беспокойстве, мы ведь вполне толерантны к тем, кто считается нормальным. Насилие, буйство: это другое дело, когда наши возможности исчерпаны и альтернативы нет. Мы зовем на помощь фармакологию и: Но почему нас так раздражают те, кто пытается до нас достучаться, не потому ли, что они стучат, чтобы сообщить нечто ужасное? Ведь мы не оставляем им другого способа выразить то, что они чувствуют, кроме их собственной грязи!» Он резко сказал:
– Пожалуйста, не спорьте, сестра. Я считаю, что Арчин не нуждается ни в транквилизаторах, ни в каких-либо других медикаментах.
– Мне кажется, вы что-то упускаете, Доктор. Эта Арчин – кстати, что за нелепое имя! – эта молодая женщина сломала руку взрослому мужчине. Я не хочу, чтобы подобное произошло в больнице, и, думаю, вы со мной согласитесь. – Старшая сестра Тородей не привыкла, чтобы ей возражали, но сейчас ее голосу не хватало обычной твердости.
– Напротив, – ответил Пол, – это вы упускаете тот факт, что в данном случае она является жертвой нападения. С Мэдж Филпс случались раньше подобные вещи, сестра?
– спросил он, оборачиваясь.
– Она налетает на всех, кто притрагивается к ее вещам, – ответила сестра Кирк.
– Кто ее врач?
– Доктор Рошман.
– Она получает сейчас какие-нибудь лекарства?
– Ларгактил, но доктор недавно снизил дозу.
– Сегодня до конца дня давайте ей прежнюю дозу, а если доктор Рошман спросит, почему, сошлитесь на меня.
«Вопрос, на который нет ответа: я это делаю, чтобы досадить экономке, или это верное решение, учитывая вечную рошмановскую нерешительность?
Чистая правда, что он меняет свои предписания столько раз за одну неделю, сколько Элсоп за год, и мне остается только молиться, чтобы предыдущее оказалось верным.» Щеки старшей сестры покрылись красными пятнами, Пол тактично отвел глаза и обратился к сестре Кирк.
«Еще немного, и они с полным правом обвинят меня в том, что я завожу среди больных любимчиков. Но это позже.» – Кроме английского, Арчин еще как-нибудь беспокоит пациентов?
– Да, – к неудовольствию Пола был ответ. – Она за ними наблюдает.
– Что же в этом плохого?
– Она смотрит на них во все глаза и повторяет их движения.
– Потому что не знает сама, как что делается?
– Похоже, что так. Но не удивительно, что больных это раздражает. – Сестра замялась. – Ну, и конечно, им не понравилось то, что произошло сегодня утром в умывальной комнате.
– То есть?
– Она разделась догола и принялась очень тщательно мыть интимные части тела. Это многих шокировало. У нас несколько пациентов воспитаны так, что пользуются отдельным полотенцем для лица, а она вытерла все тело одним и тем же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Под каждым кустом и за каждым углом. Да, знаю.
– Утром она схватила меня за пуговицу и начала таинственно шептать об Арчин:
«Бедняжка, она не сумасшедшая, она просто перепугана.» – Мирза достал из кармана сигареты. – Можно, я покурю, пока ты ешь?
– Да, конечно, – Пол замялся. – Ты с ней согласен?
– Хочешь, чтобы я ставил диагноз больной, которую даже толком не видел?
Но то же самое я слышал и от сестры Уэллс. «Никогда не видела ничего похожего,» – так она сказала. – «Она не глупа, она очень сообразительна.
Но я ума не приложу, почему ее надо всему учить, даже одеваться,» – Мирза щелкнул зажигалкой. – И, как я понял, она все время просит людей называть по-английски предметы, которые есть в палате.
– Верно. Утром она просила меня о том же.
– Короче говоря, это представляется мне аномальностью. А ты что думаешь?
– Хочу сначала послушать тебя. Все равно у меня рот занят.
– Как ты можешь запихивать в себя столько помоев?.. Хотя подозреваю, что это отвлекающий маневр. – Мирза нахмурился. – Держу пари, Элсоп пытался убедить тебя, что она страдает полным набором симптомов истерии: эксгибиционизм, истерическая амнезия, и весь этот джаз. А сам при этом прекрасно понял, что столкнулся с явлением исключительным.
– Хотел бы я, – сказал Пол с неожиданной пылкостью, – чтобы Бог дал мне твой талант предсказывать человеческое поведение.
– Это не талант. Это означает, что я пропускаю через голову все, что жители этой страны принимают как должное, и чему я должен учиться, потому что иностранец.
– Что ты думаешь о культурном шоке? – спросил Пол.
– Что? А, ты имеешь в виду шок, когда человека забрасывают в центр Китая или куда там еще, а он не может даже прочесть указатели на столбах?
– Мирза стряхнул с сигареты пепел. – Да, некоторые из моих пакистанских приятелей этим страдают.
Из богатых домов у себя на родине приезжают сюда, живут, как свиньи в трущобах, не заботясь даже о том, чтобы помыть окна и разобрать бумаги, не пытаются завести друзей среди местеых и, как только кончается срок учебы, или ради чего там они сюда приехали, возвращаются домой со вздохом облегчения. – Он помолчал.
– А к чему ты вдруг спрашиваешь?
– К Арчин, – неохотно ответил Пол.
«Когда идея приходит мне в голову, она похожа на удар, или на паралич.
Вид при этом наверняка глупый.»
– Понимаю. Ты думаешь, что она – давай посмотрим – неграмотная дочь или жена какого-нибудь иммигранта, не знаю, или ее привез в Британию более образованный родственник, и она ни слова не знает на чужом языке: Но что она делала в лесу без одежды? Или муж-деспот выгнал ее в таком виде из дома за какую-нибудь провинность?
– Я бы не стал вдаваться в столь глубокие подробности, – задумчиво произнес Пол.
– Но это, по крайней мере, дает хоть какое-то направление.
– Флаг тебе в руки. Но имей в виду, если ты изложишь свою идею Сопливому Элу, он решит, что это его изобретение, а не твое. Он очень ревниво относится к чужим мыслям, не замечал? – Мирза бросил взгляд на часы. – Черт, я собирался еще минут десять почитать после ланча: Так что ты собираешься делать с Арчин?
– Элсоп насочинял целый список: анализ мочи, рентген головы – да, хорошо, что ты мне напомнил, надо послать заявку в Бликхем. И еще одну вещь, которую придумал сам. Кстати, тебе не попадался по-настоящему хороший невербальный интеллектуальный тест?
– Ну, разве что для животных. Но ты можешь спросить у Барри Тамбелоу.
Пол щелкнул пальцами. Он встречался с Тамбелоу, когда тот приезжал в Чент выявлять больных детей с врожденным слабоумием, которые по положению должны были находиться в специальных заведениях, но жили здесь из-за вечной нехватки места.
– Спасибо. Я мог бы и сам догадаться.
– Может, он тебе что-нибудь и подскажет. На нашего святого Джо очень похоже – смотреть на педиатрию как на модное увлечение вместо того, чтобы взять в штат хорошего детского психолога. Если бы: Ладно, мои предрассудки и так всем известны. Пока.
Оставшись один, Пол принялся машинально перемешивать в тарелке тушеные яблоки, думал же он при этом совсем о другом.
«Не сумасшедшая, а просто перепуганная. Нет, это общие слова, слишком часто умственные расстройства сопровождаются беспочвенным страхом. И что-то в ней очень рациональное, в этой Арчин. Да, параноики рациональны, даже слишком, но паранойя – это уже серьезно, а все похоже склоняются к тому, что у нее не больше, чем истерия: Если она действительно хочет знать английский, придется ее учить. Без языка мы все равно ничего не сделаем.»
13
Неприятности начались на следующий день.
После разговора с Мирзой Пол на некоторое время задержался в больнице.
Полный благих намерений позаниматься после ужина, он остановился у «Иголки» купить пару кварт пива и честно направился домой.
Неотвязное чувство, что он в большем долгу перед Арчин, чем перед другими своими пациентами, поскольку именно в ее болезни воплотились его воображаемые страхи, долго стояло между ним и учебником, пока, вконец разъярившись, он не принял твердое решение выкинуть ее из головы по крайней мере до тех пор, пока не получит результатов анализов и рентгеновского снимка.
Следуя этому решению, он большую часть утра посвятил разбору бумаг и отчетам нянечек и сестер о том, как проходит химиотерапия, назначенная некоторым пациентам. Все шло хорошо, если не считать двух довольно крупных неприятностей.
Мелкие не прекращались никогда, и Пол давно к ним приспособился.
Первая заключалась в весьма невеселом появлении новой больной. Из Бликхема привезли старую женщину – она лежала там с переломом шейки бедра.
Долгое пребывание в больнице, как это часто случается, уничтожило остатки ее самосознания; день за днем личность деградировала, пока после многочисленных проволочек с выпиской врачи Бликхемской больницы не диагносцировали у нее необратимое старческое слабоумие и не связались с Чентом.
Это больше походило на доставку груза, а не человека: завернутый в одеяло скелет, беззубое лицо с застывшим на нем выражением детской озабоченности. Во время поездки она испачкала одежду, и теперь вокруг нее стоял невыносимый запах испражнений.
«Это эгоизм, но я рад, что женщины живут дольше мужчин. Есть надежда умететь раньше, чем дойдешь до такого состояния.» Почти две трети обитателей Чента составляли женщины, а доля их среди хронических гериатриков была еще больше. Ничего удивительного, думал иногда Пол, что древние связывали истерию с болезнями матки: во все века женщины сходят с ума в два раза чаще мужчин.
Вторая неприятность началась с телефонного звонка.
– Доктор Фидлер? – он узнал голос сестры Уэллс. – В палате ЧП. Боюсь, что из-за этой девушки Арчин.
Секунда оцепенения. Затем:
– Сейчас иду!
«Только не говори, что она еще кому-то сломала руку!» Он нашел сестер Кирк и Уэллс в женском отделении: те стояли над хитролицей Мэдж Фелпс, которая судорожно вцепилась в щетку для волос с нарисованным на ней аляповатым цветком. Арчин в это время сидела на аккуратно заправленной койке, время от времени трогая пальцами воспаленный красный след на щеке.
– Что случилось? – спросил Пол.
Сестра Уэллс заправила под колпак выбившуюся прядь волос.
– Мэдж говорит, что Арчин хотела украсть у нее эту расческу, поэтому она ее ударила. Я пыталась разобраться, что было на самом деле, но это не так легко.
«Кроме всего прочего, то, что придумывают сумасшедшие, – собственные версии правды.» Пол нахмурился.
– Что они вообще здесь делают?
Сестра Кирк принялась рассказывать.
– Мэдж отказалась выходить из палаты, сказала, что не доверяет Арчин.
Мы оставили ее здесь в ночной сорочке, чтобы посмотреть, что будет дальше.
А Арчин вообще нет смысла куда-то выводить, потому что она не понимает, чего от нее хотят.
– Она все продолжает играть в английский язык, – повышая голос, перебила сестра Уэллс. – Боюсь, это раздражает больных, она пристает ко всем подряд, чтобы ей говорили названия самых обычных предметов.
«Играть?»
Но этот выпад Пол оставил без внимания.
– Она стала цепляться к Мэдж сразу после завтрака, наверное, потому, что больше не к кому, и, видимо, решила выяснить, как называются эти штуки. Но даже сестры не трогают без разрешения ее имущество, потому что иначе могут потерять клок волос. Шлепок расческой – я бы сказала, что она еще легко отделалась.
– Грязная воровка! – громко произнесла Мэдж. – Должна сидеть в клетке целый день и целую ночь, а мы будем смотреть в дырочку и смеяться.
Арчин встала с кровати. С безнадежным видом она вернулась в свой бокс и закрыла за собой дверь.
– Кажется, она поняла, – удивленно сказала сестра Уэллс.
«Поняла? Нет, просто сдалась.»
Но прежде, чем Пол успел раскрыть рот, от входной двери раздался голос:
– Сестра! Сестра, привет, что у вас тут происходит?
«Наша экономка во всей своей красе, как говорит Мирза.» Выслушав отчет, старшая сестра Тородей повернулась к Полу.
– Вы не считаете, доктор, что ей нужны успокоительные? Не могут же мои сестры тратить все свое время на ее фокусы.
– Нет, – ответил Пол.
Экономка заморгала глазами.
– Простите?
– Я сказал, нет. Я не собираюсь прописывать Арчин никаких лекарств, пока не удостоверюсь, что она в них нуждается.
Старшая сестра Тородей была слишком хорошо воспитана, чтобы рассмеяться ему в лицо, но она нашла другой способ.
– Сестра, что вы об этом думаете?
– Воткнуть в нее иголки! – громко сказала Мэдж. – Много иголок!
Много-много иголок!
– А ну, тихо! – резко приказала экономка, и Мэдж, испуганно притихла. – Сестра, вы говорили:
– Ну, с ней не так уж много проблем, – пробормотала сестра Уэллс.
– Минуту назад вы сказали, что она надоедает сестрам и больным.
Определитесь, пожалуйста, сестра Уэллс!
«Больше всего меня раздражает, когда они стремятся избавиться от пациентов, которые доставляют им беспокойство.» Почти забытая мысль в сопровождении неясного удивления вдруг пришла ему в голову. Возможно, вчерашнее замечание Мирзы о церковных ассоциациях, которые вызывает надтреснутый звон башенных часов, вытащило у него из памяти фразу, которую он слышал когда-то, но не вспоминал много лет: терпи дураков с радостью.
«Хотя бывают дураки и дураки: Нет, дело не только в беспокойстве, мы ведь вполне толерантны к тем, кто считается нормальным. Насилие, буйство: это другое дело, когда наши возможности исчерпаны и альтернативы нет. Мы зовем на помощь фармакологию и: Но почему нас так раздражают те, кто пытается до нас достучаться, не потому ли, что они стучат, чтобы сообщить нечто ужасное? Ведь мы не оставляем им другого способа выразить то, что они чувствуют, кроме их собственной грязи!» Он резко сказал:
– Пожалуйста, не спорьте, сестра. Я считаю, что Арчин не нуждается ни в транквилизаторах, ни в каких-либо других медикаментах.
– Мне кажется, вы что-то упускаете, Доктор. Эта Арчин – кстати, что за нелепое имя! – эта молодая женщина сломала руку взрослому мужчине. Я не хочу, чтобы подобное произошло в больнице, и, думаю, вы со мной согласитесь. – Старшая сестра Тородей не привыкла, чтобы ей возражали, но сейчас ее голосу не хватало обычной твердости.
– Напротив, – ответил Пол, – это вы упускаете тот факт, что в данном случае она является жертвой нападения. С Мэдж Филпс случались раньше подобные вещи, сестра?
– спросил он, оборачиваясь.
– Она налетает на всех, кто притрагивается к ее вещам, – ответила сестра Кирк.
– Кто ее врач?
– Доктор Рошман.
– Она получает сейчас какие-нибудь лекарства?
– Ларгактил, но доктор недавно снизил дозу.
– Сегодня до конца дня давайте ей прежнюю дозу, а если доктор Рошман спросит, почему, сошлитесь на меня.
«Вопрос, на который нет ответа: я это делаю, чтобы досадить экономке, или это верное решение, учитывая вечную рошмановскую нерешительность?
Чистая правда, что он меняет свои предписания столько раз за одну неделю, сколько Элсоп за год, и мне остается только молиться, чтобы предыдущее оказалось верным.» Щеки старшей сестры покрылись красными пятнами, Пол тактично отвел глаза и обратился к сестре Кирк.
«Еще немного, и они с полным правом обвинят меня в том, что я завожу среди больных любимчиков. Но это позже.» – Кроме английского, Арчин еще как-нибудь беспокоит пациентов?
– Да, – к неудовольствию Пола был ответ. – Она за ними наблюдает.
– Что же в этом плохого?
– Она смотрит на них во все глаза и повторяет их движения.
– Потому что не знает сама, как что делается?
– Похоже, что так. Но не удивительно, что больных это раздражает. – Сестра замялась. – Ну, и конечно, им не понравилось то, что произошло сегодня утром в умывальной комнате.
– То есть?
– Она разделась догола и принялась очень тщательно мыть интимные части тела. Это многих шокировало. У нас несколько пациентов воспитаны так, что пользуются отдельным полотенцем для лица, а она вытерла все тело одним и тем же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35